Любша- ковать судьбу или любовь Глава 30

По возращении домой Любша с дикой яростью принялась за работу. Янислав уж боялся, что печь в ковальне взорвется от натуги, с какой кузнечных дел мастерица принялась ее пользовать. Она словно полоумная, ни днем, ни ночью не выпускала инструментов из рук, лишь изредка голодным зверем набрасываясь на еду и питье.

– Дочь, ты так долго не выдержишь и печь не выдержит столь мощного пламени. Он старался говорить ласково. – Я и Ярца боюсь в ковальню пускать, кабы чего не вышло с мальчонкой. Ее взор полыхнул яростью.

– Тебе, отец, что камней в округе мало? Или дерево перевелось? Сложи себе новую ковальню. И учи там внука до поры.

– До какой поры? Удивился Янислав его сердце дрогнуло. – Что ты скрываешь от меня, дочка? О чем молчишь, и доводишь себя до истощения? Неужто так мучает тебя любовь к князю, что ты решила сама себя извести? Она вздохнула. Раздумывала, говорить ли родному и самому близкому для нее человеку на свете обо всем ли оставить как есть. Время придет и сам все увидит. Не выдержала и бросилась к отцу в объятия, заплакала. – доченька моя, девочка, лебедушка ясная. Не изматывая себя так. Все пройдет, все наладится. Он гладил дочь по волосам, целовал в макушку, лоб. – Кровиночка ты моя, услада сердца, гордость отца своего. Время пробежит незаметно, и тоска исцелится новой любовью. Пусть нынче в то не верится и сердечко твое кричит от горя. Но это горе все же не горе, уж поверь ты старому отцу своему. Горе, когда детей на краду кладешь, когда глядишь на огонь, что уносит их в даль от тебя. Он взял ее голову в ладони и посмотрел прямиком в глаза.

– Да, батюшка. Хрипло проговорила его дочь.

– Расскажи мне, моя лельюшка, все расскажи.

– Как мне рассказать все тебе, как причинить тебе горе, какое ты уже дважды пережил? Выпалила Любша. Слезы тут же иссякли, и она уставилась на отца, осознавая, что теперь ей придется выложить все на чистоту.

– Говори! Янислав стал суровым. – Мне лучше наперед все знать и спасти тебя, чем после, когда поправить нечего нельзя станет предстать перед неизбежным.

– Пойдем, батюшка к реке. Вздохнула она. – Искупаемся в водице студеной. Да и Збышка или внуки твои во всякий миг сюда заглянуть могут. Не хочу, чтобы прознали, о чем я тебе поведаю. Она снова вздохнула, протяжно, но не тяжко.
Пологий берег реки Мутной утопал в зелени и сиял золотыми отблесками солнца, отраженными в воде. Края берега были окаймлены длинными травами, словно зелёным ковром, который мягко касался поверхности воды.

Здесь и там виднелись камни, покрытые мхом, придавая месту, знакомому им с рождения, ощущение покоя. Вода в реке была прозрачной, и сквозь неё можно было увидеть дно, усыпанное галькой. Над головой простиралось ясное голубое небо, лишь изредка украшенное легкими облаками, похожими на пушистые перья. Небо готовилось ко сну. Ночами оно уже темнело, не в пример раннему лету. Искупавшись Любша поведала отцу обо всех своих странствиях, и о том, что скоро ему придется и по над третьим своим чадом зажигать краду. Янислав вначале вскочил, стал метаться из стороны в сторону, задавая отрывистые вопросы. Отчего не заставила она Волхова ее поцеловать? От чего не напомнила ему обо всем?

– А о чем я могу ему напомнить? О нескольких поцелуях? Дак то ведь не долгая семейная жизнь и даже не пылкие постельные ласки, каких в его жизни было множество. То другим женам быть может есть чего ему напомнить, а мне то, что ему припоминать? Паморочный он, батюшка. Сколь времени пролетит, пока в себя придет?

– Доброго вечера, люди. К берегу приблизились Любшины русалки.

– Познакомься, батюшка с моими подругами. Она представила русалок одну за другой. Они засмущались, наигранно и тихо рассмеялись.

– А ты думала я их не знаю? Грустно улыбнулся кузнец. – Эти хитрые прохиндейки хвостатые сколь себя помню лакомства выманивают, что у меня, что у матери твоей, а глядишь еще и бабка твоя их привечала.

– Верно, привечала. Согласилась Дамара. – Всякий раз как пекла пироги, в теплую пору, к реке бежала, один другой на мостках оставляла.

– Ну, вот и славно. Вот и не переставай их угощать – баловать, батюшка.

– Да, уж не перестану, коль тебе они столь дороги. Он сел, желая послушать, что поведают его дочери речные девы.

– Докладывайте, девоньки, что там деется? Любша была вся внимание, отвлекаясь от разговора с отцом.

– Раз уж мы про снедь заговорили, может ты принесешь нам лакомств каких. Давненько не пировали. А, может и медку хмельного, коль не жалко бедным русалкам прихватишь? Вечно охочая до яств сладких спросила Дайна.

– Обождите, в поварню сбегаю, принесу. Ритва сегодня пироги с черникой пекла, да и медок раскупоривали, поди не весь в бочонке вышел. Подскочила Любша и умчалась за угощениями.

– Неужто и поделать ничего нельзя, дабы кровиночка моя выжила? Хмуро спросил Янислав, до сих пор оглушенный рассказом дочери. Сердце рвалось от собственного горя, а уж что станет с его любимой Альдоной, так и вовсе подумать страшно. Не ровен час, и без дочери, и без жены останется. Но тяжелый вздох русалок ответил лучше всяких слов. – Понимаю, девоньки, раз уж сам Вий от яда, которым для нее зелье Хель оказалось не спас ее то уж нечего не поделаешь. Он стукнул кулаком по доске мостков, и она жалобно хрустнула, проломилась под его мощным ударом. – Понимаю, но принять не могу. Слезы катились по щекам оглушенного горем отца. Он смахнул их, когда заслышал шаги дочери, вернувшейся с угощениями для подруг. – Судьбу об колено не переломишь. Обреченно сказал кузнец. – Видать на роду мне написано всех своих детей на краду положить.

– Снедайте, да не томите, все как есть мне расскажите. Торопила их дочь Янислава.

– Да, что тут особо расскажешь. Драу таки надрали задницу стражам, что башню и подступы к ней охраняли. Сказала Днея жуя пирог и запивая его хмельным медом. – И знаешь кто у нее там на посылках ходил? Поминала ты было их, когда мы тебе про кикимору рассказывали. Как и в голву они тебе пришли?

– Неужто дагоны – морские драконы?

– Верно. Подтвердила Дайра. – Эти лихославцы, давние вражины всех, кто живет на на землях Альбиона и островов, будь они хоть темные, хоть светлые, хоть равнодушные всякой из сторон.

– И?

– Чаек расчаровали и как Волхову рать с помощью пращи Арьян возвернули по домам. Она же и помогла драу справиться с дагонами, и силу дагонов им же отдала.

– А как справились то?

– Давненько дагоны морских жителей притесняли, свои порядки устроили, рыбу не токмо жрали, а попросту глушили, дабы другим стало голодно. Вот Арьян и свела их с кем следовало, а тот, кому следовало дал драу заклинание одно. Такое древнее, что пришло к нам на матушку землю с Мерцаны, Гоями принесенное. – Так вот заклятье то убить их не убило, а знатно приморозило ко дну.

– И кто же то был? Кто драу заклинание дал? Все было Любше любопытно.

– Вот и нам хотелось то знать, да вот не посвятили нас. Сказано лишь было, что не время миру узнать, о том, кто не раз еще встанет на защиту детей божиих. Расстроенно закончила Длата.

– Ну, вот. Самое любопытное и не узнали. А что кикимора? Вы же ей ожерелье для красоты ее чудовищной обещали у ведьмы Шимори забрать.

– Так отдали уже. Жди от этой злыдни новых пакостей теперь. Махнула рукой Днея.

– Коли так, то, на что отдавали? Удивился Янислав.

– Уговор был. Следовало исполнить.

– Ну так подошлите кого, пусть отнимет, чего новых пакостей от нее ждать. Кикимора она и есть кикимора. Предложила Любша.

– Ну, да. Согласилась с подругой Днея. – Не отнимать ведь мы не уговаривались. Она рассмеялась.

– А ты, дочь коварная у меня. Толи гордясь, толи удивляясь заключил кузнец.

– Да, батюшка. Безделье – мать всех пороков. Она на миг задумалась. – Желая мира
– куй броню.