Время идёт

ВРЕМЯ   ИДЁТ

         Шёл 1994-й год, он же - четвёртый год моего пребывания в Израиле. Несмотря на то, что переехал на Святую Землю уже в достаточно зрелом возрасте, сразу после преодоления сорокалетнего рубежа, я был доволен своим профессиональным статусом. Во-первых, уже через неделю после прибытия, я окунулся в восточный колорит страны и ощутил атмосферу шумного арабского коллектива, стоя возле ленты конвейера на одной из фабрик. Это укрепило меня в мысли, что своё призвание изыскателя-полевика душить не стоит, а необходимо стремиться к его реализации.  Во-вторых, через несколько месяцев первый шаг в данном направлении был сделан, и я попал на работу в небольшую геодезическую фирму. Её хозяином которой был Ури, он же Юрий, энергичный увалень, приехавший в эту средиземноморскую страну двадцать лет назад в подростковом возрасте из Молдавии. Данное обстоятельство во многом облегчило мне вхождение в специальность, с которой был знаком в СССР больше теоретически, чем практически. Ури свободно говорил на иврите, постоянно обогащая мой, весьма пока ещё скудный, словарный запас этого древнего языка. После окончания Тель-авивского университета он пять лет служил в израильской армии, поэтому его рассказы и объяснения на древнем языке были полны выражений военного сленга, который является неотделимой составляющей современного иврита.  В-третьих, я успешно закончил нелёгкий годовой курс геодезии при Хайфском Технионе и усиленно готовился к сдаче экзаменов на получение государственной лицензии геодезиста.

      Вместе с Ури и другими рабочими мы колесили по всей стране на видавшей виды "Субаре", выполняя различные землемерные работы. Как-то раз, в процессе разговора, я спросил его:
        - Юра, ты много лет в Израиле живёшь. А в других странах приходилось бывать?
- Конечно, - не задумываясь ответил он – в Ливане был в 82-м.       
         - Как турист? – наивно спросил я, не будучи ещё хорошо знакомым с местными реалиями.
        - Да нет, - также серьёзно продолжил он, - командировка от армии. И тут же просветил меня, что в 1982 году случилась Первая Ливанская война. Тогда, после постоянных атак террористов Арафата на гражданские объекты Израиля, ЦАХАЛ (армия обороны) вошёл на юг Ливана. Бандитские формирования были частично ликвидированы, а их остатки перебрались в Тунис.

         Будучи хорошим аналитиком, Ури выбрал весьма сложный, на то время, вид геодезических работ – подготовка плановой основы больших площадей для кадастрового учёта земельных участков. Недостатка в производственной загрузке не наблюдалось, поскольку наша фирма с завидным постоянством выигрывала государственные тендеры на подобные изыскания. Не было проблем и с оплатой выполненных заказов. Но одно неудобство при таких работах всё-таки существовало – это продолжительность выполнения заказов. Проекты тянулись несколько месяцев и, соответственно, оплата поступала раз в полгода, хотя суммы были приличные.
        Однако любой бизнес, даже самый малый, требует немалых расходов на текущие нужды. Очень выручило бы постоянное производство небольших, малозатратных, но выгодных работ. И такой случай подвернулся. На очередных армейских резервистских сборах, в начале 1994 года, Ури встретил своего соседа по университетскому общежитию Ицика Амсалема. Оказалось, что практичный Ицик после получения диплома геодезиста продолжил учёбу и имеет также лицензию инженера-дорожника. В процессе разговора выяснилось, что в настоящее время он проектирует расширение десятков старых дорог в мошавах (сельскохозяйственных поселениях) центральной части страны. Ещё через пять минут Ицик поведал Ури, что с удовольствием доверил бы старому другу создание топографических планов для такой работы.
       - Эти работы курирует министерство сельского хозяйства, - подчеркнул Амсалем, - так что проблем со своевременной оплатой не будет.
          Уже в ближайшую пятницу Ури положил на стол перед нами картосхему с выделенной полосой первой проектируемой дороги. Работа действительно оказалась не очень трудоёмкой, несложной и выгодной.

         Для этого направления деятельности Ури создал коллектив из двух сотрудников, включив в него, кроме меня, ещё Таля, студента Техниона, который подрабатывал в фирме во время летних каникул. Он также приехал из бывшего Союза в начале 70-х годов, успев закончить в Минске первый класс советской школы. Этот спортивный красивый парень уже отслужил четыре года на одном из немногих военных кораблей израильского флота и на то время постигал землемерные науки в лучшем учебном заведении страны. Таль (бывший Анатолий) весьма сносно говорил по-русски, хотя запас слов на этом языке и понятий о жизни в бывшем Союзе у него оставался на уровне восьмилетнего ребёнка. В его выражениях и поступках меня восхищала прямота и честность, прекрасные качества, но не очень характерные для современного мира.

           Работая в паре с Талем на территории мошавов, мы старались общаться между собой на иврите, чтобы не привлекать внимание местных жителей, особенно мальчишек. Некоторые из них, особенно любопытные, постоянно крутились возле наших оптических приборов, пытаясь заглянуть в окуляры. При этом они легко могли задеть треноги и нарушить тщательно выставленную центрировку и горизонтальное положение.
      Когда мы уже устали отмахиваться от бесконечных вопросов "Ма зэ?" (Что это?) и "Бишвиль ма зэ? (Для чего это?), Таль не выдержал. Он подозвал жестом самого активного лохматого интересанта и вполголоса на ухо сказал ему:
      - Есть приказ из Иерусалима проложить большую дорогу в вашем мошаве. Но сначала надо будет все дома переместить на 50 метров. Вот мы их и фотографируем, чтобы знать в какую сторону двигать. Только пока это секрет. Смотрите не болтайте много.
       Тот понимающе кивнул и бросился к своим друзьям, гордый от владения тайной. До конца дня мы рассчитывали поработать спокойно.

           Однако вскоре начиналось нашествие местных пенсионеров. Первым, не спеша, приблизился бодрый плотный мужичок лет семидесяти. Он постоял неподалёку и убедившись, что в нашем общении проскальзывают русские фразы, смело сделал несколько шагов в нашу сторону.
       - Вы из России? – вопросительно-утвердительно произнёс с сильным польским акцентом и, не дожидаясь ответа, продолжил, - я жил там, был млодым. Нижний Тагил. Може знаш?
- Конечно, - ответил я, ибо познания Таля в географии бывшей родины были весьма ограничены, - это на Урале.
      - Да, - подтвердил он. – Мы из Польши бегали в 39-м, от германов. Нас Советы послали в Нижний Тагил, работали тама на заводе. Потом в 45-м вернулись в Польшу, но поляки кричали "Жиды – до Палестины" и мы пшиехали сюды. В нашем мошаве есть много таких родин.
       Как бы подтверждая это, к нам подошёл ещё один пожилой мужчина с аккуратно подстриженной бородой и разговор пошёл в том же направлении.
      - Я тоже жил в России. Бежал из Польши. Был млодым хлопаком, но до войска русские меня не брали. Послали работать на будову. Далеко. В Кандалакшу. Тяжко было. Думал згину тама.
      Как мог, я объяснил Талю, что Кандалакша – это место возле Мурманска с длинными зимами, сильными морозами и коротким летом со злющими комарами.
       Мужички покрутились возле нас ещё несколько минут и неспеша ушли. Мы интенсивно продолжили работу, стремясь наверстать упущенное. Но не тут-то было.

    Окно ближайшего дома открылось и приятный женский голос на чистом русском языке произнёс:
      - Ребята, подойдите сюда!   
       Мы переглянулись. Из окна выглядывала немолодая светловолосая женщина с косынкой на голове, повязанной явно на русский манер.
      - Вы ведь голодные, - уверено произнесла она, - вижу с утра работаете. Хотите, сейчас бутерброды быстро сделаю и кофе налью?
      - Да нет, - робко начал я, но Таль, который, как все молодые израильтяне, всегда был готов к перекусу, толкнул меня локтем в бок и громко сказал:
      - Да, было бы неплохо. Свои сэндвичи мы ещё утром съели.
       Уложив инструменты в футляры, подальше от любопытной публики, мы через десять минут уже сидели на диване у небольшого низкого стола в салоне этого дома. Даже мужскому взгляду были видны чистота и порядок, царившие там.  Я не удержался и спросил:
         - Простите, у вас прекрасный русский язык, а подходившие к нам пожилые мужчины говорят на этом языке еле-еле, их даже трудно понять.
      Она усмехнулась:
      - Так они же польские евреи, попавшие в СССР в 39-м и приехавшие в Палестину сразу после войны. А я родилась и выросла в Ленинграде. Жила там в блокаду, а в 42-м нас, группу полуживых детей, вывезли по льду через Ладогу. Отец мой, ещё до блокады, погиб на фронте, мать осталась в городе и не выжила. Я была в детском доме до конца войны, потом вернулась в Ленинград, работала на фабрике и вышла замуж за польского еврея. Он уговорил меня переехать в Польшу, и оттуда почти сразу мы отправились сюда. Так и живём в этом мошаве. Эти пенсионеры и мой муж вместе воевали ещё в 47-м в Хагане (еврейская боевая подпольная организация), затем в армии в войне за Независимость. С тех пор и дружат. Мой сын – секретарь (глава администрации) этого мошава. Он один у нас остался из трёх.
       Мы с Талем молчали, не зная, как спросить о судьбе двух остальных сыновей. Уловив вопрос в наших глазах, Лида, так звали эту женщину, продолжила:
     - Старший, Давид, родился в 47-м, вскоре после нашего приезда в эти края. В армии быстро стал офицером и мечтал о военной карьере. Но в 67-м была Шестидневная война, слышали, конечно. Он погиб уже на второй день в бою возле Старого города в Иерусалиме. Второй сын, Йони, когда в 73-м началась война Йом Кипур (Судного дня), уже закончил службу и учился на экономиста в университете. Но на следующий день после нападения арабов примчался домой, быстро побросал что-то в сумку, поцеловал меня и мужа. Сказал только, что тяжёлые бои идут на Рамат ха-Голан (Голанские высоты) и он спешит в свою танковую часть. Оттуда из их дивизии почти никто не вернулся.

        Я переглянулся с Талем и мы вместе, как по команде, вздохнули не зная, что сказать для облегчения душевной боли этой доброй женщине. Однако она сама перевела разговор на тему нашей работы, рассказав сколько разных бумаг пришлось собрать её сыну, добиваясь финансирования для реконструкции старой дороги, проходящей через мошав.
       Посидев ещё четверть часа и поблагодарив хозяйку, мы направились к выходу. Пожелав ей на прощание всего хорошего, Таль, желая как-то подбодрить нашу благодетельницу, сказал:
       - Скоро всё будет нормально. Вот договор в Америке с Арафатом подписали. Там ведь и президент Клинтон был, и король Хуссейн. Может жизнь у нас и успокоится.
      - Подписать всё можно, - вздохнула Лидия, - вы знаете, что и Советский Союз перед войной подписал договор с Гитлером. Разве это помогло? А договор с террористами вообще ничего не стоит. Арабы сами должны захотеть жить нормально. Без этого тут мира не будет.

     Она оказалась права. Через несколько лет, в начале нового века, хорошо обосновавшись и укрепившись на территории Палестинской автономии, Арафат развернул невиданный террор, составлявший единственную суть его политики. По всему Израилю террористы-смертники взрывали пассажирские автобусы с мирными людьми, гремели взрывы в столичных и провинциальных кафе, в торговых центрах и на автобусных остановках. Уже перевалило за тысячу число погибших граждан, объявленных израильской прессой "жертвами мирного процесса". Пограничные посёлки регулярно обстреливались ракетами. Народ понял в какой тупик загнали страну политические фантазии Рабина и Переса. Но это была уже реальность, в которой надо было жить и бороться доступными способами.

         Прошло много лет, а точнее, три десятилетия. Таль с отличием окончил Технион, женился на красавице Дине, сдал государственные экзамены и получил лицензию на право самостоятельно выполнять все виды измерительных и картографических работ. Затем он организовал свою небольшую фирму и принял на работу четырёх, недавно прибывших, репатриантов из бывшего Союза. В молодой семье за несколько лет появилось трое детей – такой общепринятый минимум в современном израильском обществе. Наша связь практически прервалась. Работа и семья поглощали почти всё время. Таль был постоянно занят и с трудом выкраивал минуты, чтобы побыть с детьми. Я трудился на новой работе и активно участвовал в воспитании подрастающих внуков. Информация о его семье изредка поступала от общих знакомых. Каждый ребёнок там был увлечён серьёзным делом: дочка Шир – пением и танцами, сын Эрез – шахматами, дочка Карин – теннисом. Все они выросли, отслужили в армии, работали, учились, постепенно постигая взрослую жизнь. Несколько постаревшие Таль и Дина уже иногда и о внуках заводили осторожные разговоры.

        А потом…….    Потом наступил страшный день 7 октября 2023 года. Израиль содрогнулся в ужасе от нечеловеческой резни, учинённой звероподобными двуногими существами из Хамаса. "Цивилизованный" мир молчал, как делал это восемьдесят лет назад, когда дымили печи Освенцима и Майданека, когда по несколько дней шевелилась земля после массовых расстрелов на околицах украинских, белорусских и прибалтийских местечек. Через несколько дней жители страны молча сидели перед телевизорами: имена сотен людей, погибших в пограничных посёлках и на молодёжном музыкальном фестивале, проходившем недалеко от сектора Газа, нескончаемым потоком проплывали на экранах и произносились диктором во всех домах страны. Каждый читал и вслушивался в этот список, боясь обнаружить знакомое имя. Я тоже смотрел, никого не узнавая. Вдруг, как громкий выстрел в абсолютной тишине, прозвучало:
      - Шир Гохман, 28 лет, из Хайфы.

       Всё внутри меня непроизвольно вздрогнуло – это была старшая дочка Таля. Она очень любила петь и танцевать….

Примечание:
     Все описанные события и диалоги подлинные. Изменены только некоторые имена.