Архив Митрохина. Гл. 13. ч. 4. Главн. противник

 
“Самоходы” и легальные резиденты в конце холодной войны

Юрий Андропов стал председателем КГБ в 1967 году с завышенными ожиданиями относительно потенциального вклада политической разведки в советскую внешнюю политику, особенно в отношении Соединенных Штатов.
В докладе партийным активистам КГБ вскоре после своего назначения он заявил, что КГБ должен быть в состоянии влиять на исход международных кризисов так, как это не удалось сделать во время Кубинского ракетного кризиса пятью годами ранее.

Он приказал подготовить в течение трех-четырех месяцев доклад Первого главного управления (внешней разведки) Центральному комитету о текущей и будущей политике основного противника и его союзников.

Главным недостатком текущих операций в США, жаловался Андропов, было отсутствие американских агентов калибра британцев Кима Филби, Джорджа Блейка и Джона Вассалла или западногерманского Хайнца Фельфе. Только вербуя таких агентов, настаивал он, ПГУ сможет получить доступ к действительно высококачественной разведывательной информации. 1

Почти с того момента, как он стал кандидатом (без права голоса) в члены Политбюро в 1967 году, Андропов утвердился как весомая фигура советской внешней политике.
В 1968 году он стал главным представителем тех, кто призывал к “крайним мерам” для подавления Пражской весны. 2

В 1970-е годы он вместе с министром иностранных дел Андреем Громыко (фото) стал соавтором основных предложений по внешней политике, выносимых на рассмотрение Политбюро (с 1973 года оба были его полноправными членами с правом голоса).

Дмитрий Устинов, ставший министром обороны в 1977 году, иногда добавлял свою подпись к предложениям, разработанным вместе с Громыко. По словам многолетнего советского посла в Вашингтоне Анатолия Добрынина:

Андропов имел преимущество в том, что был знаком как с внешней политикой, так и с военными вопросами из обширных источников информации КГБ… Громыко и Устинов были авторитетами в своих областях, но не предъявляли особых претензий к областям друг друга так, как Андропов чувствовал себя комфортно в обеих”. 3

При Андропове ПГУ, традиционно опасавшееся брать на себя инициативу в подготовке разведывательных оценок, опасаясь, что они могут противоречить мнению вышестоящих инстанций, реформировал и расширил свое аналитическое направление. 4 В ряде случаев Андропов давал Политбюро искаженные оценки, пытаясь повлиять на политику ЦК. 5

Андропов стал одним из самых доверенных советников Брежнева. Например, в январе 1976 года он направил генсеку сугубо личное восемнадцатистраничное письмо, которое начиналось подхалимски:

Этот документ, который я написал сам, предназначен только для Вас. Если вы найдете в нем что-то ценное для дела, я буду очень рад, а если нет, то прошу считать, что его не было. 6

Хотя Андропов старался не критиковать Брежнева даже в частных беседах с высокопоставленными офицерами КГБ, он прекрасно знал об интеллектуальных ограничениях и ухудшающемся здоровье Брежнева и стремился утвердить себя в качестве его наследника. Генсек уделял мало внимания деталям внешней политики. Добрынин быстро обнаружил, что больше всего в иностранных делах Брежнева интересовали пышность и обстановка торжественных мероприятий:

… почетные караулы, грандиозные приемы иностранных лидеров в Кремле, пышная реклама и все остальное. Он хотел, чтобы его фотографировали для альбомов, которые он любил показывать. Он предпочитал изысканные церемонии подписания итоговых документов работе над ними.

Во время одной из встреч с Добрыниным Брежнев пошёл на время куда-то на верх и появился в фельдмаршальской форме, на его груди звенели медали.
“Как я выгляжу?” – спросил он. “Великолепно!” послушно ответил Добрынин. 8

С 1974 года после серии легких инсультов, вызванных артериосклерозом головного мозга, Брежнев стал полу инвалидом.

В хвосте кавалькады черных лимузинов ЗИЛ, сопровождавших Брежнева, куда бы он ни поехал, находился реанимобиль.

К середине 1970-х годов одной из его ближайших спутниц была медсестра КГБ, которая без консультации с врачами кормила его горстями таблеток. 9

ПОСЛЕ ТОГО, КАК АНДРОПОВ усилил свое собственное влияние и влияние КГБ на формирование советской внешней политики, его амбициозные планы по резкому улучшению политической разведки главного противника так и не были реализованы. Линия ПР (политической разведки) в американских резидентурах не оправдала его больших надежд. В 1968 году разразился скандал вокруг нью-йоркской резидентуры Николая Пантелеймоновича Кулебякина, бывшего начальника Первого (Североамериканского) отдела ПГУ. После того как в Центр поступила жалоба на него, вероятно, из его резидентуры, в ходе расследования выяснилось, что он поступил на службу в КГБ с фиктивной автобиографией. Вопреки тому, что в ней было написано, он не закончил школу и уклонился от службы в армии. Опасаясь, что Кулебякин может дезертировать, если в Вашингтоне ему расскажут о его преступлениях, ему сообщили, что его повысили до заместителя директора ПГУ, и вызвали домой, чтобы он занял свой новый пост. Однако по прибытии в Москву он был с позором уволен из КГБ и исключен из партии. 10

В середине и конце 1960-х годов благодаря, главным образом, двум “самоходам” сотрудники Линии ПР (Политразведка) в Вашингтоне работали лучше, чем в Нью-Йорке.

В сентябре 1965 года Роберт Липка (фото), двадцатилетний военный клерк АНБ, вызвал большой ажиотаж в вашингтонской резидентуре, явившись в советское посольство на Шестнадцатой улице, в нескольких кварталах от Белого дома, и объявив, что он отвечает за уничтожение особо секретных документов.

Липка (кодовое имя ДАН) был, вероятно, самым молодым советским агентом, завербованным в США и имевшим доступ к высококлассным разведданным, с тех пор как девятнадцатилетний Тед Холл предложил свои услуги нью-йоркской резидентуре во время работы над проектом MAНХЭТТЕН в Лос-Аламосе в 1944 году. В досье Липки отмечается, что он быстро освоил разведывательное ремесло, которому его научили в ПР. В течение следующих двух лет он вступал в контакт с резидентурой около пятидесяти раз через закладки, мимоходные контакты при встречах и встречи с оперативниками. 11

Молодой руководитель Линии ПР Олег Данилович Калугин провел “бесчисленное количество часов” в своем тесном кабинете в вашингтонской резидентуре, просеивая массу материалов, предоставленных Липкой, и выбирая наиболее важные документы для передачи в Москву. 12
Мотивы Липки были чисто корыстными. В течение двух лет после того, как он вошел в посольство в Вашингтоне, он получил в общей сложности около 27 000 долларов, но регулярно жаловался, что ему платят недостаточно, и угрожал разорвать контакт, если его вознаграждение не будет увеличено.

В конце концов, Липка действительно разорвал контакт в августе 1967 года, когда по окончании военной службы ушел из АНБ на учебу в колледж Миллерсвилл в Пенсильвании и, вероятно, пришел к выводу, что потеря доступа к разведданным больше не стоит того, чтобы поддерживать контакты с вашингтонской резидентурой. Чтобы отбить у КГБ желание возобновить контакт, Липка отправил последнее сообщение, в котором утверждал, что он был двойным агентом, контролируемым американской разведкой. Однако, учитывая важность предоставленных им секретных документов, КГБ не сомневался, что он лжет. Попытки как резидентуры, так и нелегалов возобновить контакт с Липкой продолжались периодически и безуспешно, по крайней мере, еще одиннадцать лет. 13

Всего через несколько месяцев после того, как Липка прекратил работу в качестве советского агента, вашингтонская резидентура завербовала еще одного самохода с доступом к РЭР. Самым важным агентом холодной войны, завербованным в Вашингтоне до прихода Олдрича Эймса в 1985 году, вероятно, был старший уорент-офицер Джон Энтони Уокер, ответственный за связь в штабе командующего подводными силами в Атлантике (COMSUBLANT) в Норфолке, штат Вирджиния.

В конце 1967 года он вошел в советское посольство и заявил: “Я морской офицер. Я хотел бы заработать немного денег и взамен дам вам кое-что ценное”. Несмотря на свой младший чин, Уокер имел доступ к разведданным очень высокого уровня, включая ключевые параметры шифров военно-морских сил США.

Пробная партия его материалов, которую он принес с собой в посольство, была с удивлением изучена Калугиным и вашингтонским резидентом Борисом Александровичем Соломатиным. По словам Калугина, у Соломатина “расширились глаза, когда он листал бумаги Уокера. “Я хочу это!” – воскликнул он”.

Уокер, как они позже согласились, был из тех шпионов, которые попадаются “раз в жизни”.

Возможность взломать коды американского флота, по словам Калугина, дала Советскому Союзу “огромное преимущество в разведке”, позволив ему следить за передвижениями американских военных судов. 14

Уокер, охарактеризованный его командиром в аттестации на должность в 1972 году как “очень лояльный” с “прекрасным чувством личной порядочности и честный”, обнаружил, что фотографировать совершенно секретные документы и шифровальные материалы камерой Minox в центре связи COMSUBLANT настолько легко, что позже он заявил: “В супермаркете охрана лучше, чем на флоте”. В дальнейшем он сформировал шпионский круг, завербовав своего друга из военно-морского флота Джерри Уитворта, а также собственного сына и старшего брата. 15 Для Калугина самым большим сюрпризом в делах Липки и Уокера было то, что они показали, “насколько невероятно слабой была безопасность на некоторых сверхсекретных объектах США”. 16

После создания в 1968 году сверхсекретного Шестнадцатого отдела для обработки материалов РЭР, собранных ПГУ, Уокер был переведен под его контроль и, таким образом, больше не фигурировал в списке агентов вашингтонской резидентуры. 17 Соломатин, однако, тщательно следил за тем, чтобы сохранить личный контроль за работой того, что стало семейным шпионажем Уолкеров, на протяжении всех восемнадцати лет его существования. 18 Упавший на него отблеск славы от дел Липки и Уокера принес Соломатину орден Красного Знамени и, позднее, повышение до заместителя главы ПГУ. Карьера Калугина также пошла на пользу: в 1974 году он стал самым молодым генералом ПГУ. 19

Большинство самоходов были менее прямолинейны, чем Липка и Уокер.
В 1970-е годы резидентурам КГБ, особенно резидентуре в Мехико, приходилось иметь дело с растущим числом “болванчиков” – двойных агентов, контролируемых разведкой США, которые предлагали свои услуги в качестве советских агентов.

Одним из самых успешных из таких был МАРЕК, мастер-сержант чешского происхождения на военной базе Форт Блисс в Техасе, который посетил советское посольство в Мексике в декабре 1966 года и предложил информацию об электронном оборудовании, используемом в американской армии. Завербованный в июне 1968 года, в течение следующих восьми лет он имел многочисленные встречи с двадцатью шестью офицерами, работавшими по этому делу в Мексике, Западной Германии, Швейцарии, Японии и Австрии. Однако в мае 1976 года КГБ узнал от бывшего офицера ЦРУ Филипа Эйджи (ПОНТ), что МАРЕК был американской подставой лицом, управляемой в рамках совместной операции ЦРУ и Разведывательного управления Министерства обороны, о которой он знал лично. 20

К концу 1970-х годов специальная комиссия Пентагона отбирала секретные документы, которые передавались американским “болванчикам”, в основном младшим офицерам, отобранным DIA для укрепления их авторитета как советских шпионов. Помимо того, что это был потенциальный канал дезинформации во время конфликта или кризиса, КГБ тратил большое количество времени и энергии на то, чтобы отличить болванчиков от настоящих самоходов. Самый успешный из настоящих советских вербовщиков, Олдрич Эймс, позже говорил, что из-за отказа Красной Армии выпускать секретные документы советские болванчики не могли конкурировать с американскими:

Даже если бы документ не представлял реальной ценности, никто из советских военных не хотел подписывать его, зная, что он будет передан на Запад. Они боялись, что через несколько месяцев их вызовут в какой-нибудь трибунал, похожий на сталинский, и расстреляют за измену. 21

На протяжении всей холодной войны главной слабостью вашингтонской резидентуры была ее неспособность вербовать агентов, способных обеспечить политическую разведку высокого уровня, из числа сотрудников федерального правительства. Однако в конце 1960-х годов у резидентуры появился один вне агентский источник, которому она придавала большое значение.

Сотрудник Линии ПР Борис Седов, работавший под прикрытием журналиста агентства печати “Новости”, сумел установить контакт с Генри Киссинджером, когда тот еще был профессором Гарвардского университета.
По словам Калугина, “мы никогда не питали иллюзий по поводу попыток завербовать Киссинджера: он был просто источником политической информации”.

Когда Киссинджер стал советником Никсона во время избирательной кампании 1968 года, он начал использовать Седова для передачи в Москву сообщений о том, что публичный имидж Никсона как непримиримого поборника холодной войны является ложным, и что он хочет лучших отношений с Советским Союзом.

После победы Никсона на выборах Брежнев направил ему личные поздравления через Седова вместе с запиской, в которой выражалась надежда на то, что вместе они смогут наладить лучшие американо-советские отношения. Пока шла президентская кампания, многолетний советский посол Анатолий Добрынин терпел тайные контакты Седова с Киссинджером. Однако, как только Никсон вошел в Белый дом, а Киссинджер стал его советником по национальной безопасности, он настоял на том, чтобы самому взять в свои руки “черный канал” связи с Кремлем. 22

Когда Киссинджер занял пост госсекретаря в 1973 году, Добрынин стал единственным послом в Вашингтоне, которому было разрешено входить в Госдепартамент без наблюдения через подземный гараж. 23 Вашингтонская резидентура пожаловалась в Центр, что Киссинджер запретил своим сотрудникам встречаться с членами советского посольства в нерабочее время, что сделало невозможным для сотрудников резидентуры установить собственные контакты в Госдепартаменте и “проверить истинные намерения Киссинджера во время переговоров с послом Добрыниным”. 24 За двадцать три года пребывания в Вашингтоне с 1963 по 1986 год Добрынин получил доступ к ряду крупных политиков, начиная с Дина Раска при Кеннеди и заканчивая Джорджем Шульцем при Рейгане, что сильно превышало возможности доступа вашингтонской резидентуры. 25

Линия ПР нью-йоркской резидентуры также не имела успеха в вербовке “ценных агентов” в администрации США. Организация Объединенных Наций, однако, была гораздо более легкой мишенью. Из более чем 300 советских граждан, работавших в Секретариате ООН, многие были офицерами, агентами и сотрудниками КГБ и ГРУ. Сотрудники КГБ, работавшие под дипломатическим прикрытием, стали доверенными личными помощниками сменявших друг друга генеральных секретарей ООН: Виктор Мечиславович Лесиовский – у У Тана, Лесиовский с Валерием Викторовичем Крепкогорским – у Курта Вальдхайма, Геннадий Михайлович Евстафеев – у Хавьера Переса де Куэльяра. 26 КГБ предпринимал настойчивые попытки окучить Курта Вальдхайма, в частности, организовывал публикацию лестных статей о нем в советской прессе и подобрал картину советского художника “Самарканд”, которая была лично подарена ему Лесиовским и Крепкогорским во время его визита в СССР. 27

По словам Аркадия Николаевича Шевченко, российского заместителя Генерального секретаря ООН, перебежавшего в 1978 году, Вальдхайм поручал Лесиовскому и Крепкогорскому в основном рутинные обязанности типа проверки очередности выступлений на Генеральной Ассамблее или его представлений на бесчисленных дипломатических приемах, но, как они говорили, “австрийская мафия” Вальдхайма не допускала их к чувствительным делам ООН.
Тем не менее, Секретариат ООН в Нью-Йорке стал гораздо более успешным местом вербовки, чем федеральное правительство в Вашингтоне.

Шевченко часто видел Лесиовского в зале для делегатов, который “покупал напитки для посла, рассказывал забавные истории, доставал труднодоступные билеты в театр или оперу, хвастался знакомствами с важными людьми и заискивал”. 28

Личные помощники Генерального секретаря из КГБ проводили большую часть своего времени, занимаясь обработкой сотрудников иностранных миссий и Секретариата ООН со всего мира с целью их возможной вербовки. 29

Однако Центр часто выражал разочарование по поводу операций политической разведки нью-йоркской резидентуры за пределами Организации Объединенных Наций. Работа резидентуры была серьезно нарушена в 1973 году, когда выяснилось, что ФБР располагает подробной информацией о деятельности некоторых ее оперативных сотрудников, а также трех агентов “развития” (кодовые названия ГРЕК, БРЕСТ и БРИЗ). 30 В отчете, подготовленном в конце 1974 года, был сделан вывод, что работа Line PR в течение некоторого времени была неудовлетворительной:

В течение ряда лет резидентуре не удавалось создать агентурную сеть, способную выполнять сложные требования нашей разведывательной работы, особенно против США Мы не смогли достичь этой цели и в 1974 году, хотя в этой области был достигнут определенный прогресс. Было проведено несколько вербовок (СУАРЕС, ДИФ, ГЕРМЕС), приобретены конфиденциальные контакты. Но эти результаты все еще не приблизили нас к выполнению нашей основной задачи. 31

Ни один из трех новых агентов не имел большого значения. СУАРЕС был колумбийским журналистом, завербованным Анатолием Михайловичем Манаковым (фото), сотрудником КГБ, работавшим под прикрытием в качестве корреспондента “Комсомольской правды” в Нью-Йорке.
Через несколько лет СУАРЕСУ удалось получить гражданство США. 32 ДИФ был американским бизнесменом, который давал политические и экономические оценки. 33 ГЕРМЕСОМ, потенциально самым важным из трех новобранцев, был Оздемир Ахмет Озгур, киприот, родившийся в 1929 году.

В 1977 году нью-йоркская резидентура смогла через Аркадия Шевченко устроить Озгура на должность в Секретариате ООН. Однако, когда Шевченко дезертировал в 1978 году, КГБ был вынужден прервать все контакты с ГЕРМЕСОМ. 34

Американский бизнесмен ДИФ также был включен в список агентов Линии ПР, составленный вашингтонской резидентурой в 1974 году. У Линии ПР было еще девять агентов: ГРИГ, МАДЬЯР, MOРТОН, НИК, РАЗЕС, РЕМ, РОМЕЛЛА, ШЕФ и СТОИК. 35 ГРИГ остается неустановленным, но, по имеющимся данным, действует в Канаде. 36 МАДЬЯР был ведущим борцом за мир. 37 МОРТОН был известным адвокатом, завербованным в 1970 году, но исключенным из списка агентов в 1975 году из-за преклонного возраста. После выхода на пенсию он связал вашингтонскую резидентуру со своим сыном, который также был партнером в известной юридической фирме. 38 НИК – колумбиец, работал над американо-колумбийскими программами культурного обмена. 39 РАМЗЕС – американский профессор, имевший связи в Конгрессе, научных кругах, прессе и Латинской Америке. 40 РЕМ – итальянский сотрудник Секретариата ООН. 41 РОМЕЛЛА была латиноамериканским дипломатом в Секретариате ООН и установила контакт с КГБ, чтобы получить его помощь в продлении ее контракта в ООН до истечения срока его действия в 1975 году; она предоставила как секретные документы, так и рекомендации по вербовке. 42 ШЕФ был профессором Университета Макмастера, завербованным во время визита в Литву в 1974 году. 43 СТОИК был латиноамериканским дипломатом в Секретариате ООН. 44 Как и в Нью-Йорке, ни один из PR-агентов “Вашингтон Лайн” не имел доступа на высоком уровне к какой-либо ветви федерального правительства.

Хотя нью-йоркская резидентура добилась определенных успехов в электронном подслушивании, активных мерах и научно-технической разведке, ее сеть по Линии ПР состояла в основном из агентов в ООН и в эмигрантских общинах, лишь меньшинство из которых имели гражданство США. 45

Наибольшая концентрация агентов была в самой советской колонии, большинство из которых проживало в жилом комплексе в Ривердейле (фото 1970х, здания на двух колоннах больше нет – прим. перев.).
Согласно статистике КГБ, в 1975 году в колонии насчитывалось 1 366 советских сотрудников и иждивенцев.

Из 533 сотрудников семьдесят шесть были официально классифицированы как агенты, а шестнадцать – как “доверенные лица”. 46 Однако большинство из них занимались главным образом информированием своих коллег по линии СК (советская колония) в резидентуре. В оценке Центра в 1974 году подчеркивалась ограниченность нью-йоркских агентов Линии ПР:

Ни один из этих агентов не имеет доступа к секретной американской информации. Поэтому основное направление операций с этой сетью заключается в использовании ее для сбора информации из дипломатических источников ООН и из нескольких американских [неагентских] источников”. 47

Не имея высокопоставленных агентов в федеральном правительстве, сотрудники Линии ПР в Нью-Йорке и Вашингтоне, обычно работавшие под прикрытием дипломатов или журналистов, посвящали большую часть своего времени сбору инсайдерских сплетен от не агентских источников в Конгрессе и пресс-корпусе. 48 Будучи руководителем этой линии в Вашингтоне с 1965 по 1970 год, Калугин познакомился с обозревателями Уолтером Липпманом, Джозефом Крафтом и Дрю Пирсоном; Чалмерсом Робертсом и Мюрреем Мардером из Washington Post; Джозефом Харшем из Christian Science Monitor; Карлом Роуэном, бывшим директором Информационного агентства США; и Генри Брэндоном из London Times. Роль Калугина, когда он звонил в их офисы или обедал с ними в вашингтонских ресторанах, не была ролью агента-контролера или вербовщика. Вместо этого он “вел себя как хороший репортер”, тщательно подмечая их оценки текущей политической ситуации: “Редко мне удавалось сделать сенсацию для Политбюро, но репортажи нашего отдела [PR] позволяли советским лидерам лучше понять американские политические реалии…”. Во время президентской избирательной кампании 1968 года некоторые из источников Калугина подтвердили сообщения Седова, основанные на разговорах с Киссинджером, о том, что в случае избрания Никсон окажется гораздо менее антисоветски настроенным, чем опасалась Москва.

Одним из самых важных контактов Калугина был сенатор Роберт Кеннеди (фото), который, если бы не его убийство сразу после победы на президентских выборах в Калифорнии, мог бы выиграть номинацию демократов в 1968 году.
Перед смертью Кеннеди подарил Калугину булавку с изображением торпедного катера PT-109, капитаном которого был его брат во время войны.

Сотрудники линейного отдела по связям с общественностью в Вашингтоне также регулярно встречались с такими ведущими сенаторами, как Майк Мэнсфилд, Уильям Фулбрайт, Марк Хэтфилд, Чарльз Перси, Юджин Маккарти, Джордж Макговерн и Джейкоб Джевитс.

Центр любил хвастаться перед Политбюро, что его оценки американской политики основаны на доступе к элите Конгресса. 49

Таким образом, большинство политических репортажей вашингтонской резидентуры основывалось на несекретных источниках – к немалому раздражению некоторых советских дипломатов, чьи гораздо меньшие валютные пособия давали им меньше свободы развлекать своих знакомых в вашингтонских ресторанах. Несмотря на свое настойчивое желание держать “черный канал” при себе, Добрынин относился к работе резидентуры более благожелательно и, казалось, искренне интересовался тем, что она узнавала от своих контактов и агентов. 50 “В слишком многих советских посольствах, – жаловался Добрынин, – нормальные личные отношения между послом и резидентом КГБ были скорее исключением, чем правилом”. Посол и резидент часто вступали в ожесточенное соперничество, поскольку каждый стремился “показать, кто в посольстве хозяин” и продемонстрировать Москве превосходство своих собственных источников информации. 51

Будучи резидентом в Вашингтоне с 1965 по 1968 год, Соломатин хорошо ладил с Добрыниным.
Однако, когда в 1971 году он стал резидентом в Нью-Йорке, он быстро начал враждовать с Яковом Маликом, советским представителем в ООН.

Малик резко возражал против попыток Соломатина развивать контакты, которые он хотел развивать сам – среди них был Дэвид Рокфеллер, брат Нельсона и председатель Chase Manhattan Bank. 52

Малик был сражён картотекой контактов Рокфеллера по всему миру на 30 000 имен, с перекрестной индексацией по странам, городам и бизнесу.

Во время визита в просторный офис председателя совета директоров на семнадцатом этаже шестидесятиэтажного здания Chase Manhattan Малик попросил показать ему образец из этой картотеки. Рокфеллер выбрал карточку Хрущева. 53

Малик также энергично выступал против контактов Соломатина с дипломатом-ветераном Авереллом Гарриманом, которого в Москве считали одним из самых влиятельных американских сторонников улучшения отношений с Советским Союзом. 54
В сотрудничестве с Добрыниным Гарриман  позже вернулся из отставки, чтобы действовать в качестве неофициального канала связи между Брежневым и Джимми Картером в переходный период после победы Картера на выборах 1976 года. 55

Соломатин жаловался в Центр, что возражения Малика против его попыток наладить отношения с Рокфеллером и Гарриманом были “характерны” для его общего обструкционизма. 56

Однако он не сообщил Центру, что не было ни малейших перспектив привлечения Рокфеллера или Гарримана.

В попытке улучшить качество вербовки агентов в США директор Института психологии Академии наук Борис Федорович Ломов, “надежный контакт” КГБ, был направлен в 1975 году в нью-йоркскую резидентуру для консультирования по технике вербовки. 57

В 1976 году Центр разработал сложную схему поощрения успешных вербовщиков: от медалей и благодарственных писем до ускоренного продвижения по службе, новых квартир и денежных премий в твердой валюте (что позволило бы приобрести западные потребительские товары, которые можно было бы отправить обратно в Москву по окончании срока службы офицера). 58
Будучи председателем КГБ, Андропов, похоже, не понимал трудностей проникновения в администрацию США. В середине 1970-х годов он инициировал ряд безнадежно невыполнимых схем вербовки. После отставки Никсона в августе 1974 года после Уотергейтского скандала Андропов поручил вашингтонской резидентуре установить контакт с пятью членами бывшей администрации: Пэтом Бьюкененом и Уильямом Сафиром, бывшими советниками и спичрайтерами Никсона; Ричардом Алленом, заместителем советника по национальной безопасности в первый год правления Никсона;  Фредом Бергстеном, экономистом Совета национальной безопасности (СНБ); и Эвереттом Глисоном, ветераном СНБ, умершим через три месяца после отставки Никсона. 59 Вероятность их вербовки была чрезвычайно низка. В 1975 году Андропов лично одобрил серию столь же невозможных операций, направленных на проникновение во “внутренние круги” ряда известных общественных деятелей: Джорджа Болла, Рэмси Кларка, Кеннета Гэлбрейта, Аверелла Гарримана, Тедди Кеннеди и Теодора Соренсена. 60 Это было несколько унизительно для ПГУ, но самым результативным агентом КГБ во время избирательной кампании 1976 года стал активист из лагеря демократов, имевший доступ к окружению, который был завербован во время визита в Россию сотрудниками Второго главного управления. 61

Наиболее успешной стратегией КГБ по обработке американских политиков было использование престижного академического прикрытия Московского института США и Канады. Секретный устав института 1968 года, хранившийся в Центре, разрешал КГБ поручать ему исследование интересующих его аспектов главного противника, предоставлять сотрудникам КГБ должности прикрытия, приглашать в Москву видных американских политиков и ученых и совершать разведывательные миссии в США. Среди должностей прикрытия КГБ в институте была должность заместителя директора, которую занимал полковник Радимир Богданов (кодовое имя ВЛАДИМИРОВ), которого за спиной иногда называли “ученым в погонах”. 62 Самым важным агентом КГБ в институте был его директор Георгий Арбатов под кодовым именем ВАСИЛИЙ, который создал большой круг высокопоставленных контактов в Соединенных Штатах и регулярно должен был их обрабатывать. 63 По словам Киссинджера:

[Арбатов] особенно тонко играл на неистощимом мазохизме американских интеллектуалов,  принимавших в качестве символа веры постулат о том, что все трудности в американо-советских отношениях вызываются только американской глупостью или неуступчивостью. Он был бесконечно изобретателен в демонстрации того, как американские отповеди расстраивают мирных, чувствительных лидеров в Кремле, которых наша негибкость ведет к конфликтам, оскорбляющие их врожденные мягкие натуры. 64

Хотя доступ Арбатова к американским политикам породил в КГБ надежду на серьезное проникновение в федеральное правительство, Митрохин не нашел в материалах дела никаких свидетельств того, что в результате этого произошла какая-либо значительная вербовка.

По мнению Центра, самым важным контактом Арбатова в 1970-е годы был бывший заместитель министра обороны США Сайрус Вэнс под кодовым названием ВИЗИРЬ.

Во время визита в Москву весной 1973 года Вэнс, что неудивительно, согласился с Арбатовым в необходимости “повысить уровень взаимного доверия” в американо-советских отношениях. Арбатов сообщил, что он говорил Вэнсу – несомненно, безрезультатно, – что большинство американской прессы, аккредитованной в Москве распространяет “негативный пропагандистский” образ СССР по указанию сионистского лобби в США. В 1976 году Арбатов был направлен с очередной миссией в Америку. Во время поездки он потребовал от нью-йоркской резидентуры дополнительно 200 долларов на “оперативные расходы” для развлечения Вэнса и других. Из таких бессодержательных встреч Центр ненадолго вынес абсурдно оптимистичные надежды на проникновение в новую американскую администрацию после победы Джимми Картера на президентских выборах в ноябре 1976 года и назначения Вэнса госсекретарем. 19 декабря Андропов лично одобрил операции против Вэнса, которые, вероятно, должны были сделать его по меньшей мере “доверенным лицом” КГБ. Операции, конечно же, были обречены на провал.

В досье Вэнса записано, что, как только он вошел в администрацию Картера, любая возможность неофициального доступа к нему и его семье иссякла. 65

Несомненно, к разочарованию Центра, посол Добрынин продолжал иметь частный вход в Госдепартамент через его подземный гараж, как и во время пребывания Киссинджера на посту госсекретаря, и гордился тем, что через Вэнса поддерживал “конфиденциальный канал” между Белым домом и Кремлем, которым Центр напрасно рассчитывал овладеть. 66

Надежды, возлагаемые Центром на администрацию Картера были настолько нереалистичными, что он даже разработал схемы по обработке его жесткого советника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского.

ФКР разработал план отправки заместителя Арбатова, Богданова, с которым Бжезинский встречался ранее, в Вашингтон “для укрепления их отношений и передачи ему некоторой выгодной информации”. 3 января 1977 года Андропов также одобрил операцию по сбору “компрометирующей информации” о Бжезинском как средство давления на него.

Неудивительно, что, как и в случае с Вэнсом, первые надежды Центра на окучивание Бжезинского (фото выше) быстро испарились, и вместо этого Центр сосредоточился на разработке “активных мер” по его дискредитации. 67

Указ КГБ № 0017 от 26 мая 1977 года гласил, что существует срочная необходимость в улучшении разведывательной информации об администрации Картера. Оценки Центра работы вашингтонской и нью-йоркской резидентур в 1977 и 1978 годах ясно показывают, что это требование не было выполнено. Агентурная сеть Линии ПР в США вновь была признана неспособной выполнить поставленные перед ней задачи. Ни один агент не имел прямого доступа к основным объектам проникновения. 68

Не имея надежных высокопоставленных источников в администрации, Центр, как это часто случалось, прибег к теории заговора.

В начале 1977 года Владимир Александрович Крючков (на фото из архива Митрохина), глава ПГУ и протеже Андропова, представил ему доклад под названием “О планах ЦРУ по вербовке агентов среди советских граждан”, раскрывающий несуществующий генеральный план ЦРУ по саботажу советской администрации, экономического развития и научных исследований:

… Сегодня американская разведка планирует вербовать агентов среди советских граждан, обучать их и затем продвигать на административные должности в советской политике, экономике и науке. ЦРУ разработало программу индивидуального обучения агентов методам шпионажа, а также интенсивного политического и идеологического промывания мозгов… ЦРУ намеревается, что деятельность отдельных агентов, работающих изолированно для проведения политики саботажа и искажения указаний начальства, будет координироваться из единого центра в системе разведки США. ЦРУ считает, что такие преднамеренные действия агентов создадут внутриполитические трудности для Советского Союза, замедлят развитие его экономики и направят его научные исследования в тупик”.

Андропов счел эту невероятную сверхсекретную теорию заговора настолько важной, что 24 января 1977 года направил ее за своей подписью другим членам Политбюро и Центрального комитета. 69

В ЯНВАРЕ 1981 ГОДА ЦЕНТР питал гораздо меньше иллюзий в отношении приходящей администрации Рейгана, чем в отношении Картера четырьмя годами ранее. Любая надежда на то, что антисоветские выступления Рейгана во время выборов были всего лишь предвыборной риторикой, быстро улетучилась после его инаугурации. В апреле 1981 года, после поездки в США по просьбе Центра, Арбатов направил доклад о новой администрации Андропову и Крючкову. На ужине в Белом доме ему удалось в течение полутора часов наблюдать за Рейганом с расстояния всего пятнадцати метров. Хотя Рейган, казалось, играл роль президента, он играл эту роль с неподдельными эмоциями. Слезы навернулись ему на глаза, когда в зал внесли флаги четырех видов вооруженных сил, когда он встал и положил руку на сердце во время исполнения национального гимна. Нэнси Рейган не сводила глаз со своего мужа. Ее обожающее выражение лица напомнило Арбатову девочку-подростка, внезапно оказавшуюся рядом со своей любимой поп-звездой. Хотя речь Рейгана перед собравшимися журналистами была “исключительно поверхностной”, президент в совершенстве сыграл роль “отца нации”, великого лидера, сохранившего человечность, чувство юмора и здравый смысл. 70

И Центр, и Кремль придерживались менее благожелательного мнения о Рейгане. В секретной речи на крупной конференции КГБ в мае 1981 года заметно больной Брежнев осудил политику Рейгана как серьезную угрозу миру во всем мире. За ним последовал Андропов, который сменит его на посту генерального секретаря восемнадцать месяцев спустя. К изумлению большинства собравшихся, председатель КГБ объявил, что по решению Политбюро КГБ и ГРУ впервые будут сотрудничать в глобальной разведывательной операции под кодовым названием РЯН – недавно придуманная аббревиатура от “Ракетно-ядерное нападение” (по-русски в оригинале: Raketno-Yadernoye Napadenie – прим. перев.). Целью “РЯН” был сбор разведданных о предполагаемых, но несуществующих планах администрации Рейгана нанести первый ядерный удар по Советскому Союзу – заблуждение, которое отражало как продолжающуюся неспособность КГБ проникнуть в политику главного противника, так и его постоянную склонность к теории заговора. 71 “Ни разу после окончания Второй мировой войны, – информировал Андропов иностранные резидентуры, – международная ситуация не была такой взрывоопасной, как сейчас”. 72

Став преемником Брежнева в ноябре 1982 года, Андропов (фото) сохранил полный контроль над КГБ; его наиболее частыми посетителями были старшие офицеры Комитета. 73

На протяжении всего срока его пребывания на посту генерального секретаря РЯН оставался главным приоритетом ПГУ. В течение нескольких лет Москва верила тому, что ее посол в Вашингтоне Анатолий Добрынин справедливо назвал “параноидальной интерпретацией” политики Рейгана. 74

Большинство резидентур в западных столицах были менее алармистскими, чем Андропов и руководство КГБ. Когда в июне 1982 года Олег Антонович Гордиевский присоединился к лондонской резидентуре, он обнаружил, что все его коллеги по Line PR скептически относятся к операции “РЯН”. Никто, однако, не был готов рисковать своей карьерой, оспаривая оценку Центра. Таким образом, “РЯН” создал замкнутый круг сбора и оценки разведданных. Резидентурам, по сути, было приказано искать тревожную информацию. Центр был должным образом обеспокоен тем, что они находили, и требовал искать ещё. 75 Вашингтонская резидентура, Станислав Андреевич Андросов, протеже Крючкова, не преминул предоставить нужное. 76

Центр интерпретировал объявление программы СОИ (“Звездные войны”) в марте 1983 года как часть психологической подготовки американского народа к ядерной войне. 28 сентября 1983 года смертельно больной Андропов выступил с больничной койки с обличением американской политики в апокалиптических выражениях, не имеющих аналогов со времен холодной войны. Соединенные Штаты охватил “возмутительный военный психоз”. “Администрация Рейгана в своих имперских амбициях заходит так далеко, что начинаешь сомневаться, есть ли вообще у Вашингтона тормоза, не позволяющие ему пересечь ту точку, на которой любой трезвомыслящий человек должен остановиться”.

Тревога в Центре достигла апогея во время учений НАТО “Able Archer 83”, проведенных в ноябре 1983 года с целью отработки процедур запуска ядерного оружия.

В течение некоторого времени руководство КГБ преследовал страх, что учения могут быть предназначены для прикрытия первого ядерного удара.

Некоторые офицеры ПГУ, находящиеся на Западе, к этому времени были больше обеспокоены алармизмом Центра, чем угрозой внезапного нападения Запада. 77

Операция “РЯН” свернулась (хотя и не закончилась) в 1984 году, чему способствовала смерть двух ее главных сторонников, Андропова и министра обороны Устинова, а также успокаивающие сигналы из Лондона и Вашингтона, обеспокоенных разведывательной информацией о советской паранойе. 78 Тревожные отчеты “РЯН”, послушно предоставляемые резидентурами КГБ, были лишь крайним примером привычной тенденции Line PR говорить Москве то, что она хотела услышать. Один из офицеров политической разведки позже признался:

Чтобы угодить начальству, мы посылали фальсифицированную и предвзятую информацию, действуя по принципу: “Свалите все на американцев, и все будет хорошо”. Это не разведка, это самообман! 79

Во время первой администрации Рейгана, как и в другие периоды, Центр получил бы гораздо более точное представление об американской политике, читая “Нью-Йорк Таймс” или “Вашингтон Пост”, чем полагаясь на отчеты собственных резидентур. Одним из наиболее ярких признаков “нового мышления” Горбачева в области внешней политики после того, как он стал генеральным секретарем в 1985 году, сразу же стало его недовольство политической отчетностью ПГУ.

В декабре 1985 года Виктор Михайлович Чебриков, председатель КГБ с 1982 года, созвал совещание руководства КГБ, чтобы обсудить строгий меморандум Горбачева “о недопустимости искажения фактического положения дел в сообщениях и информационных докладах, направляемых в ЦК КПСС и другие руководящие органы”. Участники совещания угодливо согласилось с необходимостью избегать подхалимских сообщений и провозгласило обязанность всех чекистов как внутри страны, так и за рубежом выполнять “ленинское требование, что нам нужна только вся правда”. 80

Первоначально Горбачев был гораздо более впечатлен работой Управления “Т” ПГУ. На протяжении всей холодной войны КГБ добивался большего успеха в сборе научно-технической информации (НТР), чем в операциях политической разведки против главного противника. Проникнуть в оборонные компании и исследовательские институты США оказалось гораздо легче, чем в сердце федерального правительства. НТР также редко страдали от политкорректности, которая искажала отчетность Line PR в резидентурах и оценки политической разведки в Центре. Однако, что оставалось, по крайней мере, частично табуированным, так это трудности, с которыми сталкивалась советская государственная промышленность при использовании  в полной мере передовых научно-технических разработок, которые она получала. Например, в 1971 году министерства оборонной и электронной промышленности начали совместный проект по дублированию катодно-лучевых трубок Westinghouse. Два года спустя, из-за производственных проблем в Государственном оптическом институте, был достигнут лишь незначительный прогресс. 81 Извлечь уроки из подобных неудач было идеологически невозможно, поскольку это означало бы признание неполноценности советской командной экономики по сравнению с рыночной экономикой Запада. Поэтому отчеты ПГУ концентрировались на структурных противоречиях западного капитализма, упуская из виду гораздо более серьезные экономические проблемы советского блока. 82

В 1970 году в нью-йоркской и вашингтонской резидентурах работало по девять агентов Line X и пять “доверенных контактов”. 83 В 1973 году в Нью-Йорке была учреждена новая должность главного научно-технического резидента США, в обязанности которого входила координация операций “Линии X” трех американских резидентур, а также попытки обойти эмбарго на экспорт передовых технологий в Советский Союз. К 1975 году в Управлении “Т”насчитывалось семьдесят семь агентов и сорок два доверенных лица, работавших против американских целей внутри и за пределами США. 84

В записях Митрохина указаны тридцать два агента и доверенных лица, действовавших в США в 1970-е годы, в основном завербованных в том же десятилетии. Еще восемь человек, чей шпионаж не датирован в записках, также, вероятно, действовали в 1970-х годах. 85 Среди компаний, на которые они работали, были некоторые ведущие американские оборонные подрядчики: IBM, McDonnell Douglas и TRW. 86 В научно-техническую агентурную сеть также входили ученые, имевшие доступ к важным оборонным проектам в некоторых наиболее известных научно-исследовательских институтах США: среди них MАЙК в Массачусетском технологическом институте, 87 и TРОП в Аргоннской национальной лаборатории Чикагского университета. 88 В дополнение к гражданской агентурной сети в области науки и техники, в вооруженных силах также были агенты КГБ, которые предоставляли разведданные о новейших военных технологиях: среди них ДЖО, армейский инженер-электронщик, который предоставлял “ценную информацию” о военных системах связи, 89 и NERPA, который в 1977 году занимался исследованиями в области вооружений в Командовании по разработке и готовности материальных средств армии США (DARCOM). 90

Хотя информация Митрохина о масштабах и целях научно-технической сети на территории главного противника гораздо более обширна, чем любые ранее имевшиеся сведения, она не является исчерпывающей. 91

Например, в записках Митрохина нет упоминания о калифорнийском наркоторговце Эндрю Далтоне Ли (фото выше справа), который в 1975-76 годах предоставил резидентуре КГБ в Мехико руководство по эксплуатации спутника наблюдения Rhyolite и технические данные о других спутниковых системах. Источником информации для Ли был его друг Кристофер Бойс (слева на фото выше), сотрудник производителя Rhyolite, компании TRW Corporations в Редондо-Бич. Среди секретов TRW, переданных КГБ, была подробная информация о том, как американские спутники-шпионы отслеживают советские ракетные испытания. В 1977 году Ли и Бойс были арестованы, судимы и приговорены, соответственно, к пожизненному заключению и сорока годам тюрьмы.

Оба добились статуса знаменитостей, став героями книги-бестселлера и фильма “Сокол и снеговик” (The Falcon and the Snowman). 92 Одно из досье КГБ, отмеченное Митрохиным, показывает, что всего через год после ареста Ли и Бойса КГБ завербовал в TRW еще одного, возможно, еще более важного шпиона под кодовым именем ЗЕНИТ. Если Бойс был всего лишь клерком (хотя и имел доступ к секретным документам), то ЗЕНИТ был ученым. 93

Управление “Т” гордилось своими достижениями, особенно в борьбе с главным противником, и стремилось довести их до сведения советского руководства. В 1972 году Брежневу доложили, что за прошедший год научно-технический отдел сэкономил более ста миллионов конвертируемых рублей. 94 Среди успехов, на которые обратили внимание генсека, была информация о строительстве американского космического челнока и подготовке к беспилотным полетам на Марс. Это, как ему сказали, решит ряд текущих проблем в развитии советской космической техники. Далее его заверили (несомненно безосновательно), что разведданные научно-технической службы о гранулировании семян позволят увеличить урожай советского зерна на 20-30 процентов и сократить время выращивания. 95 В 1973 году Управление Т сообщило, что оно приобрело более 26 000 документов и 3700 “образцов”. Хотя лишь меньшая часть этих материалов была засекречена, они включали совершенно секретную информацию о ракете “Сатурн”, космических полетах “Аполлон”, ракетах “Посейдон”, “Честный Джон”, “Реди”, “Роланд”, “Гидра” и “Вайпер”, реактивном самолете “Боинг-747” и компьютерной технологии, впоследствии скопированной при создании компьютера “Минск-32”. 96

Образцы триумфов научно-технического собирательства занимали видное место в чекистском Зале славы, открытом ПГУ в Ясенево в 1977 году в честь шестидесятой годовщины Октябрьской революции. В экспозиции Управления “Т” утверждалось, что за предыдущий пятилетний период им было получено более 140 000 научно-технических документов и более 20 000 “образцов”. Они якобы принесли советской экономике экономический эффект в размере более одного миллиарда рублей и позволили продвинуть исследовательские работы в ряде отраслей науки и техники на срок от двух до шести лет. 97

Леонид Сергеевич Зайцев, динамичный и амбициозный руководитель Управления “Т”, назначенный в 1975 году, утверждал, что ему следует разрешить выйти из состава ПГУ и стать независимым управлением в КГБ. Он утверждал, что его бюджет составляет всего 1 процент в год от стоимости научно-технических разработок, которые он предоставил советской промышленности и сельскому хозяйству. 98

Глава ПГУ Крючков, однако, был полон решимости не допустить, чтобы столь престижная часть его разведывательной империи вышла из-под его контроля.

Несмотря на неудачу в борьбе за свободу, Управление “Т” все больше действовало независимо от остальной части ПГУ. Его новые сотрудники в основном были выходцами из научной или инженерной среды, имели собственную программу обучения в Институте Андропова (академии ПГУ) и проходили подготовку отдельно от сотрудников других отделов. В зарубежных резидентурах офицеры Линии X относительно мало общались со своими коллегами из других подразделений. 99

Военно-промышленная комиссия (ВПК), которая в основном отвечала за надзор за Управлением “Т”, проявляла больший интерес к неамериканским целям, чем в начале холодной войны. 100 Тем не менее, Соединенные Штаты оставались более важным объектом научно-технических исследований, чем все остальные страны мира вместе взятые. В 1980 году 61,5 процента информации ВПК поступало из американских источников (некоторые за пределами США), 10,5 процента – из Западной Германии, 8 процентов – из Франции, 7,5 процента – из Великобритании и 3 процента – из Японии. 101 В 1980 году ВПК дал указания по 3617 “задачам приобретения”, из которых 1085 были выполнены в течение года, что позволило реализовать 3396 советских научно-исследовательских и опытно-конструкторских проектов. 102 Управление “Т” было главным агентством по сбору таких данных.

Своим успехом в выполнении многих требований ВПК Управление “Т” во многом обязано многочисленным сотрудникам в советском научном сообществе, которых в середине 1970-х годов насчитывалось около 90 агентов-вербовщиков, 900 агентов и 350 доверенных лиц. 103 Среди этих коллаборационистов – возможно, самой крупной сети искателей талантов в истории науки и техники – были некоторые из ведущих ученых Советского Союза. Все западные ученые, особенно в Соединенных Штатах, работающие в областях, связанных с “задачами приобретения” Управления “Т”, были потенциальными мишенями для КГБ. Первый подход к намеченному ученому обычно исходил от советского коллеги в аналогичной области, который пытался наладить сотрудничество на личном или институциональном уровне. Затем Управление “Т” пыталось завербовать наиболее наивных или коррумпированных из западных ученых, к которым обращались таким образом, в качестве агентов или доверенных лиц. 104 Среди агентов-вербовщиков Директората был директор Физико-энергетического института Латвийской академии наук (под кодовым названием VITOS), который в 1973 году завербовал Майка, старшего физика Массачусетского технологического института. 105 SATURN, руководитель отдела в компании McDonnell Douglas, был завербован в 1978 году при аналогичном содействии Литовской академии наук. 106

КГБ также принимал активное участие в отборе советских студентов для участия в программах академического обмена с США и готовил многих из них как специалистов по поиску талантов. Студентам было сказано искать места в университетах и исследовательских институтах в пределах легкой досягаемости от резидентур в Нью-Йорке (Бруклинский политехнический институт, Массачусетский технологический институт, Ренсселаерский политехнический институт и университеты Колумбии, Корнелла, Гарварда, Нью-Йорка и Принстона), Вашингтоне (Американский, Католический, Джорджтаунский, Джорджа Вашингтона и Мэрилендский университеты) и Сан-Франциско (Калифорнийский университет в Беркли и Сан-Франциско, Калифорнийский технологический институт, Университет Южной Калифорнии и Стэнфорд). 107

Успеху Управления “Т” в проникновении на американские объекты в значительной степени способствовала слабая безопасность некоторых компаний и исследовательских институтов.

Выступая в 1985 году перед сенатским комитетом, изучавшим вопросы безопасности среди оборонных подрядчиков, Кристофер Бойс рассказал, что он и его коллеги из TRW “регулярно устраивали вечеринки и выпивали в рабочее время в “черном хранилище”, где находился спутниковый проект Rhyolite”. По его словам, ром Бакарди хранился за шифровальными машинами, а устройство для уничтожения шифров использовалось в качестве блендера для смешивания бананового дайкири с май-тайсом. 108 Провалы в системе безопасности большинства других компаний, вероятно, принимали не такие экзотические формы с меньшими возлияниями. Поскольку большинство крупных американских компаний работали за рубежом, они были уязвимы для проникновения как за пределами, так и внутри США. В середине 1970-х годов семнадцать крупных американских компаний и исследовательских институтов стали объектом внимания резидентур КГБ в Западной Европе: среди них IBM – резидентуры в Лондоне, Париже, Женеве, Вене и Бонне; Texas Instruments – в Париже; Monsanto – в Лондоне и Брюсселе; Westinghouse Electric – в Брюсселе; Honeywell – в Риме; ITT – в Стокгольме; и Национальные институты здравоохранения – в Копенгагене. 109 Европейским резидентурам помогало множество приезжих. Например, в 1974 году канадский резидент из Лос-Анджелеса (позже получивший кодовое имя СПРИНТЕР) вошел в советское посольство в Хельсинки, объявил, что работает в электрооптической компании, которая разрабатывает лазерные противоракетные системы и инфракрасные прицелы для огнестрельного оружия, танков, кораблей и самолетов, и предложил продать свои секреты. 110 Как и СПРИНТЕР, большая часть научно-технической сети КГБ в США, по-видимому, была наемными шпионами.

РЭР существенно дополняла научно-техническую информацию, предоставляемую агентами.

Станциям РЭР в резидентурах в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско (чья деятельность рассматривается в главе 21) удалось перехватить телефонную и факсимильную связь Брукхейвенской национальной лаборатории и ряда крупных компаний. Записи Митрохина, однако, не позволяют оценить долю научно-технической информации, предоставленной РЭР, а не агентурой.

Еще до Второй мировой войны наука и технологии рассматривались как важнейшее средство предотвращения отставания советских военных технологий и систем вооружения от западных. Согласно одному из отчетов, отмеченных Митрохиным, более половины проектов советской оборонной промышленности в 1979 году были основаны на западных научно-технических разработках. 111 В 1981 году Андропов заявил, что все задачи в области военного научно-технического прогресса, поставленные перед КГБ, были успешно выполнены. 112

Согласно официальному отчету США, основанному в основном на документах, предоставленных в начале 1980-х годов Владимиром Ветровым (кодовое имя FAREWELL), французским агентом в Управлении “Т” :

По оценкам Советов, благодаря использованию документации по американскому истребителю F-18 их авиационная и радиолокационная промышленность сэкономила около пяти лет времени разработки и 35 миллионов рублей (стоимость эквивалентной исследовательской деятельности в долларах США в 1980 году составила бы 55 миллионов долларов) на рабочей силе и других затратах на разработку проекта. Часть этих сэкономленных средств, вероятно, представляет собой более тысячи человеко-лет научных исследований и одно из самых успешных индивидуальных применений западных технологий. Документация радара управления огнем F-18 послужила технической основой для создания новых радаров поражения с прицеливанием и сбиванием для последнего поколения советских истребителей. Американские методы проектирования компонентов, алгоритмы быстрого преобразования Фурье, функции отображения местности и методы повышения разрешения в реальном времени были упомянуты в качестве ключевых элементов, включенных в советский аналог. 113

Другими успешными военными проектами, ставшими возможными благодаря научно-техническому прогрессу, были создание советского аналога радиолокационной системы воздушного базирования AWACS и создание бомбардировщика Blackjack по образцу американского B1-B. 114

С конца 1970-х годов все большее внимание уделялось вкладу науки и техники в советскую экономику. По расчетам Управления “Т”, основные отрасли гражданской промышленности отставали от западных аналогов на десять лет. 115 В январе 1980 года Андропов поручил Управлению Т разработать планы сбора научно-технической информации, направленные на решение текущих проблем в советском сельском хозяйстве, металлургии, энергетике, машиностроении и передовых технологиях. 116 Из 5 456 “образцов” (машины, компоненты, микросхемы и т.д.), приобретенных Управлением Т в течение 1980 года, 44 процента были направлены в оборонную промышленность, 28 процентов – в гражданскую промышленность через Государственный комитет по науке и технике (ГКНТ) и 28 процентов – в КГБ и другие правительственные учреждения. В том же, возможно, исключительном году чуть более половины разведывательных данных, полученных Управлением “Т”, поступило от союзных спецслужб, главными из которых были восточногерманская HVA и чехословацкая StB. 117

Среди самых больших научно-технических успехов HVA было проникновение в IBM. По словам главы HVA Маркуса Вольфа, восточногерманская микроэлектронная компания Robotron “стала настолько сильно зависеть от тайного приобретения технологических достижений IBM, что, по сути, стала своего рода нелегальным филиалом этой компании”. 118 Несмотря на значительное отставание от Запада, Robotron была довольно успешна в использовании компьютерных технологий IBM по сравнению со своими советскими аналогами. В системе отслеживания имен КГБ СОИД (“Система оперативных и институциональных данных”) использовались восточногерманские компьютеры. 119

В 1980-е годы сбор научно-технических материалов продолжал расширяться. На совещании руководящего состава ФКР в начале 1984 года Крючков сообщил, что “за последние два года количество материалов и образцов, переданных гражданским отраслям промышленности, увеличилось еще в два раза”. Это, по его утверждению, было использовано “с реальным экономическим эффектом”, особенно в энергетике и производстве продуктов питания. Характерно, что Крючков не упомянул, что склеротический характер советского управления экономикой делал гораздо более трудным использование научно-технических достижений в гражданской экономике, чем в имитации западных вооружений. Его одержимость операцией “РЯН” также вызвала недовольство разведывательной информацией Управления “Т” о системах вооружений, лежащих в основе несуществующих планов Рейгана по нанесению первого ядерного удара. “Как и раньше, – жаловался Крючков, – мы испытываем острую нехватку секретной информации о новых видах оружия и средствах его доставки”. В “плане работы” ПГУ на 1984 год в качестве основных приоритетов разведки Управления “Т” были определены:

… военно-технические меры, предпринимаемые главным противником для создания оружия первого удара: количественное увеличение ядерных боеприпасов и средств доставки (ракетные комплексы MX, “Трайдент”, “Першинг-2”, крылатые ракеты, стратегические бомбардировщики); замена одного поколения ядерных ракет другим (“Минитмен”, “Трайдент-2”), разработка качественно новых видов оружия (космические устройства для многократного использования в военных целях, лазерное и лучевое оружие, неакустическое оружие противолодочной обороны, оружие радиоэлектронной борьбы и т.д.).

Вторым приоритетом была “информация и образцы, представляющие значительный интерес для гражданских отраслей экономики СССР”. 120

Как и другие советские лидеры, Горбачев, несомненно, считал само собой разумеющимся, что советские военные технологии требуют научно-технических разработок с Запада.

Однако его, вероятно, больше интересовало использование науки и технологии для оживления гражданской экономики.

В своем обращении к сотрудникам посольства в Лондоне 15 декабря 1984 года, за три месяца до того, как он стал генеральным секретарем, он особо отметил достижения Управления “Т” и его сотрудников по Линии X в зарубежных резидентурах. 121 Уже было ясно, что Горбачев рассматривал тайное приобретение западных технологий и научных исследований как важную часть экономической перестройки. Резкое улучшение отношений между Востоком и Западом в конце 1980-х годов открыло новые возможности для Управления “Т”, которое ежегодно готовило 25-40 000 научно-технических “информационных отчетов” и 12-13 000 “образцов”. В 1986 году их стоимость оценивалась в 550 миллионов рублей, а в 1988 и 1989 годах – в миллиард рублей в год. 122 В конце 1980-х годов около 150 советских систем вооружений, по мнению западных экспертов, были основаны на технологиях, украденных на Западе. 123

БУДУЧИ ВПЕЧАТЛЕН достижениями Управления “Т”, Горбачев, похоже, также пересмотрел свое первоначально критическое мнение о политической разведке, предоставляемой ПГУ. В начале 1980-х годов Крючков неоднократно ругал своих подчиненных за то, что они не добились успеха в вербовке важных американских агентов, и требовал “радикального улучшения”. Уже в феврале 1985 года он осуждал “низкий уровень” операций против главного противника и “отсутствие заметных результатов” резидентур КГБ в вербовке американских граждан. 124

Самоход в посольство СССР в Вашингтоне два месяца спустя стал ответом на воззвания Крючкова. К тому времени, когда Олдрич Эймс предложил свои услуги КГБ в апреле 1985 года, он уже восемнадцать лет работал на ЦРУ.

В течение двух месяцев он предал двадцать западных (в основном американских) агентов: среди них Дмитрий Поляков, генерал ГРУ, более двадцати лет работавший на ФБР и ЦРУ; Олег Гордиевский, британский агент КГБ, только что назначенный резидентом в Лондоне; Адольф Толкачев, эксперт по электронике, предоставлявший высококачественные разведданные о советской системе авионики; и еще по меньшей мере одиннадцать офицеров КГБ и ГРУ, находившихся в различных частях света (На фото выше в названном порядке) . Большинство из них были расстреляны, хотя Гордиевскому удалось совершить эпический побег из России при содействии СИС, находясь под наблюдением КГБ. В совокупности они представляли собой, вероятно, самое успешное проникновение западных агентов в Советский Союз со времен большевистской революции. Основным мотивом для предательства Эймса, вероятно, была жадность. К моменту его ареста девять лет спустя КГБ и его преемник заплатили ему почти три миллиона долларов (вероятно, больше, чем любому другому агенту в истории России) и обещали еще два. 125 Поскольку Горбачев взял новый курс на политику в отношении Соединенных Штатов, на него, несомненно, произвел впечатление тот факт, что КГБ впервые завербовал крупного агента в ЦРУ. ПГУ также, по-видимому, откликнулось на требование Горбачева о менее грубом и предвзятом освещении деятельности главного противника и его союзников. По словам Леонида Владимировича Шебаршина, в то время одного из заместителей Крючкова, “ПГУ больше не нужно было представлять свои отчеты в ложно положительном свете”, 126 хотя многим из его сотрудников, несомненно, было трудно отказаться от привычек всей жизни.
В декабре 1987 года Горбачев взял Крючкова с собой в исторический визит в Вашингтон, чтобы подписать с президентом Рейганом первый договор о контроле над вооружениями, предусматривающий сокращение ядерных арсеналов сверхдержав. Никогда ранее глава ПГУ не сопровождал советского лидера во время визита на Запад. Доверие Горбачева к Крючкову, о котором он впоследствии горько сожалел, несомненно, отражало его высокую оценку успехов этого управления как в сборе беспрецедентного объема научно-технической информации, так и в проникновении в ЦРУ. Во время визита в Вашингтон Крючков ужинал в ресторане Maison Blanche, незаметно для других обедающих, с заместителем директора Центральной разведки Робертом Гейтсом (впоследствии директора). Позже Гейтс писал:

Оглядываясь назад, неловко осознавать, что на этой первой встрече ЦРУ-КГБ на высоком уровне преисполненный самодовольства Крючков уже знал, что у него есть шпион – Олдрич Эймс – в самом сердце ЦРУ, что он прекрасно знал, что мы говорили президенту и другим о Советском Союзе, и что он был в курсе многих наших усилий по сбору людских и технических данных в СССР”. 127

В октябре 1988 года Крючков реализовал свою амбицию – стал первым руководителем внешней разведки, ставшим председателем КГБ. Его торжественная речь по случаю ухода из ПГУ представляла собой удивительную смесь старого и нового мышления. “Демократизация и гласность (glasnost – так в тексте) – движущая сила перестройки, – заявил он, – и без них нам не победить”.

Пока мы не будем иметь объективного взгляда на мир, видеть его без прикрас, без клише и стереотипов, все заявления об эффективности наших внешнеполитических операций будут пустыми словами.

Однако старые подозрения и теории заговора в отношении Соединенных Штатов все еще таились под поверхностью выступления Крючкова. Не называя прямо операцию “РЯН”, он попытался обосновать принципы, на которых она была основана:

Многие из прежних обязанностей [ПГУ] не сняты с повестки дня. Главная из них – не упускать из виду непосредственную опасность развязывания ядерного конфликта.

И он добавил предупреждение о том, что, по его словам, является продолжающейся жестокостью “провокационных операций” западных спецслужб; он утверждал, что только за первую половину 1988 года было проведено более 900 таких операций. Крючков начал 1989 год с яркой демонстрации нового климата отношений между Востоком и Западом, став первым в истории КГБ председателем, который принял в своем кабинете посла Соединенных Штатов. После этого он начал беспрецедентную кампанию по связям с общественностью, призванную завоевать как западное, так и советское мнение. “КГБ, – заявил он, – должен иметь имидж не только в нашей стране, но и во всем мире, соответствующий тем благородным целям, которые, как я считаю, мы преследуем в своей работе”. 129

После непродолжительной борьбы за власть Крючкова на посту главы ПГУ сменил 53-летний Леонид Шебаршин, первый человек с опытом работы в странах за пределами советского блока, возглавивший внешнюю разведку со времен Второй мировой войны. 130

Одной из основных задач Шебаршина в начале горбачевской эпохи была подготовка разведывательных отчетов для партийного руководства.

Тот факт, что он опередил нескольких более высокопоставленных кандидатов на свою новую должность, является определенным свидетельством того, что его брифинг произвел впечатление на Горбачева. 131

Сотрудники внешней разведки, опрошенные “Известиями” после отставки Шебаршина в сентябре 1991 года, назвали его “первым действительно компетентным руководителем ПГУ за последние десятилетия”. 132

По словам Шебаршина, его главным первоначальным заданием Горбачева было “обеспечить, чтобы Запад не обманывал в вопросах контроля над вооружениями”. 133

Тактические победы ПГУ над главным противником, которые произвели впечатление на Горбачева, не смогли предотвратить стратегического поражения. Сам успех Управления “Т” в краже западных секретов лишь подчеркнул структурные проблемы советской экономики. Несмотря на научно-технический прогресс стоимостью в миллиард рублей в год и большое количество ученых и инженеров в Советском Союзе, советские технологии неуклонно отставали от западных. Горбачевские реформы привели лишь к дальнейшему ослаблению командной экономики, не создав вместо нее рыночной. Хлеба не хватало даже после хорошего урожая 1990 года. 134 Никакие экономические и политические ухищрения не могли предотвратить распад разрушающейся советской системы.

По мере того как в 1990 году экономические проблемы Советского Союза умножались, а сепаратистские движения усиливались, традиционные подозрения Центра в отношении главного противника возрождались. Крючков не возлагал всю вину за беды России на империалистические козни. “Основные источники наших бед, по мнению КГБ, – заявил он, – находятся внутри страны”. Но он обвинил ЦРУ и другие западные спецслужбы в продвижении “антисоциалистических” и сепаратистских сил как части “тайной войны против советского государства”. 135 По словам Шебаршина, Горбачев не прислушался к предупреждениям ПГУ. “Он и его друзья жили в мире самообмана… Мы прицепляли свой вагон к западному поезду”. 136 Поскольку Горбачев, по мнению Центра, не хотел обижать американцев, Крючков начал предавать огласке некоторые из заброшенных теорий заговора КГБ. В декабре 1990 года он осудил (несуществующий) заговор Запада, “подобный экономическому саботажу”, с целью “поставки нечистого и иногда зараженного зерна, а также продуктов с уровнем радиоактивности выше среднего или содержащих вредные вещества”. 137

В феврале 1991 года сначала заместитель Крючкова, Виктор Федорович Грушко (фото), а затем новый премьер-министр, Валентин Павлов, разоблачили столь же вымышленный заговор западных банков с целью подорвать курс рубля.

Наиболее полная публичная версия теории Центра об огромном заговоре под руководством США с целью подрыва Советского Союза была изложена в апреле 1991 года в выступлении начальника управления оценки КГБ Николая Сергеевича Леонова, бывшего заместителя главы ПГУ, отвечавшего за операции в Северной и Южной Америке.

Целью политики США, заявил он, было “уничтожение Советского Союза как единого государства”.

Горбачев, по его словам, отказывался слушать:

КГБ своевременно и подробно информировал об этом руководство страны. Мы не хотели бы повторения трагической ситуации перед Великой Отечественной войной против Германии, когда советская разведка предупреждала о готовящемся нападении фашистской Германии, но Сталин отверг эту информацию как ошибочную и даже провокационную. Вы знаете, чего нам стоила эта ошибка.

Еще одним ярким свидетельством возрождения традиционных конспирологических теорий руководства КГБ о главном противнике стало выступление Крючкова на закрытом заседании Верховного Совета 17 июня. Крючков зачитал до сих пор совершенно секретный доклад ФКР в Политбюро от января 1977 года “О планах ЦРУ по вербовке агентов среди советских граждан”, в котором разоблачался вымышленный план ЦРУ по саботажу советской администрации, экономики и научных исследований. Этот план, по утверждению Крючкова, оставался действующим. 138

Самым важным агентом ЦРУ, торжественно сообщил он Горбачеву, был его собственный ближайший советник Александр Яковлев (фото), якобы завербованный во время учебы по обмену в Колумбийском университете более тридцати лет назад. 139

Как позже жаловался Крючков, Горбачев не воспринял такую чушь всерьез.

Как, несомненно, и многие офицеры ФКР, имевшие непосредственный опыт общения с Западом, которого не хватало председателю КГБ.

Теперь Крючков был самым опасным противником Горбачева, убежденным в том, что, смирившись с распадом советского блока в 1989 году, Горбачев взялся руководить распадом Советского Союза. В августе 1991 года он стал главным организатором переворота, который попытался свергнуть Горбачева и сохранить Союз.

            Примечания к главе 13. Главный противник . Часть 4. (Последняя)

1. т. 6, гл. 2, часть 1 п.

2. См. Ниже, главу 15. 

3. Добрынин, In Confidence (На доверии), стр. 209-210, 513. По словам Добрынина, «Андропов был достаточно осторожен, чтобы не вмешиваться в повседневное управление внешней политикой Громыко, а Громыко со своей стороны уважал растущее влияние Андропова в Политбюро».

 4. Фурсенко и Нафтали, «Советская разведка и кубинский ракетный кризис», с. 85, п. 7. Однако анализ разведывательных данных ПГУ, похоже, оставался сравнительно неразвитым по стандартам британского JIC, Управления разведки ЦРУ и по оценке других крупных западных агентств.

 5. См. ниже главы 15 и 19.

 6. Волкогонов, Взлет и падение Советской Империи, с. 322. В письме были банальные предложения по усилению роли КПСС.

 7. Калугин, Spymaster, с. 257. Однако в последние месяцы жизни Брежнева Андропов начал распространять истории о коррупции в семье и окружении Брежнева в рамках своей стратегии по устранению конкурентов на престол. Сервис, История России ХХ века, с. 426.

8. Добрынин, На доверии, с. 130.

9. Доббс, Down with Big Brother (Долой Большого Брата), стр. 6–8; Чазов, Здоровье и власть , с. 115-144.

  10. т. 6, ок. 2, часть 6.

  11. т. 6, гл. 11, часть 3; т. 6, ок. 1, части 12, 41.

  12. Калугин, Spymaster, с. 83. Калугин не называет имени или кодового имени Липки и называет его только «самоходом», который пришел к нам в середине 1960-х годов, объяснив, что он участвовал в измельчении и уничтожении документов АНБ ». Более поздний анализ, проведенный Центром, выделил 200 документов из АНБ, ЦРУ, Государственного департамента и других федеральных агентств как особо ценных. В записках Митрохина, увы, нет подробностей их содержания.

13. т. 6, гл. 11, часть 3; т. 6, ок. 1, части 12, 26, 28, 41; к-8,78. В досье Липки есть адреса его и его отца в 1970-е годы, а также сведения о работе его жены в больнице Святого Иосифа в Ланкастере, штат Пенсильвания, а также номер ее телефона в больнице.

14. Калугин, Spymaster, с. 84-9.

15. Исследования дела Уокера включают – Бэррон, Breaking the Ring (Разрывая круг); Блюм, I Pledge Allegiance (Я клянусь в верности).

16. Калугин, Spymaster, с. 83.

17. Калугин, Spymaster, с. 89. Тот факт, что дело Уокера хранилось в Шестнадцатом отделе отдельно от большинства других файлов ПГУ, объясняет, почему Митрохин никогда его не видел. Вероятно, есть и другие агенты Шестнадцатого отдела, о которых он также не знал.

18. Эрли, Confessions of a Spy (Признания шпиона), стр. 7-8.

19. Калугин, Spymaster, с. 89.

 20. Сотрудниками КГБ, участвовавшими в контроле над МАРЕКОМ, были Яцков П.В., Колымаков Б.П., Е. Н. Горлицын, В. Ф. Перчик, Е. Пискарев, Г.Н. Пустняцев, В.М. Богачев, Е. Белов, В.Н. Гордеев, А.В. Большаков, С.В. Сычев, В.Н. Мельников, А.А. Алексеев, С.Е. Мужчинин, В.С. Мирошников, В.А. Ревин, Н.В. Медведь, И.К. Баранов, В.И. Кучеров, В.С. Логинов, В.И. Шпакевич, И.С. Пахмонов, В.В. Макаров, А.М. Гвоздев, Л.К. Костанян. Даже после того, как Эйджи раскрыла, что МАРЕК был подсадным, некоторые в Центре не сочли доказательства убедительными.

21. Эрли, Признания шпиона, стр. 91-2.

22. Калугин, Spymaster, с. 111-12. Хотя Митрохин не называет Седова по имени, он подтверждает доступ к Киссинджеру через «операционного офицера».

23. Шульц, Turmoil and Triumph (Беспорядки и триумф), с. 117.

 24. Т-7 321.

 25. Добрынин. На доверии.

 26. Бэррон КГБ, стр. 25-27. Бэррон, КГБ сегодня, с. 240-243. т. 6, гл. 10; т. 6, ок. 1, части 19, 40.

27. т. 6, гл. 10; т. 6, ок. 1, часть 40. В записях Митрохина нет никаких свидетельств того, что обработка  Вальдхайма была успешной.

28. Шевченко, Breaking with Moscow (Разрыв с Москвой), с. 331-2.

29. т. 6, ок. 1, части 4, 19; т-3,69, к-24,228.

30. т. 6, гл. 8, часть 4, п. 1.

31. т. 6, гл. 14, часть 2, п. 2.

32. Т. 6, ок. 1, ч. 3, 41; т-2,258.

33. т. 6, гл. 3, часть 2; т. 6, ок. 1, часть 41.

34. т. 6, ок. 1, часть 16. Турецкая кипрская газета Malkin Sesi сообщила 18 мая 1985 года, что, согласно разведданным, предоставленным Вашингтоном турецкому правительству, Озгур был советским шпионом с 1974 по 1977 год.

35. т. 6, гл. 3, часть 3.

36. т. 6, гл. 4; к-8,103,447.

37. т. 6, ок. 1, часть 38.

38. т. 6, ок. 1, часть 4; т-3,56.

39. т. 6, ок. 1, части 11, 39; к-22,71.

40. т. 6, ок. 1, часть 33.

41. т. 6, гл. 3, часть 2. Личность РЭМА Митрохин не называет. Как это часто бывает, такое же кодовое имя было присвоено нескольким другим агентам. Ни один из остальных, кажется, не подходит Вашингтонскому RЭMУ.

 42. к-22,207.

 43. Т-1,75.

 44. т. 6, гл. 4; т. 6, ок. 1, части 16, 19.

 45. т. 6, гл. 14, часть 2, п. 2.

 46.;;т. 6, гл. 3, часть 3.

 47. т. 6, гл. 14, часть 2, п. 2.

  48. т. 6, гл. 3, часть 3.

  49. Калугин, Spymaster, стр. 72-5.

  50. Калугин, Spymaster, с. 103.

 51. Добрынин, На доверии, с. 355.

  52. т. 6, гл. 3, часть 3.

  53. Крамер и Робертс, I Never Wanted to be Vice President of Anything!, «Я никогда не хотел быть никаким вице-президентом!» С. 23.

  54. т. 6, гл. 3, часть 3.

 55. Добрынин, На доверии, с. 377-8.

 56. т. 6, гл. 3, часть 3.

 57. В 1977 году Ломов вернулся в Нью-Йорк со своим заместителем директора Юрием Михайловичем Забродиным с трехмесячным визитом. Его основная задача от КГБ в данном случае заключалась в исследовании методов допроса, которые, как надеялся Центр, заставят допрашиваемых впоследствии не вспомнить свои ответы на вопросы. т. 6, гл. 2, часть 1; т. 6, ок. 2, части 4, 5.

 58. vol. 6, гл. 2, часть 1; т. 6, гл. 3, часть 3.

 59. т. 6, гл. 2, часть 1.

60. т. 6, гл. 2, часть 1.

61. См. Ниже, главу 17.

 62. т. 6, гл. 7. Митрохин называет ВЛАДИМИРОВА заместителем директора института, но не называет его имя. Ср. Бэррон, КГБ сегодня, стр. 265.

 63. vol. 6, гл. 2, часть 1; т. 6, ок. 2, части 4, 6.

 64. Киссинджер, White House Years (Годы в Белом доме), с. 112.

 65. т. 6, ок. 1, часть 6.

 66. Добрынин, На доверии, с. 485.

  67. vol. 5, раздел 10.

  68. т. 6, гл. 3, части 2, 3.

  69. Эндрю и Гордиевский (ред.), Инструкции из центра, стр. 306-7.

  70. т. 6, гл. 2, часть 1, п. 3.

  71. Эндрю и Гордиевский (ред.), Инструкции из Центра, гл. 4.

  72. Калугин, Spymaster, с. 302-3. Калугин посчитал тон телеграммы Андропова «параноидальным».

  73. Волкогонов, Взлет и падение Советской Империи, с. 351.

 74. Добрынин, На доверии, с. 523.

 75. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 582-603. Андрей и Гордиевский (ред.), Инструкции из центра, гл. 4.

76. Швец, Washington Station (Вашингтонская резиденция), стр. 29, 74–5. Швец имел доступ к отчетам Андросова в качестве члена Первого (Североамериканского) отдела ПГУ с 1982 по 1985 год, а затем был направлен в Вашингтон в качестве линейного сотрудника по связям с общественностью в резиденции Андросова.

 77. Андрей и Гордиевский, КГБ, стр. 591-605.

 78. Эндрю, Только для глаз президента, стр. 471-7.

 79. Известия (24 сентября 1991 г.).

 80. Гартхофф, The KGB Reports to Gorbachev (Донесения  КГБ Горбачеву), стр. 226-7.

  81. т. 6, гл. 6.

  82. См., Например, анализ Крючковым 1984 г. «углубляющегося экономического и социального кризиса в капиталистическом мире». Эндрю и Гордиевский, Инструкции из центра, стр. 33-4.

  83. vol. 6, ок. 1, часть 41. Митрохин не вел статистику по резиденции Сан-Франциско.

  84. т. 6, гл. 6.

  85. В записях Митрохина указаны даты вербовки пятнадцати агентов по науке и технике, которые начали работать на КГБ в 1970-е годы: АНТОН (1975), АРАМ (1975), ЧЕХОВ / ЯЙКАЛ (1976), МАГ (1974), МАЙК (1973), ОТПРЫСК (1974), САРКИС (1974), САТУРН (1978), СОФТ (1971), ТРОП (1979), ТУРИСТ (1977), УГНИУС (1974), ЗЕНИТ (1978) и два других, чьи кодовые имена не могут быть опубликованы (приняты на работу в 1975-1976 гг. Судя по всему, ВИЛ был нанят ранее. Другими агентами по науке и технике, действовавшими в США в 1970-е годы, даты найма которых не указаны в записях Митрохина, были ЛОНГ, ПАТРИОТ и РИДЕЛ. Митрохин также выделяет пять доверенных лиц, завербованных в 1970-е годы: КЛАРА (1972), КУРТ (1973), ЦОРН (1977), ВЕЛЛО (1973) и ВЕЙТ (1973). Что касается еще восьми участников сети S&T в 1970-х годах (FOGEL, FREY, IZOLDA, OZON, ROZHEK, SPRINTER, TEP-LOTEKNIK и VAYS), из заметок Митрохина неясно, какие из них были полностью завербованными агентами, а какие – доверенными контактами. В примечаниях не указаны даты деятельности еще восьми агентов S&T и доверенных лиц, которые, вероятно, работали в 1970-е годы: АЛГОРИТМАС, АВТОМОБИЛИСТ, ЧАРЛЬЗ, КЛИМ, ЛИР, ОДИССЕЙ, ПАВЕЛ и РУТ. Примечания Митрохина ко всем перечисленным относительно краткие, варьируются по длине от нескольких строк до параграфа. Большинство агентов и доверенных лиц идентифицируются по именам. т. 6, ок. 1, части 1, 2, 3, 5, 11, 14, 20, 27, 28, 29, 31, 32, 38, 39; к-14 171; к-18,380-2; т-1,138, 290,294-5,297-301; т-2,109,161-2; т-7,77.

 86. ФРЕЙ был агентом, а ПАВЕЛ – доверенным лицом в IBM (том 6, приложение 1, части 5, 27). Агент САТУРН занимал ведущую научную должность в McDonnell Douglas (том 6, приложение 1, части 27, 32). Агент ЗЕНИТ был ученым TRW (том 6, приложение 1, часть 27).

 87. vol. 6, ок. 1, части 2, 32.

 88. vol. 6, ок. 1, часть 38. Дело другого ученого в одном из самых известных университетов США не может быть упомянуто по юридическим причинам; т. 6, ок. 1, часть 32.

 89. т. 6, ок. 1, часть 33.

 90. vol. 6, ок. 1, часть 31. С тех пор ДАРКОМ стал Командованием материальных средств армии (Army Materiel Command – AMC).

 91. Самая последняя дата, на которую Митрохин предоставляет статистические данные об общем количестве агентов по науке и технике, находящихся в ведении резиденций в Нью-Йорке и Вашингтоне, – 1970 год; он не предоставляет статистических данных об агентах, управляемых резиденцией Сан-Франциско.

 92. Линдси, Сокол и Снеговик. Бойс сбежал из тюрьмы в 1980 году, но через год был пойман и приговорен к дополнительным трем годам за побег и двадцати пяти годам за ограбление семнадцати банков во время бегства (Линдси, The Flight of the Falcon  («Полет сокола» ).

 93. vol. 6, пр. 1, часть 27. В краткой заметке Митрохина о вербовке ЗЕНИТА не приводится подробностей предоставленных им разведданных. Другая важная информация о спутниковом наблюдении включала руководство по эксплуатации KH-11, самого современного спутника РЭР в США. В начале 1978 года Уильям Кампайлз, который некоторое время работал в Наблюдательном центре ЦРУ, представил его копию резиденции КГБ в Афинах. Однако он не знал, что получивший его офицер КГБ Сергей Иванович Бохан был завербован ЦРУ несколькими годами ранее. Эрли, Признания шпиона, стр. 120.

94. Этот расчет, по-видимому, был основан на предполагаемой экономии импорта, оплаченной в твердой валюте. Брежневу сообщили, что экономическая выгода от оазведданнх по НТР для советской оборонной промышленности не рассчитана. т. 6, гл. 6.

 95. Подобные отчеты об успехах науки и техники были отправлены премьер-министру Косыгину и министру обороны Устинову.

 96. т. 6, гл. 6.

 97. Т-7,105.

 98. vol. 6, гл. 6.

 99. Андрей и Гордиевский, КГБ, с. 622.

  100. В 1965 году на долю США приходилось более 90 процентов требований ВПК

  101. Документы предоставлены французским агентом в Управлении Т Владимиром Ветровым (кодовое имя FAREWELL (ПРОЩАНИЕ); цитируется Брук-Шепардом, Штормовые птицы, стр. 260. О Ветрове см. Эндрю и Гордиевский, Le KGB dans le monde (КГБ в мире), 1917–1990, стр. 619–23. Текст некоторых документов Ветрова см. у Хэнсона, Soviet Industrial Espionage (Советский промышленный шпионаж). Документы Ветрова и записи Митрохина дополняют друг друга.

 102. Хэнсон, Советский промышленный шпионаж, с. 31.

 103. vol. 6, гл. 6. В записях Митрохина указано 106 агентов КГБ в советском научном сообществе; т. 6, гл. 5, часть 1, п. 6.

 104. т. 6, гл. 6.

 105. т. 6, ок. 1, части 2, 32.

 106. т. 6, ок. 1, части 27, 32.

 107. vol. 6, гл. 6.

  108. Кесслер, Шпион против шпиона, стр. 167-8.

  109. Западноевропейские резиденции также были целями Комиссии по атомной энергии США, Мемориального института Баттелле, Dow Chemicals, Dupont de Nemours, GTE, Arthur D. Little Inc., Litton Industries Inc., Массачусетского технологического института и RCA. В записях Митрохина не указывается, какие из резиденций (если таковые были) несли какую именно ответственность за эти цели; к-5,424. Национальный институт здоровья стал мишенью из-за его исследований по воздействию химической и биологической войны; т. 6, гл. 6.

 110. т. 6, ок. 1, часть 1; т-7,8,77.

 111. т. 2, приложение. 3.

 112. Волкогонов, Взлет и падение Советской Империи, с. 338.

 113. Правительство США, Приобретение Советским Союзом значимых в военном отношении западных технологий.

  114. Брук-Шеперд, Буревесники, с. 260.

  115. т. 2, приложение. 3.

  116. к-5,504.

  117. Хэнсон, Советский промышленный шпионаж, стр. 10, 23.

  118. Вулф, Человек без лица, с. 182.

  119. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 641-2.

  120. Эндрю и Гордиевский, Инструкции из центра, стр. 37, 49-50.

  121. Воспоминания Олега Гордиевского об обращении Горбачева; Андрей и Гордиевский, КГБ, с. 621.

  122. Гартрофф, «Донесения КГБ Горбачеву», стр. 228-9.

  123. Брук-Шеперд, Грозовые птицы, с. 260.

  124. Эндрю и Гордиевский (ред.), Инструкции из центра, стр. 40-9, 115-117.

  125. Наиболее полное описание дела Эймса и единственное, для чего можно извлечь пользу из интервью с самим Эймсом, – «Эрли», «Признания шпиона». Об агентах, преданных Эймсом, см. стр. 143-145. Согласно СВР, несколько западных агентов, названных Эймсом, уже были идентифицированы по другим версиям.

 126. Интервью с Шебаршиным, Daily Telegraph (1 декабря 1992 г.).

 127. Гетс, From the Shadows (Из теней), стр. 424-6.

 128. Эндрю и Гордиевский (ред.), Инструкции из центра, стр. 212-17. Операция «РАЙЯН» не была окончательно отменена до тех пор, пока Примаков не возглавил внешнюю разведку в октябре 1991 года; Ричельсон, Век шпионов, стр. 421.

 129. Андрей и Гордиевский, КГБ, стр. 627-8. Андрей и Гордиевский (ред.), Инструкции из центра, стр. 217-18.

 130. Зарубежные должности Шебаршина включали в себя статус основного резидента Индии с 1975 по 1977 год.

 131. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 620-1.

 132. «Разводы спецслужб с КГБ», Известия (24 сентября 1991 г.).

 133. Интервью Шебаршина, Daily Telegraph (1 декабря 1992 г.).

  134. О советской экономике в эпоху Горбачева см. Браун, Фактор Горбачева, гл. 5.

  135. BBC, Summary of World Broadcasts, SU / 0955 (24 декабря 1990 г.), C4 / 3ff; SU / 0946 (13 декабря 1990 г.), В / 1.

  136. Интервью с Шебаршиным, Daily Telegraph (1 декабря 1992 г.).

  137. BBC, Сводка мировых передач, SU / 0946 (13 декабря 1990 г.), B / 1. Почти та же теория заговора была изложена в секретном циркуляре для резиденций почти шесть лет назад; Эндрю и Гордиевский), Инструкции из центра, стр. 152-9.

  138. Эндрю и Гордиевский, Инструкции из центра, стр. 218-22; Дополнительные инструкции из центра, стр. 125-8.

 139. Крючков продолжал продвигать эту нелепую теорию заговора и жаловаться на то, что, хотя он и представил дело Горбачеву, тот всё время не мог собраться изучить его. Ремник, Воскресение, стр. 86.