Любша - ковать судьбу или любовь Глава 28

А подруженьки русалки ждали ее у затихшего берега реки Ас. Мучительное, на грани отчаяния ожидание будто склеило их лица. Она глянула в сторону – Там чуть поодаль были и другие русалки, местные. Они выглядели иначе чем те, с кем она прибыла сюда, но по всему было видно, что и им стала не безразлична ее доля.

– Все славно, девочки. Крикнула она. Этот крик был и радостью, и облегчением, и желанием успокоить таких родных и дорогих ее сердцу иножитей.

– Где же цветок? Отчаянный крик Днеи заглушил, поднявшийся гвалт птиц после крика Любши.

– У виева камня, Днеюшка. Нам теперь он не нужен. Вий сказал, что заветных путей множество и указал иной путь для спасения Волхова и его рати. Она оглядела своих русалок, –. Кабы можно было словами передать, как я вам благодарна, мои родные, за все, что вы для меня сделали.

– Да, мы и не в накладе. Махнула рукой, смущенная Дайна. – Ты же обещала с княгиней договориться, чтобы она нам всякую неделю лакомства выдавала, коли у Вия сгинешь. А вот и не сгинула, стало быть, теперь не отвертишься, собственные закрома придется потрошить.

– Давай, рассказывай, чего там, махнула головой в сторону леса Дамара, – у виева камня приключилось. Страсть как узнать хочется. Любша разложила на берегу припасы, что сложила ей в дорогу заботливая Ярмиль. Пригласила русалок присоединиться к трапезе. Потом взглянула на местных русалок, и повела над яствами ладонью.

– Не ведаю я, как к вам девы речные обращаться, но не побрезгуйте, разделите с нами трапезу. Они переглянулись, сверкая в лучах чуть заметно блеснувшего за лесом солнца своими жемчужными ликами и присоединились. Могу ли просить вас проводить меня к реке Вишере? Спросила Любша своих русалок после того, как пересказала всем события прошедшей ночи. Они на мгновение задумались.

– Буде оне вовзят затрудняются, то мы тебя к Вишере сведем. Сведем, без оплатно. Ты наша. Сказала одна из местных русалок. Её кожа цвета розового жемчуга мягко переливалась, создавая вокруг неё ореол загадочности. Волосы, словно красное пламя, окутывали её плечи, добавляя страсти к её утончённому образу. Глаза цвета морской волны смотрели прямо в душу, наполняя сердце трепетом от их глубины и таинственности. Они признавали ее своей, и от этого ее единение с миром стало еще теснее, проникновеннее.

– От чего это мы не можем? Всполошилась Длата. – Совсем даже можем и сведем тебя к Вишере. Занятно нам туда отправиться, когда еще такая оказия случится. В ее голосе звучали нотки ревности, но она быстро опомнилась, прислушиваясь к собственным мыслям.

– В таком разе, нат–ка оную пращу. Сказала гостье уже другая русалка из местных. Её зеленые волосы, похожие на водоросли, делали ее больше всех похожей на русалку. Глаза, полные мудрости и знания, отражают тысячелетия, проведенные в глубинах рек и океанов. Тело ее полупрозрачное, создавало ощущение эфемерности и чаровной сущности.

– Благодарю, девы речные. Для чего она мне? Любша взяла в руки небольшой горшок, обвязанный по горлышку, сплетенными в жгуты водорослями и наполненный чем– похожим на матовые черные камни.

– О! Вдруг воскликнула Дарна. – Это же праща перехода!

– Воистину. Подтвердила, та, что дала пращу.

– Ты сможешь с ее помощью перенестись домой вместе с Волховым и его дружиной, когда снимешь с них чары Ксая. Нужно лишь запалить внутри пращи эти камни, сказав заветное слово и раскрутить ее, тогда откроется переход и не нужно им тратить время на долгий путь домой.

– Имя мне Арьян, сказала зеленоволосая. – Коль вовзят лихо случится, зов дай, и я залежь  явлю. После этих слов русалки реки Ас мигом исчезли в водных просторах.

– А нам пора, время не терпит. Любша оглядела своих спутниц.

– Айда в Вишеру, девоньки. Поддержала ее Дамара. И снова речные глади, раскрыли им свои объятия, даря легкий путь и умиротворение.

Извилистыми путями, тихими и быстрыми оказались они в бурлящих водах реки Вишеры, извивающейся среди каменистых берегов. Воды, окрашенные в различные оттенки серого и зеленого, стремительно неслись, преодолевая многочисленные пороги. Валуны, разбросанные по берегу, создавали естественные преграды, заставляя поток разбиваться на множество маленьких волн. Пена, образовывавшаяся при столкновении воды с камнями, придавала открывшемуся Любше и ее товаркам бушующий многогранной могощью вид.

Звук воды, ритмично ударяющейся о камни, заполнял воздух, напоминая о бесконечном круговороте природы. Это место – оазис спокойствия и силы, где можно почувствовать мощь и величие матери –природы.

 Деревья, стоящие вдоль берега, будто наблюдатели, молчаливо свидетельствовали о непрерывном движении реки. Их кроны шепчут что – то на ветру, создавая атмосферу покоя и уединения. Солнце пробивается сквозь листву, оставляя пятна света на воде и на земле, напоминая о тепле и надежде даже в самые холодные дни.

Любша вышла на правый берег Вишеры в безопасном месте, высушила одежду, отдала подругам камни, переданные белым вилоктом для дочери Нырка и без долгих прощаний углубилась в лес. Долго ли, коротко ли бродила она голодная и озябшая по берегу, но ни волков и какой другой живности не встретила. Девять дней и ночей она искала и не находила ни намека на присутствие оборотней, лишь изредка, давая сон и покой уставшему телу, устраивая себе шалаши из валежника или укладываясь на нагретых солнцем камнях. Девять дней питалась ягодами и травными взварами, варила похлебку из грибов, жевала сныть и мокрицу, становясь все худее и слабее.

К вечеру девятого дня прикорнула под лапами высокой ели, погрузилась в тревожный сон. И снился ей Волхов. Он стоял на берегу порожестой реки, махал руками и звал. От того зова, будто звучавшего наяву она и проснулась. Видит, вдали огоньки, тысячи огоньков сверкают в ночной мгле. Пригляделась. То волки пьют из реки, натужно дыша и порыкивая. Она достала из котомки склянку, что дал ей Вий, поднялась выше по берегу и вылила маковый настой в воду. Снова вернулась поближе к серым.

Глядит, как пьют они в кромешной тьме, лишь чуть подсвечиваемые луной, отражающейся в бурлящих водах. Видит, как они один за другим выходят на берег и падают, погружаясь в глубокий сон. Дождавшись пока завалится последний, она не мешкая, стала чертить каждому на лбу знак разрыв – травы. Всю ночь она чертила, подсчитывая, приглядываясь, как бы кого не пропустить. Следом и день, носилась среди спящих глубоким сном волков. И вторая ночь прошла в трудах, пока она не убедилась, в том, что все серые лежали со светящимися знаками разрыв – травы на лбах. Упала среди них, сморенная сном, не имея сил не то, чтобы уйти и скрыться, а и просто в сторонку отползти.

Разбудил ее многоголосый вой и рычание. Приподнялась на руках, в ужасе взирая на зверей. Их крутило и ломало, одни выли, другие рычали, третьи просто, свернувшись в клубок поскуливали, превозмогая немыслимую боль или смирившись с приближением неминуемой кончины. А она глядела и глядела на это, на в силах пошевелиться.

Вдруг один волк обернулся мужчиной, а следом за ним быстро, быстро стали обращаться и другие. Какие же невероятным облегчением стало это для возлюбленной Волкова, когда среди тысяч обнаженных мужчин она увидела любимого. Он тоже увидел ее, вгляделся в черты лица, шагнул на встречу, улыбнулся, шагнул снова и быстро приблизился.

Сердце бешено колотилось в ее груди, все тело занемело, а в голове была лишь одна мысль:

«Жив!!! Спасен!!!!» и лишь одно желание обнять его и оказаться в его объятиях. И вот он рядом. Стоит лишь протянуть руку, шагнуть, и он поцелует ее. Они вернуться домой, поведут свадебный обряд и… Всеобъемлющее счастье, благодарность, радость заполнили все ее существо. Она не в силах этого вынести, стала оседать на землю. Но Волхов не дал ей упасть. Подхватил, прижал к своей груди и…

– Кто же ты девица? Неужто заради справедливости пришла сюда в непролазные дебри, спасти нас!? Разочарование, пришедшее на смену какофонии торжества, заморозило в ней все чувства. Она высвободилась из его объятий, встала на ноги и огляделась. Никто из них ее не узнавал. Ни Волхов, ни его обнаженные и глядящие с безмерной благодарностью воины.

– Я Любша сказала она, проглатывая слюну в пересохшее мигом горло. – Дочь кузнеца Янислава, внучка кузнеца Огневеда, мастерица кузнечных дел.

– И как же тебе удалось нас отыскать помочь? Услышала она за спиной голос воеводы Ясномысла. Она лишь пожала плечами и ответила.

– Да, так вот и удалось. Девушка достала из своей котомки гривну Волхова и вложила ее в руку князя, достала пращу и огниво, повесила на другую. – Камни в праще запалите, как разгорятся, пращу раскрутите, откроется путь всем вам в град ваш Словенск. Волхов – она вгляделась в любимые чрты, не в силах скрыть слез. – Там твои мать и отец. Давно вас там ждут, и враг не дремлет и ждет, когда нашу державу к рукам приберет. Она повернулась и пошла в сторону реки.

– Куда же ты, Любша, дочь кузнеца Янислава? Неужто с нами в Словенск не пойдешь? Она обернулась и снова посмотрела в его черные очи. Слезы текли по щекам, но сил поднять руку и стереть их не было, она лишь глубоко вздохнула и на тяжелом выдохе промолвила.

– Мне еще с розовой чайкой, следует разобраться. И пошла, не разбирая дороги на звук бурлящей Вишеры. С спину ей доносились слова благодарности, вкупе с обещаниями Волхова отблагодарить ее золотом в десять раз превышающем ее вес. «А не отожраться ли мне до веса предубойного бычка?» мелькнула злая, полная обиды и боли мысль. – славное приданое возьму с собой на краду. Пробормотала девушка уже на берегу реки, когда бросила в бурлящие воды прядь волос Днеи, которая не заставила себя долго ждать, тут же появившись в сопровождении остальных четырех ее подруг русалок.

– Получилось? В один голос спрашивали русалки.

– Получилось, сквозь слезы улыбалась Любша. – Ей– ей получилась, слава богам, вам и всем, кто нам помог!

– Поцеловал? Они были до невозможности нетерпеливы.

– Не признал. Она села на камень у самой воды и разрыдалась.

– Так, что же ты ему на поведала, что да как? Не сказала, что ему следует тебя поцеловать? Удивилась Дамара.

– А с какой целью, коли не признал он меня, сердце его дрогнуло, образ мой ни о чем не поведал? Сквозь рыдания говорила Любша.

– Вернись и все расскажи. Требовала Дарна.

– Вернуться то можно и рассказать можно, и даже потребовать, чтобы он меня поцеловал, да только, проку с того будет пшик. Не вспомнить, стало быть, не любит, не любит, стало быть, зазря я буду унижаться и выпрашивать княжеские поцелуи. Да и вернулись они уже, поди в Словенск, благодаря той праще, что Арьян дала.

– Так ты, что им пращу оставила?

– А следовало их нагими отправить по лесам шастать. Любша вытерла слезы, раскрыла свою котомку и дала русалкам узелок с ягодами черники. –В аккурат к следующей макушке лета доберутся, чтобы поглядеть на разрушенный Словенск, дымящиеся избы, и вслед уведенным в полон своим женам и детям.

– Вот я бы ни за что не отдала им пращу, пусть петляли своими голыми задами по лесам! Зло бросила Длата.

– А ты не она! Ты вполне себе разумная русалка, а она одним словом – тында  Любша пожала плечами. Днея выбросила на берег несколько рыбешек подруге под ноги. – На–ка, костер себе сооруди, да поджарь. А то отощала совсем на грибах, ягодах да траве. Неужто, не могла рыбу поймать, да поесть как следует?

– Как в таких бурных водах мне рыбу ловить, Любша окинула взором воды Вишеры. – Я ж кузнец, а не рыбак. Она быстро собрала хворост, вспорола ножом рыбам, брюшки, вытащила требуху и бросила ее в воду, а рыбу пристроила жариться на жердочках. – Чего с розовой чайкой то будем делать? Разузнали ил чего?

– А как же! Дарна была горда собой и подругами. – Прознали мы, что выискивает некое, небезызвестное всем нам существо чистых сердцем и невинных телом детей иножити, обращает в розовых чаек и уводит из дома.

– Так – то ж, и так известно. Ничего нового ты мне не поведала. Любша расстроилась.

– Ну не скажи, подруженька моя, человечка. Сказанное лишь присказочка, а сказка впереди. Темная такая сказка.

–Ну, так поведай мне сказку свою темную.

– Ну, слушай, да не подавись рыбехой. Любша в этот момент, как раз сняла первую рыбеху, что была поменьше всех прочих и уложила ее на плоском камне.

– Пусть вначале поест, а то, как послушает желание пропадет. Предложила Дамара, строилась у камня с рыбой, отломила плавник и отправила его в рот.

– Да, пожалуй, вначале поем. Надо же жирок нагулять. Волхов обещался золота отсыпать сверх моего весу в десять раз. Грустно пошутила девушка.

– Щедрый, гад. Зло буркнула Днея.

– Будет, людям добрым, что на краду мне положить. Я ж не какая – то простая девка, дар Сварога Небесного кузнеца у меня был, столько всего поглядеть успела, его вон с ратью для державы спасла. Можно еще и каменьями меня посыпать, прежде чем живицу на поленьях поджигать. На берегу повисло тягостное молчание, заполненное гулом воды, разбивающейся о валуны. Любша ела горячую рыбу. Смерть смертью, вроде бы как лишь через луну с хвостиком настанет, а голод в животе пел песни, рот от умопомрачительного запаха, наполнялся слюной. Она без колебаний отбросила все, что будет после, а сейчас наслаждалась жирной, пахнущей костром рыбой.

– Все, я готова. Сказывай свою темную сказку, Дарна.

– Одна шибко дерзкая ведьма жила на белом свете две тысячи лет с гаком. Жила себе она, творила дела свои навничьи. Радовалась, наверное. А чего б ей не радоваться, когда она силу в победах темных черпала. Сколь дел для себя великих свершила одной ей Прави, Яви и Нави ведомо. Но тело ее дряхлело, и ведьма стала вселяться в тела юных девиц, дабы, проживая в их телах, после менять на новые. Но не тут – то было. Ее дар и сила не приживались в телах обычных дев и дев с чаровными задатками и дарованиями. Дарна рассказывала в упор глядя Любше в глаза, где читалось осознание того, что собеседница поняла, что за ведьма то была.

Девушке вспомнились угрозы Шимори, о том, что она обернет ее розовой чайкой. И ведь обернула бы, если бы Любша была не человеком, а иножитью. – И вот в одну дивную для себя пору, дерзнула она отправиться к самой Хель, выторговать бессмертие и вечную жизнь на то, что нужно было Владычице царства смерти. Но для того, ей следовало сотворить так чтобы одна кузнечиха баламошка  выковала ей иглу из лунного серебра, да зелье, дарованное ей Хель в обмен на ее услуги, было наполнено лунным светом. И надо же такому статься, что после нескольких сотен лет пребывания в камне на дне пещеры Ледяной, на реке Струящейся, среди опускающихся с ее сводов наростов в виде сосулек пробудился Владыка подземного мира Куль – Отыр. Но вот незадача – не мог Куль – Отыр выходить на поверхность, иначе бы чары, уже однажды загнавшие его в камень, вернули бы его обратно в его узилище, иль в какой другой камень бы загнали, а то и куда подальше. И вот случилось такое, что к Куль – Отыру в пещеру стали стекаться мало по малу девицы, рожденные человеческими женщинами от какой – нибудь иножити. И одна таки не лишь понесла, как многие, но смогла выносить и родить ему сына, известного под именем Ксай.

– И? Любша вжала голову в плечи, ожидая, что Дарна скажет дальше.

– Куль – Отыру шибко хотелось завладеть всем миром, да и другие миры прижать к ногтю. Идти в земли чуди, что на реке Ас проживает, было ему не с руки. Там достаточно тех, кто задницу может надрать и куда подальше запечатать. Вот он и отправил сыночку заняться перво – наперво нашими землями и теми, что наполдень от нас.

– Преуспел? Сердце Любши бухало, так, что показалось еще миг и вены лопаться начнут.

– В землях фьордов стяжал себе соратников немало, а после к нам пришел. Она говорила медленно, растягивая слова, чтобы они лучше запоминались этой самой «кузнечихой баламошкой», вместо этого слушательница ее раздражалась.

– Да говори ты прытче, не выдержала Любша – Чего тянешь, будто я умом тронулась?

– А не тронулась ли? Нет чтобы Волхова своего растормошить, рассказать ему как все было, к ответу призвать, а она разобиделась, слезоньками горькими залилась и к подружкам подалась. – поддержала подругу Днея. – Нам заняться нечем, плавай тут с ней по миру, вытаскивай из болота кикимору, допрашивай, обещай привезти ожерелье, красоту наводящее, да делающее из нее не кикимору, а диву – красоту, что та ведьма, что детей иножити чайками розовыми обращает, обещала ей отдать за услуги, да обманула.

– Батюшки, мне помирать через луну с грошиком, а тут и за трое на десять лет не разберешься, сколь всего навертели накрутили.

Любша схватилась за голову. – За какую ниточку тянуть, чтобы до другого края дотянуться? Она провела руками по лицу и убрала надвинувшиеся на него пряди волос. – Кикимора то откуда взялась? Ее в аккурат тут не хватало. Еще бы с десяток дагонов в придачу, вообще эту кашу не разгрести будет. Русалки уставились на подругу, в ожидании, когда та закончит голосить. – Ну, чего уставились? Что кикимора ваша делала для ведьмы?

– Девок полукровок в Ледяную пещеру к Куль– Отыру гоняла, детей иножити присматривала.

– Так выходит давняя у них дружба с Шимори, коли Ксаю от роду лет сорок должно быть. Догадалась Любша.

– Поболе пятидесяти лет кикимора ей служила. – Уточнила Дарна. – Одно время, старуха платила ей, согласно уговору, а вот ожирелье отдать заартачилась.

– Так, – выставила Любша вперед руки, – давайте с ведьмой и чайками разберемся, после за кикимору примемся, а то голова кругом идет.

– Как прикажешь, согласилась. Днея. Давай, Дарна.

– Начни, будь добра с того и ответь на вопрос, за что эта Хель, триклятая Шимори зелье дала, да счастья в своих чертогах пребывать лишила? Где этой падлюке, на которой клейма ставить негде самое место.

– Ведаешь ли ты, кузнечных дел мастерица, что куда жители полуденных земель, что на краю океянов деваются после смерти? Любша кивнула.

– Знамо дело ведаю. Кто ж не уважает веру соседей их обряды? Ведь из них и складывается понимание их поступков и образа жизни. Она оглядела лица подруг, не понимая куда клонит Дарна. – Те, что в бою пали и с оружием в руках отправляются к Одину в чертоги в Вальхаллу пировать, иные к Фрейе в чертоги Сессрумнир, что расположены в Фолькванге, а те кто своей смертью ушел к Хель прямиком до Рогнерёка, дабы биться на стороне темных сил со светлыми богами.

– Вот сама ты почитай и ответила на свои вопросы, осталось лишь малое прояснить. Сказала Дамара, вытаскивая из волос водоросли.

– Так проясните же! Куда девались те розовые чайки, для чего они Шимори?

– А ты, Любша мне косы вычешешь, как Днее? Хитро глянула на человечку Дамара. Так в недоумении посмотрела на русалку.

– Самое время косы чесать. Раньше, чего не могла попросить?

– Да, могла, ясен пень. Да раньше ты такая злая не была. Хотелось удила твоей злости попридержать, лес то хоть и чужой, да все же не на луне, а на земле – матушке. Она многозначительно поглядела на руки Любши из которых не то, что искорки вылетали, а пламя уже занялось.

– Ой! Она тут же постаралась успокоиться. Сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пока русалки гасили, занявшуюся огнем траву. – Благодарю! Простите. Ответом ей был смех речных дев и сизый дымок, поднимающийся над сухой травой пострадавшей от людской безответственности.

– Слушай дальше, сказку темную, как сердце ведьмы Шимори. Продолжила Дарна, когда накал страстей спал. – Желанием Хель было заполучить души тех, кто должен был после смерти отправиться в чертоги Фрейи. Не хватило у нее духу в Одином тягаться, от того решила пополнить рады обитателей Хельхейма – своего чертога за счет Фрейи. Пока та догадается, что да как дело будет сделано, а пути назад отрезаны, иначе полотно мироздания порвется. Ведьме же надлежало в этом деле найти тех, кто поможет нити жизней людских в посмертии перенаправить в чертоги Хель, отвязав пути будущих мертвецов от Фолькванга. Но и это еще не все. Капля за каплей жизнь этих людей утекала быстрее, чем Норнами было спрядено, и жизненная сила этих людей от свернутых непрожитых лет переходила к Хель, увеличивая силы хозяйки Хельхейма. А розовые чайки – олицетворение жизни, свободы и полета, во все времена делали эту работу. Ведь именно они переносят нити, после определения судьбы Норнами. Вот и подменила ведьма истинных розовых чаек, на своих оборотней, привязав к башне, что стоит во льдах. Она же и заставила под чарами, детей иножити творить черное дело.

– Видишь, какая разумница. Довершила рассказ Дарны Днея.

– Да уж, знатная черных дел мастерица. Согласилась Любша, дивясь дерзости Шимори. И это все вам поведала кикимора? Где, к слову, вы ее отыскали?

– Так на болотах, близ Чудского моря. С самым, что ни на есть удивленным видом сказала Дамара. – Надо же нам было камни Нарте передать, пока ты по лесам этого мерзавца искала. – Неужто догадаться не могла?

– Как же я кузнечиха баламошка не догадалась? Ведь болот кроме как близ Чудского озера нигде и нет. – Огрызнулась Любша. – А кикиморы лишь там и обитают.

– Ты не препирайся, а лучше скажи, что делать будешь, с тем, что мы тебе поведали. Осекла девушку Днея.

– В Словенск следует отправляться, только мне бы домой заглянуть, родителям на глаза показаться.

– Что ж, твои гужевые русалки готовы тебя доставить куда душенька твоя светлая пожелает. Глядишь угостит нас твоя сестрица Збышка пшенными лепешками с медом и орехами. Мечтательно сказала Дайна.

– И когда это она тебя ими угощала? Удивилась Любша.

– Да, когда к реке плакать приходила. Ответила русалка.

– И когда то было? И чего ж это она плакала? Никто же ее не забижает, мы ее любим, бережем, жалеем. Растерялась родственница Збышки.

– Да, как лед на реке Мутной тронулся. Мы только ото сна восстали, выбрались к заводи подхарчиться, а сидит знай себе рыдает. Предрага за глупость ругает.

– А Предраг то чего ей сделал? Он же души в ней не чает. Глаза ее расширились от новой незадачи.

– Жениться на ней отказывается, пока мошну не накопит. Любша резко выдохнула задержавшийся в легких воздух.

– И что, она рыдать к реке с полным тазом лепешек побежала?

– Нет. Покачала головой Дайна. – За работу отблагодарила. Глаза Любши сузились.

– И какую, такую работу ты ей прожорливая моя делала?

– Мозги Предрагу вправляла. Навеяла мыслишки разные, что коли не поторопится он с просьбой к батьке твоему, выдать за него Збышку, то ее другому сосватают. Теперь Любше припомнилось, что в аккурат после ледохода Предраг просил отца Збышку за него отдать.

– Злыдьня, речная, ты Дайна. За лепешку с медом готова душу продать.

– Да нет у меня души, почитай уж как полсотни лет. Одно сердце мое доброе и осталось. Не найдя, что еще сказать прожорливой русалке Любша махнула рукой. – И обиду на меня не держи, а то ядом ее сама и потравишься. Дразнила Дайна.