Радушные Держащая купол Глава пятнадцатая

Обсудив все дела у старосты, раскланялись и пошли глядеть как конопатят в несколько дней поставленную избу для Чеславы и Твердяты. Там встретили Яробора. Будущий свекр Чеславы, заправив большие пальцы рук за кушак, деловито расхаживал и командовал работающими людьми.

– Ох, щедра ты, ворожея, щедра. Благодарствую, что невестушку нам такую справную передаешь. Век богов за тебя молить будем! Тот довольный работой и привалившим богатством, поглаживал большой живот.

– И тебе на добром слове спасибо, Яробор Кресомыслович. Благостно произнесла девушка. – Уж в надежде я, что сестрицу мою забижать не станете.

– Ох, не станем. Ты ж знаешь, голубушка. Увещевательно произнес мужчина.

– Ну, кто посмеет ее обидеть, коли за ней сестрица такая. Он отошел дать распоряжения плотникам.

– Да, уж — тихонько проговорила Полонея. – Обидеть мою сестрицу, дорогого будет стоить. Полонея вошла в избу начертала на свежих бревнах резы, чтобы те не трескались и проговорив короткий заговор вышла снова к Яробору, что деловито подгонял и без того расторопных тружеников. – Через пяток дней привезут окна с выдувными стеклышками. Сообщила будущая родственница начальнику над древоделами. Глазки его загорелись.

– Так, и мне бы такие, шибко красиво да ладно смотрятся. Заказала бы, Поленеюшка. Все ж таки будущие родственники, сочтемся. Намекнул Яробор на подарок.

– Ну, а чего нам тянуть то с зачетами. Мастер сам приедет, уговоришься, и задаток сможешь отдать. Она сделала вид, что не поняла жирного намека на весьма дорогой подарок.

– Ну, так я думал, что ты по – свойски ты в дар нам закажешь.

– Что ты, Яробор Кресомыслович, время ли думать о таких подарках, когда столько погорельцев у нас. Не до подарков, буду людям помогать, чем смогу. Яробор подвигал озадаченно губами из стороны в сторону, кумекая, что бы еще придумать, для того чтобы расщедрить знахарку. – Да и ты поучаствуй, не оставь собратьев своей милостью, староста сказывал, ты самый сердобольный во всей веси и тебе ничего не стоит зерна не меньше двух бортищ мешков людям отдать, да телочки у тебя есть. Мужчина уже был не рад, что попытался напроситься на дары от Полонеи. О чем свидетельствовал весь его вид. Он снял шапку и вытер со лба тот тыльной стороной ладони. – Стало быть, нет, Яробор Кресомыслович? За зря староста на тебя понадеялся в деле сердобольном. А я уж и Любочаду передала, что хочешь помочь погорельцам, когда гостинцы на капище отправляла.

– Да я… я, что … я. Его глазки забегали. Уж и не знал, как отвертеться и, отделаться от знахарки. – Да, я такой. Я могу. Взгляд Полонеи стал жестким, а губы по – прежнему улыбались.

– Ты бы и одеял подкинул бы, подушек. Видала я, что сушили их во множестве у тебя на дворе. Он вздохнул.

– Конечно, конечно, сватья. Я все передам на двор старосты.

– Сейчас и неси. Староста в аккурат дома и суложь его пирогов напекла знатных, угостишься за одно.

– Сейчас? Он озадаченно вертел головой в разные стороны.

– А чего тянут-то с добрыми делами? Погорельцам то уж сразу и отдадут все. А я уж так и скажу Любочаду, до чего рада, что такой щедрый человек станет для моей Чеславушки свекром.
 
– Любочаду, значит.

– Ну, да. А кому ж еще? Понял Яробор, что не отвертеться ему, от милосердного дела, ибо как огня боялся старого волхва. Сообразив, что ничего ему не остается, как распрощался с обозначенным этой нахалкой добром, направился собирать скарб к себе на двор. По дороге обернувшись, на занявшуюся, своими делами в будущем дворе его сына Полонею, зло сплюнул и буркнул себе под нос: У ведьма. Когда Яробор скрылся из вида, Полонея уже закончила творить заговоры, что наметила и посмотрела на улыбающуюся Чеславу.

Подруги засмеялись и поспешили, раскланявшись с работниками, что оставались конопатить избу, домой. – Ишь, на даря решил, паршивец меня раскрутить. Надеюсь, на будущее сто раз подумает, прежде чем по – свойски со мной сочетаться.

– Жестоко ты с ним, сестрица. В шутку решила заступиться Чеслава.

– Ничего, не обеднеет, Полонея стала уже серьезной, вглядываясь в направлявшегося в их сторону, молодого человека. – Добрее надо быть к людям, помогать, а не лишь выгоду свою выгадывать. Стеклышки ему выдувные. Куда? В его халупу? Он же даже для себя поскупился избу повыше поставить. К ним подошел воспитанник волхва Любочада Гаян. Хлопец давно находился на обучении у старика и весьма преуспел в умениях. Его чаще всех направляли по весям в помощь жителям. Парня уважали и старались порадовать гостинцами.

– Здрава будь, Полонея. Молодой человек поклонился в пояс. На что ему было отвечено таким же почтительным поклоном. – Помнишь в веси красавицу Ланку?
– А чего ж не помнить то, конечно помню. Ее засватал же красавчик Крижан. Вроде бы как любовь у них большая.

– Подпалилась она шибко. Вся в огне погорела, когда племянников из пламени вытаскивала. Я сделал все, что мог. Жить она будет, но …. Он замялся, вздохнул. –Понимаешь. Она такая красивая была, а скоро у нее свадьба, а теперь вот…. Посмотри ее, сестрица. Бог весть ты сможешь помочь красу ее девичью вернуть.
 
– Пошли! Она скомандовала Чеславе и обратившись к Гаяну – Веди! Вскоре они подошли к старой, но большой и добротной избе, рядом с которой стояли люди. Красавчик Крижан сидел на бревне чуть поодаль с опущенной головой. Завидев подходящую Полонею, он бросился к ней.

– Помоги! Прошу тебя помоги, Полонеюшка. Спаси мою любимую. Спаси ненаглядную. Ополоумевшая баба, пусть Темная Навь сожрет ее душу. Он заплакал, упав на колени перед девушкой и опустив лицо к земле. – Ей же деток еще рожать не унимался он. Полонея внимательно смотрела на молодого человека.

– А что ее спасать то? Вон Гаян уже спас и будет жить твоя ненаглядная. И детей тебе нарожает. Нутро то ее здорово, да дух светлый.

 – Так ведь, матушка моя сказывает, что раны ее коли и заживут, то шрамы страшные останутся на всю жизнь. А я так ее люблю! Больше жизни! Она же самая красивая девица во всей округе была.

– Матушка, стало быть. А, взаправду, ли ты любишь ее, Крижан?

– Конечно, люблю! Жарко признался молодой человек. – Мы же пожениться должны были. Он, казалось, не понимал, чего хочет от него эта женщина. А может и не казалось. Он и взаправду не понимал, отчего она задает этот вопрос.

– Ну, так и женись. Кто тебе мешает? Девка живая, скоро оправится. Женись и живи с ней в ладу.

– Но, ведь….

Полонея не стала его дальше слушать, лишь закусила губу, чтобы не брякнуть чего сгоряча и прошла в избу. В избе пахло гарью и снадобьями Гаяна. Пройдя за занавеску после того, как немного успокоила плачущую мать Ланки, она увидела на широкой скамье лежащую под легким льняным полотном девушку. Та вся была обмотана мягкими тряпицами, пропитанными травными настоями., смешанными с облепиховым маслом. Глаза ее были закрыты. Знахарка взяла левую непострадавшую в огне руку. – Жара нет. Славно. Она не стала трогать лицо, а откинула полотно на груди и приподняла смоченную настоем ветошь.

– Раны чистые. Ты молодец, Гаян. Она коснулась пальцем плоти у края раны. Убедившись, что девушка не реагирует на прикосновения, Полонея осмотрела шею и поврежденную руку.

– Ей не больно – поспешил заверить ее Гаян. – Снадобья будут действовать еще долго. Девушка покивала головой, расправила ветошь на ранах и встала со скамьи
.
– Да все хорошо ты сделал. Лучше пока ничего и нельзя было сделать. Продолжай менять ей повязки, а завтра вместе с ней приезжай ко мне. Телегу возьмешь у старосты. Скажи, я просила. Полонея встала с лавки. – Да, вот еще. Возьми сосновую пыльцу, настоянную на меду, у Семислава в лавке есть, и давай ей с отваром шалфея. Надышалась она гари, нужно чтобы вышло из утробы все. Семиславу скажешь, чтобы с меня вычел. Еще черемуховые лепестки ей заваривай. А мы поставим варить суточный взвар из хрящей. В аккурат как завтра прибудете уж готов станет.

– Гельча. – обратилась она к застывшей рядом матери девушки. – Узнай, у кого нынче корова разродилась. Пусть молозива нацедят и принесут сегодня ко мне. Женщина кивнула.

– Еще что – нибудь? Полонея направилась к выходу.

– Завтра и впредь пока не скажу обратное, собирайте по соседям у кого коровы. Мне молозиво всякий день свежее нужно. Коли коровы не будет, то от козы или кобылы тоже подойдет. Женщина закивала и залившись слезами сползла по стене печи, запрокинув голову и собираясь завыть. – И не вой мне тут. Нечего выть. Ей лишь хуже от вытья твоего будет.

– Так ведь у нас ничего не осталось, лето пройдет, что делать то нам? Не унималась Гельча. – Нынче у брата обретаемся, а после что делать, коли невестка погонит.

– Ничего, моя хорошая. Авось все и сладится. Главное живы все. А добро наживете. Чай ведь и мир не без добрых людей, и девоньку мы твою выправим так, что краше прежнего будет.
 
– Да как же? Как же выправим, коль она вон…. Она махнула в сторону дочери.

– Верь, Гельча. Верь. – она обняла женщину, прижала покрепче и погладила по спине. – Все сладится, Гельча. Все сладится.

– А коли мать Крижана запретит ему на дочке моей жениться? Что делать, то? – А, что Гельча, у нас Крижан единственный на свете, кому боги жениться завещали? Коли запретит, то и не беда, получше него жених найдется для дочки твоей. Поленея посмотрела в самую глубину очей скорбящей матери, та вдруг приосанилась и вытерла слезы, наполнившись уверенностью, переданной ей взглядом девушки.

Полонея покинула избу и не глядя на направившегося к ней Крижана отправилась в сторону своего дома. Добравшись, девушки увидели, что у ворот стоят люди князя.

– Чего вам, соколики? – обратилась к ним хозяйка.

– Да мы вот гостинцы тебе, хозяюшка от князя нашего Родомысла привезли.

– Ну, привезли, так несите в избу. Сказала девушка, распахивая перед гостями створки ворот и направляясь к избе. Мужчины внесли тяжелый сундук, окованный железными полосами. С грохотом опустили на пол. Чеслава угостила их с дороги пирогами с копченым вепревым коленом и лебедой, дала вволю напиться стылого свежего молока, и те отправились восвояси.

Полонея в нетерпении подошла к сундуку, а за ней и Чеслава.

Она закрыла за гостями ворота и вернулась в дом.

– Ой, божечки вы мои! Чеслава! Ты только погляди, что князь передал! Сколько книг! Сколько книг! Боги, родные! Гляди! Эти на греческом, эти наши с резами. Гляди! Полонея хлопнула в ладоши и заулыбалась от счастья. Чеслава взяла одну толстенную книгу, открыла ее на первой попавшейся странице и бросила.

– Ах ты, ж батюшки! Срам, то какой! Девушка вся покраснела и удивленно уставилась на Полонею.

– Да какой срам-то? Это Кама – Сутра! Наука о любви. Такая же у Ведагоры есть.
 
– А все же срам, Полонеюшка. Не гоже девицам срамные картинки глядеть. А уж тебе и Ведагоре то и подавно!

– А чего это ты за нас решаешь, куда нам глядеть? Что мы деревянная что ли? Или мы не люди, и не из того же места на свет народились откуда все остальные? Чеслава всем своим видом показывала свое недовольство. – Да ну тебя. Махнула рукой в сторону Чеславы Полонея. – Не гоже – не гляди. Ступай вон корову доить. Коль срам тебе. Девчонка выскочила стрелой из избы, красная как рак. Позже вернулась и скрылась за занавеской своей.

– А что там пишут, то в этой твоей Кама – Сутре? послышался из – за занавески голосок Чеславы.

– А тебе на что? Усмехнулась Полонея. – Ты девка скромная. Как замуж пойдешь, муж тебя и научит, как чего в ложнице делать.

– А коли не научит? Затянула Чеслава. – Что тогда?

– Так темной и состаришься. Засмеялась Полонея.

– Не хочу я темной старится. Запричитала та. – Почитаешь, Полонеюшка? Попросила ласково девушка.

– Почитаю, но после. Вон тут трактат по медицине, самого Дживага. О нем сказывали, что почитай, что две тыщи лет жил в Бхарате и еще одни боги ведают где.

– Кто сказывал то?

– Да ходоки, что приходили к волхвицам моим.

– Да, враки то все. Не живут люди по две тыщи лет. Полонея махнула рукой.

– Ну, враки, так враки, тебе ж видней. Ты у нас вон какая умная, кто спорить то с тобой станет.

Полонея зажгла четыре свечи положила несколько толстенных книг на стол и стала читать, выписывая на листы бумаги пометки. Чеслава подходила спросить будет ли та кушать, но ворожея лишь отмахнулась. Девушка еще поперекладывала свои пожитки да приданное и пошла спать, оставив рядом с подругой жбан взвара и миску с пирожками.