Радушные Держащая купол Глава двадцать первая

Ночь для Полонеи выдалась без сновидений. Вдоволь наплакавшись, впервые за много лет, она вернулась во двор. Слава богам гридни тоже уже угомонились, лишь некоторые тихо переговаривались в сарае для сушки трав и на чердаке, к которому приставили лестницу. Те, кому не хватило места во дворе, разбили походные костры и жарили на них мясо.

В темных сенях напилась квасу, прихватила ковш с собой в избу. На одной из лавок при свете лучины спал Пахом, на четырех других еще кто–то. Из – за занавески, за которой тоже горела лучина, выглянула Чеслава. Лишь только та попыталась что – то сказать, Полонея приложила к губам палец, призывая ее молчать и жестом показала, чтобы та шла обратно за занавеску, а сама взяла миску с творогом, сдобрив его сметаной и медом, и скрылась за дверью в своей клети.

Зажгла свечу. Перекусила и, отставив недоеденный творог на стол, растянулась на ложе, не раздеваясь. Казалось, что сна нет ни в одном глазу. Зародившееся где – в глубине ее естества чувство вины за проявленную гордость, и за то, что не обращала внимания на тревожные вести, скребло по ложечкой. Но он, милосердный сон, все же пришел, спасая ее от невеселых дум о князе, непрошенных чувств и размышлений о том, удастся ли ей поднять его на ноги и исцелить.

Незаметно пришел рассвет. С третьими петухами Поненея поднялась, сменила помятую одежу и вышла из клети. Пахом поднялся на своей лавке, но после властного жеста хозяйки, спи мол, снова положил голову на скрученный в изголовье плащ. Девушка прихватила заранее приготовленную заплечную суму, лук с колчаном полным стрел и вышла из избы. На крыльце кот Руд с рычанием терзал полевку.

– Молодчина, котейка, молодчина, глядя на охотника. Похвалила того хозяйка. Запрыгал и заскулил огромный пес Вешняк. Хозяйка подошла к нему и погладила. – Сиди тихо. Охраняй. Сегодня я тебя с собой не беру. Тот преданно смотрел ей в глаза, тихо тявкнул и сел возле своей будки, лакомясь добрым куском курицы, что Полонея, уходя положила перед псом. Она же тем временем, вышла со двора, щелкнув щеколдой на калитке. «Надо его к Чеславе на двор свести, пока чужаки таким скопом тут обретаются». Думала она дорогой.

Подойдя к реке, Полонея сняла тонкой кожи сапоги, закатала подол и вытащила из зарослей камыша припрятанную там долбленку. Погрузив в нее свой скарб, забралась, сама. Уселась поудобнее, оттолкнулась веслом от берега и поплыла по течению, мерно перебирая веслами, то налегая для быстроты, то давая роздых уставшим членам. За излучиной реки показалась приметная береза, что ветвями своих плакучих ветвей, словно руками указывала путь, тем, кому дозволено к лесному убежищу приходить. Полонея причалила к берегу свою долбленку, спрятала ее в заветном месте рядом с еще четырьмя. Огляделась и пошла.

Дойдя до могучего дуба с обгоревшей от удара молнии кроной, повернула на полночь и по едва заметной тропинке пустилась в путь к скиту. Солнышко, пробивавшееся свозь кроны деревьев, пригревало непокрытую шею и обласкивало кожу нежным теплом. По дороге не смогла отказать себе в удовольствии насобирать рядовок и сморчков. Их пришлось складывать в большую торбу, что она достала из груженной гостинцами заплечной сумы.

В кустах раздался едва уловимый шорох. Девушка прислушалась и сняла с плеча лук. Продолжая прислушиваться, споро надела на оба древка шелковую тетиву и достала стрелу. На тропинку выскочил здоровенный заяц, застыл и принюхался.

Наблюдая за зайцем, охотница наложила на лук стрелу, натянула и лишь только серый, завидев ее на тропинке скакнул в сторону, метким выстрелом сбила животное в низком полете стрелы. Стрела попала в основания головы. Девушка подошла к зайцу, вытащила стрелу и промыла наконечник водой из кожаной фляги, что висела у нее на поясе, вложила обратно в колчан.

– Благодарствую, батюшка. Она поклонилась на все четыре стороны, достала из сумы добрый шмат хлеба, сдобрив его щедром тонко нарезанными полосками копченого сала и луковицей, положила на выпирающие из – под земли корни старого дуба. После наклонилась за своей добычей, связав ей все четыре лапы, пошла дальше, неся в правой руке подстреленного серого. Незадолго до полудня пришла к воротам скита. Постучалась. Калитку в воротах открыла незнакомая девушка после того, как пришедшая назвала тайные слова и свое имя.

– Здрава будь, голубушка. Как тут у вас? Гостья взяла девушку за теплую ладошку и поцеловала в щеку. – Где матушка Ведагора? Привратница улыбнулась и назвалась Волицей.

– Так славно все. Весело сказала Волица, принимая зайца и грибы. – В трапезной она. Полонея достала из сумы лист хрена, в который били завернуты полоски смородиновой пастилы.

– Это тебе – уточнила гостья.

– Благодарствую за угощение. Девушка поклонилась.

Полонея направилась в трапезную, где была радостно встречена насельницами и Ведагорой.

– Здрава будь, доченька. Соскучилась по тебе, солнышко ясное мое. Как ты? Что там у тебя? Давай, сказывай по порядку. Пестунья расцеловала свою воспитанницу. – С чем пришла?

Полонея ответила на привествия, крепко обняла. После того, как девушка рассказала все волхве, та повела ее к себе покои.

– Князь, значится. А ты, гляжу не забыла его. Или снова чувства вспыхнули?

– Ох, матушка. Только тебе и признаться то могу.... Кабы я не выросла с этими чувствами, с осознанием того, что стану суложью моему другу с рождения, кабы не воспламеняла к нему чувства, когда творила чары, то гладишь моя детская почти сестринская любовь, так бы и осталась нежной привязанностью к другу – брату. А так…. Я много лет ее пестовала в себе. Много лет грезила о том, как все будет в нашей семейной жизни, вот и встретившись с ним…. Она ненадолго замолчала. – Встретившись с ним, я не разочаровалась. Не смотря, на то, что он хвор и немощен, его дух остался прежним и возмужал, он стал непоколебим и могуч, его юношеская дерзость, ограняясь временем и делами, превратилась в нечто, что мне даже трудно описать словами. И в сравнении с немощью его тела, еще более разительно выглядит мощь его духа. Она прервалась. – Но не за тем же шла. Мне до сих пор остается не ясным, как он мог выжить после удара тем мечом. Это просто невозможно. И вполне понятно, от чего все, кто его пользовали не смог ему помочь, а лишь навредили его телу своими слабыми попытками. Им не знакомы эти чары, но я их сразу узнала. Я сразу почувствовала дыхание первозданного хаоса. На свете не много людей, владеющих магией сейда в полной мере. Меч, которым был нанесен удар и его чары не были заговорены на него. Либо на кого – то другого, либо в общем на всех. Кабы было наоборот, то никакая сила не спасла бы его от неминуемой и быстрой смерти. Или тот, кто нанес удар, не знал о том, что это был за меч.
 
– Но ты, стало быть, горда, аки орлица. Та внимательно смотрела девушке в глаза.
 – И ни за что на свете не признаешься ему кто ты.

– Стало быть, так. – Я никогда не признаюсь ему кто я. Коли все пройдет, как задумала, то он просто уйдет снова в свою жизнь и обратный путь ему будет заказан. Ведь я была не только его нареченной невестой. Я была его другом. Ведь он знал, что он значит для меня. Но он не искал встречи со мной. С того раза, как во вторую осень он приезжал, его весточки становились все реже и реже, а потом и вовсе не стало. Ведь не простой он был воин чтобы не найти возможности отправить весть, а княжич. Не верю я, матушка, что так он был занят, что и нескольких минут у него не нашлось до того, как появилась у него его суложь Милица начертать мне что – нибудь. Да и потом…. Потом он тоже, не посчитал нужным, навестить меня здесь или искать в других местах. Ведагора вздохнула.

– Полно, девочка. Полно. Не мне тебе рассказывать, что семя обиды прорастает мощным ядовитым древом, у которого вместо листьев ползучие гады. И это древо и эти змеи будут постоянно разъедать и отравлять душу. Я не могу больше тебе приказывать, да и наставлять это уже не мое дело. Ты вон уменьями давно меня превзошла. Но я должна тебя предостеречь от медленно умирания и отравления твоей собственной болью. Откройся ему. Поговори с ним, дай ему возможность оправдаться. Дай ему возможность получить твое прощение. Ведь ни он, ни его родители не были для тебя чужими людьми. Кем бы ты сейчас не стала, но ты Полонея навсегда останешься Радицей – дочерью своего отца Владияра и матери Руты, девочкой с первых дней жизни впитавшей дух Твердислава и его рода, обласканной заботой его матери княгини Явнуты.

– Нет. Пусть все будет как есть. Твердо сказала Полонея. – Теперь я только Ведунья Полонея. А Радица. Радицы больше нет. Радица осталась там, в Полоцке много лет как тому. Она подтянула ноги к себе и продолжила. – Сама знаешь, что в любой час придется мне оставить насиженное место. А чем закончится подобное странствие и куда мена призовет Рок, лишь богам и ведомо. Кто его знает, может и не вернусь, коли смерть застанет, когда буду исполнять должное. Ведь и тетка моя Эидис погибла в борьбе с чудовищем и предок мой царь Турана, да и другие тоже. Слава богам, что хоть смогли выполнить, то, что должно им было.

– Ты боишься, Полонея. Ты просто боишься, что простишь. И боишься остаться с ним. Обижаешься еще сильнее от того, что не признал тебя князь сейчас. Ты боишься, услышать его ответ, на вопрос, почему он не пытался тебя найти. Но ему же и в голову не пришло, что именно ты можешь оказаться его маленькой Радицей.

– Да. Я боюсь услышать его ответ, на вопрос, почему он не пытался меня найти все эти годы. Потому, что я его знаю. И этот ответ простой как выеденное яйцо. Я ему не нужна.

– А может не надо додумывать за него. Может…. Полонея покачала головой и приложила ладонь к губам, давая понять своей воспитательнице, чтобы та больше не говорила.

– Не сейчас, матушка. Не сейчас. Сейчас я сделаю то, чему меня учили волхвы, вёльвы и чародеи. Сейчас я должна достигнуть точки кипения высочайшего вдохновения, чтобы проникнуть за границы миров, проявив мастерство оборотничества убить его и воскресить и снова обернув исцелить, развеяв чары. Сейчас я не должна предавать силу, данную мне и превращаться в простую бабу, матушка. А для этого мне нужен хотя бы тот душевный покой, который у меня есть. Нынче, мне нужно отрешение от него, как от моего бывшего нареченного, отрешение как от моего друга и брата, как от мальчика, которого я любила, от мужчины, о котором я грезила и которого, возможно, я и сейчас люблю. Чтобы исцелять его просто как человека, как державного и справедливого князя, которого любит и почитает народ и который в заботе о своем народе трудится, не жалея себя и заботясь не лишь для своей мошны и своего величия, а и для сохранения и процветания, переданного ему богами и предками удела. Она подняла глаза на Ведагору, когда закончила говорить. – Травка, то есть у тебя? Дашь ли? Ведагора утвердительно кивнула.

– Ну, травку то я тебе дам. Пообещала волхва. – Есть она у меня. Хотя в прошлом годе и был неурод, да и нынче не предвидится. Эту ходоки принесли с берегов Чары. А что потом то? Ты же сама знаешь, коли пойдет, что не так и обернешь его... А коли назад не случиться? Ведь только в книжище той, будь она не ладна, ты про тот обряд читала. Как вспомню…