Евгений Онегин. Глава 1. Подробные комментарии

Онегин. Глава 1. Знакомство с Онегиным и рассказчиком

Все, кого серьезно интересует «Евгений Онегин», читают «Комментарии» Ю.М. Лотмана к роману, опубликованные как пособие для учителя в 1980 году. Этот текст несет все черты периода застоя, когда он был написан. Лотман строго придерживается всех идеологических партийных установок. Я здесь предлагаю независимое прочтение. Когда у меня есть разногласия с «Комментариями» Лотмана, я подробно аргументирую их.

Возможны три уровня понимания «Онегина»
    1. Буквальный,  сюжетный уровень. На этом уровне для понимания строфы остальной текст не привлекается. Текст понимается буквально. Читатель уверен, что рассказчик — сам Пушкин, Татьяна - «идеал» Пушкина. И Онегин, и Ленский выглядят как бледные размытые тени за грандиозной Татьяной.. Ленский не играет никакой роли в романе, поскольку он оказывается не связан с Татьяной.  Именно так интерпретирует текст Лотман. При этой интерпретации, в романе много противоречий, он не закончен.
    2. Структурный, психологический  уровень. На этом уровне читатель замечает связи между разнесенными строфами, создающие структурную иронию образов Татьяны и Ленского. Читатель улавливает также «многоголосие» каждой строфы, когда высказываются две (иногда больше) точки зрения одновременно. Заметив  иронию и многоголосие, читатель способен отделить фантазии Татьяны от «объективного повествования» рассказчика. Читатель замечает также самоиронию рассказчика. На этом уровне, Онегин предстает как главный герой,  человек, борющийся за свою личную свободу и независимость, Ленский и Татьяна выступают как пошлые представители этого общества, враги Онегина.  Роман приобретает четкую структуру. Он закончен. Тем не менее, остается неясным, зачем Пушкин говорит о Татьяне экивоками, почему он не может прямо сказать, что он о ней думает.
    3. Фрактальный, социо-культурный уровень. На этом уровне читатель замечает повторяющиеся мотивы в тексте. Один из сквозных мотивов — это невозможность для человека благородного происхождения и классического воспитания говорить неуважительно о девушке, указывать на ее плохое поведение или неадекватность. Этот мотив объясняет, почему рассказчику нужен эзопов язык, чтобы говорить о Татьяне. На этом уровне читатель обнаруживает, что Татьяна  выступает не только как враг Онегина, но и как воплощение чуждой Пушкину новой провинциальной, чиновничьей культуры. А Ленский оказывается «эволюционным звеном» между культурой рассказчика («Пушкина») и Онегина, с одной стороны, и культурой семьи Лариных, с другой: у него есть  совесть и любовь к добру, как у Пушкина, но в культурном смысле он оказывается  эпигоном, самовлюбленным эгоистом как Татьяна.

Я здесь анализирую роман по строфам, и показываю, как подняться по уровням понимания.





Строфа I. Привожу полностью:


Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!

Говорящий (мы еще не знаем, кто) рассуждает о том, как скучно ему будет ухаживать за умирающим дядей. Читатель сразу замечает  комичное и шокирующее проклятие этому бедному дяде: проклятия  были не приняты в литературе и в обществе.  Умирающий дядя его к себе позвал, а тот дядю к черту посылает!

Приглядевшись, мы замечаем сложные  рассуждения о лицемерии. Говорящий называет неискренне сочувствие умирающему дяде «низким коварством». Это он себя осуждает за коварство!

Заметим выражение в самой первой строке: «самых честных правил». Говорящий объясняет решение дяди позвать своего наследника к себе перед смертью «честными правилами»: правилами дворянской, аристократической чести. Можно понять, что эти же правила требуют от говорящего ехать к дяде, лицемерить. Человек как бы винит и сами правила чести, как причину всей этой нечестности, фальши. 

Парадоксальность, остроумие, насмешливость, самокритичность – все это отличительные признаки петербургского денди времен Пушкина. Можно также заметить аристократическую сдержанность, хладнокровие, невовлеченность: его гнев шуточный.

Эта строфа заявляет основные мотивы романа:
- тема лицемерия и подлинности;
- тема взаимного равнодушия; подмена подлинных отношений притворными;
- тема правил чести, этикета, правил благородного поведения, которые навязывают необходимость лицемерить
- тема класса и аристократизма.

Строфа II.

Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных.
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.

Тут только мы узнаем, что говорящий не рассказчик, а персонаж романа по фамилии Онегин,  которого нам здесь и представляют. А рассказчик здесь заявляет, что он -то и есть Пушкин, который сочинил и данный роман, и поэму «Руслан и Людмила». Но мы должны понимать, что персонаж романа не может совпадать с биографическим Пушкиным, он играет роль Пушкина. Можно также рассматривать его как иронический автопортрет Пушкина. Мы также должны понимать, что выдуманный персонаж не может быть приятелем своего творца (попробуйте придумать кого-нибудь и подружиться с ним). Пушкин тут шутит и над читателем, и над собой.

Рассказчик-«Пушкин» в этой строфе намекает на известное всем «друзьям Людмилы и Руслана» обстоятельство — он был сослан.

По форме это  как бы речь балаганщика, который зазывает читателей  на новое представление.   Строфа написана в том же стиле шутки,   насмешки над собой,  самоиронии, что и предыдущая строфа, которая оказывается речью героя. Пушкин сразу дает понять близость между персонажами  рассказчиком Онегиным: у них похожий стиль речи.   

Строфы VI - VII. Онегин был воспитан учителем - французом, который должен был привить ему хороший французский и правила благородного поведения. Его воспитание было ориентировано на западные стандарты, так же как и воспитание в Лицее. Таково было воспитание высшего аристократического круга в России.
«Знал довольно по латыни...» «Но дней минувших анекдоты От Ромула до наших дней Хранил он в памяти своей».  «Не мог он ямба от хорея, Как мы ни бились, отличить». «Зато читал Адама Смита и был великий эконом То есть умел судить о том...». Нам дают понять, что Онегин получил классическое образование с изучением древних языков и даже современной экономической теории. Рассказчик  «Пушкин», образованный светский человек,  показывает Онегина с точки зрения образованного человека его круга. Это только кажется, что Пушкин издевается над образованием Онегина: это все та же самоирония, как признак человека света. Аристократ Пушкин не мог сказать прямо: Онегин получил лучшее образование, которое можно было получить на дому. Хвастовство и даже искреннее восхищение чем-то считались вульгарными.

Строфы VIII - XII «В чем он истинный был гений… была наука страсти нежной, которую воспел Назон». «Как рано мог он лицемерить..» «Одним дыша, одно любя, Как он умел забыть себя»…
С одной стороны это - похвала одного игрока высшей лиги другому: речь идет о  мастерских приемах ухаживания, в которых «Пушкин» тоже, должно быть, преуспел. Рассказчик - «Пушкин» хвалит Онегина, что тот быстро овладел приемами. С другой стороны строфа подразумевает  насмешку над успехами  в весьма странном виде спорта: серийном ухаживании за женщинами. Похвала Онегину здесь насмешлива, как это и ожидалось от остроумного человека в свете.  Здесь опять речь идет о  лицемерии, притворстве, как необходимых для успеха в свете навыках.

Строфы XV – XXVIII. Описание обычного  дня Онегина. Онегин на бульваре в широком «Боливаре», « «брегет» звонит обед» , садится в сани, едет в ресторан «Талон», ест ростбиф, трюфели, страстбургский пирог, лимбургский сыр и золотой ананас. «Брегет» опять звонит, Онегин «летит» к театру. «Онегин входит, идет меж кресел по ногам, Двойной лорнет, скосясь, наводит...» «Ужасно недоволен он». «На сцену в большом рассеянье взглянул». «Балеты долго я терпел...». «Амуры … на сцене пляшут и шумят» «Онегин вышел вон; Домой одеться едет он». «Все чем ...торгует Лондон, ...Париж … все украшало кабинет Философа в осьмнадцать лет». Целая строфа 24 содержит перечисление роскошных импортных штучек в кабинете Онегина. Строфа 25 объясняет, почему Онегин назван философом. Дается пример его «философского» высказывания: «Быть можно дельным человеком и думать  о красе ногтей». Онегин «в своей одежде был педант и ...франт». «Он три часа по крайней мере пред зеркалами проводил» «из уборной выходил подобный ветреной Венере».

Нагнетается ощущение, что жизнь Онегина посвящена  ублажению самого себя, удовлетворению экзотических прихотей. Этому же служит избыточное  использование иностранных слов, которые не имеют перевода: эта жизнь не имеет ничего общего со страной и ее обычаями. Параллель с Венерой, конечно, не случайна: Онегин производит впечатление самовлюбленной кокетки, его внимание к своей внешности кажется невероятным, может быть свойственно скорее женщинам, чем мужчинам.    Этот взгляд подразумевает насмешку над Онегиным и над его образом жизни.

Но это опять, приличная светская насмешка над собой. Детальное знание всех ритуалов жизни Онегина показывает рассказчика- «Пушкина» как человека интимно знакомого с этой стороной жизни молодого мужчины светского общества. Это не были эксцессы одного Онегина,  скорее, так было принято себя вести в его кругу. (Можно сомневаться, что Пушкину удавалось загримироваться под Венеру. )

Внимательный читатель может также заметить, что существование Онегина только кажется привольным.  Например, часы с будильником марки Брегет упоминаются дважды: Онегин подчиняется звонкам своего будильника, не может расслабиться. По звонку будильника он едет в балет, хотя он,  видимо, не любит балет.  Действительно ли он любил находиться перед зеркалом «три часа по крайней мере», или это выдает его озабоченность внешним видом?  Онегин ведет себя, скорее, как подчиненный, зависимый, а не свободный человек. Чрезмерное внимание к своей внешности также говорит о «лицемерии», желании казаться кем-то, кем он не является.

Среди этих строф есть строфы XVIII - XX, которые посвящены воспоминаниям рассказчика-»Пушкина» о балетном театре. Рассказчик искренне тоскует, оказавшись вдалеке от театра, который он любил. Он не шутит, когда спрашивает: «Узрю ли русской Терпсихоры душой исполненный полет?» (по-видимому, имеется в виду Истомина). Но он также упоминает возможность разочарования: «Иль взор унылый не найдет Знакомых лиц на сцене скучной И устремив на чуждый свет Разочарованный лорнет, веселья зритель равнодушный, Безмолвно буду я зевать И о былом воспоминать?».Рассказчик — как- Пушкин не противопоставляет себя Онегину. Хотя, кажется, он был больше увлечен балетом, чем Онегин когда-нибудь. Мы можем заметить это в пятой и седьмой главах, когда рассказчик описывает танцы и сцены, которые выглядят как балетные.

Строфы XXIX – XXXIV. Рассказчик оставляет Онегина, рассказывает о своей жизни в Петербурге. Мы узнаем, что балы хороши для ухаживания за женщинами и девушками. Кроме того,  бал – это красиво и увлекательно: «Люблю я бешеную младость, И тесноту, и блеск, и радость». А вот и «ножки»! Приступив к своей любимой теме, «Пушкин»-шутник не сходит с нее до конца 34 строфы. Публика узнает своего любимого поэта! Пушкин смеется над собой и той репутацией, которая у него сложилась.  Читатель замечает, что рассказчик - «Пушкин» собирается быть не только рассказчиком и «автором», но и персонажем своего романа. 

Строфы XXXV – XXXVI. Продолжение описания дня Онегина. Рабочие встают и отправляются на работу, а Онегин едет домой с бала. Здесь мы видим  прямое противопоставление жизни  Онегина и жизни народа, и жизнь народа служит эталоном, чтобы подчеркнуть странность, неестественность жизни Онегина.

Проснется за полдень, и снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра,
И завтра то же. что вчера.

Ставится ключевой вопрос

Но был ли счастлив мой Евгений
Свободный, в цвете лучших лет,
Среди блистательных побед,
Среди вседневных наслаждений?
Вотще ли был он средь пиров
Неосторожен и здоров?

Словарь языка Пушкина говорит, что здесь «вотще» означает «безнаказанно». Я не вижу, как это значение слова здесь подходит. Так или иначе, рассказчик спрашивает: был ли Онегин непосредственен и раскован, чувствовал ли он себя на своем месте, легко ли ему давалась эта веселость, или он и тут должен был притворяться естественным?

Строфы XXXVII – XXXVIII. Ответ — отрицательный. Онегину «наскучил света шум»:
Нет, рано чувства в нем остыли
Ему наскучил света шум
Красавицы недолго были
Предмет его привычных дум.
...

Короче русская хандра
Им овладела понемногу...


Лотман пишет: «Строфы вводят тему байронического разочарования Онегина в том иронически — сниженном освещении, которое было типично для наиболее радикальных деятелей тайных обществ».

Иронически-сниженное освещение не только Онегина, но и себя, очевидно в этой главе с самой первой строфы.  Иронически — сниженная самооценка — это отличительная черта денди, которую нам здесь Пушкин щедро демонстрирует.  Эта черта означала уверенность в себе: аристократ не боялся насмешек и сам над собой шутил.

Это, конечно, не значит,  что Пушкин осуждал Онегина за разочарование. Посмотрим внимательнее.

Пушкин пишет «русская хандра Им овладела понемногу; Он застрелиться, слава Богу, Попробовать не захотел». Веселье Онегина было притворным, лицемерным, а его страдание показано Пушкиным как истинное, подлинное. И всем предыдущим текстом этой главы рассказчик подготовил читателей к пониманию источника этого страдания.
Как я уже показала, в каждой строфе, которая описывает образ жизни Онегина, рассказчик выявляет абсурдную или принудительную сторону этой жизни, которая кажется  неестественной. К XXXVII строфе внимательный читатель уже понял, что не только Онегин, но и рассказчик - «Пушкин» считает эту жизнь слишком обрядовой, рутинной, бессмысленной и обременительной, при всей ее чрезмерной роскоши. Сам рассказчик - «Пушкин» разочаровался в ней.

Лотман не приводит доказательств, подтверждающих, что «радикальные деятели тайных обществ» как-то особенно иронически относились к байроническому разочарованию. Лотман ошибается, навязывает Пушкину пренебрежительное отношение к онегинскому разочарованию, поэтому у нас не может быть уверенности, что он понял этих «радикальных деятелей» правильно.

Но доказательств близости Пушкина к декабристскому кругу к моменту написания «Онегина» нет. Есть доказательства противоположного (см, например, «Чаадаеву», 1821: судя по этому стихотворению, не только сам Пушкин, но и Чаадаев уже отошел от декабристского движения за два года до начала написания «Онегина» Пушкиным и за 4 года до Декабристского восстания).

Может быть, разочарование Онегина похоже на байроновское, но оно показано как  искреннее и обоснованное, а не подражательное. Наоборот, попытки Онегина вписаться в чуждое ему общество показаны как подражательные, нарочитые.

Утверждение Лотмана о пренебрежительном отношении Пушкина к Онегину и его разочарованности, о пушкинской  близости к «радикальным деятелям» не только бездоказательно, но и не верно. Но оно очень важно Лотману. Этой фразой Лотман  убивает сразу несколько идеологически — важных зайцев:

    • По Лотману, Пушкин «иронически-сниженно» показывает  Онегина как «байронического», нерусского, человека, который будет противопоставлен им   «русской душою» Татьяне в следующих главах; идеализация Татьяны — одна из ключевых установок «Комментариев» Лотмана и советского пушкиноведения вообще, поэтому снижение Пушкиным Онегина, «не оценившего» Татьяну, оказывается необходимым;
    •  Осуждение «байронического разочарования», которое вычитал у Пушкина и у каких-то «радикальных  деятелей» Лотман, позволило ему утверждать близость Пушкина к декабристским кругам.  Это работает на идею  советского пушкиноведения и КПСС об «Евгении Онегине» как провозвестнике Октябрьской революции.
    •  Лотман заранее подтверждает правоту Татьяны, которая в седьмой главе назвала Онегина «пародией» и «москвичом в Гарольдовом плаще». Без этого обоснования Татьяна выглядит как  мстительная фурия, а не трогательная, простая девушка, какой ее положено видеть.
    • Указывая на связь Пушкинского мировоззрения с декабризмом здесь, впоследствии Лотман оказывается способным объяснить все расхождения «Онегина» с идеологией декабризма как внутренние противоречия романа.



Строфы XXXIX – XLI пропущены Пушкиным.

 Строфы XLII - XLIV продолжают тему тоски Онегина и его попыток бороться с этой тоской. Онегин оставил светских красоток, оставил и других красоток, которых «увозят дрожки» позднею порой.

Онегин дома заперся,
Зевая с перо взялся.
Хотел писать — но труд упорный
Ему был тошен; ничего не вышло из пера его.

Здесь опять текст  как бы «мерцает»: мы замечаем  насмешку над тщетными усилиями Онегина, его неспособностью к упорному труду. Но в то же время здесь можно увидеть и сочувствие безвыходному положению Онегина.

Тогда для человека высокого происхождения открыта была бюрократическая или военная служба. И то, и другое было связано с иерархией власти, было чуждо самому Пушкину, поэтому он не сделал близкого ему героя ни бюрократом, ни военным. Очевидное сочувствие Онегину наводит на мысль, что Онегин — это альтер эго Пушкина. Онегин -  это Пушкин без художественного таланта. Жизнь такого человека должна была быть печальной: он был способен все видеть и понимать, как Пушкин, но не был способен преодолеть эту банальную реальность своим вдохновением.

Строфа XLIV
«И снова, преданный безделью, Томясь душевной пустотой», Онегин решил читать книги. Онегин критикует все книги, не находит в них ничего, что удовлетворило бы его. Да он и не знал, чего он ищет в книгах. Резкая критика всех книг делает Онегина смешным, также как Онегин и сам делал себя предметом своих насмешек в строфе 1, например. В пользу Онегина говорит то, что он чувствовал  свою душевную пустоту и томился ей.

Строфы XLV – XLVIII. Четыре строфы посвящены трогательной дружбе  рассказчика- «Пушкина» и его выдуманного персонажа, Онегина.  Лотман не заостряет внимания на абсурде дружбы автора с его собственным выдуманным персонажем, чтобы не посеять сомнение в реалистичности романа.

Строфа XLV рисует парный портрет красиво- разочарованных байронических героев.

Строфа XLVI дает утрированное  описание мрачно- байронических бесед двух разочарованных героев. Фраза «Все это часто придает Большую прелесть разговору» подчеркивает самоиронию. Еще одна картинка на память.

Строфа XLVII Трогательные беседы двух романтических героев об их сентиментально - чувствительной юности. Ах, какая отличная картинка!

Строфа XLVIII . Герои стоят «опершися на гранит» «с душою, полной сожалений». Тут даже есть некоторое музыкальное сопровождение: «Нас пленяли вдалеке рожок и песня удалая». Сентиментальные читатели должны наслаждаться трогательными картинками реального Пушкина с выдуманным Онегиным.

Строфы XLIX  -L. Рассказчик — как-бы-Пушкин очень поэтически и мелодраматически  мечтает об Италии и даже о своей Африке, где он будет вздыхать о «сумрачной России»,

Где я страдал,
Где я любил,
Где сердце я похоронил.

Это явно само-пародия. Рассказчик-шутник насмешливо изображает лирика-Пушкина. По-видимому, и строфы о дружбе Пушкина с Онегиным тоже должны говорить про «мечтам невольную преданность» и «неподражаемую странность» самого персонажа «Пушкина». Странно-мечтательный «Пушкин» мечтает о дружбе с Онегиным.  Интересно, что Онегин и «Пушкин» в этих строфах выглядят как  утрированные копии некоторого романтического идеала. Но этот идеальный образ очень отличается от образа желчно-  ироничного невовлеченного  Онегина, который  Пушкин создает в этой главе, да и от образа насмешника -«Пушкина», который в этой главе создается. Для этих лубочных картинок «Пушкин»  приукрасил и себя, и Онегина.

Строфа LI. Судьба разлучает героев. Увлекательная тема дружбы писателя со своим выдуманным героем на этом кончается и больше уже никогда в романе не упоминается. Мы узнаем, что у Онегина умирает отец, Онегин отказывается от наследства в ползу кредиторов. На что жил Онегин, когда он отказался от всех источников дохода? Мы не знаем. Может быть, он жил в долг, в надежде получить наследство от дяди?   Именно это и предполагает Лотман в предисловии к «Комментариям».

Строфа LII. Действительно, Онегин получает сообщение, что дядя при смерти.  Онегин тотчас едет к дяде проститься.

Строфа LIII. Похороны дяди. Онегин вступает во владение порядочным имением. «И очень рад, что прежний путь Переменил на что-нибудь».

Строфа LIV. «Два дня ему казались новы...В деревне скука та же» «Хандра ждала его на страже, И бегала за ним она, Как тень иль верная жена».

Строфа LV. Рассказчик противопоставляет себя Онегину. «В глуши живее голос лирный, живее творческие сны.». По крайней мере,  такую легенду Пушкин создает о себе в романе.

Строфа LVI «Поля! Я предан вам душой. Всегда я рад заметить разность Между Онегиным и мной.» Рассказчик спорит с будущим критиком, который увидит в Онегине автопортрет Пушкина. Иронический тон рассказчика позволяет усомниться в его искренности. Скорее всего, Онегин является автопортретом Пушкина в не меньшей мере, чем этот любящий деревню поэт, которого он здесь представляет как свой автопортрет.

Строфы LVII -LIX. Рассказчик - «Пушкин» снова переключается на создание ироничного портрета Пушкина, как типичного представителя класса поэтов: «Замечу, кстати: все поэты — любви мечтательной друзья.» Перечисляет некоторых дев, которых он воспевал. Строфа заканчивается вопросом, который должен создать образ  Пушкина как пошловатой знаменитости: «Вопрос нередко слышу я: «О ком твоя вздыхает лира?...»» Ответ: «И, други, никого, ей-богу»... «Но я, любя, был глух и нем». Само-ирония, светская насмешка над собой — преобладающий тон этой главы.

Строфа LX. Пушкин иронически создает  образ наивного неопытного поэта-Пушкина, обратившись к критике  данного романа:

Я думал уж о форме плана
И как героя назову:
Покамест моего романа
Я кончил первую главу;
Пересмотрел все это строго:
Противоречий очень много,
Но их исправить не хочу,
Цензуре долг свой заплачу…

Мы видим намеренное снижение себя, как черту аристократического остроумия. Эта черта сближает Онегина и персонажа- «Пушкина».

Можно ли понять Пушкина здесь буквально? «Пушкин»  здесь утверждает, что он еще не выбрал  имени героя, но его имя повторяется со второй строфы. Правильный ответ: нельзя. Но, как говорят по-русски, «если нельзя, но очень хочется, то можно».

Лотману захотелось. Он понял эту строфу как буквальное изложение принципов поэтики «Евгения Онегина». Он пишет: «Строфа, завершающая первую главу, декларирует важнейшие творческие принципы поэта: свободное движение плана действия и принцип совмещения противоречий». Другими словами,  плана у Пушкина нет, и противоречий полно — сам чистосердечно признался, никто его за язык не тянул. 

Опираясь на этот вывод, Лотман может приписывать Пушкину произвольные  идеи без всяких оснований (как Лотман и делает в комментариях к этой главе, утверждая, что Пушкин осуждает байронизм Онегина), а в тех случаях, когда Пушкин прямо противоречит навязываемой ему идее, объяснять это придуманным ими «принципом совмещения противоречий». 

С другой стороны, "принцип совмещения противоречий" означает, что у романа нет интерпретации, которая совпадала бы с авторским замыслом - поскольку замысла не было или этот замысел менялся. Это позволяет Лотману сосредоточиваться на комментариях к отдельным словам, игнорируя смысл строф там, где он не укладывается в предложенные догмы, игнорировать строфы и даже целые эпизоды в «Онегине», игнорировать связи между строфами. 



В этой главе можно выделить несколько тем.

1. Тема лицемерия и подлинности (аутентичности). Тема заявлена уже в первой строфе: Онегин жалуется, что надо лицемерить, высказывая сочувствие умирающему дяде. Тема звучит снова и снова: Онегин лицемерит, кокетничая с женщинами, он «делает себе внешность», проводя перед зеркалами часы. Пушкин ставит вопрос о том, был ли он естественен, непосредствен («неосторожен и здоров») среди пиров и развлечений? Ответ — нет, он должен был лицемерить, притворяться.

2. Тема самосознания, совести тесно связана с первой темой. Онегин осознавал, что он притворяется, он не верен себе, он лицемерит. Он осознавал также, что это лицемерие необходимо для поддержания его образа жизни. Этим и была вызвана неудовлетворенность его своей жизнью.

3. Тема навязанного обществом порядка: обычаев, правил, обрядов, рутины.
Эта тема тоже упоминается в первой строфе: дядя был «самых честных правил», он поступал так, как было принято в свете. Потом мы видим Онегина, который руководится звонками будильника: делает все время то, что положено делать людям его круга, стараясь не опоздать.

4. Тема скуки. Скука возникает как ощущение безвыходности, как протест против необходимости лицемерия, приспособления к чуждому обществу.

Проблема в первой главе одна, насколько я вижу: лицемерие, необходимость лгать и притворяться ради того, чтобы сохранить «лицо», хорошо выглядеть с точки зрения общества да и себя. Можно ли и нужно ли отказываться от лицемерия?

В случае с дядей, лицемерие никому не могло повредить. Мы увидим дальше, что приличное лицемерие, «белая ложь»,  могут оказаться аморальными и убийственными.