Онегин. Глава 2. Портреты новых героев. Психиатрия

В этой главе, как и  в первой, мы видим отдельные картинки и комментарии к ним рассказчика. Но тут есть очень большие различия с первой главой.
    • Там рассказчик- «Пушкин» был  одним из двух главных персонажей. Здесь рассказчик остается, в основном, за кадром.
    • В первой главе этот персонаж-рассказчик  изображен наивным самоуверенным поэтом, оппонентом  и другом  Онегина. Здесь вместо того вводится другой наивный самоуверенный поэт, Ленский, который становится другом Онегина.
    •  В первой главе происходящее напоминает раек с лубочными картинками. Во второй главе повествование больше напоминает городские анекдоты. Рассказчик здесь тоже человек со стороны: горожанин, рассказывающий о деревенских жителях.

Рассказчик здесь создает групповые и индивидуальные портреты  многих обитателей деревни, родственников персонажей. Тут также появляется и главная героиня, Татьяна Ларина.

Строфы 1 -2. Дается портрет  дома Онегина (полученного в наследство от дяди), который называется замком: «Почтенный замок был построен, Как замки строиться должны». Дом был построен на склоне холма. Так не строились барские дома в России, так строились дома в Англии, например.  Это – аномалия в правдоподобном тексте романа, которая намекает на цитатность.   Мы снова встречаемся с этим домом в седьмой главе, где Татьяна мечтает о проникновении в дом Онегина в его отсутствие.   Дом, который видит Татьяна, такой же, как у Онегина — и точно такой же, о каком она могла прочитать в романе Остен «Гордость и предубеждение».  Татьяна  проникает в дом в качестве туристки,   как и Элизабет проникла в Пемберли-хаус у Остен. Мы знаем, что это приключение происходит в  воображении Татьяны:  хотя такой туризм был обычен в  Англии того времени, в России не пускали  в дом  посторонних  поглазеть, как  живет хозяин.

 Ассоциация с «Гордостью и предубеждением» помогает также  заметить параллель между столичными аристократами Дарси и Онегиным и их отношениями с провинциальными незнатными девушками Элизабет и Татьяной. В целом, установление связи  между этими двумя романами  оказывается важным для понимания «Евгения Онегина».

Лотман тоже обратил внимание на слово «замок». Это слово навело Лотмана на мысль, что  здесь есть ссылка на  романы Байрона и Метьюрина, в которых есть авантюрное действие. По мнению Лотмана, это заставило читателей ожидать такого же действия в «Онегине».  Лотман считает, что Пушкин специально старался «обмануть ожидания» читателя, намекая на эти два романа. Он не объясняет, зачем это Пушкину надо было. Видимо, это надо Лотману, чтобы объяснить жалобы современников на отсутствие сюжета.

Но в «Евгении Онегине», действительно, отсутствует сюжет  как последовательность событий, обусловленная взаимодействием героев. Это   отличает роман Пушкина не только от этих двух романов, упомянутых Лотманом, но от почти всех романов, известных к тому времени читателям. Тем самым  Пушкин «обманывает их ожидания» без дополнительных усилий.

Учитывая параллель с романом Остен, мы понимаем, что в седьмой главе романа  описываются мстительные фантазии Татьяны, некритически заимствующие мотивы из  «Гордости и предубеждения».  Это, конечно,  подрывает основные лотманские тезисы  о реализме романа  и идеальности Татьяны, выставляет в смешном свете догму о романе как "энциклопедии русской жизни".   Нету ли здесь причины того, что очевидная цитата из романа Остен не замечена Лотманом и другими советскими литературоведами? Я не знаю.

Строфа 3. Эта строфа  создает портрет  дяди Онегина, «деревенского старожила», в интерьере его кабинета. Вся жизнь этого персонажа укладывается в две строки:

Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил. 

Я не знаю другого художественного образа, где бессмысленность жизни была бы выражена так ярко и грубо. Больше всего этот образ напоминает «ад», о котором говорит Свидригайлов в «Преступлении и Наказании» Достоевского: банька с тараканами. Такая жизнь может быть сравнена с адом.

Заметим, что здесь впервые появляется тема окна, смотрения из окна,  тема пассивного наблюдения, которая всегда потом связана с Татьяной. 

Онегин уехал от бессмысленного существования в Петербурге, и – вот какая жизнь его  должна была ожидать в деревне, показывает рассказчик.

Строфа 4. «Чтоб только время проводить» Онегин заменил  барщину легким оброком и «раб судьбу благословил».  Лотман комментирует, что это должно было уменьшить доходы Онегина.

Как сказано у Пушкина в другом месте:

Ведь мы играем не из денег,
А только б вечность проводить!

В этой же строфе  появляется новый коллективный персонаж: «все». Этот персонаж всегда говорит хором, «в голос»:

И в голос все решили так,
Что он опаснейший чудак.

Строфа 5.  «Все» ездили к Онегину, но услышав издалека экипаж, Онегин уезжал с заднего крыльца. Это — смешная картинка. 
«Все дружбу прекратили с ним». Дальше идет речь персонажа «все»:

«Сосед наш неуч: сумасбродит;
Он фармазон; он пьет одно
Стаканом красное вино;
Он дамам к ручке не подходит;
Все «да» да «нет», не скажет «да-с»
Иль «нет-с». Таков был общий глас.

 Пушкин создает ощущение навязчивости и нетерпимости «всех», показывая как они досаждают  свей  «дружбой» и осуждают того, кто осмеливается говорить и вести себя по-своему. Для Пушкина и его людей из близкого ему круга, привыкших  к независимости и относительной свободе  петербургского общества времен юности Пушкина, эти «все» должны выглядеть как кошмар. 

Речь персонажа «все» передана пародийно-утрировано. Это напоминает городской  анекдот о деревенских обитателях.

Строфа 6. Начинается портрет Ленского. Строфа напоминает лубочную картинку тем, что создается типичный образ поэта, воспитанного на немецком романтизме.  Ощущение иронии рассказчика создается  реестром  разнородных качеств   Ленского: «Красавец, в полном цвете лет, поклонник Канта и поэт» и «...учености плоды:

Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.

Кудри до плеч и «всегда восторженная речь» показывают поэтический «прикид» Ленского. Кант также считается одним из основоположников философии романтизма. По-видимому, он входил в комплект. Заметим, что Ленскому было 18, когда он вернулся, в университете он не учился и навряд-ли он был большим знатоком философии Канта. Все эти приметы составляют типичный портрет немецкого романтика, или человека, который старается выглядеть как немецкий романтик.

Строфа 7. Сначала строфа показывает Ленского с его собственной точки зрения, его собственными словами. Рассказчик здесь имитирует речь Ленского, прикидывается Ленским, утрируя особенности его речи. 

 Этот прием (как и раек) имеет фольклорные корни, он напоминает рассказывание анекдота (вспомним анекдоты про поручика Ржевского или Чапаева, например), где характерная речь героя передается утрированно, чтобы вызвать смех. Можно сказать, что нам здесь рассказывают анекдот про Ленского. Известно, что Пушкин был большим любителем анекдотов.

Начало строфы построено на литературных штампах:

От хладного разврата света
Еще увянуть не успев,
Его душа была  согрета
Приветом друга, лаской дев.

В конце строфы мы снова слышим ироничный голос рассказчика

Цель нашей жизни для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.

Вопрос о цели жизни здесь явно поставлен впервые в романе. До сих пор он только подразумевался.

Строфа 8. Строфа опять содержит перечисление. На этот раз перечисляется то,  во что верил Ленский. 

Он верил, что душа родная
Соединиться с ним должна,
Что, безотрадно изнывая,
Его вседневно ждет она;
Он верил, что друзья готовы
За честь его принять оковы,
И что не дрогнет их рука
Разбить сосуд клеветника.
…

Рассказчик по-прежнему прикидывается Ленским, говорит его голосом, утрирует возвышенную лексику Ленского, выражая свое собственное скептическое отношение к тому, что говорится.

Обращает на себя внимание, что  мир, который видит  Ленский — «центростремительный», где он сам покоится в центре, выше окружающих:  другие посвящают свою жизнь ему и готовы за него умереть, а сам Ленский принимает это как должное, и не считает себя обязанным кому бы то ни было. Можно назвать Ленского эгоцентристом — и это также связано с философией романтизма, которая требовала  интереса к своему внутреннему миру, поощряла взгляд на себя как на исключительную, судьбоносную личность.

 Верования Ленского важны, потому что он строит свое поведение на основе этих необычных верований. Его мировосприятие опосредовано этими верованиями.

Строфы 9 — 10. Перечисляются основные темы стихов Ленского. Перед нами опять перечень романтических штампов. Пушкин всегда иронически-пренебрежительно говорит о поэзии Ленского как банальной, подражательной. Как будто бы  это было подражание поэзии, а не плоды оригинального вдохновения. Пушкин не показывает, что у Ленского был подлинный поэтический дар или хотя бы попытки создать что-нибудь независимое, оригинальное.

Строфа 11. Ленскому «не нравились» разговоры соседей. Ленский называет деревню «пустыней», и говорит, что там «один Евгений мог оценить его дары». В центростремительном мире Ленского ценность  человека определяется тем, может ли он оценить дары Ленского. Сам Онегин, конечно,  Ленского не интересует, также, как и остальные люди.

В этой строфе, между прочим, описывается типичный разговор «всех» с точки зрения рассказчика:

Их разговор благоразумный
О сенокосе, о вине,
О псарне, о своей родне,
Конечно, не блистал ни чувством,
Ни поэтическим огнем,
Ни остротою, ни умом,
Ни общежития искусством.
Но разговор их милых жен
Еще был менее умен.

Ленский не мог заметить всех этих деталей (будучи сосредоточен на себе). Это строфа -  контекст для понимания того культурного уровня общения, к которому привыкла Татьяна Ларина и в который впоследствии «вписался» Ленский. 

Строфа 12. Ленский был принят как жених, поскольку об был «богат» и «хорош собою». Эта строфа описывает деревенские способы привлечения выгодного жениха, в частности завлекательное пение дочки «всех», Дуни. «Все» относились положительно к хитрому приему Дуни.

Строфа 13. Ленский не хотел жениться («конечно»). Он хотел дружить с Онегиным. «Они сошлись».

Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны,
Потом понравились, потом
Съезжались каждый день верхом
И скоро стали неразлучны.
Так люди, первый каюсь я,
От делать нечего друзья.

Были ли они интересны друг другу «взаимной разнотой», или они дружили «от нечего делать»? Пушкин не дает однозначного ответа. Но скептическая концовка не позволяет понять их отношения как искреннюю безусловную привязанность друг к другу. Учитывая центростремительную модель мира Ленского,  навряд- ли он чувствовал Онегина ровней себе. Учитывая подражательность Ленского, то же можно сказать об отношении Онегина к Ленскому.

Строфа 14. Это — одна из ключевых и страшных строф в романе.

Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
Мы все глядим в Наполеоны:
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно:
Нам чувство дико и смешно.

Строфа может иметь отношение  к Ленскому. Ленскому свойственно было смотреть на других, как людей более низкого порядка. Например, Ленский искал дружбы с Онегиным, потому что Онегин «мог оценить его дары». Другими словами, Ленского  интересовало поклонение, которое он мог получить от Онегина. Наполеон был любимым героем романтиков, как исключительная личность с драматической судьбой.

Строфа кончается рассуждениями рассказчика об Онегине:

Сноснее многих был Евгений;
Хоть он людей, конечно, знал,
И вообще их презирал, –
Но (правил нет без исключений)
Иных он очень отличал
И в чуже чувство уважал.

Пушкин уклончиво оставляет вопрос о наполеонизме Онегина открытым.

Проблема наполеонизма поставлена. Пушкин дает нам один из ключей, который может подойти (или не подойти) к объяснению их отношений.

Строфа 15. Строфа говорит о том, как удивленно - пренебрежительно Онегин слушал Ленского. Кажется, их общение было односторонним: Ленский говорил, Онегин слушал и не отвечал, заметив «ум еще в сужденьях зыбкий» у Ленского.

Строфа 16. Эта строфа начинается с прямо противоположного утверждения:  «Меж ними все рождало споры И к размышлению влекло». Но эти споры все-таки были односторонними:

Поэт в жару своих суждений
Читал, забывшись, между тем,
Отрывки северных поэм.
И снисходительный Евгений,
Хоть их не много понимал,
Прилежно юноше внимал.

Мы вспоминаем, что уменье Онегина "с ученым видом знатока хранить молчанье в важном споре" было одним из навыков, который ценился в свете.

Представим себе: эгоцентрический Ленский что-то себе декламирует, забывшись, а Онегин «прилежно» внимает. Ему интересно или он проявляет вежливость?

Что такое «северные поэмы»? Даже Лотман точно не знает. Он думает, что это какие-то поэмы по-русски.  Онегин не понимал поэм потому, что он стихами обычно не интересовался.

Строфы 17 - 18. «Но чаще занимали страсти Умы пустынников моих».

И опять

Онегин слушал с важным видом,
Как, сердца исповедь любя,
Поэт высказывал себя.
Свою доверчивую совесть
Он простодушно обнажал.
Его любви младую повесть,
Обильный чувствами рассказ
Давно не новыми для ас.

Опять Ленский, забывшись, декламирует, Онегин слушает. Ленский ведет себя, как положено поэту:  изливает свое сердце, обнажает свою совесть.  Хотя в этот раз уже отмечается, что эта исповедь не оригинальна, давно не нова. В этот раз важный  вид Онегина уже прикрывает насмешку.

Односторонность общения, неспособность к взаимопониманию — еще одна сквозная тема «Онегина», как мы увидим.

Строфа 20-22. Легенда о вечной любви Ленского к Ольге

Ах, он любил, как в наши лета,
Уже не любят; Как одна
Безумная Душа поэта
Еще любить осуждена:
Всегда, везде одно мечтанье,
Одно привычное желанье,
Одна привычная печаль.
Ни охлаждающая даль,
Ни долгие лета разлуки,
Ни музам данные часы,
Ни чужеземные красы,
Ни шум веселий, ни науки
Души не изменили в нем,
Согретой девственным огнем.


Рассказчик пересказывает исповедь Ленского о его любви к Ольге. 

Читатель должен заметить, что, не только эта исповедь подражательна, но она не имеет отношения к Ленскому. Ленский уехал в Германию лет в 12. Когда он вернулся, нам сообщили о нем, что его «душа была согрета приветом друга, лаской дев»: «девы» здесь упоминаются  во множественном числе (строфа 7).  «Он пел любовь, любви послушный»  (строфа 10) - видимо, имеется в виду любовь к каким-то из тех самых «дев», которые согревали лаской его душу. Он отдал дань «чужеземным красам».

А если он любил Ольгу с детства, получается, он  скрывал это и в Германии от тех самых "дев", и вернувшись, когда его принимали всюду как жениха.  Скорее всего, Ленский не учитывает, что кто-то сделает такие выводы.

Легенда Ленского противоречит тому, что знал о нем Онегин. Онегин понимает, что эта  «исповедь» и эта «совесть» - не его собственные, его «простодушие» - имитация. Но Ленский не замечает этого. Он живет в идеальном мире, где он идеализирует и сам себя тоже.   

В этой строфе мы не только слышим голос Ленского, но и голос рассказчика (или Онегина?), который  передразнивает и пересказывает эту речь. Вот эта частица  «ах» в самом начале — строфы — это ироническая «кавычка»  повествователя, обрамляющая утрированную речь Ленского.

Таким образом, ирония вводится здесь четырьмя путями:
- в предыдущей строфе упоминается банальность этой легенды;
- используются романтические клише;
- ироническая кавычка рассказчика "ах";
- структурная ирония: контекст противоречит тому, что персонаж говорит, обнажает его фальшь.

Строфа 23. Портрет Ольги: «Всегда скромна, всегда послушна, Всегда, как утро, весела...» «Все в Ольге … но любой роман Возьмите и найдете верно ..»
Пушкин отказывает Ленскому в оригинальности даже когда дело касается его   выбора возлюбленной.
Портрет Ольги напоминает лубок свое стереотипностью.

Строфы 24 - 25. «Ее сестра звалась Татьяна». Начинается портрет Татьяны. Основной мотив этого портрета — отчуждение. «Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой». «И часто целый день одна Сидела молча у окна». Ключевая характеристика Татьяны здесь -  замкнутостью на себя.  Психиатр ( http://proza.ru/2019/08/12/344) диагностировал по этим строфам шизоидное расстройство личности (ШРЛ): «расстройство личности, основной характеристикой которого является склонность избегать эмоционально насыщенных взаимоотношений путём излишнего замыкания в себе, ухода в фантазии и теоретизирование» (из Википедии).

Строфы 26 -28.  Здесь опять говорится, что она не делала ничего того, что делают девочки в деревне обычно, не хотела играть с другими. Вместо этого она мечтала. «Она любила на балконе Предупреждать зари восход». Она любит смотреть в ночь, сидя одна. Это  не просто пассивное наблюдение, это пассивное наблюдение темной пустоты.  Эти черты также ассоциируются с диагнозом «уходом в фантазии», характерным для  ШРЛ.

Интересен в связи с этим  комментарий Лотмана  к строфе 12 третьей главы (см. стр. 214 «Комментариев» Лотмана, 1980г). Он цитирует Кюхельбекера:  «...чувство  уныния поглотило все прочие … Если бы сия грусть не была просто риторическою фигурою, иной, судя по нашим Чайльд-Гарольдам, едва вышедшим из пелен, мог бы подумать, что у нас на Руси поэты уже рождаются стариками». Связь между байронимом и унынием была отмечена и известна.

Таким образом, Пушкин здесь создает образ  героини в духе «унылого романтизма» Байрона. Но этот же образ можно  также можно интерпретировать как портрет девушки, страдающей ШРЛ.

Строфа 29. Здесь говорится о том, что же ей нравилось. «Ей рано нравились романы. Они ей заменяли все». Романы, также, как и глядение в окно, и мечты помогают ей замыкаться в себе от жизни.

Здесь же  начинается разговор о матери Татьяны, которая была сама «от Ричардсона без ума».

Строфы 30 — 34. Портрет матери Лариной. Выделяются определенные черты:
- подражательная сентиментальность, принятая в ее кругу;
- «трагическая любовь»: увлеченность военным, кто был всегда хорошо одет;
- принудительное  замужество, «страдания»;
- помирилась с жизнью, научившись управлять мужем;
- стала заниматься хозяйством;
- злоупотребляла своей властью над крепостными: била женщин, отправляла в армию мужчин.

Пушкин показывает жестокость как обратную сторону показной сентиментальности и умиления собой.

Это — однозначно отрицательный женский образ, что удивительно для русской литературы начала 19 века.  Описание сентиментальных традиций в русской провинции дает нам контекст для понимания отношения Пушкина к Татьяниной сентиментальности. Но ключевым в этом образе является слово «управлять». Эта женщина получила власть в масштабах ее поместья, и это ее устроило. Это — пример человека, который нашел смысл своей жизни: власть и возможность злоупотребления властью — это то, что скрасило ей деревенскую жизнь.

Строфа 35. Про русские традиции семьи Лариных, начиная с блинов, хороводов и качелей  и кончая: «гостям Носили блюда по чинам». Пушкин любил издеваться над этой традицией:  «Что было бы, если вместо общеудобного правила: чин чина почитай, ввелось в употребление другое, например: ум ума почитай? Какие возникли бы споры! И слуги с кого бы начинали кушанье подавать?»

Строфа 36. Про смерть отца семейства. Ироническая строфа совмещает характеристики противоположного толка: религиозные и бытовые, почтение к Богу и к иерархии чинов («Господний раб и бригадир»). Уважение к общественной иерархии упомянуто было и в предыдущей строфе. Пушкин подчеркивает важность чинопочитания в семье Лариных.

Строфа 37. Ленский на кладбище, около памятника Ларину. Красиво вздыхает, цитируя Гамлета: «Poor Yorick!». По-видимому, сочиняет историю, как этот Ларин прочил за него Ольгу. Тут же пишет ему мадригал.

Строфа 38. Строфа о том, как Ленский, «в слезах», посещает могилу своих родителей. Дальше идут банальности и штампы:

Увы, на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья
По тайной воле провиденья
Восходят, зреют и падут.

В этих общих и пустых словах нет ничего личного. Помнит ли он своих родителей?  Ленский имитирует  шаблон  романтического героя даже  наедине с собой:  «ради красного словца не жалеет матери и отца». Ирония Пушкина здесь довольно зла.

Строфа 39. Слово берет рассказчик. Здесь дается ироническая элегия по поводу ничтожности жизни:

Но я бы, кажется, желал,
Печальный жребий  свой  прославить
Что б обо мне, как верный друг
Напомнил хоть единый звук.

Кто бы ожидал такого настроения от поэта, который в первой главе  отбивался от   своих многочисленных любознательных поклонников:
«Вопрос нередко слышу я: по ком твоя вздыхает лира?». Где же настоящий Пушкин? Ни тут и ни там, конечно. И то, и другое — разные авторские маски. 

Основные темы и проблема

1. Тема подлинности и лицемерия, которая была основной темой в первой главе, получает здесь новый поворот, как тема подражательности. Поэзия Ленского подражательна и банальна. Но Ленский не просто изображает из себя поэта, он видит сам себя возвышенным романтическим поэтом, и ведет себя «романтично» не только с Онегиным, но и наедине с собой.  Ленский не аутентичен, но он и не лицемерит, поскольку он лжет самому себе о себе.

То же самое можно сказать и о матери Татьяны, которая носила маску сентиментальной героини в юности: «любила Ричардсона, не потому, чтобы прочла», «писывала кровью», страдала любовью к гвардии сержанту. Но постепенно «все перевелось: Корсет, альбом, княжну Алину, Стишков чувствительных тетрадь Она забыла». Все это было наносным.

2 . Тема навязанного обществом порядка: обычаев, обрядов, рутины здесь также видоизменяется. Конечно, персонаж «все» ясно говорит (хором) какое поведение им нравится и какое — не нравится. Но, как выясняется,  имитация сентиментальности или романтичности, как у матери Лариной или как у Ленского, тоже поощряется. Это заимствованное подражательное поведение оказывается  адаптивным, разновидностью нормы,  как и игра в ухаживания, походы в балет у Онегина в Петербурге. Когда татьяниной матери уже не надо было изображать чувствительность, она забросила все эти сентиментальные штучки. Заметим, что «все» категорически осудили Онегина, только когда он выразил пренебрежение к ним.

3.  Тема скуки. Онегин не вспоминал о скуке после того, как он подружился с Ленским. Эта тема пока не развивается.

4. Тема отчуждения. Эта тема впервые появляется в этой главе.  Здесь  всюду заметны признаки отчуждения, одиночества человека:
- дядя "лет сорок с ключницей бранился, в окно глядел и мух давил"
- Татьяна отчуждена от семьи, погружена в мечты;
- Онегин и Ленский как будто "спорят" и "дружат", но при этом Ленский "забывшись", что-то говорит, а Онегин "хранит молчанье в важном споре".

У меня возникает ассоциация с картинами Хоппера...

Здесь ставятся новые проблемы.
Одна из них — проблема смысла жизни. И здесь мы видим одного человека, который нашел свое призвание и место в жизни: мать Татьяны. У нее хорошие отношения со  «всеми».  Она перестала притворяться образованной и утонченной, научилась  управлять своим мужем и крепостными крестьянами, злоупотребляя властью. Конечно, такая жизнь не устроила бы Онегина, например.