Радушные Держащая купол Глава двадцать пятая

За четыре дня, остававшиеся у путниц до отправления драккара на Руян, им пришлось немало потрудиться, дабы подобрать на торжке в Соунише необходимые в пути к землям саамов предметы. Унге – суложь старшины Радвила, выслушав о потребностях путниц, показала, где и что можно купить. Женщина вместе с гостьями прошлась по лавкам, и сбив для них плату, где вдвое, а где и в трое помогла приобрести все нужное.

От нее гостьи узнали, что у их хозяйки вдоволь всего, что может пожелать любая женщина. Но вот давно она не могла стать матерью, а трое сыночков, рожденные в молодости померли еще в раннем детстве. Она посетовала, что будучи любящей суложью своего храброго супруга, больше не может ждать чуда и пользоваться его безграничной любовью и тем, что тот не только не разводится с ею неплодной, но и не берет  в дом другую суложь или наложницу, сына которой можно было бы ввести в род как наследника своего отца и господина их земель.

Прознав о ее печали Ведагора и Чаромудра, осмотрели женщину и вопросив о воле богов, к вечеру первого дня, желая отблагодарить хозяйку за ее гостеприимство и добрый нрав, повели в баню и до утра творили обряды, в которых им помогала Полонея.

Уставшую женщину уложили спать под навесом из тонких, близко подогнанных стволов берез рядом с общинной избой в крытой мехами долбленке, подвешенной на цепях. Две девочки подростка должны были раскачивать упаренную почивающую хозяйку до самого вечера, сменяя друг друга. К вечеру того же дня ведуньи снова повторили обряды. По утру опять девочки качали свою спящую хозяйку в долбленке, висящей на цепях под навесом.

Ближе к полудню Полонея сидела в нескольких саженях от навеса, где спала Унге и вышивала свою новую непомерно дорогую расклешённую к низу пурпурную рубаху.
Рядом с долбленкой, в которой покоилась Унге остановились две женщины. Молодая и постарше.

– Спит, сука неплодная –зло сказала, старшая.

– Мама, сделай что – нибудь. Если подействуют чары этих чужачек, то понесет ведь. И не видать мне Радвила как собственных ушей. И все наши старания прахом пойдут. Голос молодой девахи почти срывался на писк.

«Не видать тебе, уже не то, чтобы Радвила, но и вообще никого не видать» – решила про себя Полонея.

– Не волнуйся, ястребица моя ладная, сейчас мы поправим их колдовство. Ничего у старух не получится. А там, глядишь, и снег лечь не успеет, как она тебе на блюдечке, своего муженька преподнесёт. Не печалься, моя Эгле. Мамочка все для тебя сделает.

Женщина начала читать заговор и чертить в воздухе знаки, направляя нити своего колдовства к Унге. Но уже, порядком разозлившаяся Полонея, достала из-за пазухи прясло на красной шерстяной нитке и стала крутить, не только отводя чары женщины от Унге, но и насылая на неудачливую колдовку свои. Женщину скрутило. Она схватилась за живот и, стала кататься по земле, изрыгая из нутра рвоту полную желчи.

– Мамочка, мамочка, что с тобой. Мамочка! Кричала юная Эгле. Что случилось? Недоумевала дочь. Глядя на происходящее. К женщинам стали подтягиваться люди. К катающейся и испачканной в собственной рвоте и грязи женщине подбежал средних лет мужчина в добротной одежде.

– Гинтаре! – Кричал он. – Что случилось? – Дочь! Эгле! Что с твоей матерью? Что с моей Гинтаре? Поднялась суматоха. Люди все пребывали и пребывали. Рядом с Полонеей оказались Ведагора и Чаромудра.

– Это ты постаралась? Спросила Ведогора Полонею, кивнув в сторону содрогающейся в припадке Гинтаре. Девушка кивнула.

– Ее речи, ей же на плечи. Без тени смущения подтвердила Полонея. – Ты же искала того, кто колдует на Унге и ее мужа, зная, что с телом у обоих все ладно.
Спокойно ответила воспитанница и тяжело вздохнула. – Вот они и подоспели. Мать Гинтаре и дочь ее Эгле желающая стать супругой старшины Радвила. Полонея встала к своей воспитательнице спиной и продолжала насылать чары на валяющуюся на земле Гинтаре. Та, рыча, раздирала себе лицо и в кровь кусала губы. Ее муж пытался остановить женщину, но ничего не получалось. Тогда Чаромудра проговорив несколько слов, и щелкнув пальцами, остановила чары Полонеи.

– Достаточно, девочка. Сказала она. – Мы на чужой земле, и мы не вправе решать судьбу кого бы то ни было тут. Думаю, ты надолго лишила эту чернуху желания колдовать. Она поглядела на Эгле. – У этой никакого дара нет. Но я не удивлюсь, что эта Гинтере не одна. К ним бежала женщина лет двадцати семи.

– Мама, мамочка! Что с тобой? Кричала она и озиралась по сторонам в поисках источника чар, наведенных на ее мать. – Что случилось Эгле? Что с мамой? Бросилась та допрашивать сестру.

– Гедре! Закричала Эгле. – Сестра я не знаю. Маме вдруг стало так плохо. Но старшая сестра Гедре, похоже поняла, откуда ветер дует. Она в один момент оказалась в полутора саженях от Полонеи. Но Ведагора спрятала ее за свою спину.

– Что случилось, деточка? Ласково произнесла волхва, глядя в упор на Гедре. Гедре стушевалась и испуганно проговорила.

– Я вдруг подумала, что ….

– Ты неправильно подумала, дитя, приблизившись к молодой женщине, сказала Ведагора. – А будешь много думать и неправильно думать, то и ты сейчас окажешься в том же положении, что и твоя мать. Едким шепотом пригрозила Ведагора.

– Да я тебя! Она подняла руку, чтобы ударить Ведагору, но рука повисла плетью, не поднявшись и нескольких пядей вверх. Ведагора подошла в молодой женщине, обняла ее нарочито ласково, чтобы видели все собравшиеся зеваки.

– Сейчас ты, лапушка, заберешь свою мать и сестрицу, и вы пойдете отсюда по добру по – здорову.

– А если нет? В женщине нарастала ярость, но рука по – прежнему ее не слушалась.

– Разумею я, что дорого тебе обойдется ответ на твой вопрос, девочка. Еще тише проговорила волхва. К Гедре подошел мальчонка, лет семи.

– Мама, мама! Что с бабушкой. За ним семенил еще один лет четырех, таща за руку плачущую девочку.

– Твои выродки. Спокойно толи спросила, толи уточнила Ведагора. Гедре хотела, что – то ответить, но та ее опередила. – Можешь не отвечать, гляжу, что тебе может еще меньше понравиться ответ на вопрос твой. Так что забирай своих выродков, свою мамашу и сестрицу и топайте восвояси.

На площадку, где происходила вся эта неприятная ситуация подоспел Радвил. Окинув взглядом происходящее, он спросил у мужа уже приходящей в себя Гинтере, что случилось.

До сих пор не понимающий, что произошло мужчина, попытался что – то сказать, но его перебила старшая дочь.

– О, господин Радвил, сказала она. – Кажется, мама отравилась. Нам нужно идти домой.

– Матушка Чаромудра обратился к стоявшей рядом пожилой женщине старшина. – Не сочти за труд, сделай милость осмотри с твоими спутницами суложь моего боярина Аласа.

– С большой охотой. Отозвалась та, но уже и Гинтере смекнувшая, что к чему почти закричала.

– Нет! Благодарствую, мой пресветлый господин! Мне уже лучше. Пойду домой, отвар заварю. В суматохе никто и не заметил, что вся эта возня разбудила почивавшую в долбленке под навесом Унге. Та давно уже выбралась со своего ложа и внимательно наблюдала все происходящее.
 
Когда боярин Алан со своими дочерями и внуками отправились восвояси, а народ продолжил обсуждать происходящее, она напустилась на зевак.

– Вам, что люди заняться нечем? Чего стоим, кого ждем? А ну – ка расходитесь по свои делам! Приказала суложь старшины. Народ, кланяясь, поспешил исполнить приказание суложи старосты. Площадь быстро опустела. Унге подошла к Чаромудре, стоявшей рядом с Ведогорой и Полонеей. Не спрашивая о произошедшем, хозяйка Соулниша спросила.

– Я правильно поняла? Чаромудра утвердительно кивнула.

– Ну коли ты поняла, что суложь вашего боярина Аласа Гинтере и его старшая дочь Гедре колдовали для того, чтобы ты все эти годы не смогла затяжелеть, то правильно. Я пока, что не разобралась во всех хитросплетениях этого действа, да и не уверена, что все это нужно, но и так ясно как день. Нарочито спокойно проговорила Чаромудра.

– Разумею, ты права, матушка Чаромудра. И как же я раньше не могла догадаться? Ведь… Она взяла голову руками и села на землю. Слезы градом катились по щекам женщины. Ее муж бросился к ней и стал обнимать, стараясь успокоить любимую и не желая верить в происходящее.

Ведагора подошла к супругам, и стала подталкивать их ко входу в длинную общинную избу. Вслед за ними двинулись Чаромудра и Полонея. Полонея прогнала из длинного дома суетящуюся вокруг очагов челядь за приготовлением снеди и закрыла на засов двери, чтобы любопытные не заглядывали внутрь.

Унге рыдала в голос, оплакивая свою долю. Она рыдала и ее рыдания поднимались вверх, там, где на втором и третьем поверхе длинной общиной избы располагались ниши, в которых за меховыми пологами устраивались на ночь воины и челядь. Из глубины огромного дома к ней поспешила ее старая кормилица и, обнимая свою подопечную, плакала вместе с ней. Видя непереносимые страдания любимой, старшина Радвил тоже плакал, обнимая женщину, которую он любил больше жизни. Которой он дорожил больше, чем своей вечностью, рискуя не оставить наследников, которые заменят его после неминуемой для всех смертных кончины. Постепенно рыдания златокудрой Унге начали стихать. Силы почти покинули ее, и она стала говорить, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно.
 
– Всю мою жизнь я знала моего любимого Радвила. С того самого момента как я осознала себя, я знала, что стану его женой. И даже тогда, когда мой отец – Линас Короткий меч предложил мне расторгнуть помолвку и уехать в Старую Упсалу, чтобы стать женой Эйрика Круглолицего, я не согласилась. И тогда отец оставил меня здесь одну, забрал мою младшую сестру Кайсу, отвез ее в Старую Упсалу и отдал в жены Эйрику, да продлят боги их дни. Моя свекровь – старая Сяде, да пошлют ей боги вечную жизнь, прознав про то, что отец мой Линас Короткий меч оставил меня тут одну без приданного, и зная о моей преданности моему любимому Радвилу, все равно оставила меня в доме и сделала своей дочерью. Да славятся наши светлые боги!

Сразу после свадьбы я затяжелела моим старшим сыночком Эгоном, спустя два года родился наш Хардо, а потом и Таави пришел в мир, озаряя своими чистыми синими очами все округ. Не было в подлунном мире счастливее меня невестки, которая от свекрови ни слова, ни взгляда худого не узрела. Не было счастливей меня жены, коя как королевна царила в сердце и помыслах мужа и не было счастливее меня матери, чьи сыновья росли здоровыми и прекрасными.

А потом появилась эта Гинтере со своими дочерями. Ох и говорила мне моя свекровь гнать ее или извести, а я глупая не послушалась. Ох и говорила мне моя матушка Сяде, что мое милосердие станет для меня проклятием. Унге говорила, а слезы все лились и лились, заливая ворот ее рубахи. – Пуще сестры моей Кайсы стала мне эта Гинтере, а с матушкой моей Сяде начала я сориться, ибо все время та велела мне гнать жену боярина Аласа от себя. И ведь невдомек мне было, когда свекровь моя упала с лестницы на чердаке, где яблоки для сушки раскладывала. А рядом крутилась эта змея. И все она крутилась вокруг мужа моего. Но этот – чистая душа и не замечал ее прелестей. А потом умер Хардо. В три дня сгорел от лихорадки. А следом за ним и Эгон пропал, а потом его к берегу морем прибило. Я тогда в тягости была и родился мертвым не доношенный наш мальчик –четвертый сын. А я как паморочная поверить не могла. Ведь даже умершая, моя свекровь снилась мне прося гнать эту ведьму отсюда. А потом, наш сыночек Таави... Он был под присмотром Гедре, вдруг упал – рыдания сотрясали женщину все с новой и новой силой – Вдруг упал в костровую яму у кузнеца Атли, когда тот отлучился поснедать, а я была на сыроварне, а муж мой, любимый на дальних покосах. И не стало всех моих сыночков родненьких. Полонея слушала рассказ несчастной женщины, полностью уверенная в том, что смерти свекрови Унге Сяде и ее сыновей на совести Гинтере.
 
– Умерли все мои сыночки. Умерли мои кровиночки. – Горе женщины разрывало сердце, разбивая о скалы жизненной реальности ее чистую детскую веру в исключительное добро жизни, ожесточая ее для борьбы со злом. Тут она толи услышала, то ли почувствовала шевеление за одной из меховых занавесок на втором поверхе.

Птицей метнувшись вверх по лестнице Полонея распахнула завесу и вытащила оттуда вжавшуюся в ложе девушку. Выволокла ту из ниши и смотрела горящим взглядом на нее. Она вжалась в пол не в силах выдерживать напор мощи разгневанной юной ведуньи. Хотя и была Полонея совсем еще юной, но боль, пережитая ею здесь высвободила наружу дремавшие внутри нее силы. Силы такой мощи и ярости, которые она не чувствовала доселе. Она взирала на валявшуюся у ее ног девушку. Не силах терпеть этот взгляд  она закричала.

–Я не виновата! Я не виновата! Если бы я не давала ей это питье…. И она замолчала. Полонея волоком на одну руку стащила ее вниз по лестнице. Старшина Радвил подскочил и схватил валявшуюся на полу девушку за волосы, намотал ее косу на свою руку.

– В чем ты не виновата? Кричал он. – Кому ты давала питье? Какое питье? Маатас! Отвечай. Но девушка молчала. Лишь слезы катились из ее почти бесцветных глаз. Радвил наотмашь ударил ее по лицу. Тонкая струйка крови потекла от разбитой губы вниз. Он с остервенением стал трясти свою служанку Маатас. – Отвечай, паскуда. Отвечай! Иначе дух из тебя вышибу. Ведагора подошла к нему и высвободила Маатас из его рук.

– Говори. Приказала она служанке, – Иначе хозяин пришибет тебя. Девушка какое-то время озиралась вокруг. И стала говорить.

– Моя мать однажды отравилась. И тогда эта змея Гинтере, сказала, брату, что даст ей противоядие, если он убьет хозяйского сына Эгонома. И он в страхе за мамину жизнь свернул ему шею, когда мальчик заходил к нему на конюшню, спрятал его тело, а ночью выбросил в море. И тогда она дала противоядие нашей матери. Но потом она сказала, что убьет меня, если он не убьет маленького Таави. И он, улучив момент, задушил его и бросил в костровую яму Атли, когда тот отлучился.

Радвил, доселе носивший густую охапку каштановых волос в момент стал седым. Он вытащил из ножен кинжал и занес его над все еще валяющейся на земляном полу Маатас. Но Ведагора удержала его руку.

– О каком питье ты тут толковала, Маатас? Девушка продолжила свой страшный рассказ.Это мой брат убил маленького Таави, его сердце не выдержало и он повесился на конюшне. Никто не обратил на это внимания, потому что все в городище оплакивали маленького Таави. А потом Гедре подловила меня, когда я выносила еду свиньям и сказала, что скажет хозяйке, что мой маленький Мешка сын хозяина и грозила, что хозяйка, прознав об этом прикажет убить его. Я говорила, что мой сын не от хозяина, и хозяин никогда меня не трогал, но она сказала, что если та расскажет хозяйке, то хозяйка поверит ей и убьёт моего сына. Я боялась за моего сына! Кричала девушка. Она знала, что я не смогу доказать, что мой сын рожден от Вилкаса – сына хозяина хутора за Черной балкой. Вилкас не хотел его признать и отказался от нас, когда я сказала, что в тягости. И тогда Гедре дала мне склянку с зельем, которое я должна была подливать хозяйке через две седмицы после ее женских дней. Она замолчала.

Ужас застыл на ее лице. Животный страх не за себя. Она понимала, что теперь у нее нет шансов на то, что она останется в живых. Она боялась за своего сына. Тот хоть уже и не был маленьким, в свои десять был еще не в состоянии себя прокормить. Она боялась за свою слепую мать. Что будет с ними Маатас прекрасно понимала. Никто не пожалеет ее слепую мать. И тем более никто не сжалится над ее Мешкой.

Она бросилась в ноги хозяина, но тот лишь с омерзением отшвырнул ее, ударив носком своего сапога. Она бросилась к хозяйке, но та достала из ножен кинжал и пронзила ее в самое сердце.

Слезы на глазах Унге высохли. Она уже не выглядела жалкой жертвой свалившегося на нее горя. Ее взор пылал ненавистью и жаждой мести. Она подняла на двери засов и бросилась сломя голову бежать к дому боярина Аласа и его семьи. Муж бежал следом за ней, а за ним бежали их слуги и гостьи. Жители городища, не знающие еще, что происходит, бежали следом.

– Гинтере! – вбежала в раскрытые, чтобы выпустить чад двери длинного дома Аласа Унге. – Гинтере! Входи, змеища поганая. На втором поверхе дома показалась Гинтере в чистой свежей рубахе с еще мокрыми после мытья волосами. Унге выхватила их ножен, рядом стоявшего и ничего не подозревавшего воина меч.
 
– Что случилось, дорогая подруга? Ласково проговорила Гинтере. – Что нашло на тебя? Как я погляжу, не к добру эти гостьи появились у нас. Она с ненавистью смотрела на Чаромудру и ее спутниц. Чаромудра утвердительно покачала головой и произнесла.

– Да уж. К таким как ты мы точно с добром не ходим. Унге поднималась по ступеням подняв вверх меч. – Ты убила мою свекровь. Это ты со своими дочками убила моих сыновей. В дом вбежал Алас.

– Радвил! Что происходит? Чего вы хотите от моей жены? Что за страшные обвинения выдвигает твоя суложь в ее сторону? Неужели она сейчас зарежет ее в ее же собственном доме как свинью? И ты старшина это позволишь? Где же закон?

– Закон? Радвил развернулся всем телом к Аласу.

– Ты сед! Ужаснулся хозяин дома. В дом вбежал старый жрец Рогозрис поднял свой посох вверх и устремив пылающий взор на Унге закричал.

– В чем ты обвиняешь жителей этого дома, женщина?

– Я обвиняю ее – она махнула в сторону Гинтере мечом. – В смерти моей свекрови Сяде, я обвиняю ее в смерти моих сыновей Эгонома, Харто и Таави, я обвиняю ее и ее выродков в смерти моего родившего мертвым четвертого сына, я обвиняю их в том, что что они заставили мою служанку Маатас подливать в мое питье зелье из – за которого я не могла понести столько лет и родить моему мужу других детей, лишая вашего господина вечности.
 
– Какие у тебя есть доказательства, госпожа? Унге снова обернулась в сторону Гинтере, но с той словно упала маска, и она засмеялась умалишенным смехом.
 
– Да! Да! Да! Кричала обезумевшая женщина. – Эта я скинула с лестницы старуху Сяде, которая сразу меня раскусила. Это я приказала убить ее выродков, потому что этот – Она махнула в сторону Радвила головой. – Этот мужлан, даже не хотел смотреть в мою сторону. Почему такой мужчина достался этой бесприданнице, когда я в сотню раз ее краше, когда я теряла от желания и покой и сон. Когда мои сундуки ломились от богатого приданого? А мне достался этот слабак. – она кивнула в сторону мужа. – Да! Алас! Я всегда хотела твоего господина. Ты даже мизинца его не стоишь. Ты, Алас, даже не представляешь сколько раз я лежала под тобой и грезила о твоем господине. А потом. Потом, когда я поняла, что мне никогда не получить его, я захотела отдать за него мою старшую дочь. Потому что тогда все богатства его рода перешли бы к ее детям. Но он как мы не старались, он даже смотреть в ее сторону не хотел. А все не отводил взора от этой нищей кобылы. И она, моя дочь, шлюха, блудливая предала меня, связавшись с таким же слабаком как ты, муженек. И стала плодить этих выродков. Она махнула головой в сторону одной из ниш, где, по всей видимости, были ее внуки. – Уж сколько мы колдовали на то, чтобы он – она с ненавистью глядела на Радвила, – Взял бы хоть разок мою младшую дочь Эгле. Отравили Унге на Купало. Но вместо того, чтобы пойти на гуляния и взять мою юную Эгле, ожидавшую его с приворотным зельем, за которое я кучу золота отсыпала старухе Калью. Он вместо того, чтобы заделать ребенка моей Эгле остался сидеть у ложа этой Унге, чтоб ее разорвало!

В этот момент Унге, вдоволь наслушавшись Гинтере изо всей силы размахнулась мечом и наискось рубанула, разделив тело женщины на двое.

– Сдохни! Ее взор погас. Но к ней уже неслась Гедре.

– Ты не могла вовремя уйти с нашего пути Унге, так умри же. Унге вывернулась из – под меча Гедре. Женщины стали биться. Гедре швырнула Унге в перила, ограждающие второй поверх и те надломились. Снова удар и перила рухнули, но Унге удержалась на ногах. Тут из ниши выбежала маленькая дочь Гедре и бросившись к матери поскользнулась на крови бабки упала вниз, прямо в горящий очаг.

Криков ребенка слышно не было, по всей видимости девочка сломала шею при падении. Гедре бросила меч и спрыгнула, вниз пытаясь достать из огня дочь, но, не удержавшись тоже, упала в очаг. Воздух в помещении заволокло едким дымом горящей плоти. Унге уронила меч и тот упав на плиты каменного пола, зазвенел в наступившей тягостной тишине. Она села, обхватив колени руками. Ее снова сотрясали рыдания. Не смотря на всю ненависть и жажду мести, она не желала зла маленькой Кюлли.

Люди схватили Эгле и потащили к позорному столбу. Никто ее не пытался защитить. Ее отец, униженный словами своей жены, воткнул себе в грудь кинжал. Два маленьких мальчика – сыновья Гедре стояли на втором поверхе и смотрели на дымящееся тело матери, накрывшее собой тело их маленькой сестры Кюлли.

Радвил взял на руки свою любимую и понес домой, затихшую в его объятьях. Тело Маатас уже убрали, уложив его на дворе, и над ним рыдал худенький мальчик однажды еще до своего рождения отвергнутый отцом, и оставшийся теперь без матери.

На другой день приехал муж Гедре. Все случившееся повергло повидавшего многое на своем веку мужчину в ужас. Ему ничего не осталось делать, как забрать свое имущество и сыновей, сесть на драккар и уйти в поисках нового места для жизни, где никто не может упрекнуть его сыновей в страшных деяниях его бабки и матери.
Последний день перед отъездом из Соулниша, гостьи провели в разговорах с Унге. Все навалившееся постепенно отпускало ее и оставалась надежда на то, что не смотря на все, что с ними произошло, она еще снова станет матерью. Никогда не сталкивающаяся в своей короткой жизни с таким злом Полонея просидела на лавке возле входа в дом Радвила не в силах есть и вспоминать о предстоящем странствии на Руян и дальше.

Но впитываемая годами мудрость и знания в скиту, а также молодость и увлекательное путешествие сотворили свое дело. Девушка с интересом наблюдала за морскими волнами, низким звездным небом, слушая рассказы Чаромудры, общалась с другими путешественниками. Так и прошел почти незаметно долгий морской переход. Суровое северное море лишь однажды за весь путь не на шутку разволновалось, поднимая ввысь и перебрасывая с волны на волну груженный товаром и людьми драккар.

Волнение на море не только не напугало Полонею и ее спутниц, но и наполнило невероятной силой и азартом. Выйдя на палубу из своего укрытия, все три женщины подставили лица пьянящему бешенному ветру. Струи дождя хлестали по щекам, застилая взор. Тело дрожало в экстазе от переполнявших их чувств, ликования и восторга. Руки непроизвольно раскрылись и тянулись вверх навстречу бушующей силе и молниям. Они каждой порой своей кожи втягивали разлившиеся в пространстве могучие потоки Море и небо щедро делились своей необузданной могощью, преподнося свой дар тем, кто в силах его принять.

Буря быстро закончилась и сидевшие в укрытии люди успокоились, перестав истошно кричать и сетовать. А вдоволь насытившиеся мощи стихии чародейки, со сверкающими очами, хихикали словно малые дети, которым посчастливилось заполучить полную кринку меда, молоко и каравай свежеиспеченного хлеба.