Черта, гл. 19

       Бывает, что я надоедаю сам себе. Настолько, что хочется воплотиться в бородатого пророка и посвятить себя наставлению рода человеческого. И только неизбежные скитания, неблагодарность соплеменников и черствый хлеб чужестранца останавливают меня. И все же случись такое, я первым делом постарался бы исправить ваш мифологический образ мыслей, это прискорбное следствие навязчивого стремления приладиться к миру любым путем. Разумеется, из бесчисленного числа тех, кто как иголками нашпигован чужими мыслями, тех, что строят свое мировоззрение на эмоциях и вере следует исключить служителей наук - во всяком случае, точных. Хотя не всегда святы и они. Для меня одиозны также те, кому собственный опыт с прискорбием открывает то, что было известно тысячи лет назад, и о чем они могли бы прочитать в неглупых книжках раньше. Им невдомек, что все, что с ними происходит уже описано и предписано, и им остается лишь притвориться хорошими и плохими, глупыми и умными, толстыми и худыми, больными и влюбленными, счастливыми и обездоленными. И все же будь я один из вас, что бы я стал проповедовать?
       Начнем с того, что духовно (не говоря уже о физической стороне дела) вы существуете и развиваетесь на основе общего для Вселенной принципа целостности и единства противоположного. Почему из всех возможных принципов своего устройства энергия и масса выбрали именно этот, неведомо даже мне. Как бы то ни было, истина в этом лучшем из миров добывается в борьбе противоположных мнений, равновесие достигается благодаря балансу двух результирующих сил, а первичный импульс мира - отталкивание находится в постоянном и напряженном конфликте с притяжением. Это две главные силы Вселенной, все остальные взаимодействия происходят внутри них. Именно дихотомичность, диаметральная парность мира обрекают вас на внутреннюю биполярность. Вы не можете быть другими: вас как не раздели - все пополам, все не так, все враждебно. Биполярна ваша мораль, и вы одинаково добры и злы. За последние сто лет вы пережили граммофонную мораль, за ней ламповую, затем атомную, космическую, а вот теперь переживаете цифровую. И пусть никуда не делось ваше желание выделиться и возвыситься или с кривыми ногами пройти на высоких каблуках, но то, что зло неразборчиво в средствах, и ничто так не портит мораль, как революции вы, я надеюсь, поняли. Нынешняя аудитория радикально изменилась: осознала себя солью земли, светом мира и не керосинкой, но факелом. Спросите любого, что он излучает, и он ответит: свет добрых дел, побожившись при этом, что праведностью превзошел самого папу римского, хоть и служит двум господам - Интернету и Мамоне. Уверен - никакие увещевания не способны заставить их сдерживать гнев и быть покладистыми ответчиками. Как, скажите, можно призывать их не копить себе сокровищ на земле, если погоня за ними стала культом?! Как можно порицать прелюбодейство, развод и женитьбу на разведенной, если ими движет, как они считают, всесильная и всепростительная любовь?! Как можно творить дела праведные не напоказ и не учиняя шума, если от этого никакой выгоды?! Как можно прилепиться к жене своей и быть одной плотью, если невянущая притягательность "Опасных связей" с их порочным представлением о любви, как о всего лишь помощнице природы не теряет своего обольстительного очарования? Как тут не согласиться с мнением первого и вечного редактора этой книги - пусть оно даже скорее показное, чем искреннее - который пишет:
       "Молодые люди обоих полов могли бы узнать из этой книги, что дружба, которой злонравные люди норовят их осчастливить, всегда есть опасная и фатальная ловушка как для их счастья, так и для их целомудрия. Однако зла, что всегда присутствует рядом с добром, следует в этом случае опасаться особо, и будучи далек от того, чтобы советовать молодежи чтение этой книги, я нахожу важным отдалить ее от чтения и других опусов подобного рода"
Будь моя воля, я бы добавил в ваши святцы Искусителя и убрал из них кротцых. Так есть ли в наше время место нагорной проповеди и что нужно - упразднить ее, восполнить или ждать, покуда всё, в том числе и зло, не сбудется?
       Сразу замечу, что проповедь однобоко устремлена к добру. В ней нет места злу, а потому в ней нет потенциала, отчего она заведомо лишена энергии. Изначально предназначенная быть заветом для небольшой иудейской общины, она, тем не менее, стала известна всем миру. А между тем не раз признавалось, что нормы ее скорее желательны, чем обязательны, ибо жить по ним возможно либо в замкнутых сообществах единомышленников, либо находясь в конфронтации со всем миром. В самом деле: требовать от носителя такой морали подставлять щеки, отдавать последнее и не взыскивать долги - значит обречь его перед лицом зла на вымирание. Тогда в чем секрет ее популярности? А в том, что вначале она стала прокламацией протеста, который добрым никак не назовешь, а позже и вовсе насаждалась огнем и мечом. И в этом нет парадокса - парадоксально лишь то, что несовместимо, а зло также невозможно отделить от добра, как и добро от зла. Многие из вас верят, что зло есть досадная опция к добру. На самом деле пара "добро-зло" возникла и осознавалась вашими предками вместе с их отделением от природы. Оставляя поначалу старых, слабых и больных умирать в одиночку, вы продолжали следовать законам дикой природы, не подвергая их сомнению. Такими вы, по сути, и остались, хоть и верите в идеалы и Уголовный кодекс. Подчиняясь законам эволюции, вы и думать не думаете упрекать ее в жестокости. А между тем вы куда беспощадней ее. Зло называется злом, потому что близорукое добро не видит в нем себя. То, что одни из вас называют злом, другие называют правым делом, а своих противников не иначе как узурпаторами добра. Возможно ли переубедить их и примирить? Скорее нет, чем да. Двусмысленность ваших ценностей очевидна вам самим: "Великий независимый дух, желание оставаться одиноким, великий разум кажутся уже опасными; все, что возвышает отдельную личность над стадом и причиняет страх ближнему, называется отныне злым; умеренный, скромный, приспособляющийся, нивелирующий образ мыслей, посредственность вожделений получают моральное значение и прославляются". Ясно одно: воздвигая стену между добром и злом, вы лишаете их способности к самоидентификации. Возьмите, к примеру, людоеда, который выследив пришельца, убивает его и несет предъявить свое доброе дело соплеменникам. Можно ли утверждать, что его добро иного сорта, чем добро праведника? Если да, то тогда придется признать, что есть разные сорта добра и зла - вплоть до тех, где грань между ними стирается. А как быть с божьими тварями, которых вы убиваете себе в пищу? Любому доброхоту за злом далеко ходить не надо - для этого достаточно зайти в ближайший магазин. Как тут не согласиться с вашим провозвестником сверхчеловека, который утверждал: "Суровость, насилие, рабство, опасность на улице и в сердце, скрытность, стоицизм, хитрость искусителя и чертовщина всякого рода, все злое, ужасное, тираническое, хищное и змеиное в человеке так же способствует возвышению вида «человек», как и его противоположность".
       Сказано: кто нарушит заповедь - будет последним наречен, а кто исполнит - великим наречется. Но можно ли творить добро под диктовку и под страхом отлучения? Лучшие из вас подобны сосуду, в котором раствор с отстоявшейся до кристальной чистоты благостью соседствует с мутным осадком зла. Выставляйте же их напоказ, как образец того максимального успеха, что вы при всем вашем усердии можете достигнуть. Сострадание, кротость, милосердие, чистосердечие, миролюбие и правдолюбие хороши, если вам отвечают тем же, но причем тут воздаяние? Культура - это вам не манна небесная, а ежесекундное примирение зверя с человеком. А потому, творя добро, будьте добры при случае дать отпор всеми имеющимися средствами. И не считайте, что ваш оппонент менее вашего привержен идеалам добра и что ваше добро добрее добра вашего врага.
       Самое время вспомнить о нашей красной нити. Да будет вам известно: жертвенный человек - запредельный человек. Только я один и могу оценить кинжальный выплеск его самоотречения. Одни жертвуют собой, чтобы спасти, другие - чтобы убить, и всех их называют мучениками. То есть, в полном соответствии с принципом относительности цвет ценности зависит от того, под каким знаменем - красным, белым, зеленым, черным или пурпурно-золотым, находится наблюдатель. Может, вам следует, наконец, признать де-юре то, что никогда не переставало быть де-факто, а именно:  вместо "не убий", желать "не убий ближнего своего, но не врага"? С другой стороны "Не убий" - та максима, которая одна только и способна сплотить вас вокруг добра, ибо рано или поздно вам придется столкнуться с вселенским злом. В случае поражения у вас один выход - в безнравственность. И прошел ливень, и разлились реки, и подули ветры, и обрушились на дом тот - и он рухнул, и разрушение его было велико.
       К прочим статьям проповеди отношусь как к лекарству, про которое говорят: если не поможет, то и не повредит. Правда, на месте представителя божественной династии я, чтобы не поощрять иждивенчество, не стал бы брать под особое покровительство нищих, скорбящих, кротких и страждущих. Да, кстати: с физической точки зрения неважно, сосредоточены вы на добре или зле - природа волевых импульсов в обоих случаях одинакова и модулируется моим высокочастотным полем с одинаковым безразличием.