В преддверии тёплого дыхания
Светлей не станет небосвод, и тучи с неба не уйдут, пока у радужных ворот страж дверь в тартар не затворит…
Тайга капризна и мало кому приветлива, гонор свой имеет и харизму, подход требует и посулов всяческих шаманских, а более уважения к себе. К ней кабы как не подойдёшь: вмиг ополошит и дары схоронит, а то и заблудит, затамжит в укромном месте и оставит у себя на ночлег без припасов, потерянным, голодным и озлобленным, в забытьи, скомканным как тетрадный листок. Не любит тайга панибратства: так устосает-уходит, что ноги еле вынесут пустого – всё, что собрал или добыл, ей и оставишь, на прокорм птицам и зверям лесным, а сам будешь рад, что целым отпустила. Тайга пытает, выматывает. Приползаешь никакой, истасканный, прозябший до костей, оголодавший, без сил и захворать нельзя, и передохнуть поры нет…
День тяжёлый случился. Мороз и снег и лес чащей. Умаялся вконец, сам и ноги сносил, и продрогнуть на ветру успел. Еле до дому добрёл. Хочется отрады, а её нет. Лес все жилы вытянул.
Зашёл, с мороза, не раздеваясь, открыл початую, налил и, не садясь, стоя залпом выпил. Жидкость покатилась, потекла по горлу, заработала, зардела внутри, увлекая за собой запах самогонки, и, не докатываясь до желудка, сразу проникла в голодную кровь и окатила теплом с ног до головы.
Не спеша достал круглого чёрного хлеба, понюхал; снял зипун и тужурку скинул на скамейку; оторвал краюху, посолил крупной солью и откусил; снял валенки, одел теплые с печи; пОходя рукой квашеной капусты сверху хлеба пустил и огурчик солёный откусил; присел за стол; вторую налил, и тоже залпом: для сугрева.
Теперь можно и поесть. Щи в русской печи упрели; недельный от роду козлёнок доспел; «накрахмаленная» картошка в мундирах пыхтит и рассыпается, солёные грибы с луком под подсолнечным маслом на столе…
Немного и надо с устатку и на голодный желудок, чтобы обмякнуть и прямо за столом в дрёму впасть. Но погодь, недосуг ещё сны затевать: дела и обязанности по дому и хозяйству дожидаются – без этого никак, не выжить, семью не вытащить без этого…
А песня уже льётся, расходится по телу, душу греет, усталость и зло прожитого дня вон гонит…
Великий пост настаёт, очищение близится: радость будет и весне подмога. Ну, по третьей и до Пасхи на сорок дён ни-ни! как бы лукавый стужей и утомлением с усталостью не совращал…
12:29, 01.03.25, Москва
P.S. Это о наших отцах и дедах: предках таёжных поморов. Они так жили и вовсе не тужили. Проживали в тайге по праву рождения, жили тайгой и работали в лесу, многие на лесоповале, с надрывом, но добровольно, не по Солженицынскому навету нобелевского лауреата, крошечный эпизод жизни которого возвели в клевету на правду об эпохе. И каждый день у них был как подвиг – лес безжалостен: борется с тобой и все «жилы рвёт и вытягивает».
Свидетельство о публикации №225061901437