Радушные. Держащая купол. Глава седьмая
Сговаривались о работах по возведению избы и закладке опечь , Полонея с волхвом Любочадом провели обряд заимки у леса, принесли богатые пожертвы духам и лесному зверью. Началась корчевка и подготовительные работы, проводимые быстро, благодаря помощникам из селения. Благо, что и весь большая, и помощников вдоволь работящих да смышленых, обширный рынок, где всегда можно приобрести все необходимое, чтобы не ездить туда – сюда в Полоцк.
Волхв Любочад провел обряд закладки избы, закопав под первым венцом голову жертвенного коня. Желислава перенесла под новую избу горшочки с прахом ее предшественниц, что и после смерти несли службу, охраняя последовательниц их трудов, радея за людские судьбы и здраву.
На гулянье по случаю закладки избы пришли почти все жители веси, кроме больных и глубоких стариков. Они попросту не могли добраться до места, что находилось в полутора верстах от селения. Нарядные женщины, мужчины, смеющиеся дети, все, кто только смог пришли на обряд. Прямо, на улице разместили на треногах котлы, варили и жарили мясо. Хозяйки, благодарные Желиславе за ее помощь, а теперь уже и Полонее принесли пироги, блины, студни, вареные яйца, засахаренные в меду фрукты, соленые и маринованные грибочки, моченые яблоки и квашенную черемшу, жаренных гусей, уток, перепелок и куропаток, все чем богаты. Песни и пляски звучали до самой зари. А старая Желеслава, нарядная и радостная наблюдала с умилением за празднеством, и сердечно благодарила свою названую дочь за выпавшее ей счастье, на склоне лет.
Изба – красавица росла быстро на загляденье всем. Загодя Полонея наложила на свежую венцы чары, чтобы избу не вело и не крутило, дабы новехонькие бревнышки оставались гладкими и не шли трещинами. К наступившим поздно холодам уже поставили конек, новоселы перевезли скарб и стали жить поживать в новой избе просторной и светлой, с оконцами в два венца с локоть, где оконные просветы были забраны выдувными стеклышками, встроенными в раму. В подызбицу и на чердак сложили богатые припасы, развесили травы. Старая Желеслава заняла почетное место на широкой печной лежанке, а Полонея устроила себе отдельную клеть за красивой шторкой, а позднее установила и крепкую дверь.
Чудо – печку, какой в этих краях еще не видывали Полонея побелила и разрисовала яркими цветами и чародейными знаками. Желислава с удовольствием развешивала на ней вязанки чеснока и кольца колбасы, пучки трав, ставила плетенные противни с овощами, ягодами и грибами.
Запахи свежего дерева новой избы, смешиваясь с ароматами трав и завяливающейся снеди, создавали умиротворяющее состояние уюта и тепла. Знатно сработали и заговоры волхва Любочада и Полонеи. Новая изба не давала видимой усадки, все оконные рамы остались целыми. Да и трещин на бревнах ни одной не случилось. Красота, да и только!
Желислава достала с чердака разобранный ткацкий станок, что хранился там завернутый в пропитанные живицей шкуры долгие годы и тюки с разноцветными шерстяными нитками. В старой избе для всего этого места не было. А здесь, в огромном новом жилище она смогла поставить его у окна и удобно устроиться для любимого в далекие времена рукоделия.
Все больше времени пожилая женщина проводила дома. И силы уже не те, чтобы ходить в веси, да и молодая ее помощница легко справлялась со всеми делами за пределами дома. Для тяжелой работы девушка брала в помощь мужчин из веси, да крепких девок, а со всем остальным справлялась сама. Благо, что вдалеке от людей жили и завсегда можно было чарами пользоваться. Вот и осталось Желиславе травы перебирать, разливать по горшочкам настойки да мази, готовить снедь и, всласть ткать ковры с причудливыми мотивами узоров. За любимой работой незаметно приходили воспоминания. Те самые, что она долгие годы гнала от себя, вымещала из памяти любыми способами, лишь бы не резаться чувствами об осколки былого счастья, которое в одночасье оборвалось со смертью мужа, сыновей, ее миниатюрной невестки и крошечной трехгодовалой внучки.
Каким же безграничным было счастье в те времена! Любимый и любящий муж, всю жизнь нарадоваться на нее не мог, трое сыновей красавцев, ее чудесная невестка Сона. И ….. внучка Эда. Память стерла все плохое. Раньше перед взором представали их мертвые лица, искаженные предсмертной болью. Из рук мертвой Соны так и не смогли забрать Эду. Когда она пыталась своими объятиями защитить дочь, их ударили одним роковым ударом длинного меча. Ее девочек так и предали огню в обнимку. В те далекие времена она с трудом переносила несправедливость судьбы. Почему осталась жива? Почему вместо нее боги не оставили в этом мире …. Кого? Внучку? Сына? А которого из трех? Но ответы не приходили и облегчение от боли тоже. Пока она не пришла в эту избу и, волхв Любочад не прочел книги ей откровений богини Мары. Не то чтобы от них стало легко. Но, по крайней мере, она смогла принять свою потерю и смириться. Примириться с чувством того, что где-то в этом огромном мире возможно уже живут новой жизнью души ее родных. И, слава богам, теперь на старости лет река ее памяти уже не приносила тяжелых воспоминаний. За рукоделием приходили лишь те образы, что согревали душу своим теплом: Ее встреча с будущим мужем, их богатая свадьба, рождение детей и частые странствования по торговым делам всей семьей, когда дети выросли.
Четыре года они жили в большом городе на берегу Хвалынского моря, что звался Бакух . Там она и пристрастилась вместе с женщинами, щедро делившимися с ней премудростями ремесла в обмен на то, что она лечила от хворей их семьи к ковроткачеству. Там же она и узнала, как из травы гармалы делать прочные краски для шерсти от темно – красного до розового цветов. Из корней марены тоже получались стойкие красные цвета. Тирианский фиолетовый приходилось просто покупать, и был он весьма дорог. Из вайды и индиго творили синие и голубые оттенки. Черные из чернильного орешка, что рос на дубах маленькими наростами. Желтые краски готовили из корней куркумы.
Всего пару лет и понежилась старая Желислава в новой избе. Спала на мягкой теплой лежанке, ткала свои чудесные ковры. А потом, к осени слегла, отказавшись от помощи своей юной подруги. Та настаивала, зная, что может помочь продлить жизнь старой женщине, но умирающая просила:
– Оставь, Полонеюшка. Старая я стала, давно уж старая. Пора бы мне и покой принять, да с мужем моим любимым и детками свидеться. Забрали боги чад моих, да вот вознаградили тобою перед смертью. Весь скарб мой оставляю тебе. За бочками с грибами в подполе старой избы монеты схоронены, распоряжайся. Будешь хозяйствовать, пока замуж не пойдешь и не дай бог просидеть тебе тут всю жизнь вековухой древней. По всему было видно, что каждое слово давалось ей с трудом и силы ее таяли, с каждой минутой приближая скорый конец ее жизни.
– Матушка. Ну, позволь мне помочь тебе. Не унималась девушка.
– Нет, дочка. Оставь. Дай мне уйти с миром. И Полонея оставила, не смея перечить выбору дорогой ей женщины.
Она тихо отошла за предел ранним утром, когда Полонея суетилась за травами, вороша подвяленные горки на чердаке. Где-то вдали завыли волки и, по их протяжному вою Полонея поняла, что сейчас, когда она спуститься, то там будет лишь бездыханное тело ее близкого человека. Она спокойно вошла в избу, не глядя на покойницу отворила глухой затвор на стене, что специально был сделан для этого случая, распахнула все окна и дверь, чтобы духу покойницы было сподручнее отходить.
По обычаю, принятому меж ведунами, она сама должна была проводить свою подругу в последний путь, совершив все обряды и требы без посторонней помощи, чтобы люди не видели свою душеспасительницу да здраво помощницу померлой, чтобы навеки она для них оставалась в памяти живой. Омыв свою ушедшую подругу в бане, провела Полонея над нею обряды, облачила покойницу в одежды, пропитанные живицей, и отволокла на волокуше иссохшее тело Желиславы на берег узенькой речки, где ранним утром соорудила краду из тонких ольховых бревен и посыпала кладку сушеной полынью и хельбой. Лес, река и все вокруг замерло, словно чувствуя торжественность момента и провожая в последний путь ту, что долгие годы бродила между деревьев в этих краях, ощупав каждую кочку, в поисках целительных трав и обдав своим дыханием все вокруг.
Никто не плакал над крадой Желиславы – не положено. И Полонея не плакала. Таков, заведенный испокон веку закон. Не принято у ведуний провожать плачем и причитаниями. А принято отпускать с благодарностью за их деяния во славу богов и на пользу людям.
Расправив сладки одежд и, расставив горшочки посыпанной пеплом из домашней печи и, в заведенном еще в стародавние времена порядке, девушка вложила покойнице в руку торбу с ее зельями и вещицами, дорогими Желиславе, при жизни, выстлала вокруг головы корону из сушеных соцветий бессмертника, прочла обращение к владыке Нави и светлым богам, дабы приняли ее подругу с миром и проводили на Сварожии дубравы. Облила живицей краду, сверху донизу и зажгла огонь. А потом глядела как огонь, слизнув золотистые капельки живицы с верхних поленьев, обнял тело Желиславы. Пламя очищало от земных скорбей и радостей, превращало в прах дорогое ей существо.
Когда огонь почти догорел, на пасмурном небе вспыхнуло яркое осеннее солнце. В зарослях бузины зашуршало. Полонея обернулась и увидела пару волков, что часто наведывались к Желиславе, на двор, но никогда не входили в избу. Волки постояли некоторое время и, издав протяжный вой медленно удались.
Боги приняли ее старую подругу! Лишь погасли последние всполохи огня, как тут же птичьи трели стали раздаваться отовсюду, провожая дух упокоившейся ворожеи в Светлый Ирий. Под птичьи трели, освещенная ярким солнцем, прямо на траве, Полонея отведала обрядовых кушаний, что приготовила для тризны, выпила хмельного меду и разложила остатки заупокойного пира на полянке для зверей и птиц, единственных свидетелей погребального костра, посыпала пеплом. Кострище крады остыло. Девушка собрала остатки праха, сложила их в украшенный росписью глиняный горшок и уже дома зарыла горшок по обычаю под порогом новой избы, куда Желислава перенесла прах их предшественниц. Теперь Желислава станет невидимым постороннему глазу хранителем – чуром – пращуром. И силы зла не смогут проникнуть в дом и навредить тем, кто в нем обитает.
Постепенно осень сменилась студеною зимой, непомерно дорогие для лесной избушки стеклышки на оконцах затянуло изразцами инея. В ночное время, чтобы сберечь тепло в избе, Полонея задвигала на окнах затворы. К ней часто приходили болящие и скорбящие и она, как ее предшественница выполняла все те обязанности, что по чину положено исполнять знахарке в этих краях. Тяжело было ей взирать на физические скорби и душевные терзания людей, приходивших к ней, но она крепилась, ибо кроме нее никто не может в этой глуши помочь и облегчить страдания скорбящих. И облегчать страдания положено обыденными способами, как заведено это знахарке, не применяя мощных чар. Иначе нельзя.
Вещи покойницы девушка раздала нуждающимся, заговорив от хворей и на защиту достатка. Те с благодарностью принимали их, вспоминая свою душеспасительницу добрыми, от сердца идущими словами. Все знали, что по ней плакать запрещено, но иногда кто – то не сдерживал набежавшую слезу, и спохватившись быстренько утирался.
Разбирая вещи Желиславы, она находила в сундуках записи ее наблюдений и сборов на плохо сохранившихся берестяных клочках и на пожелтевшей дорогой бумаге, на глиняных плашках и тонких серебряных листах, почерневших то ли от времени, то ли от того, что давненько их не касались живые теплые руки. Попадались и золотые, испещренные резами листы, величиной с три, а то четыре ладони, что уж совсем удивляло девушку. Она хоть и знала, что Желислава при муже – купце жила богато, но чтобы так. Достала несколько тяжелых кожаных книг, с выступившей на них солью и длинными зимними вечерами, переписывала на новые листы плотной бумаги, которую в изобилии привозил отец, когда она была у Ведагоры. Ведагора же навестила ее лишь раз, спустя четыре седмицы после ухода Желиславы. Погостив несколько дней, которые стали для девушки отдушиной, отправилась восвояси. Изредка Полонея ступала на снегоступах на базар, прикупить свечей, полотна, да сладостей, послушать новости, кои туда приносили купцы, да заезжие люди и немного пообщаться с людьми.
Свидетельство о публикации №225042201620