Путешествие в каюте карцера. Часть 3

    (Начало: Часть 1 – http://proza.ru/2025/04/29/649 ;
     Часть 2 – http://proza.ru/2025/05/13/1626 )

    В 5:20 утра, как и договаривались, дежурный заглянул в кормяк каюты, чтобы разбудить меня. Поблагодарил его, такая пунктуальность не является здесь бесспорной. Я уже не спал с четырёх часов. Сделал пробуждающую гимнастику (карцер – удобное место для лежачей гимнастики, нары занимают почти всё пространство этой кельи). В 6 часов вынес матрац на продол, в приседе поднял нары к стене, дежурный примкнул их с продола. Так здесь начиналось каждое утро. До завтрака успел тезисно записать события предыдущего дня, чтобы интересное не забылось в новых событиях.
    Сегодня у нас этапный день – выезд на судебное заседание. В карцере в такой день ты успеваешь позавтракать кашей на молоке, а бывает, съесть ещё и творожную запеканку, и в районе 8 часов тебя выводят в административный корпус на «аэропорт».
    Дороги судьбы свели нас в этот день с Сашей по прозвищу Модный. Почему «Модный»? Я не уточнял у него. Пути приобретения тюремных прозвищ малопредсказуемые – бывает и так, что тюремное имя находится в противоречии с какими-то особенностями человека, которому оно принадлежит. Пока нас провожали из карцера до «аэропорта», Саша коротко рассказал о себе. Ему двадцать два. К этим годам он успел окончить кадетскую казачью школу, стать кандидатом в мастера спорта по боевому самбо, отслужить в армии, с боевыми подвигами и наградами за них принять участие в СВО, получить серьёзное ранение (после чего был комиссован), похулиганить на воле до «букета» уголовных статей, после чего оказаться в СИЗО и получить приговор. Сейчас он находится в процессе апелляции на решение суда и выезжал в суд для ознакомления с материалами своего дела – это часто встречающаяся у арестантов практика.
    Эти выезды были отдушиной для него, так как пребывание в карцере ему порядком надоело из-за отсутствия общения и событий. К тому же это пребывание было продлено руководством в связи с активным поведением Саши, не соответствующим рамкам карцера.
    После «аэропорта» предоставляется возможность переодеться из униформы карцера в свою одежду для выезда в суд. Я сделал это с удовольствием. Модный не стал тратить время.
    – Какой смысл переодеваться, а потом опять переодеваться? Лучше я покурю и пообщаюсь, – пояснил он.
    После чего Саша отправился в большой бокс для курящих с обилием общения. А я попал в небольшой бокс для некурящих – в СИЗО есть такая опция, – где меня уже ждали Учитель и Володя. Праздничные мгновения – мы снова вместе, крепко обнимаемся, а потом общаемся в течение двух-трёх часов до выезда на заседание. Общение с Учителем – это и есть роскошь из роскошей человеческого общения, протекающего, в силу надчеловеческих законов, совсем нечасто среди тысячелетий. Общаемся мы о разном – об особенностях тюремной жизни, об общине, о друзьях и наших семьях, о процессах на Планете, и всё реже о нашем, потерявшем смысловое очертание процессе, когда остаётся лишь терпеливо ждать того конца, когда претерпевший спасён будет.
    Заседание суда текло ровно и спокойно, продолжался допрос Володи. Владимир отвечал на вопросы своего адвоката, до вопросов потерпевшей и прокурора, когда течение заседания перестаёт быть ровным, в этот день не дошло.
    После заседания мы пообедали в судебном боксе прихваченными с собой припасами. Лишь я, как узник карцера, не имел возможности взять с собой съестное. Выдаваемым в СИЗО при выезде на этап пайком мы, оставаясь вегетарианцами, не пользуемся. Обед получился замечательным – кроме адыгейского сыра мы с большим аппетитом съели винегрет, приготовленный сокамерниками Учителя и приправленный общинным, таятским, подсолнечным маслом холодного отжима. И конечно, пища этого дня, как обычно на судебных этапах, была благословлена Учителем.
    На обратном пути в следственный изолятор автозак (машина для перевозки заключённых) был плотно забит ребятами из других районных судов города. Несмотря на стеснённые условия и духоту, а может, и благодаря этим обстоятельствам, мы с Учителем принялись весело фантазировать на тему: как нам, по возвращении домой, будет не хватать СИЗО после стольких лет пребывания в нём, и что в связи с этим мы будем предпринимать. В этой антистрессовой фантазии мы наделили нашего друга Бориса, как более старшего по возрасту, ответственностью дежурного по продолу между нашими домами, которые находятся в Обители Рассвета в пределах ста метров друг от друга. Старшой не только должен был выводить нас на прогулку, но и, в отличие от дежурного в СИЗО, принимать участие в «конной» (верёвочной) дороге между нашими хатами, чтобы мы могли при помощи такой «почты» слать малявы (записки) не только друг другу, но и Старшому, когда, к примеру, подошло время прогулки или «этапа» на рыбалку. А если малява не обнаружит адресата на месте, то мы будем шуметь «по погоде» (орать в окно): «Стаарш-о-ой! Время! Хорош баклуши бить, веди нас на прогулку!»
    Территорию нашей прогулки мы решили не ограничивать строительством прогулочного бокса, но поставить на полянке, граничащей с лесом, металлическую дверь, чтобы иметь возможность по завершении прогулки звучно бить в дверь ногой и при этом орать: «Комаанди-и-ир! Врееемя! Хорош баклуши бить, пора по хатам!»
    Вернулся я в карцер (точнее сказать – меня вернули) как раз к ужину. Толчёная картошка на воде была съедена с нескрываемым аппетитом. Сразу захотелось спать, но до отбоя и до отмыкания кровати от стены оставалось ещё три часа. На пол ложиться не рискнул, чтобы не разбить ночной сон. Стал ходить взад-вперёд – это три шага по максимальной длине – и напевать варианты новых мелодий. Мелодии я так и не запомнил, хотя парочка из них мне показалась интересной в момент напевания, но время до сна пролетело быстро.
    Ночью ко мне в каюту чудесным образом – такое в карцере иногда бывает – попали две горсти изюма. Положил его в кружку, залил водой, чтобы к утру он превратился в сочный виноград. Но уже не спалось, поэтому надо было что-то делать.
    А что делать в карцере, когда не спится? Думать. И желательно конструктивно. В голове появилась строка: «И всё же, тем не менее, я имею мнение». Повторил её и тут же добавил: «Мнение на мнение на чьё-то разумение…» Увлёкся, взял ручку и записал эти строки. Теперь нужна некая завершённость мысли, чтобы продолжить спокойно спать. Получилось следующее:
    И всё же, тем не менее,
    Я имею мнение,
    Мнение на мнение,
    На чьё-то разумение,
    Или откровение,
    Которое явилось
    Последствием видения,
    Возникшего однажды
    Под сильным впечатлением.
    Теперь можно дальше спать, с осознанием завершённости действия.
    Утром я сразу употребил превратившийся в виноград изюм, чтобы в каюте не оставалось посторонней еды. Фруктоза поступила в мысли, а организм, как непустословно объясняют специалисты, стал, естественным образом, вырабатывать алкоголь от поступившего в него (организм) винограда. Что, вероятно, поддержало творческую волну, и я добавил завершающие штрихи к конечным строкам.
    И хоть с теченьем времени,
    По мере разумения,
    Мнение меняется
    На чьё-то откровение,
    Которое, как прежде,
    Обрастает мнением, –
    Всё же, тем не менее,
    Я имею мнение,
    Мнение на мнение
    На чьё-то разумение...
    День так и покатился в творческом русле. Вот что значит задать с утра нужную направленность.
    Творчество, как и направленное размышление, – то, что нужно для времяпрепровождения в карцере, там, где нет ни сокамерников, ни телевизора, ни шконки, ни холодильника.
    Под направленным размышлением я понимаю течение мыслей с определённой заданностью и завершённостью. Пережёвывание мыслей о нерешаемой собственными усилиями проблеме не может принести удовлетворения. Чем больше думаешь о такой проблеме, тем глубже ныряешь туда, где нет выхода решения, что ведёт лишь к потере сил и настроения.
    Ребёнок быстро переключается с незавершённого процесса на новую игру. Взрослый, за редким исключением, так не умеет, потому как он взрослый. Поэтому я стараюсь останавливать, отбрасывать бесполезное переживание и пользоваться направленным размышлением, к чему, в моём понимании, относится и творчество.
    Этическое развитие в карцере, по понятным причинам, не такое активное как в камере СИЗО: здесь нет сокамерников. А значит, нет общения, где надо оправдать сокамерника, не задавая вопроса, почему он так сделал. В карцере некому отдать б;льшую половину сочного яблока, неровно распиленного алюминиевой ложкой. Да и самого яблока в карцере нет и быть не должно. То есть здесь нет подталкивания себя к этически верному действию, когда, к примеру, жаба хочет взять себе лучший кусок. Но здесь имеется возможность подталкивать себя к размышлениям в правильном русле, смотреть за чистотой мыслей, останавливать, переформатировать мысли, связанные с требованиями, оценками, стремящимися к осуждению, не давать себе погружаться в пролетающий мимо страх, самобичевание.
    Пребывание в карцере, наверное, ближе к монашеской келье – больше внимания Небу, своему внутреннему состоянию, больше мгновений для молитвы.
    Вскоре после завтрака приступил к стиху «В размере три на полтора другое времени теченье…» Это не был стих, который написался сразу. Я с удовольствием посидел с ним до обеда – время пролетело незаметно. Сразу появились только завершающие строки:
    Однажды возвращусь к своей семье,
    Заждавшийся объятий,
    И в дел хозяйских суете,
    Устав от них, про карцер расскажу жене,
    Что в одиночке тоже был я счастлив.
    Пообедал корочками от полбуханки свежего белого хлеба – съел все пять сторон этого куба без одной грани. Сделал несколько глотков отстоявшейся воды.
    На прогулке с вниманием продышал пранаяму и бастрику. Слегка першило горло, и посапливал нос – возможно, от лежания моей небольшой массы на казавшемся прохладным полу, – поэтому вентилировал лёгкие с вниманием к тому, что делаю. Уверен, что эти упражнения помогают мне редко болеть вирусными инфекциями, которых хватает в СИЗО.
    Пранаяму делаю с небольшими нюансами. Поделюсь – вдруг кому пригодится. Напомню, что тип дыхания в этом упражнении энергетический, «шумный», через нос и заднюю стенку гортани, напоминающий звуком дыхание во сне. Возьмём счёт на восемь. Описывать, как выполняется упражнение, не буду – это легко найти в интернете, – скажу, как веду счёт во всех трёх кругах пранаямы:
    – Вдох – счёт до восьми.
    – Задержка дыхания – до восьми.
    – Выдох – счёт до двенадцати, чтобы живот втянулся и слегка массировал внутренние органы; при этом можно втянуть и промежность, а можно и не втягивать – как пожелаете, по настроению.
    – Задержка дыхания на выдохе – счёт до восьми.
    Делаю обычно не менее восьми кругов в каждом из трёх фрагментов пранаямы. Визуализация – о чём думаете, тем и наполняетесь; я стараюсь думать о световом потоке. То есть своего рода дыхательная медитация, совсем несложная; третий глаз искать не надо…
    После вечерней молитвы на отомкнутых нарах мысленно обнял внучку, поздравил её и родителей с первым месяцем её воплощённой жизни.
    Четверг – очередной выезд на судебное заседание. Фрагмент утреннего сна: я в новом симпатичном костюме, вернее, в пиджаке по фигуре, общаюсь с каким-то официальным человеком; справа мой старый друг – женщина (именно друг). Мы все едим пломбир в стаканчиках – официальное лицо тоже.
    При общении у меня каким-то образом запачкался пломбиром правый рукав моего симпатичного пиджака. Оборачиваюсь к другу, она мне говорит:
    – Не беспокойся, продолжай общаться, уберём это неудобство.
    Осмысливаю сон. Пиджак, понравившийся мне по фигуре, – нас ждёт сегодня какое-то приятное интересное событие. А подпачканый пломбиром рукав – это совсем не новость: прокурор нас частенько чем-нибудь «подпачкивает», наверное, сегодня продолжит. Да и присутствующий на всех заседаниях потерпевший моральный ущерб человек периодически что-нибудь «ляпает», а мы учимся в молчании и с миром в душе принимать высказанное. Сегодня продолжился допрос Володи, потерпевшая задаст свои вопросы; возможно, хватит времени и на допрос от прокурора.
    Процесс начался на 40 минут позже намеченного времени. Эту новость не назовёшь приятной, соответствующей сну.
    Заседание текло ожидаемо, с «пломбиром». После вопросов со стороны потерпевшей настало время вопросов прокурора. Вдаваться не стану, упомяну лишь одну интересную линию. Эта тема уже звучала и на моём допросе – употребляем ли я и Виссарион алкоголь, притом что Виссарионом употребление спиртного вроде как запрещено. Но в медицинских целях-то допускается – а значит, уже не запрещено. Понятно, что «медицинские цели» у всех разные, и грань потребления во имя исцеления бывает трудноуловимой – мы же чувственная цивилизация.
    Так вот, прокурор спрашивает у Владимира, употребляет ли он спиртное? Володя отвечает утвердительно.
    – А Тороп (Виссарион) употребляет?
    – А это у него спросите, – отвечает Володя.
    Эти мгновения допроса вызвали у меня внутреннюю улыбку – внешне стараюсь не улыбаться, чтобы не смущать прокурора, хотя это не всегда получается. Прокурор этими вопросами будто бы хотела показать: как же так, последователям запрещают, а сами употребляют? А ведь в уголовном кодексе эта незадача никак не отмечена, нет там статьи – и вряд ли появится, – запрещающей употребление с друзьями.
    А почему бы здесь не посмотреть с естественной положительной стороны: Учитель заботится о здоровье тех последователей, у которых грань «в медицинских целях» плавающая, – у него-то с этой гранью всё в порядке.
    По завершении заседания, когда судья и прокурор уже покинули помещение суда, мы узнали от секретаря, что наш процесс, вероятно, будет продолжаться и во время предстоящего отпуска судьи. То есть в какие-то дни своего отпуска судья предполагает провести заседания. Таково распоряжение руководства.
    На обратном пути мы с Учителем и Володей плотно расположились в отделении автозака вместе с Сашей Модным и ещё четырьмя арестантами. С Сашей я уже второй раз отправляюсь на этап из карцера, поэтому успеваем коротко поговорить с ним о жизни. В автозаке, продолжая разговор с Сашей об общине, я сказал, что наша большая община существует так долго и стабильно благодаря тому, что у нас есть Учитель, которому мы доверяем. И указал моему приятелю на человека по имени Виссарион, сидящего напротив него в зарешёченном отделении транспорта, везущего арестантов в СИЗО. Учитель улыбнулся и сказал Саше, что действительно может раскрыть и объяснить истины духовного развития человека. Саня – молодец, смелый, уже бывалый в свои молодые годы – решился на вопросы. И прозвучало слово Учителя о том, что духовное развитие – это усилие в сторону того, что подсказывает совесть, но делать обычно не хочется; другого пути нет, всё остальное ведёт к деградации, что и можно наблюдать сейчас повсеместно…
    Три арестанта, находящиеся в мгновениях этого общения, собрались по завершении неволи приехать в общину, увидеть своими глазами жизнь верующих людей. Саня сказал:
    – Приеду к вам, мне всё это очень интересно.
    – Там у нас и девушки очень интересные, мужчин почти «не пилят», – сказал я.
    – Не, я по лесу буду ходить, грибы собирать, восстанавливаться, – улыбнулся Модный.
    – Вот девушку и позовёшь с собой, вместе будете грибы собирать, – посоветовал Володя.
    – Я лучше Вадима позову за грибами, – быстро отреагировал Саша.
    – Так Вадим там далеко от грибов живёт, – пояснил с улыбкой Володя.
    – Ничего, я его теперь везде найду, – улыбнулся Модный. – Мне бы что-нибудь почитать ваше. Вадим, говорят, пишет.
    – И не только Вадим, Саш, – сказал я. – Будет тебе, что почитать, раз уж всё так сложилось.
    Когда после «аэропорта» нас с Сашей возвращали в карцер, он поделился своими соображениями:
    – Надо нам с тобой что-нибудь такое замутить, чтобы тебя в карцере продлили. Ты ж тут до понедельника, мне одному скучно будет.
    – Не, Сань, номер не пройдёт, – засмеялся я. – Не жадничай, тебе тут немного осталось. Как отбудешь карцер – на хату мне напишешь. А в субботу постараюсь книжки тебе передать.
    Когда вернулся в свою каюту, ужин уже прошёл. Но на приваренном к нарам столике стояла или лежала вермишель в металлической тарелке. Нет, не по-флотски – на воде, без всего. И съел я её с большим аппетитом и ощущением забытого в СИЗО вкуса.
    Растянувшись по отбою на нарах, подумал об очевидном: обещанное ладным пиджаком новое приятное событие – это слово Учителя в автозаке, что до этого в тюремном транспорте ещё не случалось.
    Ночью снова произошло чудо – в каюте появился изюм, который я сразу и замочил в кружке из нержавеющей стали. В карцере выдаётся посуда из нержавейки, и это хорошо. В СИЗО практически все, и я в том числе, пользуются пластиковой посудой. У меня, как у рождённого в год Собаки, один из способов получения информации о жизни – через запахи.
    Так вот, если есть возможность, не надо пользоваться пластиковой посудой: она легко впитывает запахи, а потом отдаёт их другой пище, как ни старайся отмыть такую посуду. А у запаха неизбежно есть носитель – мелкие частицы, которые попадают в пищу вместе с запахом. Полагаю, нечего им там делать.
    К утру кружка была полна винограда. И ведь не угостить никого – самому вряд ли осилить. А к проверке никакой еды в каюте не должно оставаться.
    На завтрак дали умеренно сладкую кашу на молоке, два творожника, дополнительно презентовали яйцо. Почему часто упоминаю яйцо? Яйцо относится в СИЗО к дополнительному питанию. У меня нет бумаг, разрешающих дополнительное питание, значит, нет в питании и яиц. А очень хочется. В карцере же дополнительное питание есть у всех арестантов – яйцо выдают раз в неделю. Мне (возможно, за седые волосы – баландёры знали, что я не ем мясо и рыбу) яйца доставались чаще – в виде презента. Я ел всё это до проверки в два захода – с изюма начал – с интервалом в час. Ел-ел и почти съел.
    Карцер, а тем более с изюмом и яйцом, – это стимулятор творчества. Поэтому, кроме заметок о вчерашних событиях, дописал рассказ, идея которого возникла накануне карцера; придал ему форму и завершение. Позже рассказ назовётся «Воля того, Кого не увидишь глазами».
    До обеда мне повезло побывать в административном корпусе, встретиться с моим защитником Софи. Я получил нужные мне бумаги и книжки с моими художественными трудами с литературного сайта Проза.ру. Это для Саши Модного. А главное, мы общались с Софи – моим единомышленником, обаятельной, чуткой, изящной и при этом организованной женщиной – вовсе не о карцере, а о жизни, событиях и её планах на тему: какие навыки и умения она хочет привнести в Обитель после завершения нашего процесса.
    Отобедал уже традиционно корочками от полбуханки свежего белого хлеба и с удовольствием отправился на прогулку. На меня глядело солнце и падала капель с решётки над головой. Весенний день 7 марта.
    Вспомнились цветы мимозы из советского студенчества, которые я дарил маме в весенние солнечные дни. В те времена все мужчины дарили женщинам мимозу, реже – тюльпаны. Почему так? Наверное, мимоза распускалась в южных районах страны на рубеже февраля и марта. Бизнеса по выращиванию цветов, как и любого другого, тогда вроде бы не существовало. А если что-то такое и существовало, то легко могло попасть под уголовные статьи.
    На прогулке сделал свой обычный комплекс – делаю его через день. В нём физические упражнения синхронизированы с дыханием: активный выдох на нагрузке с чуть прикрытым ртом, как с небольшим препятствием, словно подкачиваю себя воздухом (энергией).
    Иногда делаю простые упражнения на координацию полушарий – чтобы они работали с молодым задором. Например, вращаю правую ногу по часовой стрелке, а правую руку (одновременно) – против, и наоборот. То же самое повторяю для другой стороны тела. А бывает, с закрытыми глазами стою на одной ноге, стараясь удержать равновесие как можно дольше. В общем, увлекаю себя разными действиями, которые вижу полезными для организма, заполняю время.
    Стараюсь обращать внимание на подвижность мышления и в быту: бывает, мою посуду, меняя руки, так же и хату подметаю, чашку при питье чая или кофе держу разными руками, то же можно делать с ложкой при приёме пищи, а в бане менять рабочую руку при мытье двуручной мочалкой… На прогулке меняю направление движения по периметру бокса: по часовой стрелке, против часовой, по диагоналям, взад-вперёд по прямой до противоположной стороны.
    Поинтересовался у самого себя: зачем пишу заметки о карцере?
    – Надо занимать голову и время, да и за собой с текстом проще присматривать, – ответил я себе.
    – А что потом будешь делать с этими заметками?
    – Может, большой рассказ получится.
    – А зачем?
    – Надо что-то новое на Прозу выставлять. Там читателей много. Может, кто-то что-то для себя найдёт.
    – В этом главная причина?
    – Трудно уже не писать. Это для меня как способ существования здесь.
    – Ладно, пиши, вариантов нет.
    Разговорились не в первый раз с Максом, он гулял в соседнем боксе. Наши каюты в карцере соседствуют, а значит, и гулять нас выводят в соседние боксы, а Макс, как и я, прогулки не пропускал.
    Максиму лет сорок. Это его седьмая ходка. Начал он это путешествие в 16 лет. В девятнадцать, выйдя на свободу, влюбился, чувство было обоюдным. Вскоре расстались из-за приключенческого характера Макса, а у него родился сын. Девушка вышла замуж, у сына Максима появился неродной отец.
    – Макс, а почему сюда так часто попадал? – задал я странноватый вопрос.
    – Вырос в таком районе, привык за своё стоять, – ответил Макс.
    – И что, привык за годы к тюремной жизни? Как говорят – тюрьма дом родной?
    – Не к чему здесь привыкать. Сейчас легально можно зарабатывать хорошие деньги. Друзья детства зовут в свой бизнес. Время такое – тюремной романтике конец, каждый сам за себя.
    – Значит, есть вариант не попасть сюда снова.
    – Есть такое дело... Сюда не собираюсь… А как пойдёт?.. Сын же у меня там, на воле, ему 19 уже.
    – Связь с ним поддерживаешь?
    – Да, бывает. И с матерью его тоже. Расстались мы 20 лет назад. Недавно развелась с мужем… Общаемся с ней, говорит, любит.
    – А ты?
    – Чувства вернулись… Да и неправ я тогда был… Они меня ждут, и сын тоже… С отчимом он рос, не ладилось у них.
     – Подарок судьбы, Макс. Есть возможность что-то исправить.
    – Согласен с тобой, Вадим. Вот и не хочу сюда возвращаться. В кои веки планы мои чистые… Бог даст – получится.

    (Часть 4 - http://proza.ru/2025/06/09/1257)