Любша - ковать судьбу или любовь Глава 18

Река извивалась среди густых лесов, словно змея, пробираясь сквозь зелёную чащу. Берега её были покрыты вековыми деревьями, чьи кроны переплетались над водой, создавая тенистые арки. Солнечные лучи лишь изредка проникали сквозь этот плотный полог, играя бликами на поверхности воды. Вода же была прозрачная и спокойная, иногда нарушаемая всплесками рыб, которые то и дело выскакивали из глубины, сверкая серебристыми чешуйчатыми боками.

В воздухе витал свежий аромат леса, смешанный с запахом речной воды и мха. На пути встречались небольшие островки, поросшие травой и кустарником. На одном из них виднелись следы бобровых хаток, а на другом – гнездо цапли, стоящей неподвижно у кромки воды, словно каменная статуя. Песчаные отмели, освещённые солнцем, манили своей золотистой гладью. Здесь можно было остановиться, чтобы окунуться в прохладную воду или просто посидеть на берегу, наслаждаясь тишиной и покоем природы. Редкие скалы возвышались над рекой, их серые вершины отражались в воде, придавая пейзажу величественность и таинственность. Вокруг скал кружились стаи чаек, их крики эхом разносились над водной гладью. Утки неспешно плавали вдоль берегов, оставляя за собой тонкие полоски волн. Их тихое кряканье добавляло ещё больше жизни этим умиротворённым местам.

Любуясь дивными красотами, после того как изложила русалкам суть разговора с ведьмой и заручилась обещанием плыть после Словенска к водяному, Любша ненадолго отвлеклась от тяжких дум, тоски по любимому и раздумий о непосильной ноше, что взяла на себя в обмен на ведьмино знание, как помочь Волхову. Да и кабы лишь ему одному. Ведь помогая князю, она спасет семь тысяч ратников. И сколь же сирот матерей и жен не будут оплакивать любимых, сколь отцов и братьев не погрузится в вечную тоску по сгинувшим кормильцам, а уж сколь эти самые ратники еще добрых дел для державы свершат одним богам лишь и ведомо.

–А где люди, веси, суденышки? Любша, вдруг осознала, что ничего этого нет по берегам Мутной реки, во всякий час многолюдной.

– А нет их тут. Сказала, придерживающая ее другую руку русалка Дайна. Ее янтарного цвета глаза вспыхивали синими искорками – Эта водная стежка лишь для духов природных, да нежити. От того мы от солнца не прячемся. Здесь оно другое.

– Занятно. А я полагала, что кроме Серой Руси – Светлой Нави, почитай и нет других дивьих мест.

– Что ты. Да почитай, у каждого малого народца свои дивьи места, куда могут пригласить гостей и по доброй воле, а иной раз с принуждением. Объяснила Длата, поддерживающая Любшу за талию. Длата была совсем юной с волосами рыжими, как всполохи огня. Не знай ее собеседница, что та русалка и не признала бы в Длате навку.

– А вот и Словенск. Проговорила Дамара. – Мы тебя тут оставим. Она вырвала из косы Днеи волосок и передала несостоявшейся невесте князя Волхова. – Как с делами управишься, кинь в реку и мы тебя подхватим.

Не успела Любша взять волосок Днеи из руки Дамары, как дивий мир исчез, а сама она оказалась на стоящей на пристани в сухой одеже и ошеломленная очередным открытие, направилась с сторону городских ворот. До детинца дошла быстро, задерживаясь лишь чтобы раскланяться со знакомыми. Кроме того, подмечала она и завистников, судачивших ей во след на предмет того, что настолько она противна князю Волхову стала, что тот решил сбежать от нее подальше, чтобы не свататься, и тем паче не жениться.

– Здравия тебе, доблестный воин обратилась она к стражнику, несущему караул у ворот детинца. Статному, стройному войну, лет тридцати от роду. Его пепельные кудри мягко обрамляли лицо, а светло – карие глаза смотрели уверенно и проницательно. В них читалась сила духа и многолетний опыт сражений. – Будь любезен, вели доложить княгине Влатиатар, что Любша кузнечных дел мастерица просит ее принять. Мужчина улыбнулся, признав девицу.

– И тебе здравия, яра Любша. Рад видеть тебя. Он улыбался широкой искренней улыбкой. – Сию минуту, велю. Я Радей. Он похлопал себя по груди, давая гостье княгини разглядеть кольчуги ее работы. Благодарю тебя, мастерица. Да пошлют боги здоровья твоим рукам! Он повернул голову к воину, спускавшемуся по лестнице на крепостную стену детинца, тоже как, и Радей, облаченному в ее броню. – Брячек! Ступай в покои княгини и доложи, что яра Любша, кузнечных дел мастерица просит принять. Брячек повернул к Любше вдруг озарившееся улыбкой лицо. Хотел было что– то сказать, да вот, Радей ему не дал. – Поживей! Его напарник, парнишка лет семнадцати все это время стоявший, переминаясь с ноги на ногу, стараясь выглядеть увереннее, чем он себя чувствовал, принес Любше лавку. – Присядь, яра. Кто его ведает, когда княгиня отыщется. Он снял с крюка, вбитого в стену волчью шкуры, встряхнул и покрыл ею лавку. – Чтоб тебя сиделось мягше, почтенная. Девушка улыбнулась. Ее еще никто почтенной, применительно к ней одно не называл. Стало так приятно, что с таким радушием ее принимают стражники. Стало быть, довольны ее работой. Она разглядела под плащом и на нем свою кольчугу. Вопросительно приподняла брови. – Коченей меня величать. Черные как смоль волосы падали ему на лоб, а глаза, такие же темные и глубокие, избегали прямого взгляда, прячась под длинными ресницами. Лицо его было еще по юношески худым, покрытым редкими подростковыми прыщиками, которые добавляли ему неловкости. Несмотря на старания казаться взрослым и серьезным, в его движениях сквозила неуверенность и робость, свойственная тому возрасту, когда юноша только начинает искать свое место в мире. Радей протянул девушке кружку.

– Не побрезгуй, яра Любша. Отведай кваску. Моя суложь Аскея сбраживала. Она лишь сейчас поняла, что нестерпимо хочет пить и квас был как нельзя кстати. Она улыбнулась.

– Ох, Радей, ты будто мысли мои прочитал. Она облизнула пересохшие губы, приняла угощение и жадно припала губами к кружке, покрытой зеленой глазурью.

– Здрава будь, яра Любша. Прозвучал глубокий, гулкий, словно эхо в пещере голос, звучавший твёрдо и уверенно, с оттенком стальной решимости. Любша подняла голову и перевела взгляд на говорившего со стены стражника Могра. Этого мужчину она знала. Высокий, широкоплечий, лет пятидесяти от роду, с могучим торсом, изрезанным глубокими шрамами лицом, напоминавшим карту древних сражений Могра из племени даков, сопровождал повозки с рудой, присылаемой князем Волхом в отцову кузницу. Мужчина поклонился девушке, и она ответила ему таким же почтительным поклоном.

– И тебе здравия яр Могра. Как сын твой Лисимах? Она помнила, что парня ранили в сражении с людьми Облайда Одинсона, когда вызволяли Словенских ребятишек из полона, а вместе с ними и ее племянника Ярца. Лисимах служил в дружине князя Волхова.

– Да пошлют боги всех благ лечейке Монисле. Ее стараниями встал и окреп. Нынче в поисковых отрядах ходит. Напоминание об исчезновении Волхова и его дружины вызвало покалывание под правой ключицей. Стараясь сдержать подступивший к горлу комок и навернувшиеся слезы, Любша набрала полную грудь воздуха и задержала. В холодных, проницательных глазах дака скользнуло сожаление и тревога. На лицах присутствующих промелькнули те же чувства. Не обычно было людям осознавать, что такой чародей, как Волхов, имеющий в своей дружине не менее трех сотен воинов характерников  мог вот так запросто бесследно пропасть с семитысячным войском, не оставив никакой зацепки для поисковых отрядов во множестве прочесывавших подвластные словеновым родичам земли вот уж сколько времени. – Нет ли вестей каких у тебя, яра Любша? Ты, ж вроде бы невеста князя Волхова, и сама не из простых.

– Невеста без места она. Раздался голос купца Зорана, входившего в ворота в сопровождении мельника Пресвита. Сосед сиял, как начищенный медяк. Любо был, паршивцу, что не удалось Яниславу дочь свою за князя выдать. Найдут ли его, да и когда боги лишь ведают. А там, глядишь и подвернется ему какая оказия, Прота женить на этой пигалице ледяной. А уж после он им покажет, как его род отказами потчевать.

– Тебе, что купец, на своих ногах ходить надоело? Радей начал доставать меч, но Любша его остановила, положив ладонь на локоть.

– Не горячись, Радей. Просто Яр Зоран сам к князю Волхову жаркими чувствами пылает, от того и проявляет усердие меня зацепить. Лицо Зорана вспыхнуло бурыми пятнами, глаза и без того крохотные так и вовсе превратились в узкие щелочки.

– Ну, ты! Не стал он дальше говорить, задышал быстро и отрывисто, глядя как Любша упреждает его качанием головы и жестким взглядом. Зоран закусил губу и стремительно продолжил свой путь. «Надо бы поосторожней с этими купцами, да мельниками» подумала дочь кузнеца. «Кабы каверзу какую не выкинули. Как их распирает от желания укусить побольнее, за то, что отец отказал Проту от дома». Сынок хозяина не замедлил появиться в воротах детинца.
 
– Радей прозвучал его голос, когда – то глубокий и уверенный, теперь пронзительно взвизгивающий, будто бы резкий скрип несмазанной двери, заставляя собеседников невольно морщиться. – Ты б не забывался, что у моего отца монеты взял, а то ведь заместо Карачуна на Кострому велит вернуть. Он мельком взглянул на Любшу, кивнул и последовал вслед родителю.

Он зло зыркнул на соседку и обвел взгляд стражников.

– Что за деньги ты занял у мельника? Строго спросила ставшего вдруг меньше ростом стражника. Он замялся, не желая жаловаться юной девице. Вместо него ответил Могра.

– Не станет он сетовать при тебе, яра Любша. Суденышко, на коем брат его рыбу ловил на продажу сожгли. Тому детей стало нечем кормить вот и взял у мельника за тройную мзду монеты, купил брату новое суденышко. Как князь Волхов пропал, так мало по малу, всякие нечистые на руку почли вылазить. Старший князь пока справляется, вожане по Мутной стражу несут, а что станется, коли наш защитник не найдется и подумать жутко. Любша закивала головой. Ей не нужно было разъяснять, что в таких случаях бывает. На добро без должного пригляда всегда охотники сыщутся.

– Даже не сомневайтесь, братушечки. Она вгляделась в лица каждого. На глаза навернулись слезы. – Найдется князь, иначе и быть не может.

– Так у тебя есть все же вести о князе. Вернулся к своему вопросу Могра. Как бы не хотелось ей рассказать хоть часть из того, что знала, но сдержалась. Не время.

Покачала отрицательно головой. К лавке, где сидела кузнечных дел мастерица подошла служанка княгини. Широко улыбаясь, поклонилась и предложила идти за ней в сад, где хозяйка Словенка с детьми и матушкой собирали землянику. Любша уж было двинулась за девушкой, но вернулась.

– Воины! Я впервые видела нынче Радея. Кто знает его в должной степени? Совестлив ли? Честен? Кто поручится за него, коли дам я ему на лето до следующей Костромы деньги выкупить долг? Со всех сторон послышались стройный голоса и тех, кто был на карауле и тех, кто привлеченный беседой присоединился позднее. Мол честен, совестлив, служит верой и правдой князю, друзей в беде не оставляет.

– Сколько должен ты на нынешнюю пору Пресвисту? Обратилась она к Радею.

– Шесть золотых и трое на десять серебром. Понурив голову, проговорил Радей. Она кивнула.

– Возвращаться от княгини стану передам тебе. К Костроме в следующем лете сможешь возвратить? Радостный, Радей закивал утвердительно головой.

– Сколь сверху я тебе должен буду, яра Любша? Убирая улыбку, поинтересовался мужчина.

– Сколь взял, столько и вернешь. Лишевничество еще при князе Словене под запретом стало. Радей стал благодарить, не до конца веря в свою удачу. Как груз ему был долг перед Пресвистом, жена скандалила, переживал, что не соберут они с братом столь огромную сумму, когда придет время и придется отдавать все три меры.