Море на всех

В соавторстве с Сергеем Лактионовым.
Рассказ занял первое место на конкурсе ВК "Хроники мёртвых городов 4. Реквием"
Довольно длинное произведение, почти повесть )




Кай никогда не видел моря. Да и не верил, что оно может быть.

С чего вдруг море ему приснилось, паренёк сам не знал. Может, наслушался проповедей «чистяков» на торгу, или запали в память рассказы Найки. Вот и пригрезилось что-то огромное, шевелящееся, сверкающее под солнцем…

Проснулся Кай до рассвета. Окно было завешено пологом, но Кай знал, что пока не рассвело – Горлач ещё не проорал с минарета призыв на утреннюю молитву солнцу. Так что паренёк закинул руки за голову и стал лениво размышлять.

Умник говорил, что море – это яма, полная воды: огромная, с целый Город. Каю не верилось. Конечно, вождь башковит… Но, видать, слегка подвыжил из ума! Будь море таким, вода вся бы впиталась в землю! Мать-земля – сухая, растресканная – жадно пьёт воду.

Тогда Кай вообразил себе море как котёл, рыжий от ржи. Огромный, как древний ста-ди-он. И полный воды: пей, купайся – не хочу!

Кто мог построить такую штуку, Кай не представлял. Наверно, только древние. Умник рассказывал, те были мастаки делать всякое… Вот и доигрались. Мол, клепали такие штуки – «бомбы». Вроде как бочки с закупоренной смертью. И кидались ими аж за пол-мира (тоже врёт, поди, это где ж такую катапульту возьмёшь?)

– Бо-омбы… – тихо произнёс Кай, покатав непонятное словцо на языке. Глупое, как мычание телухи – но, почему-то, страшное. Говорят, в одних бомбах был заточён огонь, сжигавший всё и вся. В других был мёртвый свет, убивавший живое, но не трогавший дома и вещи.

А потом… потом упали бомбы, из которых вырвалась Скверна. И на этом всё кончилось. И все древние, настоящие люди – тоже кончились. Остались одни они. Сквернавцы, порченые…

Кай поднял руку. Слегка напряг взор – и увидел, как под кожей ручейками струится горячая кровь. Пусть Скверна; пусть Найка говорит, что глаза у него как у ящерицы… Зато он может видеть тепло добычи в ночи, во тьме катакомб!

Поэтому Кай хороший охотник. И арбалет у него отличный. Гору кролячьих шкурок отвалил за него отцу Еремии из чистяков!.. Приклад и цевье из чёрного полированного дерева, ложа и плечи – из тёмного металла. Оружие древних, сейчас такого даже племя Черепах не склепает… И, как великие воины давали имена своим мечам, Кай тоже гордо окрестил своё оружие – «Черныш».

Улыбнувшись, парень протянул руку к арбалету… И подскочил, будто нащупав змею. Черныш исчез!

Кай огляделся, принюхался… и зарычал. К привычным запахам жилья примешивался другой: острый, непохожий ни на что. Конечно, та самая дрянь, которую Умник назвал «ду-хи»! Откопал пузырёк где-то в руинах… И подарил Найке: которая брызгала ду-хами свои волосёнки. Понравиться кому-то хотела, что ль?

Ну, и понравилась. Говорили дуре – не ходи за колодец, там земля Пауков! Вернулась домой в слезах, спотыкаясь. И на бёдрах изнутри – кровь…

«Ну, трахнули тебя Пауки!» грубо утешал её Кай. «Ну, даже и втроём! И что? Убыло с тебя?»

«Заткнись!» рыдала Найка. «Я себя берегла! В Чистоту уйти хотела, жрицей стать!»

«Да на хрена ты чистякам сдалась? Ты ж сквернавка! Мутант! Вон, по шесть пальцев на ногах. Чистяки таких, как мы – на костёр!.. Все так живут, чем ты-то лучше?»

«Это ты как все, скотина! А я человек!»

Пока парень яростно сопел, за окном раздался заунывный вопль. Горлач затянул приветствие восходу… И вдруг заткнулся. А потом зазвенел рельс на цепи, созывая народ.

Кай подбежал к окну, откинул полог, впустив утреннюю прохладу. В глаза брызнуло солнце, восходящее из-за полуразрушенных домов. Город был скопищем зданий-утёсов, изъеденных пустыми оконными проёмами. (Умник говорил, «ульи» – знать бы, что это…)

А внизу на площадь въезжали всадники. И Кай понял, что правильно узнал сигнал.

Пауки пожаловали.

* * *

Кай сбежал вниз, протолкался сквозь толпу. Огневики переглядывались и гомонили. Впереди всех, опираясь на клюку, стоял Умник. Ветерок колыхал седую бороду и кудри старика, спину его согнули прожитые годы. Но голос был всё ещё сильный:

– Что нужно от нас детям Чёрного бога?

Ездовые ящеры щурились, поводили мордами; хвосты их чертили кривые в пыли. На высоких горбатых спинах в сёдлах восседали два всадника… И Кай сжал кулаки, потому что увидел свой арбалет.

Черныша держал на плече лысый детина, чья рожа была татуирована синими линиями – узором паутины. С пояса его свисал меч. Второй, поменьше ростом, был лопоух и сутул; длинные руки и ноги поросли чёрной шерстью. Тарантул, подручный Скорпиона, хитрый и опасный…

– Я рад, что ты ещё жив, Умник! – ухмыльнулся Тарантул. – Передаю тебе приветствие от Скорпиона и его слова!

– Долгих лет жизни Скорпиону, – кивнул Умник. – Я выслушаю его предложение.

– Не предложение, а требование! Сегодня ночью девка твоего племени убила воина нашего клана!

Кай глухо застонал. Найка, сука! Так он и знал… Спёрла Черныша и пошла мстить.

– Это так, – гулко сказал здоровяк. – Мы были в карауле. Подошла девка; Джоро улыбнулся ей по-доброму, сказал: «За добавкой пришла, красавица?» А она откинула плащ, подняла арбалет – и…

– Это была месть, – вздохнул Умник. – Джоро и ещё двое ваших надругались над ней. А она готовилась принять обет жречества у людей Чистоты.

– Надругались? – Тарантул тявкающе расхохотался. – Угостили! В вашем племени за год не родилось ни одного ребёнка! А от нас сучка обязательно понесла бы: Джоро по этой части был мастак! И не только он, а… – Тарантул вдруг осекся и замолк.

– Вы её убили? – сурово спросил Умник.

– Зачем? Её даже не сожрёшь: тоща – одни кости… Белым Жабам продадим.

Кай вздрогнул. Белые Жабы считались самым страшным племенем в Городе. Обитали под землёй, выходили наверх лишь по ночам. И все были уродливы: рыхлые, шкура белая, в болячках… Говорили, что они жили в подземельях с самого Осквернения, и выродились в чудовищ. Говорили, что из Гноилища – их гнезда в катакомбах – никто не возвращается живым. Ещё говорили, что Жабы владеют чёрной магией и страшной алхимией. Потому другие кланы ещё и не выжгли подземелья дотла.

– Вот вам слово Скорпиона! За добро ваша сучонка отплатила злом. С вас за это три десятка одеял для наших паучат к зиме. И большая канистра горючки. И то лишь оттого, что Скорпион уважает тебя, и позволяет вам пить из его колодца…

– «Его»? – нахмурился старик.

– Конечно! – хмыкнул Тарантул. – Цени его щедрость!

– Что ж… Передайте уважаемому Скорпиону, что он получит желаемое.

– Стойте! – вдруг выкрикнул Кай. – Арбалет! Она его у меня украла! Верните моё оружие!

Пала тишина. Пауки переглянулись – и заржали.

– Мальчик говорит правду, – заметил Умник. – Он купил это оружие у людей Чистоты!

Кай стиснул зубы: от заступничества вождя стало почему-то ещё гаже. «Мальчик»!

– Щенок, – с презрительной усмешкой сказал верзила. – Какой из тебя воин, раз тебя девка обворовала?

– Я же говорю, вырождаетесь, – хмыкнул Тарантул. – Поехали!

И Пауки поворотили ящеров прочь по улице. Кай только плюнул им вслед от бессильной злости и стыда.

* * *

– Сколько?!

– Три дюжины кролячьих шкурок, – повторил оружейник племени Черепахи. Лысый, кожа грубая и бугристая, как панцирь; глаза блестят из расщелин морщин. – Или дюжину койотовых.

– За лук?

– Так ведь какой лук! Как у Скотников: настоящее дерево, накладки из рога, жилами прослоен. Геккона в глаз бьёт!

Кай с досадой отошёл. Уже четвёртый оружейник, и все ломили цену. Шкурки… А чем их добыть, когда один нож на поясе?!

Торг был полон народу. Звучали призывы, споры, смех… И каждый смешок гвоздём царапал Каю по сердцу. Казалось, что все смеются над ним – безоружным сосунком.

Гомон толпы перекрывал ветер, что гулко пел в вершинах руин и колыхал заросли травы. Красная трава и пузырные деревья с каждым годом разрастались в Городе всё больше. Осквернённая природа отвоёвывала место у живой…

На торгу царил вечный мир, и здесь встречались все племена. Вот Черепахи – лысые, с панцирной кожей. (Умник говорил, это от «я-дер-ных ожогов», хотя все знают – Солнце опалило их предков за то, что кланялись Черепахе-Держащей-Мир!) Вот Птицари в накидках из перьев, тощие жители крыш. А вот и Пауки расхаживают, посмеиваются, задирают народ.

Были даже Скотники. Черноволосые, с суровыми красновато-смуглыми рожами, в одеждах с бахромой. Пригнали в Город стадо телух на продажу, привезли шкуры и мясо… Скотники обитали далеко на западе, за Городом, в землях настоящей зелёной травы, где разводили телух и овец. С ними никто не враждовал – кому охота лишиться мяса, шкур и шерсти?

Продавцы хвалили товар. Дымились горны: Черепахи ковали, точили и чинили оружие. Торговали едой, моховым пивом, одеждой, слухами и убийствами, откопанными в руинах Древними вещами. Соплеменники Кая, огневики, выставили канистры и бутыли с горючкой любой крепости – для костра, для ран, для питья. В «людском» ряду мелькали голые тела: племена продавали лишние рты – в жёны, наложницы, слуги…

«Хоть сам на помост вставай», мрачно думал Кай. Теперь он не охотник. Можно уйти к алхимикам: возиться у котлов и трубок, гнать из пузырь-деревьев горючку, которой славился клан. Можно стать пастухом – гонять чахлых телух племени на дальний овраг, где ещё есть зелёная трава… Но от этих мыслей с души воротило!

– Слышь, братва? Говорят, война будет!

– С кем?

– Да с племенем лунников же!

– А чего?

– Да как? Они, слышь, тоже горючку гонят. Да только кланяются не Солнцу, а Мамке-Луне! И самогон свой, слышь, «лунный свет» зовут! Святотатцы, а?

Кай задержался послушать. Говорили, что военный босс огневиков, Порох, сказал, мол, каждому поколению нужна война. Умник возразил. Порох пообещал, что возьмёт поселение лунников «в считанные часы». Умник обозвал Пороха кретином…

«Тоже, что ли, на войну пойти?» Авось, арбалет выдадут. А если героем прослывёшь, то и оставить разрешат…

Тут Кая привлекли заунывные вопли. Тощий старик потрясал руками, стоя на огрызке стены. В грязно-белой рясе, на глазах повязка… Отец Еремия из чистяков.

– Лишь миг единый видел я сиянье Чистоты! – выкрикивал Еремия. – И выжгла она грешные мои глаза – но душа моя осиялась светом! И был мне глас: «пойди и возвести»!.. Так оставьте же юдоль порока. Идите в святую землю, омойте в море прах от ног своих – и се очиститесь от Скверны, и в Чистоте просияете!

Кай поморщился. Церковь Чистоты в Городе недолюбливали. Проповедники сманивали молодёжь в паломничество в «святую землю у моря». Того, которого, может, и нет!.. Многие пропадали навсегда; другие – возвращались фанатиками в рясах.

Еремия закончил орать. Двое служек, мужик и девушка, помогли ему сойти со стены – и стали причащать собравшийся народ. Мужик сыпал на язык каждому щепотку соли, девка давала запить водой.

– …И райские кущи, плодами, шербетом и салом наполненные, – гудел монах что-то священное, – будут тому наградою. Ешь, ешь соль, давай!

Соли у чистяков откуда-то всегда вдоволь. И всяких полезных Древних штук тоже… Вот потому-то и терпят Церковь, не гонят.

Кай вновь вспомнил Найку. Стало ещё гаже, стоило вообразить лицо девчонки. Её рыжие волосы, веснушки сквозь грязь на щеках, блестящие глаза. И горячечный шёпот:

«…Возьму и уйду!»

«Чего тебе дома не сидится-то, дура?»

«Сам и сиди в этой грязище! А я – увижу море…»

– Чего тебе не сидится, дурак? – тоскливо спросил Кай самого себя.

* * *

Пауки гнездились в древнем соборе. В лунной ночи огромное здание само походило на паука: боковые арки – как суставчатые лапы. Высокие окна когда-то были забраны витражами, но часть ярких стёкол вынесло взрывами, остальные выковыряли потом. Теперь голые переплёты напоминали паутину в проёмах…

Кай затаился в тени фонтана, поросшего жёлтым чайным мхом. У дверей собора в бочке трещал костёр. Двое часовых потягивали что-то из кружек. Один – тот самый амбал, что присвоил Черныша. Арбалет был тут, прислонённый к ящику: ещё и взведённый!

«Тупица, ведь тетива растянется!»

Второй Паук, тощий и с вислыми усами, был ещё опасней: у него с шеи на ремне свисал настоящий автомат. Для красоты такое не носят, значит, исправный.

Каю вновь захотелось по-тихому убраться прочь: и что его дёрнуло?.. Тут усатый закашлялся:

– Изжога у меня от этого чаю мохового! – он сплюнул. – Как ссаки пьёшь, тьфу…

– А ты, Крэг, откель знаешь? – хмыкнул верзила.

– Пошёл ты. Они там бухают, а мы… – Крэг кивнул на собор. В окнах дрожали огни, слышался хохот, бренчали струны и гнусили дудки. Видно, гуляли поминки по Джоро.

– Ну, давай красной травки заварим!

– О! А у тебя откель?

– У Жаб за ножик две горсти выменял. Они хорошо сушат. Давай кружку…

Раздались хлюпающие звуки. Потом довольный стон:

– О-ох, срань Чернобогова! Пробрало-то как!

– Угу… Щас бы бабу!

– Да где ж?

– А вот!

Лишь теперь Кай заметил клетку на колёсах, укрытую дерюгой. И разглядел за прутьями скорчившуюся фигурку, обнявшую колени.

– Дык, это ж Жабам товарец! – усомнился верзила. Кай уверился, что в клетке – Найка.

– Жабы, может, и не сегодня придут. А с сучки не убудет! Она как, хороша?

– Джоро хвалил! – гоготнул верзила. – Узенькая, говорил… Визжала, правда, на пол-Города; так что пасть ей заткнуть надо.

– Ничё. Я щас кой-чем заткну, хе-хе… – Крэг встал и пошёл к клетке.

Кай напрягся, взявшись за нож. Верзила остался один: подобраться сзади, пырнуть в почку, как Порох учил! Мигом от боли отъедет. И…

И? Кай ощутил струйку холода вдоль спины. Никогда ещё не случалось ему не то что стрелять, но даже и целиться в людей!

Щёлкнул замок.

– Ну-ка, девчуль, поди сюда, – липко протянул Крэг. – Вкусненького дам… А-а! Кусаться, сука?! – раздался звук пощёчины, за ним девичий вскрик.

– Чё, с сучкой управиться не могёшь? – заржал верзила. – Ща покажу, как надо! – и поднялся… Оставив Черныша у ящика!

Мысли и страхи мигом покинули Кая. Пригнувшись, он метнулся вперёд через площадь, и схватился за арбалет.

Он сам не знал, что бы делал дальше – сбежал бы, или нет. Если б Крэг не обернулся на движение, и не встретился с ним взглядом.

– О! Ты чё?

– Н-ни с места! – выдохнул Кай сквозь зубы. – Легли, живо!

Арбалет в его руках ходил влево-вправо, ловя на прицел поочерёдно обоих Пауков. Которые переглянулись без страха в глазах.

– Ишь, боевой! – ухмыльнулся Крэг. – Чё, сынок, за подружкой пришёл?

– Не, за игрушкой! – осклабился верзила. – Это ж тот обсос, которого сучка обокрала!

– Ха-ха! Во-оин!

– Стоять! – отчаянно выкрикнул Кай, уже понимая, что не выстрелит. – На землю, ну!

– Так стоять, или лежать, э?

– Ты щас сам ляжешь, – с гадкой улыбкой пообещал верзила, взявшись за ремень. – Раз не мужчина, побудешь де… Йе-кх!

Пальцы Кая сами нажали на спуск. Верзила подавился, рухнул на колени. Он силился вдохнуть, подняв руки к торчащему меж ключиц хвосту стрелы.

Крэг изумлённо хлопнул ртом, отпрянул к клетке, вскидывая автомат… Но не выстрелил – захрипел, выпучив глаза. Потому что сквозь прутья просунулись руки, обняли его за шею. С силой ярости Найка душила Паука, прижав к решётке.

Нож прыгнул в руку Кая. Паренёк кинулся вперёд и всадил сталь в живот Крэга. Ещё раз! И ещё! Рука стала горячей и липкой, а он всё бил… Пока Паук не обмяк, закатив глаза.

* * *

– …Дурак! – сердито сказала Найка, когда Кай помог ей выйти из клетки.

– Чего?

– «На зе-емлю»! Надо было этого, – она пнула труп Крэга, – сразу стрельнуть. А второго в спину, как побежит!

– Вот сама и стреляй! – огрызнулся Кай. Его уже трясло от мысли, что он стал убийцей.

– И буду! – к удивлению Кая, Найка подобрала автомат. Накинула ремень на шею, передёрнула затвор.

– Откуда умеешь?

– Надо было к Пороху на занятия ходить, – хмыкнула Найка. – Ну, всё, убираемся!

– С-стойте! – вдруг раздался высокий, дрожащий голос. – Возьмите меня!

То, что казалось кучей тряпья в клетке, приподнялось и стало фигурой в плаще с капюшоном. Ещё пленник? Нет… пленница, судя по голосу.

Кай не колебался. К Паукам попасть – врагу не пожелаешь! Он протянул незнакомке руку; та схватилась… Капюшон упал на спину. И Кай отшатнулся. У узницы были чёрные, слипшиеся волосы. А лицо белое, одутловатое, с маленькими глазками, и всё в струпьях.

– Белая Жаба!

– С-сам ты жаба! – оскорбилась страшная девчонка.

И в этот миг скрипнули двери, и из собора шаткой походкой вывалился Паук.

– Эй, Крэг! – весело заорал он, взмахнув бутылкой. – Тащи ещё горючки, всю выжрали!.. А?

Паук замер. Отсветы огня озарили его лицо: молодое, небритое, с выколотой на правой щеке чёрной закорюкой.

– Э, девчуль, – пробормотал он. Найка будто оцепенела, увидев его. – Постой. Ты…

Найка завизжала – и автомат в её руках задёргался, плюясь хвостатыми росчерками огня. Паук переломился, ткнулся лицом в землю… И тут же сама Найка вскрикнула, ухватилась за ногу.

– Ты что?

– Ай! Зацепило! – сквозь зубы выкрикнула девчонка. – Р… рикошет!

Кай застонал. Сама себя подстрелила, дура!

– Бежим!

– П-погодите! И я!..

Спасло их то, что Пауки не сразу выбежали из собора. И то сказать, кто сунулся бы туда, где стреляют?

* * *

Рассвет застал беглецов в заброшенном доме. Найка тихо стонала и мычала, баюкая кое-как перевязанную ногу. Жаба сжалась в углу, блестя глазами.

– Ты татуировку его видела? – сдавленно спросил Кай.

– Видела…

– Клешня на правой щеке. Это Декстер был. Правая Клешня Скорпиона… Ты Скорпионова старшего сына вальнула!

– Поделом суке, – глаза Найки мрачно блеснули.

– Он… тоже тебя, вместе с Джоро? – догадался Кай.

– И он, и брат его, Син.

Кай поразился. Другая девка после обоих Скорпионовых сыновей себя принцессой бы чувствовала – а эта… Вот же идиотка!

– П-простите… Жаба шевельнулась, подползла ближе. – Я могу помочь!

Она достала странную штуку: слиточек белого металла в ладонь длиной. В её руке он раскрылся, как шкатулка, и оказался полон всяких мелочей.

– О-он только у меня в руке работает! – предупредила Жаба, заметив, что Кай смотрит с интересом. – У вас не откроется.

– Колдовство?

– Нет, просто мультитул… Как ножик с разными лезвиями. Неважно: помогите!

Жаба заставила Найку проглотить пару каких-то пилюль. Обтерла руки горючкой из фляги Кая; взяла из «тула» маленький ножик, вытянула кривую иглу с ниткой…

Найка почти не стонала. Вскоре бедро её украсила прямоугольная белая нашлёпка с зелёным крестом. Девчонка недоверчиво пошевелила ногой.

– Д-дня два, и будет в порядке! – заверила страшилка.

– Ничего себе. Спасибо… Жаба.

– Я не Жаба, – обиделась подземница. – Я Жанна!

– Пф! Тупое имя!

– И вовсе нет, просто древнее. До Последней Войны… ну, Осквернения, тебя бы звали Кайл, а тебя – Николь!

– У вас в Гноилище всех так зовут?

– Не Гноилище, а Убежище, – проворчала Жаба. – «Permanent Underground Shelter» – Постоянное Подземное Убежище: P.U.S. А в-вы переиначили как «pus», «гной»…

* * *

Они пересидели в развалинах до ночи. За это время успели прийти к выводу, что назад идти нельзя.

– Пауки с нашим племенем войну развяжут, если мы вернемся, – мрачно предсказал Кай.

– Да не будет войны! – поморщилась Найка. – Если даже Умник нас не выдаст, найдутся те, кто за паучью подачку согласится! А Скорпион с нас кожу сдерёт.

Кай дёрнулся было на «нас», потом вздохнул. Теперь не отвертеться…

– И все сдадут, – добила Найка. – Ни к Черепахам, ни к Птицарям, ни к Гиенам не подашься.

– Уб-бежище не выдаст. Правда, мне туда нельзя… – Жаба печально вздохнула. – Да и вам.

– Вы вправду из людей зелья варите?

– Сказки. Чёрный пиар, – непонятно добавила Жаба. – Чтоб вы не совались.

– Ага, а этот твой… тул – не колдовство?

– «Любая технология неотличима от магии в глазах того, кто её не понимает», – сообщила Жаба. – Т-третий с половиной закон Кларка!

Кай не понял, но почему-то почувствовал обиду.

– Ох, п-простите! – спохватилась Жаба. – Я не хотела!

– Так зачем вам люди-то? – не отставала Найка.

– Ну… Нам нужна свежая кровь, – смутилась Жаба. – Не в том смысле! Убежище огромно, а нас немного. Мы с самой Войны чужих не пускали, ну…

– Вырождаетесь, – злорадно припомнил Кай слова Тарантула. – На расплод людей берёте! Поэтому вы такие все?

– Потому что авитаминоз! – надулась Жаба.

– Кай, умолкни, – неожиданно поддержала Найка. – В общем. Думаю, надо к Скотникам идти.

– Аж туда?

– А ты слышал, чтоб они кого-то выдавали?

* * *

Двое суток прошло, прежде чем Найка смогла ступать, не хромая. Кай ночью подстрелил кроляка: помогла способность видеть тепло добычи. Съели сырым, чтобы не выдать себя дымом. Жаба морщилась, жуя кровавое мясо.

На третью ночь пустились в путь – на запад, через руины. Шли с оглядкой, на рассвете и закате, держась теней и переулков. Днём прятались от палящего солнца; ночью – от рыщущих во тьме теней.

Первые дни им встречались метки на руинах. Эмблемы племён, знаки воды, опасности, отравленной земли… На третьи сутки начались дикие земли. Руины сплошь заросли красной травой, стены оплетал чёрный плющ. Пузырные деревья цвета сырого мяса, похожие на живые о;рганы, проросли сквозь древний асфальт и бетон.

– Вот тут можно по эстакаде перейти, – подсказывала Жаба. – А вон там на крыше был бассейн!

В бассейн набралось воды с ночного дождя. Кай и Найка напились от пуза, искупались вместе. Жаба почему-то застыдилась, и к ним не пошла.

Если Кай с Найкой были будто из вяленого мяса свиты, то Жаба – рыхлая, как куча каши. Она быстро уставала, не умела ходить тихо, разводить огонь… Зато (Кай с досадой признавал это) выручала своим умом.

– Тебе сколько лет-то, раз всё помнишь?

– Что вы! Я родилась в Убежище. П-просто изучала древние карты Города… Всю жизнь.

– Тебя что, на разведку послали?

– Я сбежала сама, – призналась Жаба. – Потому мне обратно и нельзя. Хотела увидеть мир!

Кай с трудом сдержал ехидство.

– Ты такая умница! – сердечно похвалила Найка. – Мы без тебя пропали бы.

Кай никак не мог понять, почему Найка вдруг стала так добра к подземной уродине. За то, что ногу ей заштопала? Кай вообще её спас, а она лишь огрызнулась…

А потом вдруг понял. Потому, что рядом с Жабой сама Найка – тощее, рыжее, конопатое пугало – чувствовала себя красавицей.

В тот миг Кай впервые понял, что девушки могут быть не менее жестоки, чем Пауки.

* * *

С вершины полуразваленной высотки за тремя фигурками, идущими по улице, наблюдал человек в пернатом плаще. Насмотревшись, Птицарь отнял от глаз бинокль и соскользнул вниз. Достал из проволочной клетки голубя, нацарапал что-то на обрывке бумаги, свернул в трубочку.

Вскоре белая птица вылетела из окна. Голубь пролетел над Городом, над ландшафтом разрушенных домов, заросших зелёной и красной травой улиц и пустырей… И сел на крест, венчавший шпиль собора. С креста свисал стяг с вышитым чёрным кругом, обрамлённым острыми лапами.

Голубь почистил перья, и спорхнул в дыру, зиявшую в кровле.

…Скоро верёвки, которыми было затянуто пространство под сводами, задрожали. Горбатый, темнокожий человек ловко спустился по ним из-под купола, как по паутине.

– Скорпион! – горбун упал ниц перед креслом на алтарном возвышении. – Тебе письмо, великий Скорпион! Птица принесла! Тебе!

Могучий мужчина с бородой и волосами, заплетёнными в косы, отставил кубок. На щеках бородача было выколото по чёрной клешне, на лбу – подобие знака вопроса… Хвост скорпиона.

– Письмо? – проворчал он. – А где голубь?

Горбатый Паук потупился. Подбородок его был измазан кровью, к нему прилипли белые пёрышки.

– Ну, Птицеед, ну, мать твою! – зарычал Скорпион. Но развернул послание – и осёкся.

* * *

Город кончился.

Сперва Кай не мог поверить. Город был стихией мира, как небо или ветер! Теперь же, по мере пути на запад, пустые дома стали реже, а потом пропали. Дальше раскинулась равнина, поросшая красной травой. Редкие опоры линий электропередач (как назвала их Жаба) увивал чёрный плющ, свисал с проводов бородами.

На второй день пути через краснотравье навстречу стали попадаться зелёные островки. Чем дальше, тем чаще… И вскоре красная трава осталась позади.

Никогда в жизни Кай не видел столько зелёного. Травы пахли свежо и непривычно. В кронах деревьев (настоящих!) щебетали птицы. Ручьи в корнях журчали чистой водой: пей вдоволь!

А вдали неровной грядой синели горы. Будто облака, спустившиеся на землю. На закате солнце тонуло за ними, расчерчивая склоны морщинами теней, а вершины вспыхивали расплавленным золотом.

Найка будто расцвела. Шагала, улыбаясь невесть чему, и озиралась по сторонам. В один из вечеров Кай услышал, как она, стоя под деревом на коленях, поёт молитву Чистоте.

– Интересные слова, – заметила Жаба, прислушавшись. – О ч-чём она молится?

– Об Очищении, – Кай подбросил в костёр сушняка. – Чистяки верят, что есть какая-то земля Чистоты у моря. Если будешь правильно жить, то придёшь туда…

– И очистишься от Скверны, – договорила Найка. Она села, протянув к огню ноги. – От первородного греха, который в нас всех есть: от того, что нас делает уродами… Станешь человеком.

– Н-но вы и есть люди! – удивилась Жаба.

– Какое там, – проворчал Кай. – Настоящие люди все в Осквернение перемёрли. А мы только по названию люди, а так – мутанты, сквернавцы…

Найка невольно поджала пальцы ног: по шесть на ступню.

Жаба помолчала.

– Это н-неправильно! – возразила она. – Нельзя так говорить о себе!

– Да ну. Ты что, нас не видела? У Найки ноги, у меня вон глаза…

– И что с того?! – неожиданно возмутилась Жаба. – В-вы лучше предков уже потому, что пережили Войну! Когда упали генобомбы…

– Ты про Скверну?

– Ну, если проще, то да. Ведь п-почти всё человечество погибло! И растения, и животные изменились… Когда-то ведь не было ни красной травы, ни деревьев-пузырей. И ездили на конях, а не на ящерах.

– На чём?

– Ну, вот и выходит, что мы вроде красной травы, – хмуро подытожила Найка. – Ни телухи её не едят, ни люди: только на дурман годна…

– Неп-правда! – горячо возразила Жаба. – Вы не ошибка, вы… – она замешкалась. – Избранные!

– Кто? Мы-то?

– Конечно! Ведь у ваших предков оказался иммунитет к геновирусам… ну, Скверне. А мутации… И что! Мутации вообще сделали людей из обезьян! Говорить про себя, что вы не люди – это… ну, грех!

В порыве чувств Жаба потянулась и взяла ребят за руки.

– Всё равно, – буркнул Кай смущённо. – Врут, поди, чистяки. Может, моря и нет…

– Ну, море точно есть, – буднично сообщила Жаба.

У Кая и Найки разом перехватило дыхание.

– Как… Откуда ты?

– Я же из Убежища! Видела карты мира до Осквернения.

– И где?! – выкрикнула Найка.

– Там, куда мы идём! – Жаба кивнула на закатное солнце сквозь кроны. – На западе, за Скалистыми горами! Даже не море, а целый океан…

Найка всхлипнула, прижав кулаки ко рту.

– Может, его нет давно, – прохрипел Кай, боясь поверить. – Пересох после бомб!..

– Нет, что ты! Тогда мы бы давно задохнулись. Понимаете, в море живёт планктон… ну, такие мелкие жучки. И они вырабатывают семь десятых кислорода в мире! Исчезли бы они – умер бы сам воздух!

Жаба стала рассказывать про чудеса моря, о которых читала в древних книгах при тусклом освещении Убежища. А Кай и Найка слушали, затаив дыхание. О плавучих льдах. О гигантских зверь-рыбах, которые вырастают больше корабля. О простых рыбках – чудесных и ярких, как бабочки… Всё, о чём никогда не говорили чистяки.

* * *

…Они нашли Скотников на шестой день пути через зелёный мир. Выйдя из-под сени деревьев, увидели впереди цветущие луга до самых гор; стада пасущихся телух – бурых, чёрных, пятнистых… И множество островерхих жилищ из жердей, обтянутых шкурами. Над поселением курились дымки.

Всадники выехали им навстречу. Черноволосые и смуглые; не на ящерах – на осёдланных телухах. Бесстрастные лица казались вырезанными из красного дерева. В волосы вплетены перья, но на Птицарей совсем не похожи.

– Дети из Мёртвого Города, – сказал один, седой и старый, у которого перьев было больше всех.

– Огневики, – добавила подъехавшая женщина, взглянув на татуировки языков пламени на руках Кая и Найки. – И Та-что-ходит-в-темноте…

Жаба отступила за спины спутников.

– Что забыли дети, носящие взрослое оружие, в землях Народа? – спросил пернатый. – Вряд ли вы пришли передать мне привет от вашего вождя.

– Умник кланяется тебе и желает долгих лет жизни… – нерешительно начал Кай.

– Врёшь, – равнодушно ответил старик. – Ты ведь даже не знаешь, как меня зовут. Кто вы? Воры, обокравшие настоящих воинов?

Кай невольно фыркнул, и толкнул локтём зардевшуюся Найку.

* * *

Вождя Скотников звали Стоящий-Всю-Ночь-Медведь. Он принял гостей в своем жилище («типи», как, оказывается, назывались островерхие хижины из шкур).

Все расселись вокруг очага, и Медведь пустил по кругу раскуренную трубку; каждый сделал по затяжке. Кай вытерпел, Найка украдкой утёрла слезу. Жаба сумела не закашляться, но вся позеленела.

– Вот как, – задумчиво сказал Медведь, выслушав рассказ. – Стоило догадаться. Вы, люди Мёртвого Города, просто так не сбегаете из своих каменных могильников.

– Почему «мёртвого»? – не понял Кай.

– Потому, что вы живёте в землях смерти, – спокойно ответил вождь. – Великий дух и Н’каи завещали зелёный мир нам: Народу, людям красной глины. Пока не пришли вы – люди белой глины, и чёрной, и жёлтой. Вы нарушили заветы Н’каи, отобрали нашу землю… – голос его был всё таким же ровным.

– Но хитрый Койот даровал вам огонь, – продолжил Медведь. – И вы сожгли себя. Поэтому ваша трава красна, как кровь, поэтому ваши женщины почти не родят… И когда последние из вас канут в землю – она очистится. И Народ вновь будет пасти свои стада от Большой Воды на рассвете до Великой Воды на закате!

Найка от слов про «Великую Воду» насторожилась, но смолчала.

­­– Так велит Н’каи, – завершил вождь.

Каю вспомнился стяг на древке у входа в типи. Древний, выгоревший, но можно было различить буквы NCAI. Видно, знак того бога или святого, которого поминает Медведь…

– Мы пришли с миром, – Найка подалась вперёд. – И мы не воры! Я пошла на это ради мести, и оружие мы взяли в бою!

– Кто мстит, тот не бежит от мести, – сурово заметил Медведь. – Может, вы не хотите беды… Но смерть идёт за вами по пятам.

– Что?

Тут в типи вошёл шаман: сутулый, с седыми космами, в шапке с рогами и с посохом, украшенным перьями. На посохе сидел серый ястреб – который тут же, хлопнув крыльями, перелетел на плечо вождя.

– Птица-брат, – важно сказал Медведь, почёсывая ястреба ногтём. – Его острые глаза служат нам с небес!

Кай пригляделся, и заметил на шее птицы побрякушку: ремешок с блестящим глазком. Шаман протянул вождю плоскую чёрную дощечку. Ткнул в неё пальцем – и чёрная гладь вдруг превратилась в картинку.

– Откуда у вас Древняя Вещь? – вырвалось у Кая.

– Люди Чистоты, – проронил Медведь.

«Чистяки? А у них откуда? И при чём тут они?..» Но куда интересней было то, что показывала Вещь.

В глубине её плыла зелёная равнина, увиденная с высоты птичьего полёта. Мелькали кроны деревьев; вот зелень понемногу сменилась краснотой – и потянулось краснотравье. А потом…

По красной равнине рысили всадники. Десятка три, не меньше. Ящеры навьючены для долгого похода; седоки увешаны оружием – мечи, луки, дротики. Все в чёрной, узорной броне из древних покрышек. У пятерых, не меньше, Кай разглядел автоматы.

Найка тихо вскрикнула. Один из всадников держал древко знамени. На котором был вышит чёрный круг с паучьими лапами… а в круге – красный крест.

– Пауки, – прошептала Найка.

– Не просто Пауки, – Кая затрясло. – Видела? Это… это ж настоящий Крестовый Поход!

– А м-можно увеличить? – вдруг заинтересовалась Жаба, наклонившись к дощечке.

Шаман фыркнул.

– Глупая скво! – процедил он. – Волшебство Древних слушается лишь тех, кто говорит с Н’каи. Довольствуйся тем…

– Да нет, это же очень п-просто! – перебила Жаба. Она коснулась картинки, и та вдруг замерла. Тычок пальцем, и снова ожила… Медведь приподнял брови.

– Тут всё легко! – пояснила Жаба. – Вот это прокрутка… Смотрите!

Пальцы её летали над дощечкой. Картинка выросла, показав лицо предводителя. Суровое, с волосами и бородой, заплетёнными в косы…

– Скорпион, – выдавил Кай.

– А подвинь сюда? – как-то странно попросила Найка.

Жаба сдвинула картинку, показав молодого парня, ехавшего слева от Скорпиона. Лицо вполоборота, на левой щеке – чёрная клешня.

– Син… – недобро пробормотала Найка.

А Жаба взяла руку вождя, и начала водить по Вещи его пальцем, показывая и объясняя. Когда она закончила, шаман молча попятился и убрался из типи.

– Ты очень умелая шаманка, Девочка-что-ходит-во-тьме, – удивлённо и уважительно сказал Медведь. – Что ж… Сами видите. Смерть идёт по вашим следам!

– Вы же не выдаёте беглых!

– Не выдаём, – согласился Медведь. – Так что, если вы останетесь, придётся воевать. Я не хочу этого.

– Куда же нам?..

Вождь задумчиво затянулся трубкой. Кай почувствовал, как Найка нашарила его руку, и сжал пальцы девчонки.

– Я знаю лишь одно место, где сыны Паука не станут вас искать, – молвил старик. – По ту сторону гор. У Великой Воды.

– Море?! – выдохнула Найка.

– Оно и вправду там? – опешил Кай.

– Вы з-знаете туда дорогу?

– Да. Мы дадим вам припасы, одеяла… Так и быть, даже проводника. Но вы должны уйти до зари. К завтрашнему закату, не позже, Пауки будут здесь!

* * *

…Отряд крестоносцев встал на ночлег неподалёку от стойбища Скотников. Ящеров распрягли, и те хрупали травой. Запылал костёр, посыпались в котёл куски сушёного мяса аллигатора, земляные яблоки, луковицы и коренья.

В ожидании похлёбки Пауки расселись вокруг костра, разлили по кружкам горючку. Татуированные головорезы весело болтали, зубоскалили, стукались кружками. Кто-то хвалился своей зазнобой из Черепах: «…Снаружи как наждачка жёсткая, зато снутри – мяконькая, нежная!»

Лишь Скорпион был хмур. Вечером он имел разговор с вождём Скотников. Старик был спокоен и непробиваем: «Да, маленькие воры были здесь. Нет, ушли. Нет, великий Скорпион, куда – мне неведомо; да будут остры твои клешни…»

«Клешни»! Было две, одна осталась. Эта сучонка…

– Ты хочешь что-то спросить, Тарантул, – проворчал Скорпион, заметив, что подручного трясёт от нетерпения. – Говори!

– Почему мы поверили этим навозникам? – выпалил Тарантул. – Ведь врут же, суки! Почему не пустили им кровь?!

– Не глупи, – рыкнул вождь. – Мы никого не боимся: но ссориться со Скотниками не время. Тронь их, и против нас поднимутся все…

– Да вырезать их! – Тарантул от избытка чувств заскакал вокруг. – Резать стадо, пока не заговорят! Телухи кончатся – их сук со щенками резать! А как скажут, всех до одного положить! Мёртвые не проговорятся!

Скорпион скрежетнул зубами. «Опять красной травы накурился, скотина…»

– Ты идиот, – раздражённо вмешался Син. – Даже если б мы перебили всё стойбище – их люди сейчас в Городе: повели стадо на торг. Они вернутся на пепелище, и всё поймут. И тогда остальные сплотятся – и спалят наше гнездо, вместе с Паучихами и паучатами. Ты этого хочешь, говна ты кусок?

Тарантул зашипел, попятился от костра. Скорпион одобрительно покосился на сына. Может, ещё будет ему достойная смена…

Ящеры, дремавшие поодаль тёмными грудами, вдруг подняли морды и зафыркали. Воины вскочили, когда в круг света вступила фигура старика. Колыхнулись перья на посохе.

– Слава тебе, о, мудрый вождь, – с мстительной усмешкой проговорил шаман. – Я пришёл с доброй вестью. Я знаю, куда ушли твои недруги!

* * *

Горы потрясли Кая. Он привык к скудным цветам Города – прокаленного солнцем, выметенного ветрами. Блеклая, пыльная голубизна небес; краснота травы; выгоревшие добела, как старая кость, утёсы домов.

А здесь цвета были яркими, сочными! Синее небо с пушинками облаков в вышине. Ребристые, складчатые горные склоны – серые, красноватые, в белых прожилках снегов. Зелень лугов и разлапистых деревьев, брызги ярких цветов на лугах…

Кай иногда утирал слёзы от ярких красок (а может, и не только от них). Найка, не стесняясь, смеялась и плакала. Никогда ещё она не была такой.

Даже воздух… Хоть Жаба и говорила, что в горах он будет жидкий – но казалось, что его можно пить!

– Нет, – сухо говорил Ветер, когда городские беглецы слишком заглядывались по сторонам. И манил за собой: мол, идём, до привала далеко.

Проводник оказался парнишкой их лет, скуластым и смуглым, по имени Ночной Ветер. Так его назвал вождь Медведь. Сам же Ветер вообще ничего не говорил, кроме «Да» и «Нет».

– Да, – одобрительно кивал он, глядя, как умело Найка разводит костёр. – Нет, – качал головой, когда Кай выцеливал какую-то птицу в небесах. И поди пойми, то ли птаха несъедобная, то ли священная.

Кай подозревал, что у парня непорядок с башкой. Нормальные не бывают такими неутомимыми! Идти приходилось в основном вверх: городские жители быстро уставали… А Ветер неумолимо шагал в гору, и плащ с бахромой трепался на его плечах.

А ночью, когда развели костёр – не могли насмотреться на небо. Столько звёзд в Городе не было никогда: они плыли над горами в бесконечном хороводе… Были и живые – эти мигали и двигались.

– Сп-путники, – сказала Жаба. – А, может, и станции. Я слышала, их раньше было много…

И рассказала чудесную сказку про летучие города Древних. Исполинские дворцы-колёса из сияющего металла, вечно катящиеся сквозь звёздную тьму. Полные света, воздуха, знания – и людей, которые жили там, творили чудеса и изучали тайны небес.

– Может, они всё ещё там, – завершила Жаба. – Cм-мотрят на нас с небес… – и застенчиво улыбнулась.

Кай с Найкой благоговейно молчали. И даже Ветер после паузы уважительно протянул:

– Да-а…

* * *

…А на третью ночь, на привале, Ветер всмотрелся в ночь – и схватил Кая за плечо, указывая пальцем. По ту сторону долины, где они прошли днём раньше, на склоне подрагивали во тьме огоньки.

– Костры? – тревожно спросила Найка. – Кто?..

Жаба достала свой «тул», как-то хитро его вывернула, превратив в бинокль – и подала Каю. В прицеле окуляров паренёк различил стяг, озарённый светом костра. Паук-крестовик.

– Ну, суки… – тихо сказала Найка, поняв ответ без слов. И бесшумно заплакала.

* * *

Беглецов спас холод. Чем выше они взбирались в горы, тем прохладней становилось; ездовые ящеры крестоносцев делались снулыми и вялыми. Пауки нещадно погоняли сонных тварей, тянули за поводья, разжигали костры – отогреть и взбодрить скакунов… И отставали от четверых ребят, уходивших всё выше.

– Нет! Нет! – рычал сквозь зубы Ветер, когда Жаба без сил упала на камни. Перекинул её руку через своё плечо, и потащил на себе. Кай поддерживал выдохшуюся Найку, сам едва переступая ногами…

Дыхание рвалось с губ облачками пара; приходилось кутаться в подаренные Скотниками плащи и одеяла. Спали по очереди, урывками – а потом затаптывали костёр и шли дальше, уходя от погони.

Путешествие через волшебный край, превратилось в изматывающую гонку со смертью. Причём для самой смерти, идущей по пятам – не менее утомительную.

– …Эй, сопляки! – хрипло кричал Паук. Отряд крестоносцев собрался под галереей в скале, на которой засели беглецы. Смеркалось, по склонам стекал туман.

– Мы знаем, вы там! Отдайте нам сучонку, и сами сможете уйти! Кто хочет, может даже получить паутину на лицо и примкнуть к нам. Великий Скорпион умеет ценить храбрых врагов!

– Вальни уже по ним, а? – сквозь зубы предложил Кай.

Найка положила автомат на ограждение. Пригнулась, сощурила глаз… А потом досадливо выдохнула.

– Не могу, – шепнула она. – Джоро и Декстера могла, они меня… А просто так – не могу!

«Ну, твою мать!», скрежетнул зубами Кай. Но почему-то ощутил облегчение от того, что Найка не смогла стать холодной убийцей.

– Да и патронов совсем чуть осталось, – грустно призналась Найка.

– Пошли! – из темноты тоннеля высунулась Жаба. – Там п-проход!

* * *

– А другого пути… – сдавленно начал Кай.

– Нет, – отрезал Ветер.

Они стояли на краю пропасти. Дно терялось в тумане; через провал был перекинут чахлый мостик – канаты и редкие дощечки. Не древний, видно, протянутый позже… Кем? Какая разница.

– Ладно, – Кай сглотнул. – Пошли!

Идти пришлось по двое, чтоб выдержал мост. На середине пути Найка неосторожно взглянула вниз – и со стоном обмякла, вцепившись в перила. Кая трясло, но он повернулся и протянул руку:

– Держись!

– Нет! Я н-не…

– Давай. На меня смотри, – убеждённо заговорил Кай, потянув девчонку за собой. – Ещё чуть… Ты же смелая, ну!

На дрожащих ногах они добрели до обрыва, рухнули на камни. Отдышавшись, Найка вдруг схватила Кая за плечо, притянула и поцеловала в губы.

– Ы! – только и смог тупо выдавить паренёк.

Жаба перешла следующей – удивительно быстро: она шла с закрытыми глазами, скользя ладонями по верёвкам-перилам.

– Мне вслепую п-привычней, – пояснила она. – Я же из Убежища, там часто темно… А чего вы такие красные?

Ветер ступил на мост последним. И как раз в этот миг из тумана возник Паук с автоматом наперевес. Беглецы застыли, кто где стоял.

– Эй, пастушок, уйди с дороги, – с ухмылкой сказал крестоносец. – Живо!

Ветер молчал.

– Давай, парень, иди сюда, – Паук качнул стволом. – Из тебя выйдет отличный Паучонок! Ну же: кто они тебе?..

Беглецы не видели, как спокойное лицо Ветра вдруг тронула улыбка.

– Нет, – сказал он. И вскинул руку, взметнув полу плаща.

Грохнуло, сверкнуло. Паук с криком повалился, напоследок нажав на спуск. Кай кинулся наземь, толкнув Найку и Жабу… А когда поднял голову – увидел, как осел на мост убитый Ветер. Из его руки выскользнул маленький пистолетик и канул в пропасть.

– Пошли! – Найка тянула Жабу: та плакала навзрыд, и зачем-то рвалась назад. – Кай! Куда?..

– Бегите, я догоню! – Кай подбежал к мосту, выхватив нож. И стал торопливо пилить верёвки. Быстрей, ну!..

К обрыву подбежали ещё несколько Пауков. Кто-то схватил оброненный автомат – и тут же согнулся от удара под дых.

– Живьём брать, сука! – завизжал ударивший. – Я принесу Скорпиону их сердца на обед! – и выскочил на мост.

Под ножом Кая лопнул трос; половина моста повисла над пропастью. Не смущаясь, отважный Паук перехватился руками и быстро пополз по оставшейся верёвке. Кай разглядел лопоухую рожу с зажатым в зубах кинжалом, и узнал – Тарантул! Волокна рвались медленно, а Паук был всё ближе…

–Д-дай я! – Жаба вдруг оказалась рядом. Протянула руку с «тулом», и из него вырос короткий лучик белого, жаркого света. Девушка лишь разок провела им по верёвке, и та лопнула.

Мост канул в пропасть вместе со вцепившимся Тарантулом. Короткий крик заглох, пропал в тумане.

* * *

Казалось, горы будут тянуться бесконечно. Но всё же в один из дней ребята поняли, что идут чаще вниз, чем вверх… И вот горы сошли на нет. Вокруг раскинулись бескрайние зелёные земли холмов, рощ и рек. Встречались на пути руины других городов (как странно – других Городов…), но такие заросшие, что стали частью природы.

Беглецы шли по лугам, по степям, по древним шоссейным дорогам, проросшим травой. Кай и Найка шагали босиком, неся в руках сандалии. Даже Жаба сняла свой вечный плащ и перекинула через руку. В пути она похудела, загорела и почти стала похожа на человека…

А потом ветер с запада принёс незнакомый запах. Солёный, пряный и волнующий. И на закате, перевалив через гряду холмов, ребята замерли, поражённые.

Дальше не было земли. Травы сменялись пологим берегом – на который набегали волны, курчавясь белой пеной. А дальше… дальше была лишь бесконечная гладь до самого горизонта: сине-серая, с прозеленью, отливавшая золотом и медью в зареве пылающего заката.

У Кая перехватило дух. Найка сцепила руки в молитве: по щекам её текли слёзы.

– С-смотрите! – Жаба быстрее всех пришла в себя. – Что это?

Там, где в волны вдавались старые каменные причалы, виднелась группа строений, обнесённых оградой. И явно жилых. На берегу толпились люди – Кай разглядел множество белых ряс.

А ещё у причала на волнах покачивалось… нечто. Огромное, матово-металлическое, странно изящное. Лишь по рассказам Жабы Кай понял: «Корабль».

– Это ж чистяки, – нахмурился Кай. – Чего они тут забыли?

– Вот она, – шепнула Найка. – Святая земля Чистоты у мо…

– Ой, – вдруг перебила её Жаба, оглянувшись и побледнев. – Ой, мама!

На гребень далекого холма выехало несколько всадников. И сердце Кая застыло при виде знакомого штандарта, трепетавшего на ветру.

– Пауки! Бежим!

…Они выбежали на берег: мимо толпы чистяков – все они почему-то стояли на коленях, обратившись лицами к двум фигурам на причале. Туда и бросились беглецы.

– Помогите! – выкрикнул Кай, задыхаясь. – Т-там!..

И замолчал, когда оба повернулись к нему. Одного, иссохшего старика в белой сутане, Кай, к своему удивлению, узнал. Отец Еремия! Только без повязки. Глаза у него оказались на месте – маленькие, цепкие, хитро прищуренные.

А второй…

Найка молча упала на колени. Да и сам Кай почувствовал, как ноги подкашиваются. Второй мужчина – высокий, в светлых одеждах с нашивками – был удивительно красив. Русые волосы и борода, чистая кожа, голубые глаза, смотрящие без привычного страха, жадности, хитрости… В нём не было того, чем казались отмечены все другие.

И с душевным трепетом мальчишка понял, что перед ним – не свой брат-сквернавец, нет. Свободный от Скверны… Настоящий Человек.

– А вы откуда взялись? – изумился отец Еремия. – Как смеете…

– Что такое, ребята? – спокойно прервал его Человек. Голос у него был сильный и уверенный.

– Пауки! – Кай ткнул дрожащим пальцем туда, где на берег выехали всадники. Раздался далёкий боевой клич – и Пауки, рассыпавшись в цепь, пустили ящеров рысью. Хлопнули первые выстрелы.

Человек недовольно поморщился. Обернулся к кораблю и что-то выкрикнул на незнакомом языке. Забегали фигурки других Людей; на носу поднялся какой-то механизм, развернулся…

А потом с корабля веером ударили огненные стрелы.

Раньше Кай думал, что ничего страшнее автоматной очереди не слышал. А теперь – рухнул на колени, вцепившись в Найку. И завопил, пытаясь перекричать гром стрельбы.

Череда взрывов пересекла берег, взбухла клубами огня, фонтанами песка и земли. Те из Пауков, кого не разорвало сразу, поворотили ящеров – но их настигла вторая очередь… Пало знамя – лоскуток на перебитом осколками древке.

«Чистая Земля!» глупо билось в голове у Кая. «Чистая!..»

Но в рай пришли люди – и настал ад.

* * *

Син стоял на коленях в чёрном, дымящемся песке берега. И раскачивался взад-вперёд, и бил себя кулаками по лицу.

– Папа! – стонал он, всхлипывая. – Папа!..

Когда Кай и Найка осторожно подошли к последнему из Пауков – он обернулся. Лицо его скривилось от злобы.

– Ну, давай, – процедил он, встав. И шагнул навстречу Найке, сжимавшей автомат. – Стреляй!

– Постой. Я не…

– Стреляй, сука! – заорал Син, рванув на груди жилетку. – Я не боюсь! Всё из-за тебя! Ты!..

Автомат дёрнулся, плюнув огнём. Син пошатнулся, повалился на песок.

Найка взглянула на Кая: без радости победы, лишь с ужасом в глазах. А потом сорвала с себя автомат, отбросила – и зажала руками лицо.

* * *

– …Ну, да, – с доброй, виноватой улыбкой сказал Поль. – «Чистая Земля»… Можно сказать, что мы оттуда.

Бородатого Человека звали Поль. Остальных на борту тоже как-то звали, но Кай не запомнил. Слишком много всего случилось за сутки.

Они сидели за столом с Полем. Жабы не было – она первая осмелилась заговорить с Людьми: те заинтересовались, и куда-то её увели. Каю было немного обидно, но больше – хорошо. Животы у них с Найкой были тяжелы от незнакомой, но вкусной еды; и уснуть не давало лишь любопытство.

– Вы из моря? – спросила Найка. – То есть, из-за моря?

– Да. Оттуда, куда не дотянулась генетическая война. Мы сохранили там прежний уклад, технологии… И не так давно рискнули достичь материка.

– Значит, чистяки вам служат? – уточнил Кай.

– Неподходящее слово. Они просто отыскали путь через горы к океану. И повстречали нас; а дальше мы нашли общий язык.

Наконец-то всё в голове Кая сошлось, как силуэт добычи с прицелом. Проповеди чистяков; монастырь на побережье; то, откуда они брали Древние чудеса…

– Зачем мы вам? – прямо спросил он.

– Чтобы спасти тех, кого можно, – развёл руками Поль. – Для новой, лучшей жизни!

Найка взглянула на Кая с торжеством.

– Да какая «жизнь»? У нас бабы почти не рожают!

– Лишь оттого, что вы живёте в зоне аберрантного биома. То есть, красной травы. Её пыльца подавляет размножение: но вы, например, её уже покинули, а значит…

«А значит, у нас могут быть дети». Кай в шоке потряс головой.

– Вы берёте всех? – голос Найки дрогнул.

– Ну, не совсем, – впервые Поль замешкался. – Трюмы кораблей не бездонны. Тех, чей генотип не сильно затронут… хм, Скверной; или, наоборот, тех, чьи мутации достаточно интересны для изучения.

– Скажите! – Найка вскочила. – Я могу?..

– Разумеется, мы проверим. Дай-ка руку, не бойся.

Он заставил Найку сунуть палец в какую-то вещицу, которую назвал «анализатором». Пискнуло, Поль пригляделся к замельтешившим значкам. Немного погодя нахмурился.

– Пожалуйста! – не выдержала Найка. – Я правда!.. Я умею стрелять, и готовить, и…

– Никки, – мягко осадил её Поль. – Извини, но, боюсь, тебе нечем нас заинтересовать. Не прими близко к сердцу. Много званых, но мало избранных… ах, да, вы это, наверно, тоже забыли.

Кай не выдержал и отвернулся – такое лицо стало у Найки, когда она осела обратно на стул.

– А ты, Кайл? – Поль уже протягивал прибор. – Жанна говорила о тебе много любопытного!

Кай сглотнул. Взглянул на прибор; потом покосился на Найку, опустошённо пялившуюся в стол… И, нахмурившись, убрал руку. Вкус дивной еды во рту вдруг обернулся гадким привкусом.

– Не буду, – сказал он.

– А? – Поль явно не ожидал.

– Спасти, говорите, – процедил Кай. – «До материка добрались»? Значит, вы с каких-то, этих… островов?

– О чём ты?

– Да ясно всё. Немного вас там, поди. Вы как Белые Жабы: на расплод нас берёте, как телух в стадо! Спасители…

Взгляд у Поля сделался скучным.

– Вот как, – вздохнул он. – Зря, дружок. Очень зря…

* * *

В день отплытия Жаба подошла к Каю.

– Они меня с собой позвали, – смущённо сказала она.

– Знаю, – кивнул Кай. Найка даже не повернула головы. Она сидела, обняв колени, на самом краю причала.

– Я… я вернусь, п-правда! Вот, я хотела тебе… в смысле вам! – и Жаба вложила в руку Кая «тул». – Он тебя б-будет слушаться.

– Спасибо, – равнодушно ответил Кай.

Жаба ещё помялась, часто моргая. И, повернувшись, пошла прочь: маленькая, сутулая, безобразная… А у трапа её уже ждал красивый, сияющий Поль – и, взяв за руку, повёл на палубу.

Кай подошёл к Найке. Они долго смотрели на корабль, уходивший в океанский простор – пока он не уменьшился в точку, и не затерялся вдали.

– Дурак ты, – тихо сказала Найка.

– Сама дура. Нашла, кого слушать!

– Не начинай, а…

– Да плюнь и размажь! Тоже мне: «мало званых»! А мы… – Кай оглядел берег, залитый закатом.

– Мы свою землю найдём! Корабль построим, уплывём искать!

– Чего? – Найка поневоле рассмеялась. – Выдумал!

– Да нет, послушай! – то, что крутилось в голове у Кая последние дни, наконец выплеснулось в слова. – Их острова, они же не одни на свете! Найдём себе землю. Без чистяков, без Пауков, без Поля этого. Ты прям разнюнилась, будто всё море у него в кармане! А оно… – Кай запнулся, глядя на закат.

– Море, оно как солнце, – уверенно сказал он. – Одно на всех. И для нас тоже.

Найка откинула волосы с лица. Кай протянул ей руку; и девчонка, поколебавшись, взялась за неё и встала.

– «Нас»? – переспросила она. Кай с улыбкой кивнул. И Найка улыбнулась в ответ. Они стояли, держась за руки – а море ласкало волнами камни причала у их ног, шептало и шелестело.

Море, которое было для всех.