Дипломатия на двух стульях Глава 9

Начало здесь http://proza.ru/2025/05/22/1000

- Да будет тебе известно, дядюшка, что мерундийско-берменгевский вопрос вообще не обсуждался в нашем доме, - сознался Карл-Теодор. - Я думаю, что всех слуг заранее инструктировали об этом хозяева. Так что никаких нянь, рассказывающих байки о злобных берменгевцах, похищающих непослушных детишек, я в глубоком детстве и близко даже не слышал. И мои воспитатели, изучая со мной историю Мерундии, нарочно, я думаю, обходили стороной её историческую вражду и постоянные войны с Берменгевией, акцентируя своё внимание совсем на других вопросах.
Кстати, это стало большой ошибкой, как мне кажется. Мои родители должны были бы найти нужные слова и поговорить со мной об этом, предупредив о многих вещах, что могут случиться со мной в жизни. А так, я оказался совершенно неподготовленным к тому сложному драматическому инциденту, что произошел у нас столь неожиданно и скоропостижно на моём дне рождения. Но если бы я был информирован и заранее предупреждён, я не болтал бы лишнего своим языком, и не наговорил бы столько неосторожных вещей, сколько наболтал своим товарищам, недоброжелателям и полицейским.

- Однако всё то, что ты пока поведал мне… то есть во всём том, что ты пока упомянул, нет ничего такого, что доказывало бы, что те нападки на вашу семью имели националистическую подоплёку, - заметил Мостодонский. – Скорей это больше похоже на недоразумение, глупость полиции и излишнюю истеричность подозрительных сумасшедших мамочек, а также прочих высокопоставленных родственников, чрезмерно пекущихся о своих драгоценных чадах. И подобное может случиться и постоянно случается сплошь и рядом со всеми без исключения и в любой стране. Конечно, многое решил портрет берменгевского полководца, как мне кажется. И это неприятно подействовало на воображение пришедших посмотреть на него детей. А также головы малолеток излишне напичкали, конечно, всякого рода глупостями от необразованных, примитивно мыслящих, нянь. Однако совсем не нужно особенно впадать в паранойю в этом вопросе, - осторожно высказал своё мнение дипломат, пытаясь направить непонятный для него разговор в нужное для себя русло, видимо, он очень хотел вникнуть в тайные мысли своего собеседника. - Так уж повелось издревле: берменгевцы привыкли обвинять во всех своих бедах и несчастьях мерундийцев, а мерундийцы – берменгевцев. В политике у нас вошло в привычку валить друг на друга буквально всё: экономические неудачи, социальные проблемы и даже, возникающие неожиданно, стихийные бедствия. Дошло до того, к примеру, что даже неурожай и холодное лето у нас несколько лет назад в парламенте свалили на мерундийцев, обвинив их в том, что они якобы сбросили на нас какую-то новейшую экологическую бомбу. Своеобразная «охота на ведьм», которая нередко вспыхивала в истории человечества, принимая те или другие формы.

- Удивительно! – воскликнул, услышав такое, Карл-Теодор, расхохотавшись при этом, - Вот от вас, дядюшка, я совершенно подобного не ожидал. Но парировать я вам могу словами одного умного человека, который сказал однажды: «Если у человека паранойя, то это совсем не значит, что его не преследуют». И в данном случае, я вас уверяю, ну совершенно то же самое. Да, хорошо, пусть два враждующих народа не похищают детей иноплеменников из-за кустов и тёмных углов, наподобие бабаек, и не сбрасывают на противников экологические бомбы, потому что у них их нет. Но разве сам факт того, что они придумывают друг про друга какие-то жуткие историю, не говорит об их взаимной и врождённой ненависти, без преувеличения, на генетическом уровне?
 
- Ты хочешь сказать, что здесь наблюдается обратная связь? – сощурившись, вопросил дипломат, - Людям хотят внушить, что сначала враги предпринимают против них какие-то враждебные действия, а потом мы их начинаем за это ненавидеть. А на самом деле всё как раз наоборот: сначала врагов ненавидят, а потом, именно по этой причине недоброжелатели придумывают про них всякие разные нелепые истории?

- Что-то в этом роде, ведь охота на ведьм тоже не возникла в средние века на пустом месте, а имела под собой совершенно объективные причины. И причины эти отчасти в страхе перед тем, кто чем-то от нас отличается, но с другой стороны – в природной людской агрессивности. Эта агрессивность живёт в каждом из нас, но глубоко кроется в душе. Наше сознание не позволяет выходить ей наружу. Природная агрессивность сдерживается моральными и религиозными нормами, а также правилами поведения, принятыми в обществе, которым нас учат с детства. Но стоит только внушить себе, что ты имеешь право на неприязнь и озлобление по отношении к какому-то определённому человеку, этносу или группе людей по религиозным, политическим, национальным или прочим мотивам, придумав своему противнику (или противникам) какую-то мнимую вину, так энергия злобы и ярости буквально выплёскивается наружу со страшной силой, оправданная мнимой вседозволенностью. И люди с большим удовольствием идут у подобных своих низменных чувств на поводу, отдаваясь им без остатка, превращая месть и ненависть буквально в смысл своего существования. Даже больше – они буквально этим живут, оправдывая свои агрессивные действия борьбой со злом и несправедливостями.
 
- Именно потому в истории человечества столько много конфликтов и воин, - не мог не согласиться с собеседником Мостодонский, сам же при этом гадал о том, всерьёз ли разглагольствуется его собеседник или опять врёт.

- Да. И очень жаль, что мои родители не сумели в своё время мне всё это объяснить, - тем временем продолжал свои витиеватые рассуждения Карл-Теодор. - Несомненно, они не хотели травмировать мою детскую нежную психику. Но в результате получилось только хуже – всё необъяснённое, только с другого конца, мне объяснили совершенно чужие люди. И объяснили так хорошо, как никто никогда бы не объяснил. Получилось так, что сразу же после ареста моего отца по нашему маленькому городку поползли страшные слухи. А мнимое преступление, которое якобы было совершено в нашем доме во время празднования моего дня рождения, в рассказах людей обросло самыми душещипательными и нелепыми подробностями. И слухи эти нарастали, как снежный ком, стремительно спускающийся с горы, превращаясь в огромную снежную лавину, сметающую всё и вся на своём пути.

«Прямо какая-то драма! – думал тем временем Мостодонский, - Книги бы ему писать!»

- И какое твоему отцу предъявили обвинение? – задал он вопрос своему гостю, чтобы хоть как-то перейти от философствований к конкретике. 

- Вообще-то никакого, ведь не было и преступления, - с видом вполне естественным ответил тот. - И доказать его даже при всей старательной «бдительности» полицейских ищеек оказалось невозможно. Но дело совсем не в том, как был наказан мой отец, а в том, что говорили о нас люди. Так вот, в первую же ночь после ареста моего отца к нам под окна нашего дома явились толпы возмущённых провинциалов с факелами. Они кричали, угрожали расправой, кидались в окна нашего дома камнями. И подобного рода митингующие, сменяя друг друга, торчали по периметру нашего забора и у стен особняка с воплями последующие несколько суток. Всех членов моей семьи они называли террористами, истязателями детей, предателями и ставленниками берменгевских экстремистов. Откуда слов-то таких нахватались? Видимо, из газет. 
Именно эти люди, пришедшие к нам под окна с угрозами и возмущениями, очень хорошо мне объяснили с первой же ночи, кто я есть такой. Я – берменгевец. Именно они так назвали меня первыми. Да, хоть мои родственники не рассказали мне об этом, я запомнил данную истину и уяснил на всю жизнь. Несколько дней и ночей, пока бушевали страсти, я совершенно не спал и почти не ел. Я не вставал с кровати, забившись от страха головой под полушку и дрожал, как осиновый лист. У меня даже начали дёргаться руки и ноги от нервного припадка. 

«Ну это он точно привирает, во всяком случае насчёт нервного припадка, - отметил про себя Цезарь Мостодонский, - хотя…»

- Но твоего отца ведь выпустили? – вслух поинтересовался дипломат.

- Не сразу, - уточнил Карл-Теодор. - Я думаю, что недели две он всё-таки провёл в следственном изоляторе, так мне припоминается.

- А твоя мать?

- О-о-о! За неё особенно не следует беспокоиться. Очень скоро она покинула наш дом, гневно поджав губки и с рассерженным видом. Она весьма впечатляюще хмурила также бровки, пока кучер укладывал её многочисленные чемоданы в её экипаж.
«Я совершила некогда большую ошибку, когда вышла замуж за этого берменгевского босяка», - жаловалась она своей сестре, моей тётке, что её сопровождала, конечно же, имея ввиду моего отца. 
Потом она загрузилась в экипаж и уехала насовсем, только её и видели. С тех пор я почти не лицезрел её и не общался с ней.

- Куда же она поехала?

- Об этом тоже не следует волноваться – не слоняться же по помойкам. Семья фон Штауффенберг весьма богата. И у членов её достаточно недвижимости в разных уголках нашей страны и даже за её пределами.

- Но как же эта женщина могла так просто уехать, оставив мужа в таком положении? Да что там, как она могла оставить сына в таком состоянии, ведь она же мать? – в полном недоумении поинтересовался пожилой сентиментальный дипломат у молодого человека.

Однако, сказав это, тут же постарался одёрнуть сам себя. Мостодонский понял, что опять слишком увлекается и подпадает под сомнительное влияние собеседника, сочувствуя ему. Да, он сочувствовал «откровенному» юнцу. И не мог не сочувствовать, как берменгевец берменгевцу, хотя очень возможно имел дело всего лишь с коварным врагом, который запутывает его в паутине хитро сплетённой лжи. 

- Как меня могла оставить моя мать? Не знаю как, - пожав плечами, ответил тот, продолжая тем временем свои странные байки, - но она оставила. Впрочем, о несчастном супруге она всё-таки позаботилась – не вникал, правда, о нём ли или о репутации семьи? Вскоре к нам в особняк по её просьбе наведался какой-то очень известный адвокат, и он выручил моего отца из данной весьма неприятной истории. Однако Вальдемар Тумчинский или Вильгельм фон Штауффенберг, как его теперь звали, уже не вернулся из заключения под стражу тем человеком, которым был раньше, ибо после данной истории он совершенно изменился и не был совсем похож сам на себя.

Продолжение здесь http://proza.ru/2025/05/16/709