Любша- ковать судьбу или любовь Глава 25

Любша поднялась по песчаному берегу, обогнула тын, оскальзываясь на сочной траве, добралась до ворот, постучалась. В распахнувшуюся небольшую створку над воротами выглянула девица лет пятнадцати с жиденькой рыжей косичкой, веснушчатым лицом и глазами такими, светлыми, что можно было назвать прозрачными, если бы не отражавшиеся в них бусы из зеленой яшмы, украшающие тонкую длинную шейку. Девица молча кивнула, спрашивая, что нужно незваной гостье.

– Здрава будь, девица. Хозяева дома? Вежливо обратилась Любша.

–Ты с чем к ним? Голос ее звучал так, точно она покалывала иглой пространство. Отрывистый и тоненький. Лицо было умильным, смешным. И гостья бы улыбнулась, когда б не была напряжена до треска жил в конечностях.

– Желаю испросить дозволения пройти в лес, да и узнать, где камень Виев, что мир Яви от мира Нави отделяет.

– Шла бы ты отсюда, скиталица. Чего от дела хозяев отвлекать, да беду на себя кликать? Шастають тут, потом люди по лесам только косточки ваши находють.

– А ты про мою беду не печалься и ступай извести, хозяев, что Любша пришла от Словенских земель и просит принять. Створка захлопнулась. Попервоначалу было тихо, но спустя короткое время, застучали каблучки по деревянной лестнице, а после по настилу, удаляясь в сторону. Любша сползла спиной по вертикальным бревнам тына и достала из – под рубахи родовой оберег, стала потирать, собираясь с мыслями и ища в глубине сердца смелость.

Долго никто не появлялся, но все же калитка в воротах распахнулась и в проеме образовался силуэт мужчины, излучающий уверенность и скрытую силу. Его возраст трудно было определить точно – где – то около сорока пяти, но выглядел он моложе благодаря крепкому телосложению и плавным движениям. Синие глаза, словно два ледяных осколка, притягивали внимание своей пронзительностью.

Курчавые волосы пшеничного оттенка обрамляли лицо с резкими, почти рублеными чертами, придавая ему суровый вид. Широкий подбородок завершал облик, а над ним возвышались полные губы, очерченные так четко, будто их обвели краской. Особое внимание привлекал его наряд: светло – серая рубаха с изящными вышивками того же цвета, поверх которой был надет замшевый жилет, украшенный металлическими бляшками с замысловатой вязью. Замшевые штаны были заправлены в мягкие кожаные сапоги бежевого оттенка. Фигура у него была среднего роста, но каждое движение выдавало внутреннюю мощь и некая чарующа сила, исходила от него, окутывая всех вокруг.

Она тут же вскочила на ноги, позабыв заправить за ворот оберег и поклонилась

– Далече ты забралась, гостья нежданная. На что тебе Виев камень? К нему без особой надобности человеки не ходят, а уж в ваших землях про него почитай никто и знать не знает, своих святынь вдосталь. Он жестом предложил Любше войти, посторонившись.

Она смело ступила за калитку, оглядела многочисленные постройки на задворках за теремом в три поверха. Взгляд мужчины скользнул по оберегу на ее груди, брови удивленно подпрыгнули вверх. Не говоря больше ни слова, он направился к высокому терему.

Сориентированный по четырем сторонам света, украшенный искусной резьбой, не смотря на размеры, терем выглядел как потешка. Вход венчал резной портал, убранный узорами, напоминающими переплетение трав и цветов. Над дверью висел массивный кованый коловрат, символизирующий защиту и благочестие хозяев дома.

Стены терема были покрыты яркими росписями, изображающими сцены из жизни чудских князей и бояр, а также мифологические сюжеты их древней истории. На одной стене красовался витязь на коне, сражающийся с тьмой, на другой – девица – красавица, плетущая венок из полевых цветов.

Каждая роспись была выполнена с такой любовью и мастерством, что казалось, будто персонажи вот – вот оживут и начнут двигаться. Окна терема были оформлены резными наличниками, каждый из которых уникален и рассказывает свою историю. Широкое крыльцо укрыто крышей из пурпурной черепицы, ступени, слаженные из толстых тесаных бревен. Тоже отделанные, не только красками, а разноцветными камнями. Представшее взору великолепие создавало ощущение, как если бы его лишь недавно построили, так как аромат свежей древесины исходил из каждого бревна и досочки.

Хозяин поднялся по ступеням и с любопытством глядел на девушку, словно размышляя выйдет ли у приглашенной подняться по ним.

Любша затаив дыхание ступила на первую. Ногу обожгло. От неожиданности она вскрикнула. Не кузнечных дел мастерице жара бояться! Она ступила на следующую ступень и по ноге будто молнией шибануло. Нога подкосилась, и она припала на колено, но собралась с силами и ступила на третью ступень, где нога словно завязла в топком болоте. Она проваливалась все глубже, глядя на хозяина с усмешкой, взирающего на ее старания. Подтянулась на руках, устроив их на четвертой ступени и вытянула себя. Руки в миг охватило таким холодом, какого за всю жизнь не чувствовала Любша. Это будто лед, но помноженный во сто крат. Она переползла на пятую ступень, ожидая новой напасти, но там кроме шероховатости тесанного дерева ничего не ощущалось. Девушка встала, из – подлобья глянула на хозяина и преодолела шестую, седьмую и восьмые ступени.

– Однако, хозяин цокнул языком ожидая гостью уже у дверей. Они же сами распахнулись, впуская в просторную светлицу, озаренную солнечными лучами, заполнившими помещение сквозь множество окон с выдувными стеклышками. Любша шагнула в терем вслед за хозяином.

Внутри терема царил уют и тепло. Полы были устланы коврами, а стены украшали гобелены с изображением лесных пейзажей и обрядовых сцен. В центре светлицы стоял длинный стол, за которым могли разместиться десятки гостей, покрытый ярко желтым настельником. Настельник украшали цветы, искусно вышитые по краям и алые кисти, подхваченные золотым шнуром. Над столом висел продолговатый кованный светильник из олова, инкрустированный разноцветными стеклышками.

За столом сидела женщина. Она, окутанная золотистым светом солнца выглядела мягкой, и податливой как воск. Но Любша понимала, что – впечатление ее обманчиво. Фигура женщины была величественной и мощной, но при этом сохраняла грацию и женственность. Густые, тяжёлые косы, дважды обвивающие её голову, казались живым венцом, украшенным тёмными прядями, переливающимися всеми оттенками карамели.

Лицо её было благородным, с крупными, выразительными чертами. Но самым завораживающим были её глаза – светло – карие, почти жёлтые, они светились внутренним теплом и глубоким пониманием мира. Такой не соврешь.
На ней был дивный убор, сверкающий гранями жёлтых прозрачных камней, точно само солнце заключило свои лучи в эти драгоценности. Длинные серьги касались основания её шеи, где лежало ожерелье из камней, вырезанных в форме цветов. Каждый камень был подобен маленькому чуду, каждый лепесток идеально передан резчиком. Её крепкое тело облекала одежда из тонкого льна, белая, как первый снег, и вся покрытая изысканной вышивкой того же цвета. Эта вышивка напоминала кружево, сплетённое из невидимых нитей, придавая образу лёгкости и воздушности. Руки её были изящны, с длинными пальцами и продолговатыми ногтевыми ложами, будто созданные для того, чтобы держать кисти или перья, оставляя за собой следы красоты и чар. В этой женщине чувствовалась сила, которая не кричит, а тихо, но уверенно наполняет пространство вокруг себя. Она была воплощением зрелости, когда опыт и мудрость сливаются в единое целое, создавая образ, который невозможно забыть.

– Ну, сказывай Любша из словенских земель, на кой тебе к Виеву камню? Ее голос был мягком, но утробным, будто звучал из глубины живота.

– Не моя была воля искать его. Сложилось так, что любимый мой был зачарован колдуном Ксаем, пришедшим в наши земли с реки Струящейся. Чего уж не поделил он с Волховом, то мне не ведомо, но сталось так, что Ксай победил в побоище, учиненном на реке Рахме и зачаровал Волхова и его дружину в семь тысяч воином, волками обратил. И коли я не добуду чаровной цветок, что распустится нынче в ночи у Виева камня, то не видать моему любимому возврата в человечий образ. Что он, что его воины станут по лесам рыскать до самой смерти и вскоре забудут, кто они навек. Оставят сиротами деток, жен и родителей, земли наши без защиты. И Ксай тот сын Владыки подземного мира Куль– Отыра.

– Выбрался он все же из заточения, словно сплюнул сказал мужчина.

– Кто?

– Куль– Отыр. Подсказала женщина. – Даже сыном успел обзавестись. Кто же та женщина, что сумела выносить и родить от Куль – Отыра? Она глядела на мужчину.

Весь ее вид свидетельствовал о тревоге. Но ответа она не дождалась.

– Простите, что принесла в ваш дом не добрые вести, но смолчать не могла. Он не лишь к нашим землям подался, а мнит себя Владыкой мира.

– Да, ты садись к столу, яра Любша. Я Оскиль хозяин этих земель, и моя суложь Ярмиль приветствуем тебя в нашем доме и в граде Ладиль. Он хлопнул в ладоши и дверь, ведущая в соседний покой открылась, впуская девицу лет пятнадцати. – Разтиль принеси угощения нашей гостье. Девушка послушно поклонилась и вышла.

– Мы благодарны тебе за вести, девочка. Загодя успеем подготовиться к приходу недруга. Нынче, как видно, у отца того Ксая новая хитрость. Не пошел сразу войной на первородных, а с потомков их начал. Видно мнит, что пошатнулись в них законы чести, и проще там перво– наперво укрепиться. Это хорошо.

– Что ж хорошего в войне с нежитью? Или радует вас, что он вначале за нас принялся. Недоумевала Любша, не ожидая от жителей реки Ас такого злорадства.

– Напротив, разубедила ее хозяйка. – Не пристало нам людской беде радоваться. Да и не тем живем. А хорошо от того, что мир должен вновь сделать выбор и объединить усилия, сплотиться против общего врага. Стать лучше, мудрее и вычистить из своих рядов погань.

– Но наши люди же погибнут и иножить? Возмутилась гостья.

– Верно, девочка. Ярмиль вздохнула. По ее лицу мелькнула грустная тень.

– Но иначе не было и впредь не будет. Завсегда вот такие Ксаи из бездны выползают, и всегда следует быть готовыми бой им дать, от того и силы держать наготове. Людям свойственно почивать в безмятежности, упиваясь прошлыми победами, а Навии не дремлют, и ставка в борьбе с ними не жизнь, а дух. Души под защитой в мире Вышних. А вот дух легко ослабить праздностью, вседозволенностью, сварами и стяжательством. От того, так и повелось с времен сотворения мира тьма наступает, а свет ее противостоит.

Взгляд женщины уперся в оберег на ее груди. – Откуда у тебя амулет Матиотьць? Любша коснулась пальцами лунницы с золотым диском.

– Этот оберег у меня от матушки. В давние времена, лет двести уж как прошло, из земель, что где – то на вашей реке мой пращур привез мою многождыпрабабку. От нее и достался он мне.

– Эти земли не где – то на нашей реке, а тут. А коли точнее, то на другой стороне реки Ас владения моих, а стало быть, и твоих родичей. Она достала из – под рубахи точь – в – точь такой же оберег как у гостьи. – Подобных украшений на земле – матушке вдоволь. Название им Алатра. Наши мы зовем Матиотьць. На них вязь на языке творения. Их лишь семь. Все семь творение рук нашего предка, что двое на десять тысяч лет, будучи самым сильным в мире ковчаром  покинул первородину. Было у него семь дочерей, и каждой как свадебный дар преподнес их славный отец Матиотьць.

– Матиотьць. Повторила нечаянная юная родственница. – Что сие означает?

– Мать и отец, небо и земля, душа и тело, день и ночь, свет и тьма. Перечислять можно до бесконечности. Взаимодействие противоположных начал в многообразии сотворенного Всевышним мира. Лад и противостоние. Сила, заложенная в Матиотьць, у каждой его владелицы может проявиться по – своему. Матиотьць может и вовсе провисеть на шее как изящная безделица, пока не перейдет в руки наследнице. Все зависит от особенностей той, кому он достался, от того, на что она смеет дерзать.

– А вязь? Любша приложила руку к губам, дивясь тому, что вещица, которая была при ней всю жизнь оказалась в разы  мощнее, чем она привыкла думать. Да и не думала она о ней особо. Что яра Альдона сообщила об обереге, того от него и ждала. А впрочем, он был для нее больше средством успокоиться, сонастроиться с тем, что предстояло сделать.

– Вязь также меняется на каждом обереге, подстраиваясь под его обладательницу и ее особенности. Спокойно растолковывала яра Ярмиль. – И прочесть ее может лишь та, кто носит свой Матиотьць. От хозяйки дома, Любша чувствовала такую все заполняющую душевность, доброжелательность и приятие, что казалось она – Ярмиль вмещает в свою дальнюю родственницу все мироздание. И тут она растерялась. Руки беспокойно стали сами собой разглаживать несуществующие складки на настельнике.

– Что тебя тревожит? Ярмиль угадала ее состояние.

– Мне бы познать, как можно использовать его силу на достижение своих мечтаний, как заполучить все, что душе угодно. Без задней мысли высказала Любша свою тревогу. Лицо Ярмиль омрачилось. Она встала из – за стола и подошла к окну, вглядываясь в образы своего двора, будто впервые его видела. Тяжелый вздох был свидетельством тому, что женщина разочаровалась в носительнице сокровища, подобного ее собственному.

– Что не так, яра Ярмиль? Спохватилась Любша, не понимая, о чего у той испортилось настроение.

– А то, что Матиотьць нельзя пользовать во зло и не гоже первородную силу в корысть облачать и на хотелки мелкие разменивать. Это все одно, как солнце на светлячков разбить, чтобы жрало свое скотское насытить. В комнате стало сумрачно. Яркий солнечный день за окном, будто натыкался на невидимую преграду и не смел проникать внутрь.

– Ну уж и не знаю. Любша разозлилась. – Когда это рвение помочь укрепить земли и державу на них созданную князем Словеном, что четырнадцать лет по миру мотался, в поиске земель первопредков стало корыстью? Когда это желание помочь людям жить в покое душевном и радости сердечной, в благодарности и счастье стало хотелкой, оскорбляющей великое светило? Она вскочила, не в силах усидеть от обуревающих ее чувств. – Когда это тяга к усмирению злыдней и поиску путей к ладу стала порицаемой? В своем возмущении Любша не заметила, как помещение вновь заполнили краски и солнечный свет, как с облегчением и гордостью стала глядеть на нее Ярмиль.

Как переглядывалась она с супругом своим, и как лицо хозяина дома озарила широкая улыбка, сделав рубленные черты мягкими, почти мальчишескими. – Неужто ты помыслила, что мне злато да власть какая нужна? Две трапезы мне не съесть, три платья не надеть, да и ноги у меня две – семь пар сапог не натянешь! Вдруг раздался громкий хлопок и Любша обернулась к Оскилю.

–Тише, девочка. Тише, маленькая. Оскиль смотрел на ней с отеческой нежностью. – Не сердись на мою суложь. Она лишь подумала, что…. Но Любша не дала ему договорить.

– Вы думаете, что я Волхова пустилась искать лишь от того, что он один мне нужен. Верно! Нужен лишь он один! Но с ним семь тысяч воев! Семь тысяч! Уму не постижимо сколь за ними стоит их родичей, другов, какие беды приключатся с землями, когда семь тысяч волков по ним рыскать станут, разор чинить. А кто заместо них, тех воев рубежи стеречь станет? Итак, уже союзники наши земли охраняют. Надолго ли хватит их милости? Как скоро они решат прибрать к рукам то, что строилось сорок лет? Сколь времени им понадобиться вновь опустить племена в распри и раздор? Ярмиль приблизилась к девушке, притянула ее в свои объятья, стала гладить по спине, плечам, голове успокаивая.

– Прости меня, маленькая. Прости, что обидела. Тихо приговаривала женщина, наполняя ее теплом и покоем. – Почитай, восемь десятков лет я на свете прожила, всякое повидала. Прости, что за тебя додумала, не дав самой рассказать, чего хочет душа твоя, к чему обращены помыслы.

– Боюсь я яра Ярмиль, Любша расплакалась. Все напряжение и страх перед грядущим выплеснулось солеными потоками.

– Так мы живые же. И лишь безумные да одержимые не бояться. Да только у таких как мы нет пути в толщи страхов наших. Путь один у нас – продуманно идти им на встречу. Бояться и идти, зажмуриваться и прыгать в неизвестное. Иначе нельзя. Она потянула ее снова присесть за накрытый помощницей стол. Когда уж и успела, расторопная, столь богатое угощение собрать, да стол накрыть? – Угощайся, дочь нашего рода. Сходишь после в баньку. Это хорошо, что ты не втихоря ты к камню отправилась, а честь по чести к нашему порогу пришла. Иначе, дошла бы до камня иль нет, а отловили бы тебя, наши люди. Разбираться бы не стали, разум бы сковали, память бы вычистили и блуждала бы ты в наших лесах, пока бы не сгинула. Так бы и не узнали, что род наш в далеких землях живет, плодиться милостью богов и доселе.

Любша, пригубила пенящийся напиток из костяники. Глаза разбегались от вида кушаний, а животе забурлило, предательски сообщая и ей и всем вокруг, до чего она голодна. Но помятуя об обещанной баньке, съела лишь кусочек пористого с пылу с жару хлебушка с желтым нутром да рыбки три кусочка белой. На слегка копченой мякоти ее выступали капельки жира.

– От чего вы так настороженно относитесь к чужакам? Спросила девушка, допивая вторую кружку душистого напитка.

– Слишком часто приходят в наши земли, желающие поживиться. А у нас, видишь ли, кроме камня есть и куда более ценные святыни, хранителями, которых мы являемся. И быть беспечными не может себе позволить. Она кивнула, удовлетворяясь ответом и не собираясь допытываться, о каких святынях шла речь.

Под одобрительные взгляды хозяев и наводящие вопросы, она рассказывала нечаянным родственникам о житие бытие в ее родных землях, о своих умениях, о поездке всей семьей, когда ее братья были живы к храму Ладу, что на юго – восточном берегу Нёво, о жалейках что уносят в чертоги богини, благодарственные славления.

Рассказала она и о счастливом обретении Ярки и Ярца, Ритвы, ставшей ей доброй сестрицей, а родителям дочерью, о славном исцелении матушки своей яры Альдоны, о батюшке– знатном ковале, ну конечно же о Збышке любимой. Не умолчала и о своем обещании помочь сделать все возможное, чтобы отыскать его дочку, обращенную розовой чайкой, а после пропавшую.