Тёплые 70-е

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ДРУГ

      В пятом классе я был дурак дураком. Не то чтобы совсем уж ку-ку, но в моей кудрявой голове гуляло столько бестолковых мыслей, что им было тесно. Они «пёрли» наружу в виде безумных идей, продуцируемых мною с бешеной скоростью. И я, то бежал куда-то с выпученными глазами, то требовал от родителей того, чего они никак не могли мне дать. К примеру, я просил купить велосипед. Это же возмутительно!
- Вспомни, как ты угробил "Орлёнка", которого мы с папой подарили тебе на день рождения в позапрошлом году - говорила мама. - Ты свернул ему руль набок так, что железо раскрошилось. Ходи пешком!
      Действительно, "Орлёнок" прожил недолго, успев, впрочем, дать мне хороший навык катания на двухколёсном транспорте. Он сломался внезапно, на ровном месте. Просто, в основании руля лопнул металл. Наверняка брак. Видимо, в конце месяца на заводе по выпуску этих изделий был утерян контроль над качеством. Подозреваю и другой повод к печальному исходу в судьбе "Орлёнка"- мой излишний вес.
      Горевал я коротко, втайне надеясь на щедрость родительских сердец. Но милые предки озаботились здоровьем моим так сильно, что покупка второго "велика" казалась им, вероятно, огромным риском. Вдруг ребёнок упадёт, ушибётся или сломает то, что нельзя починить? Или на скорости въедет в то, во что лучше не въезжать... Нет уж, пусть лучше выращивает свои кактусы или аквариумных рыбок, читает больше книжек и вовремя меняет газетные подкладки на фанерных донышках в клетках с канарейками. Этими клетками у нас была увешана целая стена в коридоре, ведущем на кухню.
      Вообще, отдельная трёхкомнатная квартира в "сталинке", как называли дома, спроектированные в период правления Иосифа Виссарионовича, до "хрущёвок", появившихся позже, всегда казалась мне просторной. И не только за раздельный санузел, большую кухню и вместительные комнаты, но и за два длинных и широких коридора в виде буквы Г. Бродя по этим коридорам, я наверняка совершил кругосветное путешествие.

      Квартира, где прожито было всё моё детство, из коммунальной постепенно превращалась в отдельную. Очень постепенно. Поначалу, нашей семье была выделена лишь одна комната. Затем, после отселения части соседей, нам отдали вторую, а ещё через несколько лет вся квартира была в нашем распоряжении. Семья разрослась до шести человек, включая меня, мою младшую сестрёнку, папу с мамой и бабушку с дедом.
      Всё весьма пропорционально. Три поколения. Три комнаты. К моей радости, я один самолично занимал всю гостиную. Мы её называли торжественно - зал. Это была самая большая из всех комнат. Светлая и уютная. Именно в ней стоял телевизор и сервант с хрусталём. Мебельная стенка и диван, пианино и кресла, а по центру раздвигающийся стол. По праздникам этот стол давал приют весёлым компаниям, число членов которых трудно было сосчитать. Оно ограничивалось лишь количеством стульев и табуреток, принесённых отовсюду, включая и соседскую квартиру, если свои заканчивались. Всем хватало места за этим столом в этом зале, где было ещё много чего, включая отдельный, купленный специально для моей учёбы, кабинетный столик с множеством ящичков.
      И вот, я все свои школьные годы, приходя домой, восседал за кабинетным столом, стоявшим возле подоконника, который занимали мои любимые кактусы, курсировал от дивана к пианино, не забывая забежать на кухню, где командовала бабушка. Там я задерживался, чтобы перекусить чем-нибудь аппетитным. Возвращался в зал, подходил к книжным полкам, выбирая себе очередное чтиво. А остальные пятеро членов моей семьи ютились в других двух комнатах, метраж которых был меньше. Не кажется ли вам, уважаемые родители, что это верный путь к воспитанию эгоизма у ребёнка?
- Конечно, нет, - скажете вы, - ведь где-то там, рядом с тобой в этой же комнате стоял круглый стеклянный шар, заполненный водой и ажурной пресноводной травкой - аквариум с рыбками. В нём жили десятка два гуппи, меченосцев и скалярий, которых ты кормил. За которыми ухаживал, периодически меняя или подливая воду, и которые методично дохли с постоянной регулярностью, что огорчало, но не отменяло неизменного восторга при виде маленького зелёного оазиса. А кактусы? А канарейки? Нет, я был не один. Вдобавок, нас частенько посещали многочисленные родственники с визитами. Кто на пару дней, а кто и на месячишко. Особенно в летний период. Городу моего детства 2500 лет, но я уверен, что во все эти годы самым привлекательным был летний период. Откуда бы ни приезжали к нам близкие или дальние родичи, главная причина ежегодных встреч - море. Наше ласковое тёплое море. И конечно пляжи. С великолепным жёлтым песком, простиравшимся вдоль береговой линии на километры, в жарком мареве от полуденного солнца раскалявшимся так, что невозможно босиком добежать до воды, где шуршит прохладная волна, где запах арбузов смешивается с пряным ароматом иссыхающих водорослей, выстриженных вчерашним штормом. Да что там! Само название древнего города рождает в душе томление и негу. Феодосия! «Богом данная», как назвали наш городок после многодневных скитаний по Чёрному морю в поисках твёрдого берега греческие мореплаватели.
- Ну, наконец-то мы опять у вас! Ой, как соскучились!
      Странно, - думал я. В прошлом году москвичи, родственники по бабушкиной линии провели у нас три весёлые летние недели и вот опять соскучились. Неужели моя физиономия не надоела им ещё в том году? Но я был снова страшно рад приезду младшего отпрыска московских гостей - Димки, который по странному стечению обстоятельств приходится мне двоюродным дядькой при том, что я старше его на два года. С Димкой было всегда весело. Может быть потому, что он москвич, избалованный столичными удобствами, а возможно потому, что плохо понимал шутки, я постоянно подтрунивал над ним. Он обижался, дулся на меня, но я из какого-то детского садизма регулярно выдумывал свежие способы его подковырнуть. Дима был добрым мальчиком и быстро отходил от обид, давая мне тем самым новый повод к изобретательству. Доходило до того, что я огребал по полной от своих и от его родителей. Спать нас клали в зале. Дима, почётный гость, занимал диван. Я ставил у него в ногах раскладушку. Раскладушка - синоним лета для всех жителей курорта, к которым приезжают родственники. Ни одно лето для меня не обходилось без раскладушки. Что поделать, кроватей на всех не наберёшься.
      Однажды поздно вечером родители засиделись за кухонным столом, играя в карты, болтая о том, о сём с московскими гостями, а нас с Димкой отправили спать. Это было не честно, как мы считали, поэтому мы не спали, а разговаривали. Долго обсуждали какие-то интересные для обоих темы. Постепенно сон сморил Димку, и он отвечал на мои вопросы всё тише и всё реже. Затем и вовсе замолчал, засопел в тишине комнаты, укрытый лёгким одеяльцем, край которого свешивался с дивана над моей головой. Мне спать не хотелось. Тикали часы на стене. За двумя закрытыми дверями и коридором с кухни слабо доносились глухие реплики картёжников. И тут я задумал шутку. Очень аккуратно, стараясь не производить звуков, ме-е-едленно потянул одеяло, которым был укрыт Димка, на себя. Он засопел чуть громче. Я остановился. Потянул снова. Он что-то сквозь сон тихо проворчал и опять притих. Я продолжил коварно стягивать одеяло. Дима, что-то почуяв, рефлекторно потянул одеяло на себя, укрывшись посильнее, а я замер и даже не дышал. На моём лице приключилась совершенно идиотская улыбка. Хорошо, что её никто не видел. До сих пор не понимаю, дружище, как я мог быть таким козлом. Я продолжил тянуть одеяло и успел сдвинуть его почти на целый метр, когда Дима всё-таки проснулся. Он лихорадочно дёрнул одеяло к себе, а я потянул к себе. И тут он заорал. Заорал страшно, сперва даже взвизгнув от ужаса. Лишь в этот момент до меня дошла вся глубина его испуга и моего морального падения. Я тоже заорал, но страх мой был другого свойства. Я уверился в том, что сейчас меня казнят. Из кухни по коридору уже неслась то ли конница Будённого, брошенная командармом в атаку, то ли стадо кочующих бизонов, но два коридора и две двери родители преодолели за три четверти секунды. Моментально включённый свет люстры явил взрослым горестную картину ужаса и раскаяния. Димкиного ужаса, от которого он громко всхлипывал и подвывал, тараща глаза и постепенно осознавая, что никакой Ночной Ведьмы не было. И моего запоздалого раскаяния:
- Дима, Димочка, это я, не бойся, я же пошутил...
- Он опять его третирует! - гневилась тётя Ира, Димкина мать.
- Ирочка, слава Богу, оба живы и здоровы, а то я уж подумала невесть что...- причитала бабушка.
- Шкуру спущу, гадёныш! - кричал мой отец, страшно вращая выпученными как у Отелло глазами.
- Женуля, ну разве так можно себя вести. Дима же твой гость. - Укорял дедушка.
- Ах ты, кусок идиота, что ж ты творишь?! - сурово сказала мама. А ещё просил велосипед ему купить... Дудки тебе, а не велосипед! Извиняйся теперь перед Димочкой, ты же его чуть заикой не оставил.
И только дядя Миша, перегрузившись накануне коньячком, безмятежно спал в соседней комнате, спросив наутро, что это там был за шум, уж не разбит ли ненароком телевизор...
   
      Велосипеда я так и не дождался, зато обрёл друга, настоящего, не двухколёсного, не пернатого, без жабр и колючек. Звали его Андрюхой. И всё благодаря бабушке. Бабушка была капитаном нашего корабля, если семью образно можно сравнить со шхуной. Ну, раз так, то дед - боцман, отец мой - вахтенный по будням и кок по выходным. Лучше него никто не мог бы приготовить борщ, плов или котлеты с неизменным пюре в качестве гарнира. Мама определяла пути дальнейшего развития нашей семейной экономики, планируя свои будущие поездки за границу. Мама могла бы вполне сойти за лоцмана, а я - юнга. Сестрёнка в те времена ещё не выросла настолько, чтобы нести корабельную службу и вполне могла бы выполнять роль любимца команды — кота или попугая. Кому как нравится. На самом деле лишь дедушка единственный из нас всех был связан с морем, работая инженером в отделе кадров нашего торгового порта. Бабушка моя настолько энергичная и властная, что умудрялась брать на себя всё, начиная от обязанностей кока на камбузе, интенданта, рулевого, заканчивая квартмейстером, как на пиратском судне. У бабушки было огромное количество родственников и друзей, одна из встреч с которыми подарила мне дружбу с удивительным человеком Андрюхой. Событие это произошло в те годы, когда я ещё не очень хорошо ориентировался во времени и пространстве. Поэтому затрудняюсь определить,- учились мы тогда в 6-м или 7-м классе. Но совершенно точно помню - был праздник 7 ноября, и страна наша в едином порыве, как обычно, отмечала день Великой Октябрьской Революции. Настали не только выходные, но и каникулярные дни, когда в школу идти не нужно, и я чуть не проспал демонстрацию.
- Женуля, подъём! - голос дедушки заставил меня продрать глаза, вернувшись из сна в реальность. В репродукторе, висевшем на стене возле ванной комнаты, бодрый голос уже пел:

Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом.
Вся советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,
Сердце родины моей!

Холодок я ощущал, так как отопление в квартире ещё не включили на полный режим, а на улице было не по-крымски прохладно. Дед по обыкновению уже успел раскрыть настежь все форточки, и милый город ворвался в мою заспанную обитель пронизывающим сквознячком.
- Женечка, вставай, не ленись. - бабушкин голос призывно звенел из кухни. - Иди, умой лицо, почисти зубы, я уже положила тебе в тарелочку твои любимые оладушки. Давай быстрей, пока чаёк не остыл. Нам надо срочно одеваться и идти с твоим дедушкой на демонстрацию.
- Тюша, - обращаясь к деду моему, Виктору, бабушка звала его ласково Тюшей, сокращая имя мужа таким милым образом, - Пестровы хотят идти вместе с нами, просили не опаздывать. Я не знаю, как нам быть с Женечкой, ведь Люся с Сеней уже ушли. Может быть, возьмём его с собой?
- Как хочешь, Линочка.-- Дедушка не смел перечить бабушке Полине никогда и ни в чём. Казалось, прикажи она ему прыгнуть из окна второго этажа вниз, он ответит то же самое: "Как хочешь, Линочка..."- и прыгнет.
      Но у меня были другие планы. Я собирался в этот день идти гулять с Серёгой, одноклассником своим, жившим этажом ниже в моём же подъезде. Об этом я и заявил бабушке, успев уже одеться и почистить зубы. На самом деле я лишь имитировал чистку, намочив зубную щётку. Вода из крана шла ледяная, и мыть ею лицо категорически не хотелось. Ограничился я лишь тем, что протёр закисшие за ночь глаза мокрым пальцем. Отлично сознавая ущербность своего поступка, я, тем не менее, безвольно сдал позиции. Сам себе противен. Обречённо сев к столу, я тут же был наказан. Наказание пришло с кулинарной стороны, что закономерно. Мои любимые оладушки подгорели и были пропитаны подсолнечным маслом. Это придавало им отвратительный привкус. При всех своих великолепных человеческих качествах бабушка готовить не умела. Но всегда готовила охотно и много. Хотя, справедливости ради, надо сказать, варенье у неё получалось отличное. Серёжи дома не оказалось. Он отбыл к своим старикам в село на все каникулы. Понурив голову, я поднялся домой, где в дверях столкнулся с бабушкой. Дед тоже стоял в прихожей, готовый к выходу, надев парадный военный китель с медалями и орденами. Вдвоём они смогли убедить меня, что лучше выйти к людям и проветриться, чем торчать в-одиночку дома в праздничный день. И мы пошли втроём на демонстрацию.
      Тюша и Лина, как дед звал бабушку по аналогии с сокращением своего имени,- видная пара. Дед высокого роста казался мне великанским исполином, а бабушка статной барыней. Шла она неспешно, гордо держа осанку, как и положено было держаться, имея звание Заслуженного врача Украинской Республики, работая Главным доктором всей городской детской больницы. С ней здоровались каждые несколько секунд. Дедушка тоже был узнаваемым лицом, так как и его и бабушкин портреты не раз украшали Доску Почёта, расположенную в центре города. Но чета Пестровых покорила меня с первого же взгляда. Радостно повстречавшись с друзьями, мои бабуля с дедулей стали наперебой делиться новостями и прочими вестями, до которых мне уже не было дела потому, что мать Адель подозвала к себе сынишку:
- Юхин, иди сюда, мы вас познакомим с Евгением!
      От суетно мельтешащей вокруг нас толпы праздничных горожан отделилась фигура худенького пацанчика. Ростом он был чуть выше меня, а лицом сильно походил на своего отца. Всё это я разглядел уже потом. А в тот момент мы обменялись рукопожатием.
- Андрей Пестров. Учусь в первой школе.
- Евгений Аршанский. Учусь там же.
      Мы рассмеялись. Оказалось, что учимся оба в параллельных классах. Помнится, видел я Андрея много раз на переменах в школьных коридорах и во дворе. Два острых вопроса в этот момент возникли в моей голове. Первый вопрос - почему мы до сих пор не знакомы и как так получилось, что возраст моих дедушки с бабушкой совпадает с возрастом родителей Андрея? Второй вопрос - почему праздник Октябрьской Революции необходимо отмечать в ноябре? На свои вопросы я получил ответы в тот же день. Это был один из счастливейших дней моей жизни. Я обрёл друга, с которым отныне был почти неразлучным долгие годы и с которым попадал в самые разнообразные острые ситуации, испытал кучу всяческих приключений и узнал много интересного для себя. Город наш в тот день был похож на муравейник, в который случайно упала и разлилась баночка мёда. Красные флаги и транспаранты во славу социализма, музыка, надувные шары, искренние и радостные улыбки на лицах... и море. Нет, два моря! Чёрное, с холодной ноябрьской водой, и море цветов всех оттенков и форм! Хризантемы, гвоздики, гладиолусы, лилии и ромашки. В тот день Феодосия стала роскошной радужной клумбой, где не место дальтоникам и капиталистам.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ИГРИЩА.

      Дружить, так дружить! И понеслось! Телефонный номер Пестровых прочно сидит в голове с момента, когда Андрюха сообщил мне об удобной возможности всегда быть на связи. Я продиктовал наш домашний. Он познакомил меня со своей замечательной собакой Тобиком. Я оглушил его величественным пением наших канареек. Он парировал, показав свою коллекцию французских журналов "Пиф". Я в долгу не остался, вытащив на свет тяжёлую коробку - заветный металлический конструктор, с помощью которого я обычно изощрялся в создании индустриально-дизайнерских композиций. В ответ он привёл меня в свой палисадник, где была дорожка, на которой мы впоследствии успешно перекидывались мячиком, тратя на это уйму времени, доводя себя до состояния полного изнеможения, после чего, мокрые, красные и разгорячённые, но удовлетворённые спортивными достижениями шли пить чай с кексом. Я провёл Андрею экскурсию по всем окрестным деревьям с удобными развилками, растущим в километровой зоне вблизи моего дома, где мы с Серёгой обычно устраивали штабы, наблюдательные пункты и засады, сидя в ветвях на высоте нескольких метров над землёй. Андрюха познакомил меня со своей двоюродной сестрой Валерией. Я незамедлительно представил ему свою родную сестру, к которой он, впрочем, особого интереса не проявил сразу и не проявлял в-дальнейшем, ибо она была на десять лет младше. В качестве ответного укола рапирой дружбы он обеспечил мне знакомство со своими одноклассниками. Это были сплошь приветливые, добрые, весёлые и дружелюбные "ботаники", среди которых Андрей выделялся вполне спортивным телосложением и способностью бежать быстрее ветра даже в противоположном ветру направлении. Я пустил в ход свой главный козырь. Небрежно присев к пианино, занимавшему, как было уже сказано, почётное место в нашем зале, я сыграл несколько выученных мелодий и даже сымпровизировал что-то печально-ритмичное. И тогда он сразил меня наповал, достав со шкафа, кряхтя от натуги, внушительную коробку с огромным набором камней разной конфигурации и расцветки. Это была его вожделенная коллекция минералов. По-очереди облизывая каждый образец, самый маленький из которых весил как минимум полкило, Андрюха с гордостью опытного геолога демонстрировал переливы каменных волн, навсегда застывших в причудливых узорах. Орнаменты, созданные природой за миллионы лет, заключённые в камнях, поражали своим разнообразием, красотой фантастической расцветки. А названия! Одни только названия будили воображение юных романтиков, подталкивая нас в направление кладовки, где, как правило, хранятся рюкзаки и палатки, котелки на треногах и фляги, - неизменные атрибуты первопроходцев.
- Встань и иди! – требовал рюкзак. Набей меня концентратами.
- Не забудь колышки! – напоминала палатка.
- Наполни меня холодной родниковой водой где-нибудь у подножия Эльбруса! – шептала фляга.
А кеды, шевеля шнурками, как морские лангусты усищами, клятвенно обещали отыскать в горах лично для меня лазуриты, турмалины, яшму, трасс и, вызывающий особый трепет, тигровый глаз…
      Коллекция была внушительная, собиралась много лет. Андрей с геологическим молотком облазил не одну скальную осыпь. Я был потрясён, и, копируя хозяина, старательно облизывал минералы, внимательно рассматривая каждый кусок расколотого мироздания... Хозяин коллекции сразу пояснил, что облизать камешек необходимо. Так он лучше "играет". Кстати, играть в доме Пестровых тоже было на чём. Фортепиано стояло, и не простое, а антикварное, немецкими мастерами изготовленное. Праздничное знакомство на демонстрации переросло в крепкую дружбу. Мы как будто приняли эстафету у старшего поколения. Ведь моя бабушка с дедушкой и его папа с мамой водили давнюю многолетнюю дружбу. Юхин, как по-простецки называла Андрея его мама, Адель Рафаиловна, был поздним ребёнком, живя с родителями в отличие от старшего своего брата, который давно женился и покинул Крым, уехав с супругой куда-то далеко. В первый же день знакомства с Андреем, открыв для себя много нового и не желая ударить лицом в феодосийский асфальт, я постарался предстать в наилучшем свете. Для чего предпринял решительные шаги, поведав новому товарищу все секреты, которыми обладал. Ну как секреты. В-основном, хвастался детскими достижениями, коих у меня было не много. Товарищ внимательно слушал, скромно молчал и вежливо старался смеяться, честно реагируя на все мои неуклюжие шутки. Это окрыляло.
- Хорошо, что ты не умеешь на пианино играть. Я тебя научу. Хотя вряд ли. Дело это сложное. Многолетний упорный труд, понимаешь. Так что, вряд ли что-то получится. Зато я могу карточные фокусы показывать! Но раскрыть секрет, это, брат, никак нельзя.
- Да я понимаю, не надо раскрывать, - соглашался друг.
- Ты погоди, не торопись, может и раскрою. А хочешь, в хоккей сыграем?
- Какой хоккей, льда же нет, - удивился Андрей.
- Ага! – заорал я – Гляди сюда! Настольный хоккей.
К этому моменту мы уже пришли ко мне в квартиру. Я выудил из-под дивана коробку с игрой и выставил на стол большую прямоугольную платформу метровой длины из твёрдой жести. Поверхность её представляла разрисованное под настоящий хоккей поле, в котором были прорези для длинных, как шампуры, тяг с насаживающимися на концах фигурками хоккеистов с одной стороны и ручками для управления с другой. Хоккеисты двух команд, белые и красные, с клюшками, выглядели очень натурально. Вращая или двигая ручки, можно было заставлять фигурки поворачиваться вокруг своей оси или двигаться вдоль пазов от одного края площадки к другому. В противоположных коротких сторонах поля имелись ворота с вратарями. Траектория их перемещений пролегала только вдоль ворот. Ну и правильно! Нечего им по всему льду мотаться, пусть защищают ворота от шайбы. Шайба радовала глаз, - гладенькая, тяжёленькая, с пятак диаметром.
- Ну, давай, покажи класс – ехидно произнёс я и тут же вкатил шайбу в ворота Андрея. Громкий щелчок заставил его вздрогнуть.
- Это не честно, я не успел ещё сосредото… - попытался возмутиться товарищ, но в его ворота уже влетела вторая шайба. Настольный хоккей мне подарен был на День Рождения давненько. Я, конечно, имел немалый опыт, хотя в последнее время играть было не с кем, и часть навыка была утрачена.
- Ну, погоди, сейчас ты у меня получишь! - не на шутку разозлился Андрюха, схватившись за «шампуры». И сделал свирепое лицо.
- Лови ещё! - рычал я. И битва началась.
      У него был талант к спортивным играм. Уже через час безудержной баталии мне пришлось туго. Частые наши встречи у меня дома проходили в-основном под знаком хоккея. А чем ещё заниматься в квартире, где повсюду либо стоит сервант, наполненный хрустальной посудой, к которому велено не приближаться, либо аквариум, в хрупкости которого никто и не сомневался? Что бы ещё такого можно было придумать? – озадачились мы и придумали. Вот он, роскошный раздвижной полированный стол, прямо в центре зала. Ну чем не корт для настольного тенниса? Кто-то может возразить. Теннис в маленькой комнатке? Что это за ерунда? Так можно всю мебель переломать! Но молодые организмы требовали выхода накопленной энергии.
      Малоподвижные занятия нас угнетали. Доколе можно рассматривать репродукции шедевров из картинных галерей Европы? Ну, рассмотрели. В подробностях. В-основном нас привлекали всевозможные полотна голландских или итальянских мастеров эпохи Возрождения с изображёнными на них Венерами в неглиже. Это сейчас полным-полно откровенных пляжей, а в те далёкие семидесятые годы обнажённую Венеру можно было лицезреть либо в альбоме у Тициана или Рафаэля либо в телескоп Московского планетария. Вперёд, к спортивным победам, - решили мы и купили в спортивной секции ВоенТорга две теннисных ракетки и шарики. Стол был раздвинут максимально. Серединную линию разграничили поставленными на ребро книжками. Они заменили сетку. Дальше—битва...
      Настольный теннис нам понравился даже больше, чем хоккей. Он требовал сноровки, развивал реакцию и аккуратность, так как попутно приходилось следить за целостностью окружающей комнатной обстановки. К нашему общему удовлетворению за все сеансы игры, а их было громадное количество, мы ничего не разбили и не сломали. Даже стол не был расшатан, а полировка не была поцарапана. Ну, это уже к чести советских изготовителей мебели. К настольному теннису мы возвращались в течение нескольких школьных лет, играя чуть ли не каждый день. Уж раз в неделю точно. Была куплена сетка, настоящая. Но к её появлению пришли в негодность ракетки. Тогда мы заменили их на книжки с твёрдой обложкой, от которых шарик отскакивал, пружиня, как при ударе настоящей ракеткой. Каждый выбирал на книжной полке подходящую для себя книжку, действуя методом проб и ошибок. В итоге, я играл «Героем нашего времени» Лермонтова, а Андрюха, если не ошибаюсь, «освоил» новеллу Проспера Мериме «Кармен». Это были настольные книги нашего детства, если можно допустить подобный каламбур. Во всяком случае, оба литературных шедевра не пострадали и мною впоследствии были прочитаны. В Андрее и не сомневайтесь. Знатный читатель Мы с ним даже соревновались, кто больше книг прочитал. Выиграл я, но признаюсь честно, слукавил, причислив к списку прочтённых книг ещё и ноты, которые разучивал в музыкальной школе.
      С того момента, как Андрей празднично ворвался в мою жизнь, редкий день, когда нас не видели вместе за каким-то важным занятием. Важным исключительно для нас двоих, так как никому больше до нас не было дела. Родители постоянно работали и для них главное, чтобы мы успешно посещали школу, не приносили в дневниках плохие отметки и... в-общем, полноценный набор праведного школьного существования. Учились мы с ним на равных. По классификации школьников тех времён мы были «хорошистами». Но это как повезёт. Иногда приходилось покрасоваться в других статусах. Позор троечника нас, как правило, посещал редко, двоечника - ещё реже. А вот в роли отличников мы с Андрюхой бывали часто. Причём, по-справедливости надо отметить, он чаще. Внешне мы различались кардинально. Со стороны наш дуэт напоминал Дона Кихота и Санчо Пансу, только без непарнокопытных, верхом на которых те путешествовали. Высокий и худой Андрюха, благородно взирая с высоты своего спортивного превосходства, как казалось, покровительственно терпел малорослого, пухлого от бабушкиных яств и капризного, весьма нежного от постоянного музицирования, меня. Не просто терпел, а потакал всем моим сумасбродствам. Но это только могло показаться внешне. На деле же, характеры героев Сервантеса были обратно противоположными нашим с Андрюхой. Там престарелый сумасброд-идальго, очертя голову, кидался на любую мельницу. Андрей был напротив сдержан и, прежде, чем пуститься во все тяжкие, долго взвешивал все за и против. Санчо, рассудительный крестьянский мужичок, хитрый и простоватый одновременно, абсолютно противоречил моему жизненному принципу: пришло в голову – воплоти немедленно! А посему сравнение с героями испанского классика не подходит.
      Но один атрибут связывал нас двоих прочно и безоговорочно – очки. С раннего детства отец приучил меня читать книжки. Читать лёжа и при слабом освещении - большая ошибка. Я переусердствовал в этом занятии настолько, что угробил зрение, заработав уже в младших классах близорукость. По этой же дорожке с успехом прошагал и Андрей. Мне прописали очки уже в пятом классе, ему примерно тогда же. Один очкарик-«водолаз», мишень для всеобщих подтруниваний на класс это нормально. Два это уже перебор. Но мы учились в параллельных классах. В Андрюхином классе четырёхглазых любителей чтения в потёмках было много. В моём коллективе я был такой один. Толстый пианист в очках. "Ботаник", как теперь принято называть подобную категорию молодых людей. Почему же меня не били и даже не дразнили? Всё очень просто. Свои недостатки я превратил в оружие. Попытки дразнить меня заканчивались провалом. Я переводил любую зарождающуюся внешнюю агрессию в шутку. Старался не лезть на рожон и не выпендриваться. Весельчак-толстячок, юморист и приколист, вот образ или маска, которую я старательно надевал, выходя из дома по утрам в направление школы. Очень редко кому-то приходило в голову лезть ко мне с кулаками, учитывая мою дружбу и соседство с Серёгой Забейтесом, делившим со мной один подъезд. Более серьёзного противника не сыскать даже в старших классах. Он занимался боксом, самбо, был высокого роста и телосложением напоминал Брюса Ли, только литовского разлива. Народ в моём классе проживал в-основном дружелюбный и не задиристый. Исключением был один мальчик из неблагополучной семьи недолюбленный родителями и недопонятый государством. Одним словом –босяк. Ходил он обутый, но в таких изувеченных "шкарах", что язык не поворачивался назвать их обувью. Его вызывающее поведение так и кричало: «Посадите меня за решётку пока я кого-нибудь не ушиб намертво!». Учился он соответствующе. Проще сказать, он в школе не учился, а присутствовал. Одежда бедолаги не видела стиральной машины, и утюг к ней не прикасался. Волосы, паклей торчащие во все стороны, потеряли свой природный цвет и напоминали пыльную половую щётку. Лицо его, сплошь усеянное веснушками, рябое и расцарапанное, постоянно держало гримасу суровую и недружелюбную. Маленький глазки злобно впивались в каждого встречного, от чего по спине бежал холодок. У меня бежал точно. Поэтому я старался попросту избегать любых контактов с Сёмой. Такая кличка была у этого парня, хотя на самом деле звали его Серёжей.
      По звонку с урока Сёма пулей вылетал из класса по своим бандитским делам, не терпящим отлагательств. Я спокойно оставался в классной комнате, среди девчонок и неконфликтных пацанов. Если же на перемене Сёма слонялся поблизости, я спешил покинуть класс, коридор и этаж, выходя на школьный двор. Подобная субординация заставляла быть начеку постоянно. Но зато, сосуществование наше было мирным и позволяло радоваться жизни. Знакомство с Андреем всё изменило в лучшую сторону. Теперь на каждой перемене я по звонку стремглав мчался во двор на асфальтированную площадку под железной пожарной лестницей, ведущей куда-то на третий этаж. На площадке должно было протекать важнейшее для нас событие, заполняющее все перемены – сеанс игры в мини-футбол. Играли парни из А-класса, в коллектив которых я влился и был безоговорочно и благосклонно принят благодаря новому другу.
      Этот мини-футбол к настоящему футболу имел слабое отношение. Вместо мяча использовалась пластмассовая шайба. Такую можно было отыскать в детских наборах юного строителя. Шайба не должна была катиться, как мяч. Она была плоской и скользила по асфальту наподобие хоккейной. В команде всего шесть человек – избранные. Ворота были одни. Маленькое полутораметровое расстояние между рельсами, служащими опорой для лестницы. Затолкать туда шайбу трудно и без вратаря. Но вратарь имелся. И это был я. Остальные ребята делились на две команды. Одна старалась забить мне гол, другая была в защите. Правила простые, но битва наша создавала такой накал страстей, какого не видели Олимпийские игры.
      Каждый из нас получил игровую кличку. Она облегчала процесс общения в напряжённые моменты, когда счёт шёл на секунды. Секунды отмерялись по школьному звонку, разумеется. Именно он и ограничивал длительность тайма.
- Морковка, вбрасывай! - Маленький пацанчик по фамилии Морковский отчаянно бил шайбой об асфальт в центре площадки. Она отскакивала, и вся толпа с рёвом кидалась за ней, стараясь достать ногами, пнуть в сторону ворот или отдать пас партнёру.
- Берегись, зашибу! - врывался в кучу футболистов Андрей.
- Вау, больно же. Тебе, Стропила, лишь бы зашибить кого ногой побольнее! - скорчился Хренов, фамилия которого на самом деле была Перцев, - переводя дух.
- Сюда пасуй, зараза! Ах, раззява ты болотная... - потеряв шайбу орал кто-то. Ему в ответ неслось:
- Сам коряга вонючая, смотри куда мочишь, там же в воротах Очкешка, а его пробить проблема!
Меня устраивала кличка Очкешка. Как оказалось, я неплохой вратарь, возможно благодаря своей шарообразной фигуре. Первоначальные попытки использовать мои футбольные таланты в нападении или защите провалились с треском. Отныне я всегда торчал в воротах. И доставлял этим немало проблем желающим вкатить туда шайбу.
- Ааа! Сейчас забью-у-у-у! Ррр-азойдись! - вопил, пиная перед собой шайбу, наш с Андреем близкий товарищ Серёжка Кизилов по кличке Жопанашвили. Он чем-то неуловимым напоминал грузина. Отсюда и кличка.
Я сосредоточенно ведя взглядом шайбу, приготовился отбивать атаку, как вдруг:
- Хей-я!! - невесть откуда выскочивший Стропила с размаху отправил шайбу в полёт неведомо куда.
- Ну, всё...- обречённо молвил Загибайло, высокий и сутулый чернявый мальчуган с небольшими залысинами и огромным чувством юмора. Он сам себе дал эту кличку. - Опять Стропила нас игры лишила! Ну, ты, Андрюха, и конь!
      В этот момент весь двор приседал на секунду от пронзительно-радостного звона, приглашавшего всех на очередной тягучий и бесконечно нудный, а вместе с тем невероятно важный и очень познавательный урок. И не беда, что шайба потерялась. Что туфли разорваны от постоянных ударов об асфальт и шарканья, все ноги в синяках и штаны похожи на тряпку... Мы в игре. А игра это и есть жизнь! Что же мы ещё придумаем, ведь до окончания школы далеко?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПЕРИПЕТИИ

      "Благороднее Андрея человека не найдёшь". Такая мысль приходила мне в голову неоднократно при наблюдении за поведением моего друга. Как он общается с людьми, как чутко и отзывчиво реагирует на проблемы окружающих. "Такого нерасторопного копушу, как Андрюха, надо ещё поискать". А эта мысль приходила каждый раз, когда нам вдвоём необходимо было рвануть по-быстрому в конкретно оговоренном направлении. Я одетый, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу, стою в прихожей, поглядывая на часы. Мой товарищ, которому, как мне кажется, достаточно было бы нацепить кеды и накинуть футболку, после чего выскочить за дверь, на ходу застёгивая брючный ремень, слоняется по комнатам. Остановился тут. Почесал "тыкву", что-то переложил с одного места на другое. Остановился там, оглядываясь по сторонам, как будто вспоминая - где он находится. Вспомнил. Побрёл в соседнюю комнату, пошурудил там чем-то негромко и затих...
- Андрей, мы опоздаем. - Я уже начинаю нервничать, но терпеливо жду, стоя в прихожей.
- Иду-иду, Женька, одну секунду!
- Жду, - секунды превращаются в минуты, причём, каждая следующая минута почему-то тянется, дольше предыдущей. Наконец он выходит из комнаты в одних брюках, неся рубашку в руках.
- Наверное, нужно погладить её, мятая она. Тебе не кажется?
- Ты что, сдурел?! Чего её гладить? Она нормальная, надевай сейчас же, а то я уже не знаю, что со мной будет. Сколько можно ждать?! - Я дико злюсь, изнывая от нетерпения.
- Бегу уже, только коту кину чего-нибудь пожрать.
- Нехай мышей жрёт! - ору я. - Не помрёт пару часиков, пока нас нет!
- Да ладно, я быстро, секунда и всё. Тут уже еда готовая лежит, только в миску высыплю. Слышны звуки шмякающейся массы, вываливаемой из кастрюли в миску и, вслед за тем, утробное чавканье кота, дождавшегося хозяйского угощения. После этого Андрей обстоятельно моет посуду: кастрюлю, ложку... Это уже явное издевательство над моим терпением. Но для него это стремление к порядку и он не может покинуть дом, не проделав необходимых манипуляций. К великому моему облегчению после целого цикла скитаний по комнатам и обряда завершения дел друг мой, наконец, оказывается в прихожей, и уже через минуту - надо ведь надеть обувь, застегнуться и оглянуться на оставленный позади бастион - мы выскакиваем на улицу. Не прошло и года.
      Недостатков хватает у всех нас. Но у Андрея Пестрова они - ничто, по сравнению с его главным достоинством - интеллигентностью. Наблюдая за манерами в поведении этого человека, можно было бы вспомнить многих знаменитых людей, благородная интеллигентность которых не вызывает сомнений. Ален Делон, Вячеслав Тихонов, Альберт Филозов, Дмитрий Лихачёв и Николай Амосов, - все эти деятели культуры и науки не имеют к Андрюхе никакого отношения, кроме одного. Они напоминают мне об Андрюхином отце, Александре. Спокойный и уравновешенный, высокого роста и горделивой осанки красавец-мужчина, никогда не повышавший голоса и не позволявший себе ныть по пустякам, - таким я помню его. И могу сравнить с лучшими интеллигентами минувшего времени. С чем и поздравляю Андрея Александровича, получившего совершенно бесплатно, лишь по наследию крови лучшие качества своего родителя.
      Маму тоже невозможно не упомнить, но о ней чуть позже. Бродя по лабиринтам памяти, натыкаюсь я часто на закуточки, в которых прячутся образы, отражающие характерные черты моего друга. Отзывчивость - одна из них. Привезли нам как-то летом дрова. Зачем дрова, если дом наш имел центральное отопление, и котельная исправно грела воду, распределяя её по радиаторным чугунным батареям, раскаляя их иногда до такой степени, что невозможно притронуться? Греть грела, но лишь зимой. Летом же, мы купались, нагревая воду в титане, который растапливали дровами. Дровяной титан был очень удобен. Вмещал он добрую сотню литров кипятка, с помощью которого устраивалось помывочное мероприятие для домочадцев. Банным днём в нашей семье стала пятница, это превратилось в традицию. Обязанность растапливать титан и поддерживать в нём нужную температуру лежала на мне. Заранее, ещё в выходной день, мы с отцом или с дедушкой спускались в подвал к нашему сарайчику, за дверьми которого находился запас уже наколотых дровишек. Домой приносили необходимое количество, примерно три-четыре ведра чурок. Вечером в пятницу я приступал к таинству разжигания титана. В открытую дверцу чугунной печурки - она находилась в основании душевой колонки - я закладывал газеты, смятые трубочкой, сверху клал наколотые щепки-лучины, которые производил тут же, в ванной комнате с помощью небольшого топорика. Затем торжественно чиркал спичкой о коробок и запаливал бумагу. При этом необходимо было осторожно регулировать вытяжную планку, открывая или прикрывая отверстие дымохода. Слишком слабая тяга не давала огню продыху, а слишком сильная могла его загасить. Как правило, огонь начинал моментально буянить внутри топки, я быстро добавлял крупные "дровеняки" и прикрывал дверцу плотнее, на задвижку. В маленьком помещеньице ванной комнаты стремительно образовывался особенный, тёплый, а затем и жаркий микроклимат, с характерным ароматом дымка, смолы и пара от кипящей воды. Огонь с бесконечным разнообразием лизал дрова, превращая их в угольки, пламя гудело и трещало, а я заворожено наблюдал за этим действом, ещё не задумываясь о том, что в мире есть лишь три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: на огонь, на воду и на то, как кто-то другой работает.
      В тот летний день, когда нам привезли дрова, работать предстояло мне и моему отцу. Дедушки дома не было, он куда-то уехал, а заставлять женщин таскать дрова преступно. Огромный самосвал высыпал целый кубометр дровяной массы перед специальным подвальным окном, через которое в подвал обычно отправляли на хранение уголь или любые другие стройматериалы. Но окно это находилось вплотную к входу в наш подъезд, в результате чего гора дров перекрыла дорогу людям, не давая нормально входить или выходить. Окинув взглядом эту кучу, мы сразу поняли - вдвоём не справимся.
- Пап, а давай я Андрюхе позвоню, вдруг он дома. Пусть придёт, поможет.
- Идея конечно хороша. Но он живёт не так уж близко, минут 20 ходу. Пока освободится, пока дойдёт. Эхе-хе... Пошли, придётся попотеть, но терять время мы не можем. Скоро люди с работы домой пойдут, надо дорогу расчистить. Тем не менее, я подскочил к домашнему телефону, и пять раз провернул колёсико дискового циферблата. На том конце знакомый голос произнёс:
- Алё?
- Привет, Андрюха, ты сейчас занят?
- Да, - ответ меня не обрадовал.
- Жаль, а то помощь твоя требуется.
- Что случилось? - Андрей изменил тон голоса, добавив чуточку волнения.
- Да, понимаешь, дрова нам привезли, свалили тут перед входом в подъезд кучу, надо срочно расчистить.
- Сейчас подойду, - лаконично и коротко ответил друг, положив трубку телефона.
Мне показалось, что после этого прошло всего три или четыре минуты, не больше. Я не поверил своим глазам, но в конце двора возникла фигура Андрея, который не шёл, а буквально летел на всех парах. Вот что значит друг. И это тот самый копуша, который заставляет себя ждать, "втыкая" в обстановку своей хаты, задумчиво и рассеянно, теряя драгоценное время? Отнюдь. В тот день он был как метеор, как ракета, спеша на выручку и чудесным, мгновенным своим появлением спасая наши спины от надрыва, а уши от суровых замечаний со стороны соседей по подъезду. Мы втроём перекидали все дрова в сарайчик, уложив их аккуратным штабелем, за какие-то полчаса. И, довольные, пошли пить ледяной квас.

      Особой чертой характера моего друга всегда была и есть любовь к братьям нашим меньшим. Прежде всего, это собаки и кошки, водившиеся в доме Пестровых во все времена. Один из них, беспородный пёс по кличке Тобик, низкорослый, телом схожий с сарделькой, коротконогий, но уверенно держащийся на своих кривых, как у таксы, лапах, был неотъемлемой частью хозяина, выходившего за порог дома. Каждый раз при уличных встречах с Андреем я видел в его руках поводок, на другом конце которого деловито ковылял Тобик, не обходя вниманием ни одного мало-мальски пригодного для того, чтобы быть помеченным, деревца. При знакомстве нашем этот почтенный четвероногий господин уже был в возрасте. Он мало обращал внимание на кошек, лишь неодобрительно порявкивая в их сторону, привычный к этим созданиям, учитывая представителей кошачьего рода, постоянно живущих в семействе Пестровых. Короткая, седеющая шерсть пса, местами уже с залысинами, и сдержанность характера говорили о накопленной мудрости внушительного количества прожитых лет. Хозяина он слушал беспрекословно, получая раз в год причитавшуюся порядочной собаке порцию прививок от чумки и других возможных болячек. Но время берёт своё. На смену Тобику, присоединившемуся к своим предкам в собачьем раю, пришёл мохнатый чёрный Чар, радовавший семью целое десятилетие. Не имея, титулованной родословной, он был крупным покорителем заборов и, в желании своём забраться повыше, не уступал самым отчаянным кошкам. И это вопреки довольно крупным размерам тела.
- Адочка, мне кажется, у нас в округе завёлся вор или маньяк.
- С чего ты взял, Саша? - Адель Рафаиловна, мать Андрея, удивлённо взглянула на мужа, спускающегося с лесенки, которая вела на чердак.
- Да, видишь ли, я уже третий или четвёртый раз забираюсь на нашу крышу поправить черепицу. И каждый раз обнаруживаю там, в разных местах большие залежи, пардон, навоза. Ну как бы выразиться поточнее и не грубо...
- Ты хочешь сказать, что кто-то навалил кучу прямо на крыше? Это, конечно же, коты.
- О, нет. В таком случае мы имеем дело с редчайшей разновидностью кошачьих, чей вес, судя по размеру кучек, значительно превышает десять килограммов. Адочка, я боюсь даже представить себе этих кошек. Зоопарка в нашем городе нет и предположить, что сбежали тигры...
- Сашенька, ты преувеличиваешь!
- Так полезай и погляди сама!
Адель была решительной и смелой женщиной. Её никогда не останавливали трудности. Она полезла и посмотрела, очередной раз убедившись в правоте мужа. Загадку раскрыли путём наблюдений за Чариком. Этот пёс с завидным постоянством стремился покорить любую высоту. Начав с заборов, на которые он лазил с ловкостью обезьяны, приводя в замешательство всех окрестных кошек, пёс переметнулся на крыши, попутно склонив к этим противоправным действиям соседскую овчарку. Вдвоём, они устраивали ночные и дневные прогулки по крыше
хозяйского дома, радостно откладывая на ней там и сям результаты перистальтики собачьих кишечников, разнообразив, таким образом, свой досуг. В ходе наблюдений нарушителей застали однажды днём прямо на месте преступления. После этого псу было указано на недостатки воспитания, крышу почистили, соседской овчарке выразили вотум недоверия с переводом её на нелегальное положение. Но любовь прогнать невозможно, и Чарик своим привычкам уже никогда не изменял.

      Любовь, любовь... Эталоном любви всегда для Андрея оставалась его мама, Адель Рафаиловна. Родом издалека, с северного Поморья, она всегда являлась примером бескорыстия, нежности, трудолюбия. Вместе с ними, мать Андрея обладала целым рядом замечательных качеств. Прекрасно готовила, имела острый ум и большое чувство юмора. Мужа Сашу любила трогательно и беззаветно. Сына своего, Юхина, воспитывала в любви, но серьёзной строгости, не сюсюкала никогда с ним, даже маленького приучая к труду и аскетизму. В отличие от меня, за сладости готового в любой момент на всё, что угодно, Андрей вырос равнодушным к разного рода вкусняшкам. Адель постоянно пекла свой фирменный кекс с изюмом, осыпанный сахарной пудрой в форме тора. Это что-то похожее на большой бублик. Для выпечки кекса на кухне имелась чудо-кастрюля. Замечательное изделие кулинарной промышленности, доставляющее нам столько мучительно прекрасных минут наслаждения в жизни, в которой достаточно горьких утрат... Прекрасных потому, что выпечка эта была удивительно вкусной, а мучительных потому, что она быстро заканчивалась, поглощаемая со скоростью, с какой водосвинка, томимая жаждой, пьёт из озера, полного крокодилов.
      Когда бы я не посещал дом друга, зимой ли, летом ли, но на столе в гостиной непременно стояло красивое блюдо, на котором возлежал блистательно испечённый рукою мастера кекс. Любовь к этому кексу, как я понимаю, и была тем самым цементом, скрепившим нашу с Андрюхой дружбу. Это шутка, но лишь отчасти. Ибо, каждый удобный момент я использовал чтобы, проходя мимо, отрезать украдкой и с великим наслаждением, урча от удовольствия, смакуя аромат и вкус, употребить кусочек лакомства. Послевкусие ещё долго не оставляло меня, подталкивая к поискам очередной причины для посещения гостиной.
      Уходя на работу, когда мы с Андреем толклись поблизости, Адель говорила:
- Мальчики, ведите себя прилично. Пейте чай с кексом, займитесь чем-нибудь интересным и следите, чтобы всё было в порядке.
Эти слова, как бальзам на мою душу, поднимали невидимый шлагбаум, открывая нам дорогу в невиданные миры, что становятся антуражем, или полем боя для многочисленных забав и перипетий, в которые жажда действий бросает отроков, предоставленных самим себе. Проще говоря, мы балдели, как хотели. В том возрасте, а нам было по 13-15 лет, особенно интересно исследовать мир с точки зрения химии, физики, биологии и географии. В каждой из этих областей человеческих знаний мы с товарищем пробовали делать открытия, исследуя, как нам казалось, неведомые остальному человечеству тайные свойства материи окружающих нас предметов. Прежде всего, занялись биологией. Наблюдение за кошками и собаками, по-обыкновению занятыми своими делами, в которых наше присутствие и участие не предусматривалось, плавно перетекло на лягушек, насекомых и мышей. Благо, для исследования последних имелись все необходимые атрибуты.
      В коридоре стоял старинный сундук внушительных размеров. В нём родители моего друга хранили крупы, соль, муку и сахар. Частенько из сундука раздавались звуки, напоминавшие работающую лесопилку. При этом все кошки, живущие в семье, а обычно их было от одной до трёх-четырёх, проявляли живой интерес, собираясь вокруг сундука, навострив уши и нервно постукивая хвостами по полу. Разогнав пушистых хищников, мы резко поднимали тяжёлую крышку. Внутри по лежащим мешкам с крупами начинали суетно метаться несколько серых мышек. Вот они одна за другой протискиваются в межмешочное пространство и исчезают. Андрей был привычен к подобному зрелищу. Но мне, проживающему с рождения в многоквартирном доме, где кроме чёрных тараканов никакой живности не водилось, знакомство с живыми грызунами было в диковинку. Неплохо бы их поймать!
      Мы аккуратно передвинули мешки, добравшись до дна сундука, где обнаружили в самом углу дыру. На её уровне в плинтусе была такая же. Так вот каким образом мыши приходят и уходят! Моментально родилась идея. Дождавшись, когда в сундуке снова накопятся серые крупогрызы, мы аккуратно прикрепили к дырке целлофановый мешок, после чего открыли крышку. Привычной дорогой грызуны поспешили к выходу и оказались в ловушке. Мешок был снят, перевязан верёвочкой, но, понимая, что мыши вот-вот прогрызут нежный целлофан, мы пересыпали их в большую трёхлитровую банку, закрыв её крышкой. Всё. Довольные собой, охотники сели вокруг банки и попытались установить контакт с пленниками. Мыши на контакт не шли. От угощения отказывались, пытаясь выбраться из банки. На стук по стеклу не реагировали. Нам стало скучно. Андрюха милосердно предложил выпустить мышек на волю или хотя бы дать возможность кошке поймать эту добычу. Но в моей бешено сумасбродной голове возникла новая цель:
- Я понесу мышь домой, покажу бабушке. Интересно, как она отреагирует. Придумал, давай засунем мышь в пенал и будем девчонок пугать!
   Такой пенал у нас был, деревянный, с выдвигающейся верхней крышкой, которая ходила в пазах. Мы запихали мышонка в пенал, закрыли крышку. А затем обмотали пенал прозрачной целлофановой плёнкой. Выдвинешь крышку - виден мышонок, бегающий по пеналу. Закроешь крышку, он там сидит тихонько, молчит. Домой я унёс литровую банку, закрытую крышкой. В ней сидела крупная мышь. Пенал с маленьким мышонком наутро в школу должен был притащить Андрюха.
- Гляди, бабуля, что я тебе принёс! - торжественно заявил любимый внук, вынимая из портфеля и ставя на кухонный стол литровую банку.
- О, Господи! - отшатнулась бабушка! - Крыса!!! Где ты её взял?
- Не бойся, - успокоительно молвил я и снял крышку. - Это всего лишь мышка. Она не кусается...
И в этот момент, поняв, что путь на волю свободен, пленный грызун одним махом выпрыгнул из банки, подскочив вверх на добрых полметра.
- Ааа! - закричала бабушка.
- Ааай! - закричал я, поздно сообразив, что литровая банка не помеха для такой прыгучей твари, и что сейчас мне крупно влетит. Мышь приземлилась сперва на стол, затем соскочила на пол и рванула куда-то под холодильник. Попытки её найти не увенчались успехом. Слава биологии, эта мышка была одинокой и не замужней. Через пару месяцев, вероятно от тоски и голода в условиях чрезмерной чистоты вкупе с идеальной санитарией, о которой позаботилась бабушка, мышь тихо скончалась. Об этом нам поведал лёгкий запах и найденный под шкафом-пеналом неподвижный серый шерстяной комочек. О реакции девчонок в школе можно догадаться.
      Девчонки тоже относились к объектам пристального изучения, наряду с химией, физикой, ботаникой и прочими интересами. Не остался в стороне от нашего внимания и такой архиважный вопрос, как анатомия женского организма. Но об этом в следующей главе...

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. ПОКЛОН ЗИГМУНДУ ФРЕЙДУ

      Она посмотрела на меня, задержав взгляд чуть дольше, чем этого можно было ждать. Показалось? Или смотрела чуть в сторону? На кого же тогда, если позади стена, а за партой я сижу сейчас один, Игоря в школе сегодня не было, болеет?.. Она! Посмотрела! На меня! Сижу, как сидел, но что-то резко изменилось. Пока ещё не пойму, что именно. Понял. Я же перестал дышать! Пора сделать очередной вдох, но что-то мешает. Секунды ускорились так ощутимо, как при рапидной съёмке. Окружающие звуки превратились в неясный звенящий клёкот, как будто голову мне кто-то придавил подушкой. Стасия Моисеевна что-то вещает о валентности углерода или никеля, не разберу, да и не до химии сейчас. Какая там химия в десятом классе, когда в организме всё бурлит. Вот где химия! Взгляд не могу отвести от любимого личика, слегка бледного, с малой толикой веснушек, с небрежно откинутой за спину белой косой...
      Марина, Мариночка... Больше не смотрит. Маринусечка, любимая! Мой судорожный вздох, прорвавший, в конце концов, тишину, подобен предсмертному стону, ну точно апноэ у ночного храпуна. И Стасия Моисеевна реагирует мгновенно.
- Очнулся, Евгений? А поведай-ка ты нам, какой элемент не проявляет высшей валентности, равной номеру группы - углерод, хлор, фосфор или фтор соответственно?
      Да чтоб тебя! Судорожно глотаю слюну, пытаясь собрать в кучку осколки бытия. Подловила на невнимательности. Обычно я, что называется, заглядываю в рот "химичке", которая при этом ещё и наш классный руководитель. Во-первых, чтобы не обидеть Стасию отсутствием интереса к её предмету. Во-вторых, чтобы она не заподозрила, что в химии я абсолютно ничего не смыслю, формулы химические люто ненавижу, задачи решать не могу, но в табеле мне нужна отметка не ниже четвёрки.
- Всё просто, Стасия Моисеевна, - ныряю с головой в ледяную прорубь химических таинств с риском быть осмеянным коллективом родного класса в количестве 42 человека, минус Игорь, который сачкует. - Высшую валентность химического элемента эээ... - я лихорадочно вращаю глазами, пытаясь нащупать в лежащем на парте учебнике нужное направление. Кажется, нащупал... - Можно определить по номеру группы, в которой он находится в Периодической таблице Менделеева. Углерод, хлор, фосфор и фтор расположены в IV, VII, V и VII группах, соответственно. - Вижу, что глаза Стасии Моисеевны сосредоточились на моей переносице, и продолжаю уже более уверенно. - Среди них, только фтор не проявляет высшей валентности, равной номеру группы. Единственная валентность характерная для фтора равна единице.
- Ну, хорошо. Ответ правильный, молодец, садись. Больше не отвлекайся, пожалуйста.
      Ффу-ххх! Пронесло! Ниже четвёрки не поставит. Теперь можно скосить глаза налево и назад, туда, где по-прежнему сидит, скромно потупив глазки, моя драгоценность. Мне ведь от неё надо не так много. Только взгляд! Один-единственный, для меня, с нежностью. Сосредоточилась над тетрадкой, что-то туда строчит, наверняка условие задачи с этим клятым углеродом. Неужели так и не взглянет? А на переменах я подойти и сам не посмею, как обычно... Даю мысленный посыл: не думай об углероде, думай обо мне! Ну почему ты не поднимаешь головы? Я тут! Я же не какой-нибудь углерод... Горечь и лёгкая обида поднимаются откуда-то снизу, заволакивая мозг. Я не углерод. Я толстый урод, не нужный никому, а в-особенности, тебе, златокудрая красотка. За весь день, за все эти уроки лишь один взгляд мельком? И так постоянно. Что за учёба! Сегодня ночью я опять буду плакать в подушку!..
      Такую картинку память услужливо подсунула, вытащив её из будней десятиклассника, в шкуре которого я прожил незабываемый год, полный восторгов и разочарований.
      До шестого класса интерес к девочкам у нас был сугубо меркантильный.
- Дай списать!
- Да пошёл ты!
- Пошла сама, дура!
- Карандаш обгрызанный!
- Попросишь у меня стёрку, корова губастая!
- А-а-а, он меня обзываааает!!..- и тут уже требовалось вмешательство учительницы.
      В этом возрасте мы, мальчишки, воспринимали девочек довольно странно, грубили им, как пацанам, дрались с ними на равных. Часто девчонки побеждали в драках, учитывая их ускоренный рост по сравнению с мальчишечьим. Они брали весом, ростом, отчаянным напором, да и мышечной силы многим было не занимать. Это раздражало. Обидно было, что девчонка может сама запросто расправиться с пацаном. Как же так? Мы мужчины, а тут... С юбкой не совладать?! Ну, уж нет, сейчас я тебе покажу! И бросались в бой, моментально получая суровый отпор. Да ещё и остальные девочки вставали на защиту подруги, норовя пнуть мальчишку ногой, или визжали отчаянно и пронзительно, так, что уши закладывало и появлялось моментальное желание бежать. Другого и не оставалось. Девочек мы уважали, но воспринимали их в качестве пацанов в юбках.
      К шестому классу восприятие наше стало меняться. Неизменный рост первичных половых признаков заставлял мальчишек и девчонок переосмысливать своё природное назначение на планете. К делу подключилась биохимия тела. И вот уже я успеваю замечать некоторые выпуклости на груди у соседки по парте, Наташки. И это начинает слегка волновать. Мой взгляд украдкой скользит по её фигуре. Что это? У неё бёдра стали шире, намного шире. Я этого не видел раньше. Может, не замечал? Да нет же! Вот и волосы её пышные так и вьются, курдявые такие. Именно "КуРДЯвые". Потому, как кудрявые - у меня. Наклонился как бы невзначай, вдохнул аромат волос и получил неведомое прежде ощущение. Что-то внутри всколыхнулось, в животе потеплело, а по спине пробежались лёгкими лапками маленькие муравьишки. Этот запах был таким привлекательным и необычным! А ещё я заметил родинку аккурат за ухом. И почему-то захотелось её поцеловать... Вот дурак!
      Девочки в нашем классе распределялись равномерно. По количеству и по рассадке за партами. Примерно 20 девчонок. И сажали их, в-основном, рядом с мальчиками за партой. Скорее всего, чтобы меньше было болтовни лишней, а ещё, думаю, чтобы девочки своей положительной учёбой лучше влияли на мальчиков и были для них примером к подражанию. Конечно, так было не всегда. Периодически, девчонки пересаживались, с разрешения учителей. За мои десять школьных лет довелось мне сидеть с двумя девочками и двумя мальчиками. Первой и неизменной соседкой на все младшие классы была Наташа Прима, чья фамилия уже обязывала к первенству во всём. Я так привык сидеть с ней рядом, что уже, похоже, воспринимал, как свою родственницу, сестру. Мы немного помогали друг другу, давая списывать. Потом я успел в неё влюбиться, но судьба нас разлучила. И рядом со мной очутился сорвиголова, реинкарнация французского актёра Жана-Поля Бельмондо, а именно таким я его представлял, троечник и проныра, любитель полазить по крышам и деревьям, порассуждать о спорте, войнушке и девчонках - Витёк. Витька за моей партой хватило на год, после чего, место прочно занял Игорь Горбульев, составлявший мне компанию по играм в морской бой, крестики-нолики, бумажный футбол и прочим, не требовавшим больших напряжений ума. В-остальном же, Игорь, будучи по природе отменным жмотом и единоличником, содействовать мне не желал и держался отстранённо, эдаким эстетом-одиночкой. Подозреваю, что причиной тому был великолепный спортивный велосипед, подаренный Игорю родителями. И он превратился в почтальона Печкина, только, наоборот, со знаком минус. Однажды в порыве очередной моей детской влюблённости, узнав, что девочка, так понравившаяся мне, живёт за городом, решился я подойти к Игорю домой с просьбой. Мол, дай велик прокатиться. Съезжу к ней на свидание, пообщаюсь часок, а затем верну транспорт тебе в целости... Я уже представлял себе, как лихо подкачу на спортивном велосипеде, изящно спрыгнув на землю, словно принц. Только конь железный... Так ведь она современная девочка. Оценит...
      Игорь не стал отказывать, но попросил меня сесть на велосипед и сделать круг по двору. И тут я отчётливо осознал, что между тем "Орлёнком", который был у меня в детстве, и этим спортивным чудом с переключателями скоростей, закруглёнными барашками руля и всяческими прибамбасами лежит пропасть в несколько лет, когда я не садился в седло. Неуклюже проехав десяток метров, судорожно вцепившись в руль дрожащими руками и ежесекундно выпадая из педальных зацепов, я и сам понял, что пришёл зря.
- Вот видишь, - сказал Игорь, - ты мне его угробишь на первом перекрёстке. Чувствуется, что на таких скоростных лайбах ты не ездил ни разу.
   "Лайбах"... Тьфу ты! Пижон покоцанный! Но, пришлось согласиться. Как побитая собака, я шёл пешком домой, мысленно распрощавшись с любовным романом, закончившимся прежде, чем он успел начаться.
      А девчонок вокруг было, хоть в бочки солить. Влюбляйся - не хочу. Выбор велик, глаза разбегаются, но на этом ошалелом созерцании женской красоты всё и заканчивалось.

      Выписка из сети Интернет: «Непросто проходит пубертатный период у мальчиков. Фото в это время многие не хотят показывать. Подросток выглядит неуклюжим, с чрезмерно длинными конечностями, непропорциональным. Часто ребята начинают сутулиться, чтобы избежать внимания к себе. Более уверенные в себе подростки начинают искать свой стиль, чтобы нравиться противоположному полу. Нередко в это время подросток вступает в половую жизнь. До этого момента нелишним будет совместное обсуждение всех последствий беспорядочных связей. Наиболее тяжелым на пути к взрослой жизни является пубертатный период у мальчиков. Психология описывает крайне неустойчивую нервную систему подростков. Тинейджера сопровождает частая смена настроения, он может из-за пустяка погрузиться в депрессию, а может агрессивно отреагировать на, казалось, безобидную шутку. Подростки категоричны в своем мнении, они склонны действовать необдуманно, следуя воле эмоций. Физическое и душевное недомогание выражается в частых капризах и драчливости. Мальчики могут одновременно испытывать ненависть к окружающему миру и к себе. К противоречивому состоянию добавляется еще влечение к запрещенным действиям. Пубертатный период у мальчиков сопровождается ощущениями одиночества и непонимания. Родителям нужно придерживаться особой линии поведения в кризисное время, так как одно неосторожное слово может повлечь за собой неприятные последствия».
   
      Пресловутый пубертатный период захлестнул нас с неотвратимой неизбежностью, изменив ход течения детства и добавив большое разнообразие специфических ощущений, неведомых нам прежде. Первым признаком, проявившимся ещё в средних классах, стало внутреннее моё опасение при общении с девчачьей братией. Не знаю, как у других мальчишек, в душу к ним заглянуть я не мог, но у меня появлялся непреодолимый ступор в тот момент, когда нужно было заговорить с девочкой. Исключением были лишь родственницы-сёстры или давно знакомые соседские девчонки. Взгляд уже привык к ним и не замечал некоторых существенных перемен, которые с ними происходили. Но при любых контактах с теми девочками, кто достиг определённого возраста, то есть, моего и старше, я ощущал неодолимое желание отвести взгляд в сторону. Ну, абсолютно не мог смотреть прямо в глаза или в лицо. Голос мой при попытках разговора становился каким-то приглушённо-писклявым и неестественным. Но самой удивительной стала метаморфоза с прикосновениями. Вернее, с катастрофической невозможностью прикосновений к девочке. Случайное лёгкое касание мельком в школьном коридоре на переменах или вынужденное приближение в переполненном автобусе неизменно вызывало трепет, ощущение лёгкой нехватки кислорода, пунцовость щёк и заставляло сосредоточиться на неведомых прежде ощущениях, выводя на несколько минут из состояния душевного равновесия. Но всё это были цветочки по сравнению с постоянным жгучим и всеобъемлющим желанием увидеть в подробностях все те загадочные элементы женского организма, которые были повсеместно и постоянно скрыты от наших взоров под маечками, кофточками, юбочками, гольфиками и прочим набором атрибутов текстильной промышленности, стоявшим на пути нашей вожделенной мечты. Что уж тут скрывать, в нашем списке тайн Вселенной, подлежащих обязательному раскрытию и всестороннему исследованию, женская анатомия стояла на первом месте.
      Сегодня, спустя несколько десятилетий с той прекрасной поры детства, мы отчётливо видим все недостатки или преимущества навязанного нам ханжеско-пуританского воспитания. Время было такое. Моральный облик строителя коммунизма, видимо, не предполагал называть вещи своими именами. Исследования великого Зигмунда Фрейда в области полового созревания молодёжи, его концепция психосексуального развития ещё не получила столь массовое распространение в народе. И мои драгоценные родители, как бы это помягче выразить, по совершенно непонятным мне причинам, к примеру, называли мой личный мужской орган странным и
совершенно не логичным, на мой взгляд, словом "петрушка". При сеансах купания меня маленького в ванне, я регулярно слышал фразу: "Надо хорошенько помыть петрушку". И это отнюдь не способствовало формированию у меня уверенного ощущения, что я мужчина. Вообще, кто- нибудь способен понять, что они имели в виду?
      В те благословенные годы Родина наша была краше всех прочих и всех скромнее. Скромность украшает. Вся страна куталась в кофты и балахоны невзрачных расцветок. Школьная форма для девочек строго регулировала длину подолов. Чтобы взорам не открывалось ничего лишнего. Ниже колена колготы серо-коричневых расцветок, не вызывающие никаких эмоций, кроме стыда за отечественную промышленность. Открытыми оставались лицо и кисти рук. И тут уже вовсю действовали запреты на косметику, маникюр и бижутерию. Ширпотреб - заколки, шпильки, бантики - можно. Золото, кулоны и цепочки из драгоценных металлов, настоящие камни-самоцветы и вообще всё то, что придаёт женственность девушкам - табу. Да и где это всё взять? Далеко не у каждого родители имели выход на "загранку" или служили дипломатами. Девочкам хотелось выглядеть привлекательными. Они очень старались. Добывали редкую косметику, копили деньги на приобретение эксклюзивного белья, на маникюрные наборы, за которыми в те годы «убивались» всерьёз. Но нам, мальчишкам, нужно было совершенно не это. Всякая косметика, цацки, рюши-бантики, туфли-лодочки или на каблуке, покрой юбок - тьфу! Нас интересовало другое. То, что, как нам казалось, девочки могли предоставить в любой момент и без напряжения. Но по какой-то своей патологической женской жадности не хотели. А нам требовалось видеть девичьи тела во всей их природной красоте. Требовалось до умопомрачения. Чем старше мы становились, тем более настойчивыми и изобретательными были попытки наши увидеть сокровенное, жадными глазами лицезреть эту запретную красоту. Мы росли законопослушными гражданами. Поэтому действовали в рамках дозволенного государством. Что было дозволено? Живопись великих мастеров. С моим другом Андрюхой Пестровым мы могли часами разглядывать репродукции из картинных галерей, с которых на нас ласково смотрели невинными глазами многочисленные дамы и девицы, запечатленные голландскими живописцами. Их обнажённые пышные и не очень пышные телеса лишь слегка затуманивали воспалённый мальчишечий мозг, не успокаивая при этом воображения, которое настойчиво требовало живого и тёплого тела. Изучив творчество эпохи Возрождения, представленное на полотнах итальянских, испанских, немецких и прочих мастеров, мы лишь с горечью констатировали: счастливчики эти художники! Кто-то же им позировал!
       Более, в живописи для нас на то время, ничего интересного не содержалось. В разработку пошли иллюстрации из печатных изданий. Журналы и книги. Помню, как в одном из рассказов Ги де Мопассана, полное собрание сочинений которого имелось в нашей домашней библиотеке, я обнаружил маленькую зарисовку простым карандашом. Иллюстрация момента купания главной героини рассказа нагишом в море. Картинка размером в два сантиметра. Стоящая в пол-оборота девушка с пышной причёской по пояс в воде, раскинувшая руки как будто хочет кого-то обнять. Несколько штрихов карандашом. А какую бурю эмоций вызывал этот миниатюрный образ! Хотелось смотреть и смотреть, не отрывая взгляда, минута за минутой. И мы смотрели. За те мучительно прекрасные годы взросления нами были пересмотрены тонны иллюстраций. В поисках свежих впечатлений мы рыскали по городу после уроков. Не пропускали ни одного кинофильма, появлявшегося в прокате. Каникулы становились той счастливой порой, когда удавалось путешествовать, не отвлекаясь на учёбу. Особенно радовало лето; жара заставляла девчонок избавляться от лишних тканей, подставляя солнцу части тела, игравшие зимой с нами в прятки. С тех пор я не люблю зиму. Восьмой и девятый классы проскочили так быстро, что мы с Андрюхой и не успели их толком разглядеть. Лишь только помню ощущение постоянной неудовлетворённости собой и регулярные попытки красить пробивающиеся на верхней губе усики маминым "брасматиком". Для тех, кто не в курсе, это такая тушь для ресниц с неизменным ёршиком внутри. Мама подкрашивала ею ресницы, а я чернил усы, желая казаться старше. Теперь это кажется смешным. Но тогда! Тогда нам было по пятнадцать, и впереди нас ждали настоящие приключения...

ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОХОЖДЕНИЯ ОЧКАРИКОВ

      Солнце, подобно улитке, поспешно прячущейся в свой домик, стыдливо отбирает у вечера последние кусочки дневного жара, ещё час назад так припекавшего наши плечи и затылки. Я сижу на "пятой точке" прямо посередине скальной осыпи, поверхность которой наклонена под углом 45 градусов, достаточно крутым, чтобы не расслабляться. Упираясь ногами в сыпучие кучки горного щебня, а руками цепляясь за ближайшие мелкие кустики сухой травы, то ли "пастушьей сумки", то ли подорожника, пытаюсь не спугнуть зыбкое равновесие. Рядом метрах в пяти кряхтит от натуги мой товарищ. Андрюхе хуже, чем мне. Прямо перед ним крутой склон уже через пару метров резко переходит в откровенный обрыв, падать с которого нет никакого желания. Друг рискует сорваться, потеряв равновесие. Повернувшись лицом к горе, встаёт на четвереньки. По- спортивному подтягиваясь на руках, он поднимается на метр выше и, найдя ровную площадку, замирает, усевшись на ней и переводя дух. Если зажмуриться и постараться забыть, где мы сегодня были, откуда пришли и куда направлялись, а потом слегка приоткрыть глаза, может показаться, что я сижу на маленьком пригорке. Впереди, буквально в метре, полянка с зелёной травой, зовущая пробежаться по ней босиком. Где-то посреди полянки видна светлая полоска чистой земли, змейкой ползущая сквозь траву. Это иллюзия. На самом деле никакая не трава впереди, а лес. Он далеко внизу, в долине, над которой склонились две громадные горы - Демерджи, - она напротив нас, - и Чатыр-Даг. На ней мы в данный момент конкретно застряли. А "змейка" это наша вожделенная цель - троллейбусная трасса, соединяющая центральный Крым с Южным Берегом, где расположились знаменитые черноморские курорты. До трассы ещё добрых два километра. Это, если идти по ровной дороге, два километра не много. Рукой подать. Но нас с Андрюхой занесло на крутой осыпающийся склон, и абсолютно не понятно где и когда мы умудрились сойти с тропы и сбиться с пути.
- Что там справа, Женька?
- Обрыв, вроде бы. Довольно крутой, я даже не рискую ползти в ту сторону. А что левей от тебя? Тропы не видно?
- Какая тропа? Тропу мы потеряли ещё минут двадцать назад. Тут слева вообще пропасть страшная, обрывается круто, а внизу верхушки деревьев. Туда нам лучше не соваться!
      Я подтягиваю поближе к себе рюкзак и привязанную к нему палатку с котелком. Как бы ненароком не укатился весь этот скарб в пропасть. Хотя, если разобраться, он уже нам ни к чему. Трёхдневный поход в завершающей стадии. Ужинать и ночевать сегодня мы уже планировали дома.
- Слушай, Женька, как же получилось, что мы тут сидим, а эти бегуны уже там, спустились и лазают где-то в лесу?
      Бегуны это Серёга и Ленка, наши друзья. В походе мы вчетвером. Две палатки. Одну несём мы с Андреем. По-очереди. Сергей тащит вторую палатку, а заодно Ленкин рюкзак. И, периодически, саму Ленку, когда она устаёт и начинает посматривать на объект своих девичьих чувств особым взглядом. Взглядом, в котором читается такое, о чём я лучше помолчу. До поры. Объект Ленкиных мечтаний - мой школьный одноклассник Серёга, оооочень крутой парнишка, спортсмен, красавчик и вообще - мачо, по мнению не только женской, но и мужской половины человечества.
- А фиг его знает. Я шёл по тропе. Всё было в ажуре, солнышко светит, птички поют... Путеводитель чётко указывал на тропу аж до трассы. Сам не понимаю, каким макаром мы тут оказались.
- Я начинаю волноваться. Гляди! - Андрей показал на солнечный диск, который уже потерял желтизну, приобретая оранжево-красные оттенки. - Похоже, что мы конкретно влипли.
- Да не бэ. Выберемся. Где наша не пропадала! - храбрился я, понимая, что дело "пахнет" не так ароматно, как нам хотелось бы.
      С каждой секундой накатывает вечер. Подобно курьерскому поезду неотвратимо надвигается темнота. Ещё видно всё вокруг, но тени начали удлиняться. Прохладный ветерок, предвестник ночи, пробежал по нашим разгорячённым телам, напоминая - надо двигаться! Вокруг то и дело раздаётся шуршание и постукивание. То, повинуясь порывам ветра, скатываются вниз по склону мелкие камешки. Я вдруг ощутил мерзкий озноб. Лезть обратно наверх? Да на это уйдёт уйма сил, а тем временем стемнеет, и что мы будем делать, учитывая, что наш единственный с Андрюхой фонарик сдох ещё вчера, при посещении пещер. Слева и справа отвесные скалы. Впереди крутой склон, который заканчивается где-то ниже, а дальше видны лишь верхушки деревьев, плотная тёмно-зелёная масса, хранящая неведомые страхи ... Беда!
      Наше дневное светило уже оседлало вершину горы, по которой мы сюда спускались. Ещё несколько минут и нам потребуются вспомогательные осветительные средства. И тут я закрываю на секунду глаза, машинально приподнимаясь с земли. Правая нога, опиравшаяся на сыпучий ручеёк из острых мелких камней, вдруг потеряла опору и начинает резко сползать вниз. Я взмахиваю руками, неловко откинувшись назад, отчего окончательно теряю равновесие, и в следующую секунду уже кубарем качусь по склону. В голове отчаянная мысль: «Это конец». Торчащие из земли крупные камни острыми углами своими то и дело прикладываются к мягким частям моего откормленного бабушкиными яствами тела. И каждое такое касание выбивает из моих лёгких нечто вроде возгласа «Хех!», каким обычно сопровождают свои убойные удары мастера каратэ. Напоследок крепко приложившись затылком к крайнему срезу скалы, я перехожу в свободное падение. Внизу ждёт, негостеприимно ощетинившись острыми сучьями ветвей, столетний крымский лес. Падая спиной вниз, я его не вижу, но чувствую. В ушах свистит и улюлюкает издевательски тёплый летний ветер, а в мыслях появилась путаница из обрывков чьих-то фраз.
- Я же его предупреждала… - это укоризненный мамин голос.
- Вот идиотина, полез, куда не звали… - суровое папино резюме.
- Так что, ужинать Женечка сегодня не будет? – бабушка исправно выполняет свои кухонные обязанности.
- Мама, - сестричка Катюша вкрадчиво, - теперь-то я уже могу делать уроки за столом брата?..
      Мычу что-то нечленораздельное, пытаясь ответить: «Не дождётесь!», но скулы, словно судорога свела. Делаю отчаянное усилие и внезапно прихожу в чувство. Открываю глаза… Ффу-хх! Я по-прежнему сижу на том же месте, это падение мне просто почудилось. Такое бывает. Сердце бьётся учащённо, но ведь ничего страшного ещё не случилось. Можно жить. Озираюсь по сторонам. Приютивший нас с Андреем склон горы живёт своей жизнью, уклад которой не изменился, несмотря на наше присутствие. Шелестят на ветру полусухие травы, в которых прячутся громко цвиркающие насекомые. Видимо, цикады или кузнечики. Их никогда не удаётся разглядеть, хоть назойливая стрекотня этой мелюзги неизменно сопровождает путешествующих по травянистым просторам горного Крыма. Ручьи из осыпающихся камешков сходятся и расходятся. Собственная тяжесть заставляет их перекатываться всё ниже и ниже, пока не упрутся в естественные препятствия в виде корней деревьев и кустарника или больших валунов. Удивительна эта природа. Всё в ней логично, сбалансировано. Всё ладно скроено и не терпит чужеродного вмешательства. Наблюдать за ней одно удовольствие. Особенно, сидя в безопасном месте. Например, дома. Хорошо любоваться красотой природы, когда тебе ничто не
угрожает.
- Красотень-то, аж жуть! Гляди, Женька, Демерджи, как на ладони. По прямой часика полтора-два, и мы в Долине Привидений. Надо будет как-нибудь сходить туда. Эта гора меньше Чатыр-Дага раза в два. За день управимся.
      Долина Привидений – главное чудо Демерджи, - скальные изваяния дивных форм, выветривания, которые создавал ветер вкупе с дождями, жарой и морозами миллионы лет. Солнце, уже наполовину спрятавшееся за вершину горы, поливает прощальными своими лучами причудливые фигуры далёких скал, отсюда кажущиеся живыми, так как они отбрасывают тени, которые в воздушном мареве от летней жары шевелятся, создавая иллюзию движения.
- Это как-нибудь в другой раз, Андрюха. Нам бы отсюда выбраться пока ещё не совсем стемнело. Кстати, мне кажется, с расстоянием ты напутал. До той горы пёхом день чесать, и то вряд ли доберёмся. Туда надо подъехать на автобусе, до села Лучистое. Оно под самой «Демержой» внизу прилепилось. Вот оттуда уже: «Семеро меня держи, лезу я на
Демержи…». Видал я эту Демержу.
- Джи!
- Чего?
- Правильно Демерджи, говорю!
- Да я в курсе, просто шучу. – Я нагнулся завязать болтающийся шнурок на кедах и вздрогнул, дёрнувшись назад. Неожиданно из-под ноги прыснула в сторону и скрылась под камнем большая зелёная ящерица. – Фу, чёрт, напугала!
- Вот так бы сидеть и сидеть. Дышать горным воздухом, смотреть на эту красоту и никаких забот, чтобы не было. – Андрей созерцал окружающее великолепие сквозь свои очки, обхватив рюкзак и скрестив ноги.
- Размечтался, – бурчу я.
      У меня всё болит. Ноги, спина, живот. Саднят поцарапанные и содранные об острые камни руки. А главное, зреет злость на наших товарищей, так некстати убежавших далеко вперёд. Мы, два очкарика, для них вроде балласта. Мешаем. Им бы оставаться наедине. Наслаждаться обществом друг друга и своей, недавно зародившейся юношеской любовью. Эти влюблённые всегда такие махровые эгоисты! Им нет дела до окружающих. Хорошо вдвоём, а кругом хоть пожар, хоть потоп, хоть трава не расти. Хоть товарищи на горных кручах погибай. Нет, надо догнать эту парочку и всё им высказать!
      Наши с Андреем длинные тени, дотянувшись до края осыпи, растворяются в верхушках деревьев. Солнце, прощальным взглядом окинув горизонт, гасит свою жаровню, стыдливо прячась за вершину Чатыр-Дага. Вся округа меняется на глазах.
- Что будем делать, Андрюха? Похоже, придётся тут заночевать.
- Не шути так. Это же невозможно. Нас ждут дома. Да и в темноте легко сорваться. Заснём и убьёмся нафиг.
- Не знаю. Наверняка, Серёга с Ленкой доберутся, если только они уже не на шоссе. Сообщат куда-нибудь. Спасатели придут и нас найдут.
- Ага. Тёпленькими. Стыда не оберёмся. Так и скажут потом все: два очкарика сослепу заблудились и по тугоумию своему не смогли из лесу выйти. И это где? В Крыму! Не в Сибири, заметь. Не в сельве Амазонки. И не в африканских джунглях. Со стыда помереть можно.
- Однако, темнеет. Леса внизу уже почти не видно. Ещё минут пять и будет полный мрак. Тут светильники, чай, не растут на деревьях. И наш практически не пашет. Я выудил из рюкзака квадратную железяку с круглым стеклянным оком. Фонарик. Квадратный, под квадратную батарейку. За эти дни мы его уже успели как следует помучить. Включаю. Слабенький лучик тоскливо скользит по
моим кедам. Ну, метр-другой ещё впереди себя можно что-то разглядеть. Надолго ли?
- Покричать, что ли. Может Серёга услышит.
      Мы с Андрюхой начинаем истошно орать. Без результата. Окончательно стемнело вокруг. В лицо без предупреждения вдруг порывисто задул довольно прохладный ветер. Не тот тёплый дневной, а резкий, стегающий и весьма неприветливый с вкраплениями пыли, песчинок и сухих листьев.
- Приплыли. Андрюха, ты прости меня, идиота. Это я виноват. Надо было, как следует внимательно читать путеводитель. Где-то мы потеряли тропу.
- Да не кори себя, ты не при чём. Это я должен был идти быстрее, не отставать от Серёги, а я ковылял, как на прогулке по набережной. Ногу, похоже, растёр слегка. Ты вон и палатку тащишь и котелок и рюкзак. А я тебе не помогал.
- Как же не помогал! Ты почти весь поход палатку нёс, только сегодня к вечеру мне отдал. Моя вина! Прости, если из-за меня с тобой случится беда! Вдруг нас не спасут!
- Ты видишь как темно? Кто же нас тут ночью отыщет? Надо самим как-то выбираться. Но ведь риск какой. В потёмках тут грохнуться можно куда угодно в любой момент.
   Мы одновременно страшились этой новой ситуации и были внутренне горды тем, что судьба подарила настоящее опасное приключение. Так встретим же трудности лицом, гордо и без страха!
- Хочется плакать. Я по маме соскучился. Третий день её не вижу. А вдруг уже больше никогда…
- Тьфу на тебя, не каркай! – Андрей подполз ко мне и мужественно обнял за плечи. – Я сам сейчас готов сопли пустить. Темно, жуть. Что внизу ждёт, не видать. Сидеть тут и надеяться на чудо? Доживём ли до утра?
- Андрюха, давай на всякий случай попрощаемся. Ты мне был самым лучшим другом. Всегда.
- А ты мне. Прощай, Женька! Не держи зла.
- Прощай, Андрюха, ежели что. И вот ещё… Тот кекс не кошка погрызла, это был я.

      Всё путешествие началось ещё пару недель тому назад, когда нам в руки попался путеводитель по заповедным местам Крыма. В нём автор подробно разбирал целый ряд маршрутов по горам и лесам полуострова. Обстоятельно, пошагово был расписан туристический поход на Чатыр-Даг, необыкновенно красивую гору, длина которой аж 9 километров, с вершиной Эклизи-Бурун. Высота этой точки, как было указано, лишь на 20 метров уступает самому высокому пику Крыма – Роман-Кош. Чатыр-Даг тюркское название, переводится как Шатёр-гора. Или Гора-палатка. Форма у этого уникального горного массива действительно схожа контурами с шатром. Громадный шатёр, покрытый лесами, с высоченными скалистыми вершинами, где гнездятся орлы. Размах их крыльев может достигать трёх метров.
      Автор пособия указывал всё досконально – где начинать маршрут, как туда проехать и на чём. В какую сторону, и по каким тропам двигаться, где ночевать и где брать питьевую воду. Всё подробно, со схемами и рисунками. Мы пришли в полный восторг. Особенно впечатлило то, что на верхнем плато горного массива имеются пещеры и шахты, многие из которых ещё не изучены человеком. Как истинные ценители туристских троп и молодые романтики с замашками бродяг, мы поделились с Серёгой и Ленкой. Они радостно приняли предложение совершить коллективный трёхдневный поход. Началась подготовка. Первым делом, мы с ребятами обозначили маршрут и рассчитали необходимое количество пищевых припасов, которое надо взять. Тут были сухие суповые концентраты, макароны, плавленые сырки, варёные яйца и тому подобные деликатесы. Всё-таки, три дня прожить в лесу и в горах, это вам не пионерский лагерь. Не забыть бы соль, спички, фонарики и… что же ещё? Ах, да! Котелок, кружки, миски, тёплые вещи, одеяла, зубные щётки, мыло и… Кошмар! Куда же это всё пихать? Рюкзаки не резиновые. А ещё две палатки и топорик, без которого никак. Вроде бы, всё упаковывается, но одеяла совершенно не помещаются в рюкзаках. Либо одеяла, либо всё остальное! После зрелых размышлений решено было одеяла заменить спиртосодержащими напитками. Они тоже греют, места занимают меньше, а назад их тащить не придётся. Так мы думали. Зачем эти громоздкие одеяла, когда на дворе лето! Вино, водка. Вот что нам необходимо! И согреют и развеселят и могут послужить антисептическим медицинским средством, ежели что. Последним штрихом походного плана стала канистра для питьевой воды. Исходя из путеводителя, следовало, что воду на горе можно отыскать лишь в одной из пещер, до которой надо ещё добраться. И будет это лишь на вторые сутки пути.

      В назначенный для похода день мы проснулись задолго до рассвета. Рюкзаки собраны накануне. Осталось только накинуть на плечи лямки и можно топать. Боже! Вчера вечером мой рюкзак был значительно легче. Или мне это казалось? Керамический лягушонок размером с напёрсток, запрятанный в самый махонький кармашек, не в счёт. Он неизменно сопровождал любого из членов нашей семьи в поездках. Будь это командировка в соседний город или туристическая экскурсия за границу. Лягушонка прятали в чемодан втайне от хозяина. Земноводное превращалось в сумчатое и обеспечивало благополучное возвращение домой. В случае, если из дома уезжали сразу двое, в роли сопровождающего талисмана выступал ещё и керамический бегемотик величиной со спичечный коробок. Лягушонок втрое меньше бегемотика, спрятать его незаметно было гораздо проще. Поэтому он путешествовал чаще.
      Кряхтя от натуги, я влез в лямки рюкзака, как в скафандр астронавта, смутно подозревая, что такую тяжесть долго не пронесу. Скорее бы привал, на котором можно будет схомячить весомую долю пищевой составляющей моего груза. Раньше мне не раз доводилось отправляться в поход с рюкзаком или какой-нибудь сумкой, в которой находился запас продуктов и необходимых вещей. Но те прогулки продолжались день-два, не больше. Теперь же предстояло более серьёзное испытание. Ну, так что, я готов! Мысленно я представлял себя бывалым бродягой, у которого за спиной тысячи километров странствий по диким лесам и жутко пересечённой местности. Мои мускулистые ноги легко преодолевают любые расстояния. Руки с бугристыми бицепсами, трицепсами и всякими там другими …псами играючи, как пушинку, несут огромные тюки с поклажей. При этом я бодро распеваю походные песни. Ни
один мускул моего загорелого обветренного лица не дрогнет, когда мужественно взойдя на вершину очередной горы, я сброшу на землю рюкзак, потянусь, хрустнув суставами: «Эхе-хе! А говорили, что эта вершина недосягаема! Враки! Для меня нет таких вершин!»
      Теперь же, бодро прошагав десяток-другой метров, я поневоле замедляю движение. Мой рюкзак явно хочет если не придавить меня к земле, то хотя бы задушить лямками. Окликаю друзей, которые ушли вперёд:
- Серёга, Андрюха, не торопитесь, у нас до автобуса ещё есть немного времени!
- Давай шустрее! – Сергей приостанавливается, давая мне возможность догнать. – Лену ещё надо встретить. Вдруг проспала!
- Не бегите так, я за вами не поспеваю. У меня рюкзак тяжёлый.
- Да разве ж это тяжёлый? – Сергей кивает назад, за спину. Там у него громоздится нечто, не поддающееся измерению и описанию. – Вот это - тяжёлый. Но я не жалуюсь.
Ещё бы ему жаловаться. Он на полголовы выше меня, спортсмен - боксёр, самбист и бегун на всякие дистанции…
- Давай я тебе лямки подтяну. – Андрей всегда готов прийти на выручку другу.
      Действительно, после процедуры затягивания лямочных ремней, идти стало легче, центр тяжести переместился. Странно это. Не прошли и километра, а спина уже болит, в груди одышка, ноги заплетаются, а лицо держит устойчиво кислое выражение! Надо встряхнуться! Я прыжками, бегом догоняю друзей и выравниваю строй нашей маленькой туристической группы. Осталось расширить трио до квартета, подхватив по дороге Ленку.
      И вот мы уже все вчетвером в автобусе. Поехали!

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ИСПЫТАНИЕ ГОРАМИ

      Новенький ЛАЗик взревел дизелем и, лязгнув дверьми, бодро покатил по улочкам древней патриархальной Феодосии. Так началась моя «Голгофа». Первый рейс, раннее утро. Желающих посетить столицу нашего полуострова много, полный автобус. Свободных сидячих мест в салоне нет. Хорошо, что мы не опоздали. Вовремя подхватили Лену, умудрившуюся не проспать. В-основном благодаря бабушке. Сонная Лена, худенькая, с огромным рюкзаком похожа на улитку. Её припухшие глаза лишь усиливают это впечатление. Работяги-командировочные с пониманием то и дело бросают взгляды на объёмные рюкзаки и палатки, горой сваленные в
кормовой части нашего транспорта. Наверняка завидуют. Моё место возле окна. Избавившись на время от груза, я могу свободно вздохнуть и взглянуть на пейзаж. Автобус уже покинул черту города. Вокруг распаханные поля и лысые сопки. Кое-где в низинах ещё плавает лёгкий июльский утренний туманец, отчаянно цепляясь за жизнь. С каждой секундой поднимающееся солнце отбирает у него последние шансы. Дневное пекло июля уже давно превратило траву в солому, но в тени высоких деревьев ещё зеленеют небольшие полянки. Я таращу глаза, стараясь впитать всё, что попало в поле зрения. Не так часто удаётся вырваться из городской суеты на природу.
      Какое же это удовольствие вот так сидеть, прислонившись к стеклу головой, под шум двигателя и монотонное бормотание
неугомонных пассажиров и смотреть, смотреть… Камни, скатывающиеся с откосов скользящей мимо нас обочины, сороки, смешными прыжками скачущие врассыпную, вспугнутые рёвом мотора, одинокая собака, невозмутимо трусящая вдоль дороги, и деревья, деревья… Лесополосы, перелески, старокрымский лес… Незаметно для себя, я задремал. Тем временем, автобус проскочил путь до Симферополя так стремительно, что умудрился обогнать рассвет. Но уже на пути к Алуште утро проснулось окончательно, представ во всей своей летней красе. Обменяв в Симферополе автобус на маршрутный троллейбус, наш туристический квартет двинулся к намеченной цели. Село Изобильное. Само оно нам ни к чему, но именно там начало трёхдневного восхождения на плато Чатыр-Даг.

      Пронзительно визжа тормозами, «девятый номер» замер на остановке. Мы со всем нашим скарбом выпали на твёрдую землю, утомлённые и полусонные. Но минутой позже весь сон как рукой сняло. Ещё не так далеко укатил в направлении моря троллейбус, покачивая штангами, как олень рогами, а нас уже принял в свои цепкие объятия прохладный крымский лес. Он устилал всё подножие горы плотной тёмно-зелёной массой. Он казался массивным и непроходимым. Он пугал загадочными криками, доносившимися издали. Это были, конечно, птицы, умолкавшие при нашем приближении. Но кто знает, что там водится ещё, кого мы встретим на своём пути?
      Ещё выбираясь из троллейбуса, я подумал – сейчас возьму и свой рюкзак и Ленкин, понесу оба. Покажу им кто тут сильный и мужественный первопроходец, готовый помочь слабой женщине! Потом, подняв уже свой рюкзак, подумал – пусть сначала немного понесёт поклажу сама. Не облезет.… И рука моя, потянувшаяся было к её вещам, решительно изменила траекторию. Ладно. Чуть позже я обязательно проявлю свои лучшие джентльменские качества. Взвалив рюкзаки и палатки на плечи, товарищи мои обратили кеды в сторону вершины. Она виднелась над кронами деревьев. Далёкая и недосягаемая. Вершину зовут Эклизи-Бурун. Сегодня, обратившись к Википедии, можно прочитать: «Эклизи;-Бурун (крымско-тат. Eklizi Burun, Эклизи Бурун) — самая высокая (1527 м) вершина плато Чатыр- Даг. Название горы имеет смешанное тюркско-греческое происхождение и переводится на русский как «Церковный мыс». Недалеко от вершины на высоте около 1500 метров над уровнем моря располагается самая высокая пещера Крыма Эклизи-Коба».
      Теперь же мы воспользовались брошюрой-путеводителем, который вёл нас в качестве единственного проводника. Мы ему доверяли. И не зря. Путеводитель не подвёл ни разу. Церковный мыс, ага. Сегодня до него не дойти, слишком уж далеко. Ночевать будем в лесу возле речки. Она в путеводителе указана, как единственное место с пресной водой поблизости. Потом воду можно будет найти лишь внутри пещеры Эклизи-Коба. Но это уже позже. Первым делом придётся покорить вершину. Радость моя от предвкушения увлекательного похода в неведомые загадочные и невероятно красивые места быстро уступила место унынию. Причиной стал собственный ненавистный рюкзак. Он явно задался целью растоптать моё достоинство и уничтожить меня физически. Лямки впились в грудь и елозили вверх-вниз, норовя протереть канавы, раздирая кожу, словно тигр когтями. Позвоночник мой трещал и скрипел при каждом шаге. Пот струился по спине и стекал в ложбинку между ягодиц, откуда норовил сбежать в кеды, после чего я бы захлюпал в них, как по лужам. Моё красивое, и, как я полагал, интеллектуально одухотворённое лицо превратилось в потную красную рожу со съехавшей на брови панамкой.
      Широкая тропа, практически дорога, проторённая колёсами вездеходного транспорта, началась сразу же на окраине села, которое мы проскочили за пару минут. Сгибаясь под тяжестью рюкзака, я не мог любоваться красотами, но успел отметить для себя, что фруктовых деревьев в селе огромное множество, и они все усеяны черешней, вишней, абрикосами, алычой и прочими крымскими косточковыми. Вот почему село назвали Изобильным! Всё это изобилие, промелькнув, закончилось лесным трактом, по краям которого рос, преимущественно, граб или ясень. Дорога стремилась постоянно на подъём градусов в 20, причём крутизна его всё время нарастала. Товарищи мои шагали бодро и легко. Впереди Ленка, налегке. Её рюкзачок взял Серёга. Сам он передвигался по-спортивному, собранной сноровистой походкой, расправив плечи и подняв подбородок. Казалось, тяжесть двух рюкзаков, а Ленкин он повесил спереди, как противовес своему, – для него ничего не значила. Андрюха, давний друг физкультуры, бегун на короткие и длинные дистанции, худой, поджарый без единого грамма жира, не выказывал усталости. Я постоянно пытался их догнать. Пыхтел. Кряхтел и постанывал. Но в итоге бросил попытки и смирился. Не собираюсь я изображать тут вам мачо, - выразительно сообщал всем мой угрюмый вид. Остаться бы в живых! Впрочем, бегите вперёд, хоть совсем скройтесь из вида. Путеводитель-то у меня! А без него мы, как моряк без компаса.
      Оказалось, ходить с поклажей в горы без специальной подготовки ох как нелегко. Но даже обезьяну можно научить носить рюкзак. По себе знаю. Уже через пару часов отчаянной схватки с рюкзаком у нас наметился перевес в мою пользу. Судя по всему, за это короткое время я похудел, что и стало причиной моего триумфа. Лямки притёрлись и уже не давили на нервы и на плечи. Потеть я перестал от обезвоживания. Открылось второе дыхание. Кульминацией напряжения явилась огромная сова, внезапно вылетевшая из чащи леса, как пикирующий бомбардировщик. Ффх-рррр... Размах крыльев чудесной птицы достигал метра с хвостиком.
Её грозные когти, казалось, готовы были впиться в мой лоб. Плоский, как тарелка, лик из перьев с крючковатым клювом и огромными горящими глазами на какое-то мгновение фотографически запечатлелся в моей памяти. Инстинктивно я и мои товарищи пригнулись. Сова прошелестела крыльями прямо над головами и скрылась в густой листве позади нас. Неожиданный сюрприз. Ещё минуту мы стояли в немом молчании. Лес раскрывал свои тайны медленно, но впечатляюще.
      С этого момента я шёл наравне со всеми, практически не утомляясь, пока впереди не появились солнечные блики на поверхности долгожданной лесной речки. Послышалось мерное журчание, приятно ласкающее слух. Тут, возле берега на пригорке мы устроим первую стоянку. День близится к закату. Пришло время готовиться к ночлегу. Наш привал был обусловлен тем, что автор маршрута советовал первую ночь провести именно тут, возле речки. Мы чётко следовали его указаниям. Все были в приподнятом состоянии, и природа подарила нам чудный вечер. Мы разделили обязанности. Серёжа с Ленкой пошли собирать валежник для костра. Им же и предстояло заняться непосредственно очагом. Мы с Андреем, как опытные туристы, взяли на себя труд поставить две палатки. Это было не сложно. Имелся топорик, чтобы забивать колышки, к которым крепятся верёвочные растяжки. Дело спорилось. В мягкий лесной грунт колышки входили, как горячий нож в масло. Через полчаса две отлично поставленные палаточки красовались на пригорке, заботливо выстеленные внутри мягкой травой. Её мы положили довольно толстым слоем под ткань днища, создав, таким образом, нечто вроде матраца. К этому времени рядом уже грелась в котелке, подвешенном на специальной треноге, вода. Канистра, набранная в селе, опустела. Лишнюю воду заранее было решено не таскать с собой. Каждый имел лишь необходимый запас в личной фляге. Весело трещали в пламени сухие сучья и ветви. Сергей поддерживал жизнь костра, а Лена, радостно повизгивая, лазила по округе, собирая дровишки про запас. Каждая найденная веточка вызывала у неё неизменный восторг.
      В итоге, совершив необходимые приготовления для ужина и вымыв руки в речушке, компания расселась вокруг костра в
ожидании готовности супа с вермишелью и грибами. Пакета с сухим концентратом хватило на всех. Кроме него скатерть нашей вечери ломилась от разнообразной снеди. Аромат еды и костра щекотал наши ноздри. Но драгоценной рамкой этого романтического полотна был окружающий нас лес, медленно погружающийся в вечерние сумерки. Лес, озвученный задорным плеском мелкой речки, холодная вода которой деловито пробиралась меж каменных перекатов, и пением многоголосого птичьего хора, затихающего по мере
приближения темноты. Птицы желали нам спокойного сна. Из Андрюшиного рюкзака игриво блеснув стеклянным плечиком, показалась на свет припасённая бутылка водки.
- Ну, вы даёте! - прошептала Ленка.
- Всё просто замечательно, - Андрей потянулся за ножом, срезать крышечку.
- Хорошо сидим! – я блаженно улыбался. Сбылась мечта идиота. Мы в горах, вокруг лес, рядом друзья и Леночка. Ничего, что она смотрит в рот Сергею. Будет и на нашей улице, как говорится…
      Сергей, молча, нарезал колбасу и помидоры. Прекрасный вечер омрачила лишь одна деталь, — водка оказалась слишком тёплой.
- Плесни-ка! – я подставил свою походную алюминиевую кружку.
- По капельке, для сугреву, как грится. – Андрей аккуратно набулькал мне граммов пятьдесят. Серёга от спиртного категорически отказался. Впрочем, как всегда. Он вообще не желает даже пробовать любую жидкость, в какой содержится алкоголь. Включая
шампанское, на Новый Год. Спортсмен, блин.
- Мальчики, а можно я водку не буду пить? – Это Ленка скорей всего из солидарности с Серым. Я же помню, как мы по праздникам раньше заливали в себя всё подряд, причём она не отставала. Просто, в той компании Сергея ещё не было.
- Ну, как хочешь, твоё дело. Андрюха, открой вино тоже! Ты должна выпить хотя бы немного винца, а то замёрзнешь.
      Серый, как я обычно по-дружески называл Сергея, прекрасно себя чувствовал и без подогрева. Он блаженно жмурился, глядя на Ленку, сидя в позе лотоса со скрещенными на груди руками. Его глаза стального цвета хитро глядели из-под прищуренных век, на лице блуждала загадочная улыбка. Он был доволен собой. От марочного «Кокура» Лена не отказалась. А нам с Андрюхой пришлось «уговаривать» «Посольскую». Холодная, она бы шла, конечно, легче, но где тут в лесу найти холодиль…
- Вот же мы тупицы! – я стукнул себя по лбу – Надо было сразу, как пришли, опустить бутылку в речку. Охладилась бы.
- И то верно. Задним умом все хороши. – гримаса отвращения на лице Андрея сопроводила момент глотка. Он тут же поспешил схватить дольку помидора и, продолжая набивая рот закуской, воскликнул.
- Фафая хафость!
- Согласен. Гадость редкая. Вот допью эту бутылку и брошу пить навсегда! Да-да-да! На-все-гда!
      После трудного дня пути я был измотан. Всё тело гудело. Ноги слегка отекли и тоже гудели. В ушах стоял звон. Чесалась голова от пыли и лесного мусора, застрявшего в волосах. Но волшебные глотки «Посольской» как будто вдохнули в меня благодать.
- Давайте ещё выпьем за окончание нашего 10 класса! Это же символично. Мы окончили школу и все, кроме тебя, Лена, тебе ещё год учиться.… Ну не страшно, год пролетит, не заметишь. Все, кроме тебя, но ты с нами тоже.… В этот день тут на этой Чепыр… блин. На Чатыр-Даге… Я забыл, о чём хотел сказать вначале. Но друзья смотрели на меня серьёзно и пристально, молчали. Ага! Соглашаются! Я продолжил.
- Хочу поднять этот бокал… Стоп. Андрюха, ты забыл наполнить бокалы!.. Так вот, хочу поднять этот тост за нашу друж… дру... ик! Простите, надо чем-то загрызть. – Я потянулся за закуской и чуть не опрокинул котелок с супом в огонь. – Ой, могло упасть.… Не упало!.. Друзья!! Я благодарен вам за этот вечер! За эти горы, реки и леса! Нас ждут незабываемые встречи!..
- Дай бог, чтоб не ужалила оса! – подытожил Серёга мой пафосный спич. Все заржали. Мне стало уютно и радостно, в душе зазвенели хрустальные колокольчики.
      Лес вокруг потемнел и деревья, ещё некоторое время назад хорошо различимые, превратились в одну непроглядную стену. Стена эта дышала свежестью и рождала новые, неведомые днём, звуки. Даже шелест воды в речке почти стих. Птичья братия с наступлением темноты передала дежурство по лесу вечерним цикадам. Уши наши наполнил пронзительный стрекот этих незаметных маленьких разбойников, способных свести с ума своей неутомимой настойчивостью. Одна цикада может озвучить целую рощу. Что уж говорить, когда их тут тысячи. Но мы не против. Пусть себе верещат. Утром птицы вновь заступят на пост, а их пение гораздо нежнее.
      Рука об руку с темнотой пришла ночная прохлада. Костёр грел наши лица, руки и ноги. Но спины, повёрнутые к лесу, нуждались в тепле. Лена зябко поёжилась и полезла в рюкзак за тёплой кофтой. Я хотел приобнять её, но Серый меня опередил. Он-то сидел рядом, а мне пришлось бы обходить костёр. Ладно. Спортсмен. Ещё и джентльмен. Зачем я взял его с собой? Но без него и Ленка б не пошла. Мдя… надеюсь, я не сказал это вслух? Правильно, что мы предусмотрительно запаслись спиртным. Оно и согрело и скрасило горечь моего поражения. Но коварный Бахус, приняв меня в свои объятия, лишил связной речи и спутал мысли. Стало совсем хорошо, захотелось лечь и спать сладко-сладко, свернувшись калачиком. Смутно помню, но, кажется, все так и поступили,
расположившись в палатках попарно. Разумеется, Лена пошла в гости к Сергею…

      Утро вползало в мою жизнь по кускам. Сначала я почувствовал дикую жажду во рту. Но глаза не хотели открываться, а тело превратилось в бревно и не желало шевелить конечностями, ни в какую. С жаждой ещё можно было мириться, но удушье… Что-то тяжёлое и громоздкое лежало на груди и на шее. Оно давило на меня, не давая дышать. Я рванулся, и внезапно оказался на свободе, одновременно со стоном, раздавшимся где-то возле уха:
- Уахх-эгм, оууу… блин!
      Оказалось, это Андрей, деливший со мной палатку, во сне навалился на меня половиной своего внушительного веса. Ещё и руку безмятежно откинул, надавив ею мне на горло. Теперь он откатился на свою половину. Сделав судорожный вздох, я смог приоткрыть один глаз. Светало. Смутные обрывки сна пытались вернуться в мою голову. Я с трудом пробирался среди лоскутов кошмарных ночных видений к реальности. Они требовали закрыть глаза и спать. Спааать.… Ну, уж нет! Усилием воли разрываю путы Морфея. Вроде бы прорвался. Но теперь, на смену жажде пришла мощная головная боль. Я догадывался, почему. Как говорил мой тёзка из «Иронии судьбы», «Пить надо меньше. Меньше надо пить!» Вчерашняя водка пополам с вином нокаутировали мой юный организм, превратив первую ночёвку в лесу в чехарду страданий и устроив кишечную революцию. Я смутно вспоминал вехи прошедшей ночи: поиски в кромешной темноте дерева, на которое можно опереться и не упасть в процессе освобождения желудка, по его просьбе; очередное выползновение из палатки для того, чтобы отыскать укромный уголок по требованию кишечника; болезненные попытки найти ровное место для сна. Оказалось, что трава, устилавшая поддон, была не такой уж мягкой, как мы полагали. К утру, скрючившись на манер морского конька, я всё-таки заснул. Стоп. А почему мне так холодно? Ах, вот оно что! Майка, рубашка, свитер и курточка – всё сбилось в комок, наверченный под горлом, а живот голый. Уже посинел от утренней прохлады, наверняка… Пора выбираться наружу. Нас ждут непокорённые вершины!
      Я в три приёма покинул палатку. Как космонавт Леонов, выходящий в скафандре в открытый космос из люка своего корабля. Сперва, мне удалось перевернуться и встать на четвереньки. Затем, тычась головой в разные стороны, не открывая глаз, я нащупал створ полога. И, наконец, наружу вышло моё опухшее лицо, следом за которым выпало и тело, не желавшее слушать команды мозга. Руки и ноги были словно чужие. Но я ведь бывалый турист! Несколько энергичных физических упражнений восстановили управление организмом. Я ожил. У костра уже сидел Серёжа, деловито помешивая в кружке ложечкой. Он готовил утренний чай.
- Привет, Серёга, ну как ты, живой?
- А что мне сделается? Я ж не пил. Всё отлично. Давай, буди остальных, будем завтракать.
Я побрёл к речке умываться. «Пить надо меньше…» - крутилось в голове.
   
      Всё это было ещё позавчера. Сиюминутный стресс, испытываемый мною, рождал в голове целый калейдоскоп чувств и воспоминаний, ещё совсем свежих. Тут был восторг от подъёма на Эклизи, куда мы к обеду успешно дошагали, причём, без особых проблем, если не считать несколько моих попыток сорваться с обрывистых уступов на последнем двухсотметровом участке перед вершиной. Было и ощущение свободного полёта при обозревании просторов Крыма, морского побережья Алушты, скал плато Ай-Петри с вершиной Роман-Кош, широких долин Симферопольского района, причудливых выветриваний Демерджи. С полуторакилометровой высоты Эклизи-Бурун весь полуостров был как на ладони. Облака, и те висели ниже нас, а парящие вокруг вершины орлы казались нам исполинскими доисторическими птеродактилями. Память рисовала картины наших радостных перемещений по узким тропинкам в зарослях стелющегося, как гигантский ковёр всех оттенков зелени, можжевельника. А затем мы погрузились в древний буковый лес, где блуждали между воронками карстовых шахт, провалов в почве, некоторые из которых уходили в глубину горы на десятки, а то и сотни метров. Где-то там, среди кряжистых старых буков, стволы которых как будто извивались в безумном танце шамана под звуки колдовского бубна, прятался и знаменитый уже в научных кругах спелеологов Бездонный Колодец, не изученный ещё до конца. А потом… потом мы основали новый ночлег вблизи самой высокой на плато пещеры Эклизи-Коба, куда полезли храбрые парни – я и Андрюха, вооружённые одним лишь фонариком с уже почти севшей батарейкой. Но повинуясь указаниям путеводителя, мы сумели-таки отыскать питьевую воду в одном из кривых узеньких лазов пещеры, где можно было передвигаться лишь на четвереньках…

      Всё это было позавчера и вчера, а сегодня… Сегодня мы сидим вдвоём с Андреем в кромешной тьме на самом краешке неведомого обрыва. И один лишь ветер решает, как с нами поступить. Сдуть нас, словно мусор, в непроглядную пропасть? Или подарить надежду, вдохнув новые силы в наши лёгкие, чтобы, расправив съёжившиеся плечи, мы нашли в себе волю к поиску выхода?
- Пошли, что ли, потихонечку. – Я беру Андрюху за руку и начинаю перемещаться вниз по склону. Сначала одна нога съезжает на полметра, затем, убедившись в наличие опоры, я посылаю туда и вторую ногу. Андрей старательно повторяет мои движения. Тут главное не спешить. Одно неосторожное движение может лишить нас равновесия, а сыпучие каменистые ручейки могут внезапно... Лучше про это не думать!
- Где-то тут должен быть обрыв. Стой! Вот оно, я чувствую. Под ногой пусто.
- Давай я полезу первым.
- Нет, Андрюха. Я начал, мне и завершать. Помнишь, это ведь я потянул тебя в поход. Ей-богу, ежели сможем выбраться, никогда больше в гору не полезу. Жаль, что мы всю водку выхлюпали. Трезвому и помирать страшнее…
- Не спеши помирать, сейчас глянем что там такое внизу. – Андрей распластался на земле, развернувшись лицом к обрыву, рукой пошевелил впереди себя.
- Ну что там?
- Да вроде бы ветки какие-то. Но деревья это или кусты, чёрт поймёшь. Темно.
- Давай так: ты возьмёшь меня за руки и будешь потихоньку спускать вниз, а я попытаюсь ногами нащупать ветки или что там вообще такое есть.
      Андрей ухватил меня покрепче, и я полез в неведомое. Вот уже почти весь свесился вниз, а дна всё не было. Ещё пару сантиметров… По-прежнему ничего. Андрей натужно дышал, крепко держа меня обеими руками, ногами упираясь в какие-то каменные бугры.
- Высоко?
- Кажись, полечу сейчас… - в этот момент мои ноги плотно встали на твёрдую землю. Я замер, не веря счастью.
- Знаешь, Андрюха, про то, что в горы больше не пойду, это я погорячился. Отпускай! Ура!
      Через минуту мы оба уже стояли на лесной тропинке. Оказалось, обрыв был совсем маленьким, метра два, не больше. В темноте мы этого просто не могли видеть. Теперь же, горный склон перешёл в пологий и просторный лес, тропа уводила нас дальше, согласно путеводителю, в потёмках уже бесполезному. Через несколько минут мы догнали парочку влюблённых, безмятежно ожидавших нашего появления. Они могли так сидеть хоть всю ночь. Спешить им было некуда. Но нам с Андреем безумно хотелось вернуться наконец в цивилизацию. К теплу и свету. К книгам и фильмам. К вечернему чаю с шоколадными батончиками. Хватит скитаний по диким горам, впечатлений набрались на целый год. Теперь—домой!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ПОЛУОСТРОВ НАДЕЖД

      Доводилось ли вам стоять на носу пассажирского катера во время шторма баллов эдак в пять-шесть, когда громадные волны легко подбрасывают маленькое судёнышко, стремясь опрокинуть его? Когда ветер в попытках помочь волнам с усилием толкает вас то в грудь, то в спину, не церемонясь. А ваши ноги скользят по мокрой клепаной палубе, которую двадцать раз в минуту окатывают срывающиеся с волн шапки солёной морской пены. Как будто гигантский сумасшедший парикмахер яростно опрыскивает клиента духами из пульверизатора, а духи эти пахнут морем. Катер скачет на рёбрах волн, словно американский бык, подбрасывающий в воздух то зад, то передние ноги в попытках сбросить с себя отчаянного ковбоя во время родео. Пытались ли вы удержаться в таком состоянии на ногах, не упасть и не покатиться по палубе вместе с пробегающей струёй ледяной воды? Лёгкие ваши наполняет освежающий до одури коктейль из летучего морса, разбавленного капельками йодистой влаги. Затёкшая за воротник вода бодрит, заставляя кричать во всю глотку. И, не желая сдерживать свои бурлящие одновременно с морем эмоции, вы орёте нечто вроде: «А-а-а-а-а! Э-э-у-у-о-о-о-у! Сильнее! Выше! Тебе не сокрушить меня, стихия-а-а-а-!!!» Катер- поплавок, даже перевернувшись вверх килем, снова встанет на место, как кукла-неваляшка. Шторм в Чёрном море редко достигает силы в шесть баллов. Уже при трёх пассажирские катера прекращают свой каботаж. Но даже при двухметровом волнении море кидает катер так, что ваши руки, цепляющиеся за леера, готовы сорваться. Не стоит выбираться из уютного трюма наружу. Хорошо ещё, что капитан не заметил вашего безумства. Такая «храбрость» наверняка разъярила бы его, и вы вполне могли бы заработать заслуженную взбучку. Нервы у капитанов хоть и железные, но за годы странствий изъедены морской ржавчиной. Берегитесь!
      Такое экстремальное общение с морем, хоть редко, но бывает. Со мной это случалось несколько раз, и во время школьной поры и в студенчестве. А всё потому, что жизнь моя всегда связана с Крымом, полуостровом, омываемым тремя морями. Ну, допустим, третье море не совсем море, так себе, здоровенный лиман, образованный Арабатской стрелкой, которая отгородила значительный «кусман» воды от Азова. Превратив его в солёное озеро. Википедия заявляет: «От Азовского моря Сиваш отделён длинной косой Арабатская Стрелка, соединяется с морем Геническим проливом и проливом Промоина. От Чёрного моря отделён узким Перекопским перешейком. Узкий Чонгарский пролив делит Сиваш на восточную и западную части. Площадь Сиваша составляет около 2560 км;. По причине мелководья (наибольшая его глубина не превышает 3 м, преобладающими глубинами являются 0,5—1,0 м) летом вода в нём сильно прогревается и издаёт гнилостный запах, из-за чего Сиваш называют Гнилым морем. По этой же причине морская вода интенсивно испаряется, из-за чего Сиваш сильно минерализован».
      Вот, пожалуйста, Гнилое, но всё-таки море! И рыба в нём водится — бычок, камбала-глосса. Второе море для нас, феодосийцев, - а я всегда отождествлял себя с феодосийцами, так как родился и вырос в Феодосии, - Азовское. Это море некоторые считают озером из-за слабой солёности. Можно себе представить, список рек, впадающих в Азовское море; их не много, не мало,- семнадцать. Самые крупные – Дон и Кубань. Все эти реки опресняют воды Азова, солёность которого до недавнего времени была втрое меньше океанской. На Азовском море я впервые побывал спустя несколько лет после окончания школы. Поэтому, детских воспоминаний об Азове у меня нет. Зато Чёрное море достойно всяческих восторженных слов и поэтичных эпитетов, в чём ему никогда и не отказывали многочисленные талантливые литераторы, военачальники и просто путешествующие пилигримы. В их рядах был и любимый всеми А.С.Пушкин, написавший перед отъездом из Одессы в ссылку, в Михайловское:

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой…

      И если для Пушкина и многих, посещавших Крым, море представлялось временным подарком, случайным чудом, встречу с которым хотелось запомнить и запечатлеть, для меня и моих друзей, включая Андрюху Пестрова, море всегда было своим, родным. Если проезжающие говорили: «Это прекрасное море…», мы по праву могли сказать: «Наше море» или «Моё море!» Здесь я родился и здесь хочу умереть. Разумеется, как можно позже!
      Я всегда считал себя счастливым человеком. Ощущение счастья появилось ещё в раннем детстве. Во многом причиной этому была большая наша семья, в которой все любили друг друга, уважали и относились бережно, с нежностью и заботой. Другим же основанием для моего ощущения душевного покоя и благодати было место, где я родился и жил, проводя много времени на природе. Природа эта не обязательно являлась в огромных просторах необъятных полей или степей, совершенно не имела отношения к гигантским горным массивам или каньонам с бурными реками, зато морской горизонт занимал в ней весомое место. И в то же время маленькая коллекция кактусов, канареечный городок из десятка клеток на стене в квартире и аквариум с гуппи, меченосцами и скаляриями, - домашняя флора и фауна - были частицей природы. Той, что восхищала, показывала необыкновенный мир, немногочисленный, но дающий надежду на знакомство с настоящими чудесами, которое обязательно состоится в будущем. Море для меня стало главной в жизни сказкой, через призму которой я начал познавать окружающий мир. Потому что море было рядом, и в каждый миг дарило надежду. Выйдя из нашего подъезда, достаточно было пять минут прошагать в сторону набережной. И вот уже перед моими ногами плещется зелёная волна, издающая неповторимый запах, в котором смешано… Чего в нём только нет! И острый аромат йода, и свежая горечь водорослей и сладость от ощущения юности, заставляющая сильнее биться сердце.
      В дни школьной учёбы я ставил будильник на шесть утра. Но подскакивал за минуту до трезвона этой адской машинки, на которую во все времена люди выплёскивают не справедливую злость, на заре нового дня. Биологические часы, тикающие внутри меня, подсказывали время побудки, помогая сберечь нервы. Будильник обиженно умолкал, придавленный твёрдой рукой, не успев даже звякнуть. На улице ещё черно. Я бежал в ванную комнату, чтобы умыть лицо холодной водой, разгоняя остатки сна. Торопливо одевшись, прихватывал литровую банку с крышечкой и сачок на длинной деревянной ручке. Такой, каким ловят бабочек. Спускался со второго этажа вниз, к Серёгиной двери. Тихий стук не будил его родню, но сообщал ему о моей готовности. Как правило, Сергей уже был одет. Мы широкими шагами двигались по тёмным ещё улочкам в направлении моря. Выйдя на набережную, спускались по наклонным бетонным плитам к воде. Горизонт начинал розоветь. Утренняя тишина оглушала. Ни ветерка, ни стука, ни крика. Лишь лёгкий плеск волны да тихие возгласы ранних чаек. Поодаль можно было приметить чуть сгорбленные фигуры рыбаков, ни свет, ни заря занимавших насиженные места с привычным набором снастей и ведёрком для улова. Мы аккуратно наступали на мокрые плиты, приблизившись к самой кромке воды. Молчали. Плиты лежат длинным рядом вдоль всего берега, волна морская омывает их, то набегая, то обнажая снова. Бетон снабжён парой металлических дужек, за которые цеплялись стропы крановых крюков при монтаже плиты. За долгие годы эти плиты обросли водорослями. В кипу водорослей мы опускаем наш сачок, ведя его то в одну, то в другую сторону. Каждый раз в сачке оказываются пойманные маленькие прозрачные креветочки. Мы называли их «усиками». Размером со спичечный коробок, они поодиночке не представляли питательной ценности. Но за пять-десять минут мы набирали полную банку, целый литр этих морских ракообразных. Тут же, прибежав домой, заливали их кипящей водой. Креветки моментально краснели, от них шёл крабовый аромат. Мы с удовольствием щёлкали их брюшки, высасывая мясо. Запивали чаем. Такой вот завтрак. Утреннее солнце уже согревало наш городок, расписывая небеса щедрым золотом. До школы оставалось ещё полчаса. Можно было не спеша пройтись, беседуя на волнующие нас обоих темы. Экзотика? Несомненно. И счастье. Мы рыболовы-добытчики, кормильцы!

      С наступлением лета и летних каникул море становилось ещё роднее и ближе. Вода уже в июне прогревалась до 16-18 градусов по Цельсию. Этого было достаточно, чтобы мы, как следует, нагревшись под солнцем, стремительно вбегали в воду по пояс, заорав на всю округу то ли от мощного ощущения ледяных объятий, то ли от восторга при состоявшемся после долгих ожиданий чуде – встрече с морем. Затем необходимо было окунуться с головой и поскорее выскочить на берег во избежание простудных последствий. Зато уже через несколько дней пляж кипел от обилия купающихся. И не ясно кто сильнее грел воду, они или солнце.
      Каждые девять месяцев в Крыму рождался новый малыш – купальный сезон. Робкий, белокожий, как поганка, поначалу он скромно мочил ножки на мелководье, но с каждым днём мужал, рос, к концу августа радуя глаз дочерна загоревшим мускулистым телом, откормленным чебуреками, медовой пахлавой и арбузами. С первыми лучами утреннего солнышка купальный сезон гудел многоголосым разноязыким хором на пляжах и улицах курортных поселений и городов, дудел в декоративные флейты и свистульки, шлёпал вьетнамками по асфальту и песку, брызгался радужными струями, ныряя с надувных матрацев в мелкие воды. Воды, взбаламученные винтами вело-катамаранов, нагретые до температуры человеческого тела этими самыми телами, которых было так много, что солнце порывалось воскликнуть: «Люди, расступитесь, дайте мне добраться до поверхности!»
      Сколько помню, летом не проходило такого дня, если не шёл дождь, чтобы мы не посетили пляж. Пляжей в округе было много, они все были тогда доступны простому человеку в любое время дня и ночи. «Пляжились» круглосуточно приезжие с Севера, из Прибалтики и Москвы, Ленинграда и Днепропетровска, Ашхабада и Душанбе, одним словом, — в Крым приезжал весь Советский Союз плюс зарубежные гости. В будни, когда мои родители на работе, бабушка с дедом возили меня на Золотой Пляж. В выходные дни туда же направлялась вся семья, попутно прихватив друзей. При себе имели полные торбы еды, сифон с газировкой, книги, игральные карты, мячик, набор для бадминтона, надувные круги и бог весть ещё что. Эти продукты и предметы должны были скрасить многочасовое пребывание под палящими лучами солнца. Разумеется, искусственно создавали тень, используя тенты, растяжки и простыни. Это в случае, если нам не досталось место под навесом. На причал в Феодосии приходили с рассветом, а домой возвращались почти к вечеру. Так бывало не каждый день, но часто. Летом к нам постоянно прибывали родичи, живущие за пределами полуострова. Кто-то гостил день-два, другие задерживались на долгий срок. В зависимости от степени родства, как я понимаю. Это были эпические поездки, запомнившиеся всем. По странному стечению обстоятельств каждая наша вылазка на Золотой Пляж сопровождалась либо природной, либо техногенной катастрофой, слава Богу, не особо глобального масштаба. Так себе, в рамках одного пляжа. Один раз, к примеру, сразу после нашей высадки из катера на пляжный причал, с неба посыпался огромный рой красных в чёрную крапинку божьих коровок. Тех самых, которые в детстве вызывали восторг. Сядет такой клоп на руку, а ты ему: «Божья коровка, полети на небо! Там твои детки…» Расправляет она свои красные надкрылья, а под ними маленькие прозрачные крылышки – бжжж… и полетела. Они конечно красивенькие и безобидные. Когда их мало. Но не в тот раз. Количество насекомых было таким, что они покрыли всё пространство пляжа красным ковром, при этом нещадно кусая те открытые части тела, куда приземлялись. Весь народ спешно ретировался катерами или автобусами. Пляж в тот день обезлюдел за пять минут. Его узурпировали божьи коровки. Как оказалось, их сбросили с вертолёта на сады и виноградники для борьбы с тлёй. Но не учли направление ветра. Другая наша поездка на катере принесла незабываемую встречу с сонмищем махоньких, с копеечную монетку, лягушат. Тёмно-зелёные, они плавали в море по всему побережью пляжа, растопырив лапки, живо прыгали по песку на кромке берега. Невозможно было войти в воду, не погрузившись в лягушачью толпу. Хорошо ещё, что эти маленькие лягушечки не кусались и не проявляли никакой агрессии. Но купаться не хотелось. Как и откуда пресноводные лягушки попали в море, до сих пор для меня загадка. Каждый раз мы готовы были ожидать от пляжа новой каверзы. Возможно, таким способом он брал плату за право пользоваться его беспримерной красотой.

      На всей территории нашей страны Золотой Пляж считался самым лучшим. Жёлтый песок с крупными ракушками, не истолчённый в пыль, как в Анапе или на побережье Грузии. Тёплое бирюзового цвета море с пологим входом, удобным для детей. Есть, конечно, и другие прекрасные пляжи, каждый со своими преимуществами и красотой. Но Золотой Пляж это воистину бренд Крыма, его визитка, наряду с Ласточкиным гнездом, Воронцовским дворцом и другими сокровищами полуострова.
      Очередное посещение пляжа принесло боль и разочарование. В море появились маленькие твари, которых мы прозвали «щипалками». Забравшись под купальные трусы, эти мерзостные существа норовили внезапно ущипнуть. Укус был слабее, чем у пчелы, но посильнее, чем у голодной осенней мухи. Во всяком случае, купающиеся не могли чувствовать полного морального расслабления,
находясь в постоянном напряжении. Интересно было наблюдать, как, погружённые в воду, задумчиво и отрешённо-вяло перебиравшие ногами и руками люди вдруг подпрыгивали, вскрикнув «Ай!» и лихорадочно роясь в своём белье, извлекали виновника, щелчком пальцев брезгливо отправляя его подальше. По сравнению с божьими коровками или лягушатами «щипалки» были омерзительны. Пришлось искать альтернативу. И мы волей-неволей с азартом первооткрывателей начали осваивать другие пляжи. Нет, «Золотой» не был забыт. Но к нему добавились пляжи Орджоникидзе, их разнообразный ландшафт от песка или мелкой гальки до крупных камней и хаотично разбросанных валунов огромных размеров. Пляжи Коктебеля и Крымского Приморья, Евпатории и Ялты, Прибрежного и Сак.
Побережье Азовского моря, Новый Свет и Судак, Щёлкинская бухта, заливы Казантипа, сюрреалистичная в своём антураже Арабатская стрелка… можно продолжать и продолжать. Десятки пляжей по всему полуострову, таких разных и неизменно привлекательных. До некоторых легко доехать на общественном транспорте. Иные требуют усилий, но по их достижению платят сторицей.

      Мои первые открытия неведомых земель прошли под флагом бабушкиного командования. Уйдя рано на пенсию, она считала своим святым долгом воспитывать внука многогранно, старательно расширяя мой кругозор. Всё свободное время бабушка возила меня либо в гости к своим многочисленным сёстрам и братьям, живущим в Москве, Днепропетровске, Киеве, Севастополе и других городах, либо на природу. Она поступала мудро, надеясь, что внучек вырастет эрудированным и умненьким, набравшись впечатлений. Надеялась не зря. Впечатления эти навсегда оставили в моей памяти следы, подобные скрижалям, вытесанным в камне древними зодчими. Одно из таких маленьких путешествий занесло нас с бабулей поздней осенью вдвоём в замечательное местечко на побережье — Крымское Приморье. Там располагается знаменитая Биостанция, где учёные-биологи трудятся над раскрытием тайн морских глубин, изучая жизнь и повадки дельфинов, акул, скатов, рыб, медуз и прочего населения Черноморского водного бассейна. Рядом с Биостанцией возвышается древний потухший вулкан Кара-Даг. Это одно из чудес Крыма, заповедный горный массив, ходить по древним тропам которого дозволено лишь егерям и научным работникам. Для остальных туристов он—табу. Биостанция соседствует с маленьким одноэтажным посёлком, в домах которого обитают, преимущественно, сотрудники научного учреждения, биологи и обслуживающий персонал. У бабушки там, на территории поселения жила близкая знакомая. Она всегда радушно встречала гостей, столь редко появлявшихся в этих краях. Попив чаю с сушками, мы отправились на прогулку, изучать окрестности. Горы потрясли меня до глубины души. Это было первое в моей жизни приближение к ним, таким настоящим, не нарисованным в журнале. Горы добродушно толпились, нависая над моей головой. Они были цветные и живые, совершенно не схожие с чёрно-белым хаосом, глядящим с экрана нашего махонького телевизора «Сигнал-2», альтернативы которому, с двумя программами и крошечным кинескопом, тогда ещё не изобрели.

      Для обозрения Карагача, как называется ближайшая к Биостанции скалистая вершина, изрезанная причудливыми формами зубцов, приходилось задирать голову. Бабушка напоминала, что необходимо ещё и под ноги смотреть, ибо «неровён час»… Действительно, под ногами я неожиданно заметил странный предмет. Овальной формы, приплюснутый с закруглёнными краями, покрытый маленькими бугорочками с микроскопическими пучками тонких усиков, и абсолютно зелёного цвета. Он лежал прямо в центре тропинки, по которой мы шли. Что это? Если бы мы знали о последствиях, я бы не поднимал его с земли. Но мы не знали. Я нагнулся и взял этот предмет в руки…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. РАЙ С КОЛЮЧКАМИ

      Осень обозначилась ржавыми гвоздями пирамидальных тополей, словно вбитых гигантским молотком в землю. Они крепко держали лоскуты распаханных участков, не давая тем расползаться. Рыжина, частыми мазками кисти окрасившая растительность, отобрала всяческие намёки на недавнюю ещё зелень листвы. Асфальтовые ремни-дороги, опоясывающие Крым, убегали сквозь эту красно-оранжевую кутерьму вперёд, дальше и дальше, к самому горизонту…
      Маленький пригородный автобус миновал Коктебель и резво катил к следующему селению, аккуратно вписываясь во все многочисленные повороты извилистой дорожной ленты. Она должна была, обогнув массив Кара-Дага, привести нас в уютный уголок, Крымское Приморье. Я прислонил лоб к оконному стеклу, рассматривая открывающиеся виды, один живописнее другого. Старокрымский лес по обоим краям дороги фонтанировал ярко-красными брызгами поспевших плодов шиповника, соревнуясь с рубиновым звездопадом боярышника, грозди ягод которого тяжким весом своим кренили ветки к земле. Местами, глаз радовала подёрнутая матовой белизной синева тёрна. Лёгкий ветерок играл с золотистой кроной дикого абрикоса, обрывая самые сухие листочки. Красотка-осень бесстыдно вертелась перед моим взором, как девчонка перед зеркалом.
- Гляди, Женечка. Такую прелесть можно увидеть только у нас в Крыму. Сегодня мы с тобой побываем на Биостанции. Это необыкнове-е-енное место – бабушка мечтательно прикрывает глаза, затем уточняет, - там живёт моя подруга, тётя Тая. Я тебя хочу повести к ней, посмотришь как у них там здорово.
- А что там здорово, бабуля? – Я поворачиваю голову к бабушке, встречая её заботливый и весёлый взгляд. Вижу, что ей нравится и эта поездка и то, как я с интересом слушаю её рассказы обо всём, что встречается на пути в наших частых путешествиях. Она называет их исследованиями.
- Вспомни, как мы ездили прошлый раз в Ближние Камыши. Там ведь было рядом только море и болото с камышами. Мы с тобой исследовали те места. Помнишь, это было летом, ты ещё пытался поймать ящерицу.
- Не пытался, а поймал, бабуля, ты что, забыла? Только вот она убежала, а хвост у меня в руке остался.
- Я помню, конечно. Поймал. Только зря ты ловил её. Теперь ей без хвоста труднее будет. Но он отрастёт заново. У ящериц это называется регенерацией.
- А у людей вот так рука или палец могут тоже отрастать? – Я задаю вопрос, а сам хитро смотрю на реакцию бабушки. Мне-то ответ известен давно. Люди не умеют делать подобные чудеса. Это только ящерицы. Я-то знаю, я их и раньше ловил... И не в садик хожу, а в первый класс! Книжек вон уже сколько прочёл, целую кучу.
- Нет, Женечка, регенерация рук или ног человека невозможна. Это я тебе, как врач говорю.
Я согласно киваю. Поездка в Ближние Камыши была действительно замечательной, мы так много увидели нового, чего нет в городе. Крупные ракушки Золотого Пляжа, диковинной формы колючки стального цвета, похожие на рога лося, болото с осокой и камышом.
Красивые стебли рогоза мы нашли тогда в окрестностях, но по незнанию называли его камышом. Несколько стеблей с настоящими коричневыми цилиндриками этого камыша украшали в напольной вазе бабушкину комнату. Мне эти «бубочки», нанизанные на шпажки стеблей, напоминали люля-кебаб, мясное блюдо жителей Кавказа. Найденная мной в песке раковина рапаны, пустая,потерявшая где-то свою хозяйку, остро пахнущая водорослями и ещё чем-то непонятным, тоже занимала видное место на полочке серванта. Мне нравилось прикладывать её к уху. При этом слышался шум моря, как будто ветер выл, проносясь над волнами. Забавный эффект…
- На Биостанции всё по-другому, - продолжала бабушка, – там повсюду горы, крутые тропинки, много экзотических деревьев в парке. Ты таких никогда ещё не видел.
- А почему тётя тает? Она что, Снегурочка?
- Нет, родненький мой, Тая это сокращённо от Таисии. Такое вот имя.

      Автобус доставил всех по расписанию. Тётя Тая встретила нас радушно. Стол быстро занял чайный сервиз, оставив место для электрического самовара. К чаю подали маленькие круглые сушки и клубничное варенье. Чайными яствами меня не удивишь, конечно.
Бабушка и сама дома в этом деле была отменным специалистом. Удивление нашло меня чуть позже, когда мы, попив чаю, отправились в ботанический сад, занимавший, как мне показалось, огромных размеров территорию. Там произрастали совершенно неизвестные мне деревья и кустарники, некоторые из них цвели даже сейчас, в ноябре. Биостанция представляет собой пару зданий с пристройками, утопающими в зелени. От неё ведут заасфальтированные дорожки к морю с необычным пляжем. На этом пляже весь берег усыпан круглыми, как ядра старинных пушек, валунами, размерами от кулака до головы человеческой. Скакать по ним, - ноги переломаешь. Лежать на них, - спину сломишь. Ума не приложу, как тут летом люди загорают? К воде подойти, и то—проблема. От Биостанции наверх, в гору, расходятся многочисленные тропы, часть из которых уводит в самое сердце заповедника Кара-Даг, Чёрной горы, как переводится это название с тюркского языка.
      Молчаливое безмолвие гор оглушило меня таинством неизведанного. Захотелось подняться в их сказочные высоты, посмотреть с вершин на море и землю, где, казалось, люди будут выглядеть махонькими муравьями. Вырасту и непременно пройду все сам, пешком.
- Знаешь, бабуля, я обязательно исследую эти горы, когда стану старше.
- В заповедные места тебя не пустят, но есть немало туристических маршрутов, куда можно пойти с рюкзаком и палаткой. Это уже для взрослых. А пока что, я всё, что смогу, постараюсь тебе показать сама.
      Мы поднимались от моря к дому тёти Таи, оглядывая восхищёнными взорами окрестность. Было прохладно. Лето давно уступило место осени, которая уже успела освоиться настолько, что не стеснялась либо дождём затяжным, либо ветрами, леденящими душу, напомнить кто тут, в природе, хозяин. Вот поэтому и одеты мы по-осеннему. На мне тёплые штаны, куртка с карманами, шапка с ушами и даже варежки. Бабушка настояла. Пришлось надеть. Зато тепло. Земля покрыта тоненькой корочкой ночной наледи, которая
оттаивает лишь к обеду. Идти приходится осторожно, не спеша, чтобы не поскользнуться на крутой тропке, не споткнуться о торчащие из земли камешки. …Что это? Я нагнулся и поднял небольшой, с ладошку трёхлетнего ребёнка, овальный предмет. Почти минуту мы с бабушкой вглядывались в эту зелёную лепёшку с недоумением. Я покрутил её и так и сяк, даже понюхал. Пахло прохладой, как и всё, поднятое с земли в ноябре. Наконец, бабушка предположила:
- Мне кажется, Женя, что это кактус или кусочек кактуса.
- Кактус? Интересно! Давай возьмём его домой, и посадим в горшок. Я никогда ещё не видел таких кактусов!
      Это была истинная правда. К стыду своему, я тогда слабо разбирался в представителях флоры, деля их на три чётких категории — деревья, кусты и трава. Ах, да, ещё цветы! На этом мои познания заканчивались, если не считать софору, акацию, шелковицу и ряд конкретных растений, с которыми мне уже доводилось иметь дело. С кактусами не доводилось. Но что-то про них я уже читал. Папа научил меня читать в пятилетнем возрасте, я уже весь год запоем читал всё подряд, что в руки попадалось. Возможно, именно с этой находки и началось моё детское увлечение выращиванием растений, затянувшееся на годы.
- Бедный кактусик, мне его жалко, похоже, что он сильно замёрз. Надо бы его отогреть! – Я вытянул губы трубочкой и старательно подышал на задубевший кактус. Потом снял варежку и засунул в неё нашу находку. Это было ошибкой.
      Уже на обратном пути, сидя в автобусе, я почувствовал сильное жжение. Ладонь словно огнём жгло. Она опухла, покраснела. На мои жалобы бабушка лишь руками развела.
- Ну, потерпи, сейчас приедем домой и поглядим что там у тебя такое.
- Больно, бабуля, жжётся рука, – хныкал я, тряся пострадавшей конечностью и дуя на неё, в надежде успокоить боль. Пытался почесать распухшую кисть, но стало только хуже. К моменту возвращения домой я уже опух весь, в-основном от слёз.
      Под ярким светом настольной лампы мы нашли причину моих страданий. Вся ладонь с обеих сторон была утыкана мельчайшими иголочками, прозрачно-золотистыми и такими тоненькими, что видно их было лишь при увеличении, с помощью лупы. Воспользовавшись дедушкиной лупой, которую он держал для работы с почтовыми марками, бабушка пинцетом извлекла, одну за другой, все колючки. Руку мне смазали какими-то болеутоляющими мазями. Семейный совет, который собрался к вечеру с приходом с работы мамы, папы и деда, постановил: кактус считать особо злостным, руками не трогать, но высадить в горшок с землёй. Мне поручили заботиться о растении. Папа, который знал всё на свете, объяснил причину происшедшего.
- Судя по форме, это опунция. Так называется самый распространённый сорт кактусов с плоскими, как ладонь, листьями. Они иногда достигают нескольких метров в высоту, как деревья. Но это не у нас, а далеко, где-то в Америке. А точнее, в Мексике. Там растёт огромное количество разнообразных кактусовых. В-основном, колючки у них служат не только для защиты. Это видоизменённые листья, позволяющие задерживать влагу в засушливых местах. А в Мексике очень сухо и жарко.
- Папа, за что же он меня так жалил своими колючками?
- Это не колючки тебя жалили. У нашей опунции колючек нет. Тебя ужалили её глохидии…
      Спустя много лет я узнал из литературы о кактусах вот что: «Глохидия — специальный орган, который надежно защищает кактус. В переводе с греческого - «глохис» — наконечник стрелы, шип. Глохидия — едва заметная прозрачная колючка длиной от 1,5 до 7 мм., очень острая и жесткая, при этом легко обламывается. Вырастают глохидии из ареолы, как и колючки. Глохидии выстреливается при механическом раздражении кактуса, как правило, это представители подсемейства Опунциевые. Кактус способен посеять глохидии в большом количестве на приличном расстоянии, и при этом совершенно незаметно для тех от кого предназначена защита. Глохидии вызывают острые воспалительные реакции в тканях, как человека, так и теплокровных животных, вызывая болевые ощущения. Если животное съело опунцию с глохидиями, то это может привести к отеку и удушью. Глохидии хрупкие, ломкие и очень мелкие, поэтому извлечь их очень сложно. C кактусами, у которых есть глохидии, нужно обращаться очень внимательно и аккуратно».
- Я вот что думаю, - добавил папа, - в обычных жарких условиях опунция не жалит так больно. Это холод на неё повлиял. Бедный кактус, привыкший к жаре и солнцу, оказался на ледяной земле. Чуть не погиб. Вероятно, обозлившись на всех, он и стал таким агрессивным. Вот посмотришь, Женя, если за ним хорошо ухаживать, он станет гораздо добрее. Главное, не перелей воду. А землю нужно смешать с песком.
      Указания были выполнены. Злобная опунция поселилась на моём подоконнике. Но на этом её каверзы не закончились. Попытка надеть варежки после стирки обернулась новым жжением рук и мучительным вытаскиванием иголочек с помощью пинцета. Варежки ушли
в мусорное ведро. Та же беда постигла и курточку, в кармане которой побывал «Злюка». Назвать опунцию по-другому? Не хочу! Курточку тоже пришлось отправить в утиль. Но с той поры я начал уважать кактусы и другие растения, интересоваться их названиями и способностями, в-общем, подружился с молчаливыми, но умеющими постоять за себя, представителями зелёного царства нашей планеты.

      С годами я всё больше убеждался, что пресловутый библейский рай не надо искать где-то далеко "за тремя морями". Похоже, три моря, омывающие Крым, и есть те самые. Чтобы ощущать себя живущим в райских кущах, мне не пришлось ходить «за тридевять земель». Я до сих пор уверен, что в Крыму есть всё, что позволяет, путешествуя по нашему полуострову, увидеть весь мир в его многообразии. За редким исключением. Вот, пожалуйста: леса и горы, реки и озёра, болота и пустыни, холмы и каньоны, - ландшафты Крыма дарят путнику возможность почувствовать себя хоть скалолазом, хоть спелеологом. Тут легко порадовать любителей ходить по лесным тропам или нырять в подводные гроты, ловить рыбу в озере и спускаться на лыжах с крутых склонов. Всё это и многое другое сосредоточено на маленьком участке земли около 27 тысяч квадратных километров. А людей в Крыму проживает относительно не много. Особенно в зимний период. Порой, можно целый день просидеть, не встретив ни одного человека. Особенно, если сидеть дома. Но нам с бабулей дома не сиделось!
      В любое свободное время бабушка стремилась показать мне мир. Наши с ней поездки в Тулу, Москву, Днепропетровск или Севастополь приносили море впечатлений. Встречи с многочисленными родственниками, посещение музеев, выставок, театров и магазинов. Вечерние прогулки по набережным Днепра, Москвы-реки. Встреча с великим писателем в сакральном месте, в Ясной Поляне, где в каждой берёзке, в каждой осине живёт дух Льва Николаевича Толстого. Походы с убелёнными сединой ветеранами Великой Отечественной по местам боевой славы в Керчи, где в сыром ужасе каменных катакомб Аджимушкая мне открылись суровые страницы великого подвига крымчан. Всё увиденное наполняло смыслом лабиринты цепкой молодой памяти. Спасибо, тебе, бабуля!
      Остальные члены моей семьи тоже, кто как мог, стремились внести свою лепту в дело воспитания сына и внука. Дед таскал меня на работу, то в контору морского порта, где служил старшим инженером отдела кадров, то в клуб портовиков, где я с удовольствием участвовал в различных празднествах и разглядывал монеты, значки и почтовые марки, обменом которых занимались любители-филателисты, нумизматы и прочие посетители. Отец с мамой возили меня в туристические экскурсии. С ними я умудрился провести несколько незабываемых дней на Кавказе, влюбившись в озеро Рица, с его бесшабашной празднично-туристической атмосферой. Был очарован «Голубым» озером, ледяная вода которого даже в жаркие летние дни оставалась неизменно холодной. Смаковал мороженое хладокомбината «Бзыбь», производимое в Пицунде, любовался летающими огоньками светлячков в сочинском парке «Ривьера». Кавказ потряс меня своими масштабами. Горы, как в Крыму, но в несколько раз выше. Реки, как в Крыму, но гораздо более полноводные и стремительные. Море, как в Крыму, но совершенно другое. Лес был подобен джунглям. Плотным тёмно-зелёным забором многометрового роста он нависал над дорогой по обеим её сторонам. Мне казалось, что в любой момент из него выйдут загадочные «абреки», злобные и жестокие, с головы до ног покрытые шерстью. Они зарычат что-то своими страшными голосами, а затем, встав на четвереньки, погонятся за нашим автобусом. Вся надежда была на водителей. Я думал: «Миленькие, только не открывайте дверей, только не открывайте!», сжимаясь в комок на своём кресле. При этом, мне почему-то страшно было даже прислоняться к боковому стеклу. Это уже потом, начитавшись книжек, я узнал, что абреки, в сущности, такие же люди, только немного разбойники. Из Википедии: Абрек — человек, ушедший в горы, живущий вне власти и закона, ведущий партизанско-разбойничий образ жизни; первоначально — кавказский горец, изгнанный родом из своей среды за преступление, обычно убийство». Нормальные люди. А тогда воображение рисовало мне страшные картины массового поедания туристов дикими «абреками», в ушах гремел их грозный крик: «Зар-режу-у-у!», с последующим плотоядным урчанием…
      По сравнению с Кавказом, Крым был чем-то родным, хорошо знакомым, добрым и приветливым. Разве что, иногда нарвёшься на острые колючки. Ну, без них никак. Колючки не только принадлежность растительного царства. Ими обзавелись и рыбы и звери. Ежей можно не брать в пример. Они повсюду, хоть их колючки редко доставляют человеку неудобства. Но вот случай, когда я наступил на скорпену, можно считать ещё более редким. Лежит такая красавица на дне, метрах в двух от бережка, и молчит. Кто ж знал, что мне «приспичит» в этот момент пойти купаться? Погода отличная, море тёплое, хоть и волнуется слегка, ну так, только чтобы взбаламутить водицу, и мне в этом мутном рассоле ничего не разглядеть было. Не ожидая подвоха, делаю очередной шаг и…. Ногу, как будто раскалённой иглой проткнули. Скорпена единственная в Чёрном море рыба с мощным оружием, не считая ската «морской лисицы» и медузы «корнерота». Колючки у скорпены на загривке снабжены ядом. Пришлось сидеть на пляже, чуть не воя от боли, минут тридцать, а затем прыгать домой на одной ножке, пить таблетки и неделю баюкать больную пятку в ожидании выздоровления. Нашим растениям колючки нужны. И для сохранения влаги в стволах и для защиты. А, возможно, и для красоты. Ну, разве это не красиво? Особенно отличается своим колючим нарядом гледичия трёхколючковая. Однажды я шёл по парку осенью в добротных ботинках и умудрился наступить на такую вот колючку. Ботинок она проткнула так легко, как будто он был из пластилина. И, разумеется, вошла в ногу. Хромать пришлось недели три, если не больше. Но на моей любви к растениям это не отразилось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. НЕПУТЁВЫЙ ВЕТЕР

      В юности всякое может случиться. Ты ещё молод, горяч, не способен опереться на свой жизненный опыт, поскольку такового ещё не набрал. Решения принимаются спонтанно и, зачастую, необдуманно. Это с годами приходит понимание важности каждого шага, слова, жеста и даже движения. Прежде, чем рвануть в магазин за хлебом, остановишься и подумаешь: «Что забыл? Ах, да, шапку надо надеть, прохладно уже». И надеваешь шапку, а, заодно, берёшь зонтик. Вдруг дождь? Болеть накладно, уж больно дорогие лекарства, да и зачем они когда всем давно известно: одно лечишь, а другое калечишь. «Больничный», опять же, не оплачивается по полному тарифу. Любая болячка влечёт за собою цепь проблем… Проще надеть шапку! Школьником, подумал бы: «Быстренько сбегаю за хлебом, а потом к Андрюхе метнусь. Оторвёмся!». И уже на улице: «Тьфу, да тут «колотун». Шапку не надел. Ну и пофиг! Заболею — отлежусь, поваляюсь в кроватке, книжек начитаюсь, фантастики. В школу не надо. Красота! Все жалеют, градусником трясут, чай с малиновым вареньем в постель несут.… Эх, заболеть бы! Хорошо, что шапку не надел…» Вот, что возраст с человеком делает.

      В школе мы учились десять лет. Целую вечность. В те времена страна жила единым порывом в стремлении достичь идеала. Путь, указанный правящей коммунистической партией, дарил надежду. По телевизору и другим средствам массовой информации передавали в-основном позитивные новости, внушающие веру в завтрашний день. И фраза «С каждым днём всё радостнее жить», из песни Исаака Дунаевского, не звучала издевательски. Мы много путешествовали по родным краям, читали уйму книжек, распевали массовые песни, сидя у костра с гитарой или в пионерских лагерях на фестивальных слётах юных строителей коммунизма. Социализм уже был построен, стоял твёрдо, вроде бы не шатался. Оставалось рукой подать до коммунизма, где не должно было быть войн, денег, власти, злобы и ненависти. Где волки жили бы в одной коммуне с овцами, питаясь светлыми воспоминаниями и соевыми котлетами. Но мучительные душевные переживания не желали покидать меня даже в те стремительные дни, проносившиеся по судьбе бешеным галопом времени. Мне не купили джинсы.
      Мечту о чудесном изобретении американской текстильной промышленности я лелеял года два или три. Настоящие джинсы стоили дорого, а поддельные мне и даром не нужны. Я мечтал о фирменных. Таких, какие папа, капитан дальнего плавания, привёз Лёшке Кобецу, пацану из нашего двора. Да что там Лёшка. В джинсах красовались многие девчонки и мальчишки, дефилирующие по улицам города. В школу их надевать не разрешалось. Зато после школы – пожалуйста. Наконец, до меня дошло – не купили велосипед, не купят и джинсы. Видимо, я не такой, как другие дети. Ущербный какой-то. В чём проблема? Я не понимал. Единственным моим предположением было: родители коммунисты, они против НАТО, а надевать джинсы, значит лить воду на мельницу империализма! Я смирился. Но тут новая мечта завладела моим морально неокрепшим ещё организмом, никак не желая покидать его, невзирая на сопротивление родителей. Я умолял маму купить или пошить мне брюки клёш. Из Википедии: «Брюки клёш (расклёшенные штаны от колена) — длинные, расширяющиеся книзу от колена штаны, которые были в моде в 1970-х годах. В СССР они назывались «брюки-колокола». Брюки клёш появились на флоте. Ещё во времена парусного флота моряки носили брюки особого покроя. Брюки расширялись книзу, начиная от бедра. Такая форма называлась «cloche», что с французского обозначало колокол, труба, а по-русски так и звучало — клёш». К тому моменту мода на расклёшенные штаны уже сходила на нет. Но ведь я так и не поучаствовал в этом повальном сумасшествии, это не справедливо. Все соревновались в размерах. У кого больше клёш, тот и король. 20 сантиметров, 25, 30.… Казалось, нет предела. Но он существовал, разумеется. Ибо, чем короче длина ноги, тем уродливее казался этот «колокол», превращая контур фигуры в пародию на человека. У меня рост был весьма скромный. Тем не менее, мне удалось убедить маму в необходимости заказать на меня в пошиве штаны с огромным клёшем. 27 сантиметров в итоге опошлили мою и без того сатирическую фигуру, зато укрепили человеческое достоинство и внушили гордость за принадлежность к модникам и модницам.
Более того, к штанам прилагался пиджак классического покроя. И эта пара была откровенно макового цвета. В магазинах на меня трудно было купить подходящую одежду ввиду нестандартной фигуры. Поэтому шили в ателье на заказ. Красный костюм предназначался для выпускного вечера. Ну что ж, как известно, дурак красному рад. Я с нетерпением ожидал окончания десятилетней школьной эпопеи, смакуя и предвкушая момент моего триумфального появления на выпускном балу. В назначенный час все соберутся в спортивном зале, по совместительству являющемся и актовым залом у нас в школе. И тут выхожу я. Да-да, бывший «ботаник» в очках, а ныне — красавец юный, мачо в красном костюме с внушительным клёшем и обаятельной улыбкой. Снисходительно кивнув обалдевшим парням, робко стоящим в сторонке, я спокойной походкой подойду к Мариночке и, приподняв её подбородок указательным пальцем, одарю лёгким поцелуем в нижнюю губу. Если она вдруг по какой-то причине начнёт терять сознание и падать в обморок, я подхвачу её за талию. В этот момент оркестр грянет вальс, и мы закружимся, закружимся…
      Сильный толчок в плечо мгновенно вышиб меня из мечтательного состояния в суровую реальность.
- Куда прёшь, дятел?! Топай отсюда, очкарик, пока не нарвался! - Проходящий мимо Федосов, здоровенный верзила из параллельного класса, не мог не задеть хоть кого-то в школьном коридоре. От такого держись подальше. Мысленно показывая хаму кулак, я продолжаю своё мирное движение. Какие же они длинные, эти перемены. Скорее бы звонок на урок….

      После нескольких примерок в нашем местном ателье, где меня с помощью мягкой линейки превратили в живой чертёж, утыкав булавками, удерживающими лоскуты ткани, фигурно нарезанной с помощью лекал, миловидная блондинка спросила:
- Клёш сколько сантиметров желаете сделать? – в зубах у неё был зажат пучок булавок, руками она расправляла низ штанины, речь звучала невнятно, поэтому получилось: "Хлёф сфольхо фантиметроф фелаэте штелать?" – но мы поняли.
- Поменьше! – поспешно заявила мама.
- Побольше! – одновременно с мамой потребовал я. – Сантиметров тридцать пять!
- Нет-нет, это будет уродство, - воспротивилась мать.
- Тьфу! – швея выплюнула булавки в ладошку, выпрямилась и хмуро поглядела на нас.
- Определитесь уже. Вот так будет достаточно? – Она отогнула колокольную часть брючины, вопросительно глядя мне в лицо. – Почти тридцать сантиметров. Если делать шире, то это уже получится юбка. А ты ведь мужчина. Почти.
      Я кивнул.
- Вот и ладненько. Тогда снимай штанишки. Я сегодня дошью, завтра сможете забрать.
      На другой день я стал счастливым обладателем красного костюма.
      И вот он, долгожданный выпускной вечер. Спортивный зал превращён в актовый, играет музыка. Уже закончилась официальная часть и всем, включая меня, раздали аттестаты. По краю, возле стены стоят столики с фуршетным набором: соки, бутерброды, фрукты, а главное — бокалы с шампанским. Оно холодное, пенится, играет…. Не долго играло шампанское. В мгновенье ока счастливые выпускники отправили его в путь по пищеводам в желудки. Я еле успел отхватить свою, причитающуюся мне по праву
сданных денег, порцию. А кругом уже бурлит разнузданная дискотечная неразбериха, которую многие ждали весь этот год. Досчатый
пол спортивного зала размеренно ухает в такт ритмам 70-х, в стиле диско. Звенят в унисон стёкла соседних домов. Толпа блаженно улыбающихся юношей и девушек, явно не ограничившихся одним лишь шампанским, вытаптывает дощатый пол спортивного зала, подобно сборщикам винограда, давящим ногами мезгу в надежде получить отборное вино. Я от шампанского не опьянел, а наоборот, отрезвел. Захотелось домой, в тишину книжных полок, к любимым героям космических саг и искателям приключений. Я сел в сторонке на скамью и задумчиво оглядел окружающее пространство. Где и каким образом мои товарищи по выпуску умудрились накачаться спиртным, совершенно непонятно. Да и не важно. Пусть себе резвятся. Я сторонний наблюдатель, словно прилетевший с другой планеты исследователь человеческих душ. Я бесстрастный и прагматичный. Меня не проймёшь глупыми танцульками. Это бессмысленное верченье задом, взбрыкивание ногами и нелепые взмахи рук — свидетельство отсталости и примитивизма расы, которую я прилетел изучать. Буду объективен. Табун расклёшенных людей, ритмично пульсирующий, словно броуновское движение молекул, по ограниченному пространству выделенного помещения, это и есть гордость Галактики? Фигня какая-то!..
      Внезапно, мои философские измышления были прерваны появлением весёлой веснушчатой физиономии. Большие глаза с покрытыми брасматиком ресницами, ярко накрашенные губы. Она ещё и что-то говорит… Я встрепенулся и сфокусировал, наконец, взгляд, обнаружив перед собой нашу Лолиту. Самая объёмная из всех выпускниц, она одета в розовое платье с рюшами и оборочками. Очень жизнерадостная толстуха.
- Женя, пойдем, потанцуем, ага! – то ли вопросительно, то ли утвердительно, но очень оптимистично возвестила пышка.
Я сначала слегка побледнел, и лицо моё чуть было не перекосила гримаса ужаса, но вовремя сдержал накатившие чувства. Было бы не вежливо отказать. Сам-то я пригласить никого так и не осмелился. И, похоже, на сегодня для меня подобных предложений от других девчонок не предвидится. Я никогда не посещал дискотек и, в принципе, танцевать не умел абсолютно. И вот, пожалуйста.
Мой опыт общения с женской половиной человечества ограничивался вопросом: «Ты крайняя?» в очереди или просьбой дать списать задание по физике или математике, тем предметам, с которыми не дружил. Шампанское ли на меня подействовало или близость
женского тела пробудила половые механизмы, но взяв Лолиту за руку, я с ужасом ощутил прилив энергии внизу живота. Для юноши моего возраста внезапная эрекция была вполне логичной и ожидаемой. Дабы скрыть позор моего состояния, я «отклячил» зад как можно дальше, и в таком виде мы вышли на центр танцевальной площадки, по совместительству волейбольной. Лицо моё сравнялось цветом с моим красным костюмом. Вот она, гармония! Там, где могли разместиться три пары танцующих, мы с Лолитой вписались по габаритам аккурат тютелька в тютельку. Танец получился очень зажигательный. Вернее, зажигала Лолита, а я, как банный веник, мотался вокруг, повинуясь взмахам её рук и уворачиваясь от её мощных ног, ляжки которых по объёму не уступали ляжкам африканского страуса эму. О радость! Толпа сосредоточенно пыхтела вокруг, никто не обращал на нас внимания. По окончанию
экзекуции я был удостоен смачного поцелуя в щёчку и, освобождённый, пошёл в свой тёмный угол стирать следы губной помады и зализывать душевную травму.
      Друг Андрюха, как только мог, скрашивал моё скучное состояние, рассказывая анекдоты или пикантные подробности из личной жизни тех или иных учеников, ураганом проносящихся по залу. Свистопляска выпускного вечера продолжалась ещё долго, но мы решили покинуть помещение, выйти на свежий воздух, чтобы сохранить остатки здоровья и самолюбия.
- Вот я пень, Андрюха. Так и не смог никого нормального пригласить танцевать.
- Ты же с Лолитой отжигал, я видел. Она нормальная, только на любителя. Мне нравятся худышки.
- Мне тоже. Но наших всех разобрали. Я видел, ты с Веткой наворачивал по площадке. Как она на ощупь? – этот вопрос волновал меня. Не сумел сам найти контакт с девочками, так хоть послушаю очевидца.
- Ветка приятная девчонка во всех отношениях. Гибкая такая, танцевать умеет. Знаешь, мне кажется, она на меня запала. Пока танцевали, поглядывала очень откровенно, а губы у неё такие пухленькие, ммм!
- У неё и ножки отпадные и фигура. Я её в вашем классе давно приметил. Она там, на мой взгляд, самая секси. Давай, дерзай, Андрюха! Потом расскажешь, что там у вас сложится.
      Как близкие друзья, мы делились с Андреем самым сокровенным во всём, особенно в том, что касалось, так сильно владеющих нашими юными телами, чувств к слабому полу.
   
      По традиции, выпускной заканчивался на рассвете, когда, покидающие навсегда школу, бывшие десятиклассники должны встречать восход солнца. Организаторы предложили нам совершить утреннюю прогулку по морскому заливу. Эта идея пришлась по вкусу, все с восторгом ожидали встречу с солнцем на борту катера, бороздящего морские просторы. Андрей ушёл домой переодеться. Я решил, что буду в костюме. До рассвета оставалось часа два. Потихоньку, дойдя от школы до набережной и причала, я увидел сидящую на скамейке парочку. Так и есть, Галя и Лена. Обделённые мужской лаской, подружки, как обычно, были вдвоём. Богомолова Лена не могла похвастать интеллектом. Забитое, скукоженное создание с мальчишеской фигурой и не очень привлекательным лицом, Лена никогда ни с кем не общалась, кроме подруги. Обычно, она, сгорбившись, шаркала по-старушечьи коридорами школы, старательно пряча взгляд от окружающих. Уже одна её причёска в виде выцветшей старой мочалки производила отталкивающее впечатление. Галя Рыбочкина отличалась, напротив, крупными габаритами, широкой костью, мощными плечами и, словно высеченным топором, лицом. Лицо это с мясистым носом, квадратной челюстью, усыпанное бледными веснушками, не вызывало восторга у мужской половины класса. Но на фоне Лены Галя смотрелась более-менее женственно. Её полная грудь, которую уже с пятого класса трудно было спрятать под школьной формой, постоянно вызывала у меня желание прикоснуться. Я еле сдерживался. По контрасту с нелюдимой Леной, Галя отличалась весёлым нравом и отзывчивостью. У неё можно было списать что угодно, но беда в том, что училась Галя слабенько, звёзд с неба не хватала. Виной тому, возможно, было убогое существование Гали в многодетной семье, на окраине города в частном секторе, где родители девочки едва сводили концы с концами.
      Подруги отдыхали от шумного вечернего бала, откинувшись на спинку скамьи. В небе ещё мерцали ночные звёзды. Луны не было, и набережную освещали лишь малочисленные фонари. В их свете Галина грудь аппетитно выпирала в направлении моря. В тени Гали пряталась Лена, по обыкновению сжавшись в комок. Её грудь представляла собой унылую равнину, покрытую шерстяной кофтой.
- Привет, девчонки! Отдыхаете?
- О, привет, Женя! – Галя радостно оглядела мою фигуру и широким жестом пригласила занять свободное пространство скамейки рядом с собой.
- Садись, подождём рассвета, всё равно деваться некуда, катер будет только к семи.
      Я сел и, повинуясь внезапному порыву, обнял Галю за плечи. Она тихо вздохнула, замерла, а через несколько секунд мягко склонила голову на моё плечо. Так и сидели. Предрассветная тишина обволакивала нас мягким покрывалом. Июньская листва играла в свете фонаря резными орнаментами, не колышась от ветра, который, похоже, улетел куда-то далеко-далеко отсюда. Море нежно ласкало береговые плиты самыми кончиками своих влажных пальцев. Тишина и покой. Именно то, что нам тогда было нужно. Покой и тишина…
      Встреча рассветного солнца на борту теплохода «Юрий Гарнаев» прошла умиротворённо и безмятежно. Все спали. После бурной ночи это было вполне объяснимо. Даже требовательные крики чаек, неуклонно следовавших за кормой судна в кильватере в ожидании традиционной кормёжки хлебом, не могли нарушить крепкий сон молодых людей, вступивших на самостоятельную дорогу. Осознав
безнадёжность положения, и посовещавшись, чайки, наконец, отстали. Теплоход совершил большой круг по Феодосийскому заливу и вернулся к причалу. После швартовки, на берег, пошатываясь и позёвывая, сошла молчаливая толпа выпускников и их родителей. Жмурясь от яркого солнца, она медленно поплыла с набережной по улочкам города, рассеиваясь и редея в полной тишине. Ни говорить, ни прощаться, сил ни у кого уже не осталось. Внезапно налетевший неведомо откуда утренний ветерок растрепал остатки вчерашних шикарных причёсок и освежил утомлённые лица.
      Прощай, школа! Завтра новая, взрослая жизнь.
      Назавтра мы с друзьями решили совершить променад. Проще говоря, я подбил Андрея и Серёгу отправиться на большую прогулку по побережью. Необходимо было, как следует проветриться после утомительных дней, проведённых в школе. Я надел красный костюм. А что? Пусть полюбуются все, не зря же мне его пошили. Сергей и Андрюха были одеты попроще, во что-то спортивное. Спортсмены, что с них взять! Выйдя со двора, мы столкнулись с Лилькой Песковой. Она радостно заверещала, изъявив жгучее желание составить
нам компанию. Конечно. Давай, примыкай, мы всем рады! Вот так, вчетвером, весело с шутками и подколками миновали центр города, первый городской пляж и продолжали двигаться вдоль моря. Погода сопутствовала, настроение было отличное. Позади школа, все эти
утомительные уроки и задания, контрольные и экзамены. Всё это уже в прошлом. Хотелось петь или кричать что-нибудь нечленораздельное, главное—громко. Душа требовала романтики и приключений. И они, эти приключения, не заставили себя долго ждать.
      Очень скоро мы очутились на втором городском пляже. Как и положено, в июне, он был полон отдыхающими курортниками, которые массово загорали, лёжа на песке или топчанах, но, не решаясь войти в воду. Вода ещё не прогрелась. Мы не планировали пляжиться, купальных нарядов с собой не брали. Захотелось чего-нибудь эдакого, необычного и романтичного. Внезапно из многоголосия выделился один голос, который, как оказалось, обращается к нам:
- Ребята, не желаете ли прокатиться на лодочке?- загорелый парень в плавках и спасательном жилете, широко улыбаясь, смотрел на нас. У кромки воды ждали своей очереди прокатные катамараны и вёсельные лодки. Вот оно, то, что мне нужно!
- Серёга, Андрюха, а давайте прокатимся. Будет весело!
- Пятьдесят копеек в час, деньги вперёд, за линию движения катеров не заплывать, - парень коротко перечислил условия катания.
- Ой, мальчики, а я без копейки.
Кое-какие деньги у нас при себе были. Сергей сказал:
- Лиля, я за тебя заплачу, не переживай.
- Тогда я с тобой в одной лодочке.
      Вот так нам с Андрюхой досталась вторая лодка на двоих. Мне не терпелось скорей схватиться за вёсла. Романтика дальних странствий будоражила и толкала на героические поступки. Начитавшись в детстве о море и моряках, я представлял себя бывалым матросом, с лёгкостью орудующим лопастями вёсел, не поднимая брызг. В руках моих лодка должна была лететь стрелой, рассекая волны. Да что там лодка! Целый парусный корабль я приведу в любой порт мира, ориентируясь по звёздам с помощью секстанта! Кстати, надо будет узнать, что это такое. Ничтоже сумняшеся, я полез через борт в своём новеньком красном костюме. Андрей последовал за мной. Сергей со спутницей расположились в соседней лодке. Паренёк в спасательном жилете подтолкнул наши судёнышки по очереди, срывая их с песка в открытую воду. На меня снизошла эйфория, обусловленная морем, солнцем и лёгким покачиванием лодочки.
- Серёга, не отставайте от нас! – крикнул я, уверенный в том, что наша с Андреем пара легко обгонит корыто с девчонкой, которая Сергею только помеха. Мы погрузили вёсла в воду и начали грести.
- Смотри, Андрюха, есть такие команды, чтобы правильно управлять лодкой. Если скажу «Суши вёсла», переставай грести и поднимай весло из воды. А если надо развернуться назад, скажу «Табань», понял?
- Да понял, понял. Рано ещё сушить. Гляди — Серёга-то с Лилькой обогнали нас.
И действительно, наши товарищи уже миновали зону купания. Их лодка показывала нам свою корму далеко за буйками.
- А ну, навались, - зарычал я, прикладывая к веслу максимум усилий. В этот момент моё весло с противным скрежетом выскочило из уключины. Андрей продолжал грести своим, и лодку развернуло боком.
- Гляди ж ты, бракованное какое-то. – Я тщательно вставил весло на место.
Мы выровняли лодку, продолжив свою гонку за Сергеем. Теперь, когда наши суда оказались за зоной купания, и красные бочонки буйков болтались в воде далеко позади, лодка наша пошла быстрее. Портило настроение лишь весло, периодически вылетающее из своего гнезда. Приходилось каждый раз вставлять его обратно, при этом старательно выравнивая сбивающуюся с курса лодочку.
- Мне кажется или мы ускорились? – Андрей оглянулся на полосу удаляющегося пляжа.
- Реально ускорились. Это всё попутный ветерок. Раньше его не было, а за буйками подул. Ещё издали была видна рябь на воде. Прикинь, я первый раз сижу в лодке и держу в руках весло.
- Да и я раньше ничего этого в глаза не видел. Ты же знаешь, Женька, я человек сухопутный.
- Серёга монстр. Гляди, ускакали так далеко, что нам их уже не догнать.
- Конечно, у них же весло из уключины не выскакивает. Надо бы нам возвращаться, часов-то нет.
Часы мы оставили в залог вместо паспортов, которых при себе не носили.
- Который уже час? – Андрей посмотрел на солнце, стоявшее в зените, затем оглянулся на берег и воскликнул – Ого! Пляжа почти не видно, мы уже хрен знает где.
К этому моменту до нас дошло, что наша лодка намного дальше от берега, чем нам хотелось бы. А товарищи наши уже возвращаются. Их судно теперь было ближе к пляжу. Морское течение отнесло нас в сторону.
- Табань! – скомандовал я.
- Чего? – Андрей недоуменно смотрел в мою сторону. Ну, ничего не шарит в морской терминологии!
- Разворачивай, говорю, назад. Накатались уже, пора на берег возвращаться.
      Не тут-то было. Развернув лодку носом к пляжу, мы столкнулись с неожиданными трудностями. Течение и ветерок продолжали толкать нас в сторону открытого моря. Вдобавок, ветер поменял направление. Усилившись, он начал игриво забрасывать нас клочьями морской пены, срывая её с верхушек волн. Да и волны эти, поначалу почти не заметные, начали расти, увеличиваться по высоте, резво перекатываясь под днищем, заставляя лодочку нашу подпрыгивать и дрожать. Шутки долой! Мы налегали на вёсла, упорно стремясь вернуть судёнышко к суше. Увеселительная прогулка, начинавшаяся так беззаботно, постепенно превращалась в битву со стихией. На память пришли слова «с морем шутки плохи», только теперь до меня начал доходить истинный их смысл, суровый и беспощадный. Лёгкий игривый ветерок превратился в холодный студёный ветер, поднявший полуметровые волны. Я весь вспотел внутри, а снаружи промок от брызг. Что будет с костюмом? Да плевать на костюм, тут вопрос жизни и смерти! Поминутно выскакивающее из уключины весло, словно издевалось над нами. Чем сильней я им орудовал, тем чаще оно выскакивало. Мы поменялись местами с Андреем. Его весло пока что не подводило.
      Пока мы боролись с течением и ветром, лодка наша пересекла линию проходящих мимо катеров. А вот и катер. Прошёл на траверзе между нами и береговой линией. Стоящие по борту пассажиры махали нам руками и что-то кричали. Наверное, приветствовали храбрых путешественников. Нас относило дальше, в залив. А там уже недалеко и до Турции. Внезапно, возле нас оказался небольшой спасательный катерок на моторном ходу. С борта катера, держась за поручни обеими руками, склонился к нам матрос-спасатель. Я заметил на тыльной стороне его ладони татуировку в виде якоря, обвитого цепью. А на пальцах были буквы, образовывающие имя МИША.
- А що, хлопчики, виднэсло вас трошки далэче. Зараз кину конца. Трымайтэ, на буксире дотягнемо швидко.
   Я живо представил себе позор, который нас ожидает в случае буксировки. Весь пляж будет ржать при виде двух пижонов - очкариков в красном костюме, не сумевших справиться с одной лодочкой. И поэтому поспешно заверил Мишу:
- Что Вы, что Вы, зачем нас на буксире, мы и сами отлично можем догрести. Дайте нам минут десять. Сами справимся! Спасибо! Извините!
- Ну, як хочете. Ваша воля. Удачного плавания! – хитро улыбнулся Миша. Катер взревел мотором и ушёл. А бурун волны, поднятый им, чуть не перевернул нас. Мы продолжили отчаянно сражаться с морем. Вот уже совсем близко военные сторожевые эсминцы, стоящие на рейде в заливе для охраны морских подступов к нашему полуострову. Можно различить номер на сером борту и даже увидеть вахтенных матросов, движущихся по платформам и палубам, одетых в форму, подобающую флотской службе. Ещё не всё потеряно, решили мы, когда ветер поменялся и снова начал дуть в спину. Наше продвижение к берегу стало давать успехи, поэтому мы и во второй раз отказались от буксировки, когда спасатели снова попытались нам помочь. На этот раз Миша смотрел на нас уже серьёзно и с немалой долей уважения.
      Ветер, ветер! Ты несёшь и беду и радость. От тебя не отмахнёшься просто так. Ты достоин уважения. Море, отныне я всегда буду помнить твои ласковые объятия, чуть не приведшие нас к катастрофе. Не прошло и трёх часов, как мы с Андреем, подобно матросам Магеллана после долгих морских скитаний, высадились на горячий песок. Мои ладони покрылись кровавыми мозолями. А костюм после просушки стал похож на шкуру гиены. Весь в белых разводах. Многократные стирки не вернули ему былого великолепия, и больше мне не пришлось его надеть ни разу. Мы доплатили ещё два рубля за лишнее время. А товарищи нас так и не дождались. Ушли домой вдвоём. Плохо это или хорошо? Я пытался поставить себя на их место. Серёга же не Ассоль, а мы с Андрюхой не капитан Грей, чтобы ждать на берегу моря, тоскуя, в слабой надежде на наше возвращение. Так? А вот я бы на их месте всё-таки дождался.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. СЛЕДЫ

      Городок наш маленький и очень уютный. Основали его древние греки, прибывшие сюда из Милета в 6 веке до нашей эры, как утверждает наука археология, а ей можно верить, ибо она опирается на артефакты, найденные при раскопках, а не на домыслы. Сама природа позаботилась о том, чтобы утомлённые многодневными штормами греческие мореходцы, перетерпев непогоду и истосковавшись
по твёрдой земле, увидели прекрасный залив с пологим берегом, золотистые пески которого неизменно вызывают восторг и трепет у любого очевидца. Милетские суровые мужи, основав тут свою колонию, дали ей название Теодосия, что на их языке означает «Богом данная». Много воды утекло с тех пор. Поколения за поколениями возделывали тут землю, выращивая всё, что способствует выживанию человека. Две с половиной тысячи лет цивилизации лишь слегка изменили название города, не поменяв сути. Феодосия вальяжно разлеглась, оперевшись затылком на гору Тепе-Оба, покрытую сосняком, как шевелюрой, вытянув жёлтые песчаные ноги вдоль берега, омываемого тёплыми водами Чёрного моря. На этом отрезке истории тут живу сейчас я со своими родными и близкими людьми, к которым причисляю и Андрея, разумеется. В городке нашем всегда есть, на что посмотреть и куда пойти в свободное от учёбы или работы время. Можно прошвырнуться на Карантин. Так называют район, расположенный за внешней крепостной стеной древних генуэзцев, владевших Феодосией в былые времена. В далёком тревожном прошлом, полном войн и распрей, они обнесли город двойным кольцом крепостных стен с башнями. Все торговцы и пришлые люди обязаны были месяц прожить в карантинной зоне, за главными воротами, прежде чем их впускали внутрь. Чтобы болячку, какую, ненароком, не занесли.
      Карантин живописное местечко. Он карабкается на высокий холм, причудливо рассыпая одноэтажные домишки вдоль крепостной стены с обеих её сторон. Добравшись до сердца Карантина — долины с армянским монастырём в центре и главной Городской больницей поблизости, можно спуститься к морю. Мимо рыбацкой артели, минуя лодочные гаражи, где по металлическим рельсам прямо в воду спускали разнообразные плавсредства. Рельсы эти уже проржавели и давно не видели лодок, спрятанных в гаражах. Дорогое это
удовольствие иметь свою лодку. Но находятся ещё одиночки-любители, которые проводят часы и дни, сидя в гараже, готовя снасти и снаряжение, чтобы при удачном раскладе выловить из моря что-нибудь чешуйчатое и вкусненькое. Узнать их можно по тельняшке, сплошь запятнанной соляркой, да по запаху вяленых бычков, на который сходятся все окрестные коты, скучающие от безделья. За лодочными гаражами город заканчивается, но если продолжить движение, можно дойти до мыса Ильи. Он образован осадочными породами, которые ежегодно с отвесных склонов высокого холма осыпают узкую кромку суши у воды острыми камнями, вследствие чего весь берег и дно морское тут настолько каменистые, что купаться и вообще ходить весьма затруднительно. На вершине мыса Ильи стоит первый феодосийский маяк, выстроенный женой московского градоначальника Евдокией Рукавишниковой на собственные средства.
      Если нет желания топать на Карантин, можно прогуляться по главному проспекту вдоль моря, мимо набережной, два километра пешего хода. Торопиться тут не нужно. Глаза необходимо держать распахнутыми, внимательно рассматривая великолепную архитектуру серебряного века, смешанную с новоделом нашего времени. Можно заглянуть, попутно, в музей Ивана Айвазовского. Он же - картинная галерея, где собрана огромная коллекция морских пейзажей гениального художника. С некоторых пор весь проспект носит его имя. По ходу прогулки не мешает посетить и дом-музей писателя Александра Грина, алые паруса которого по-прежнему раздувает попутный ветер странствий для влюблённых и фантазёров, во все времена. Проспект Айвазовского неминуемо приведёт вас к удивительному архитектурному шедевру, «Даче Стамболи». Бывшее владение табачного магната и купца-миллионера ныне – музей, восточная архитектура которого, в марокканском стиле, живописно выделяется на фоне других зданий побережья. Прогулка даст полюбоваться многочисленными корпусами санатория «Восход», фонтанами и парками города, попутно проведя вас мимо скромного двухэтажного дома, где когда-то на втором этаже в родильном зале с балкончиком я появился на свет.
      Можно и не бродить по городу, а, не дожидаясь, когда солнце начнёт пригревать без жалости, ранним утром по прохладе взойти на гору Тепе-Оба, покрытую лесом, откуда открывается панорама феодосийского залива. Вдали жёлтая песчаная стрела Золотого пляжа, завод «Море», квадратный док которого виден за многие километры, чуть ближе круглые цистерны Нефтебазы, куда раньше подходившие к берегу танкера доставляли для дальнейшей пересылки жидкие нефтепродукты. Опытный глаз феодосийца легко узнает привычные очертания городских строений и зелёных парков.
      Мне, как коренному жителю, знакомо тут всё. Скажем, почти всё. В последнее время такое строительство развернули, что новые дома, словно грибы по осени, растут, один другого толще. Ну, это в последнее время. А когда я учился в десятом классе, городская стройка была делом неспешным, продуманным, заранее во всех архитектурных инстанциях сотню раз обмерянным. И только после подписания кучи документов рабочие начинали возводить. Нет, не дом. Сначала возводили забор, который будет огораживать стройку, затем уже рыли внутри котлован под фундамент, ну и так далее, по списку.

      В те времена мы обожали путешествовать. Почему? Интернет ещё не изобрели, суставы и потроха не болели, молодые здоровые организмы наши стремились выплеснуть накопленную энергию, а дальние поездки не требовали больших денежных затрат. Привитая бабушкой любовь к исследованию новых мест выталкивала меня из дома в любом направлении, лишь бы я мог получить свежие впечатления. Андрей старался не отставать от меня, и иногда в его голове рождались любопытные идеи. Так и в этот раз…
- Помнишь, Женька, ты рассказывал, как провёл день в сердоликовой бухте на Кара-Даге?
- А то. Бабушка с дедом тогда взяли меня с собой. Там коллектив портовиков зафрахтовал целый катер на весь день. Летом дело было. Праздник какой-то у них случился, то ли День моряка, то ли День портовика, не помню уже. Мы на катере всей толпой от нашего причала пошли к Кара-Дагу. Нас высадили с трапа прямо на берег в бухте.
- Ты точно там тогда нашёл сердолик? У меня в коллекции минералов есть один, но бледненький.
- Видел я твой. Мой найденный был ещё бледнее. Раньше там сердолик чуть ли не промышленным способом добывали, изготавливали из него украшения. Видимо, в море на дне жила проходит, из горы тянется прямо в воду. Шторма её размывают, куски сердолика волна на берег выкидывает. Поэтому там именно после шторма больше всего сердолика и находят.
Я мечтательно улыбался, вспоминая, как вместе с большой компанией работников порта, с детьми, полными сумками еды, мангалами для жарки шашлыка, мячиками и ракетками для игры в бадминтон в течение целого дня исследовал Большую Сердоликовую бухту.
- Там две сердоликовых бухты – Большая и Малая.
- Скажи, а спуститься с горы в какую-то из них можно?
- Только в виде водопада. Там в одном месте есть такой — прямо со скалы вода капает маленькой струйкой. Пресная. Но вот насчёт слезть самому со скал, это вряд ли. Экскурсовод, помню, говорил что-то насчёт скалолазов. Они конечно могут. Но у них же снаряжение имеется специальное.
- Гляди, что есть у меня! – Андрей достал из-под кровати железяку в форме молотка странной конструкции. – Геологический молоток. Вещь. Моток верёвки тоже найдётся. Метров тридцать, если не больше. Думаю, должно хватить.
- Да ты шутишь!
- Какие шутки, я всё уже продумал. Мы с тобой на каникулах отправимся на Кара-Даг. Из Планерского. Пешком дойдём до Чёртова пальца, а оттуда спустимся в Сердоликовую бухту. В Большую. В неё надёжнее, она раза в два шире Малой, не промахнёмся.
Его уверенность поселилась и в моём мозгу. А мозг десятиклассника, сами понимаете…
- Отличная идея! Жаль, каникул летних ждать ещё полгода.
- Кто сказал «летних»? Зимой пойдём, на зимних или в феврале. Когда снег.
- Ты, Андрюха, совсем озверел, что ли, мы ж не в Африке живём.
- Вот именно, не в Африке. Зимой самое то. Ты же в курсе, что Кара-Даг закрыт для посещения. Заповедник! Запретная зона. Летом там одни егеря ходят, нас моментально загребут, и – прощай бухта! А зимой холодно, егерям в лесу и на скалах делать нечего, народ туда не сунется, ловить никого не надо. Они будут дома сидеть, у печки. А мы с тобой, как настоящие первопроходцы, по заснеженным тропам…. А? Красота ведь! Может, ещё и сердолик найдём, пополним коллекцию. Согласен?
- Конечно, согласен. Одеться нужно будет потеплее.
- Ага, две шубы и трое валенок. Жаль, больше, чем одни ботинки, на ноги не нацепишь. А мерзнуть, прежде всего, должны ноги. Поэтому, несколько пар носков, зимние ботинки, тёплые штаны и куртки, шапки с ушами, перчатки или варежки.
- Лучше варежки. В них тепло, в них пальцы сами себя греют.
- Ага, обнимаются и шепчут ласковые слова, а ногтями скребут друг другу затылки, - пошутил Андрюха.
      Решено было идти налегке, чтобы в случае «шухера», смотаться от егерей быстро, без шума и лишней поклажи. «Молоток, верёвка и бутерброды – идеальный набор для идиотов, рискнувших зимой лазить в горы», - подумал я, а вслух сказал:
- Молодец, Эндрю! Классный маршрут придумал, будет что вспомнить и внукам рассказать.
- Ну, брат, тут уж главное живыми домой вернуться, а иначе внуков некому делать будет.
Мы радостно заржали и разошлись по домам. Ждать февраля и готовиться к походу.
   
      Зимние каникулы пронеслись быстро, я их даже не успел толком рассмотреть. Новогоднее застолье, традиционный оливье с мандаринами и подтаявшим холодцом, дожди и слякоть крымской зимы. Затем, «старый Новый год» – странный праздник, название которого сломало мозг не одной сотне иностранцев, мучительные школьные учебные дни, наполовину состоящие из ночей, так как солнце после обеда сразу пряталось, и город погружался во тьму… В конце января выпал обильный снег. Ура! Теперь уже можно осуществить наш гениальный план.
      Первое воскресенье февраля! Ещё с вечера на стульях в прихожей ждут тёплые штаны, куртка с поддёвкой из меха, ботинки на шнуровке и варежки, для смеха. Но мне уже не до смеха. За окном вовсю разбушевалась настоящая зима, с метелями и морозами. Именно этого мы ждали, хотелось испытать себя на выносливость и мужество.
      С рассветом, я натянул на ноги три пары носков. Хотел и четвёртую, но ботинки отказались категорично, пригрозив лопнуть по швам. Ладно, ограничимся тремя, будем стоически терпеть невзгоды и лишения. Вооружённые молотком и мотком бельевой верёвки, которые Андрюха прятал в рюкзачке, мы первым автобусом двинули на Коктебель. Это второе название Планерского, поселения, лежащего у подножия горного массива Кара-Даг с противоположной стороны от Биостанции, где я когда-то подобрал зловредный кактус-опунцию. Коктебелем назвали маленькое село на берегу моря коренные жители этих мест, крымские татары. На тюркском наречии это означает «Край голубых холмов», очень поэтично. Курортный посёлок, образовавшийся тут уже в советские времена, назвали «Планерское». В честь первых планеристов, покорителей неба и космоса с Сергеем Королёвым во главе.
      Пока наш автобус преодолевал десять километров до Планерского по заснеженному серпантину узкой дороги, рассвело. Мы выбрались из прогретого салона наружу и сразу поняли свою ошибку. Идти надо было летом! Теперь же, край голубых холмов превратился в край белых промороженных айсбергов. Всё в снегу и мороз для Крыма нешуточный. Минус десять по Цельсию, не иначе. Чтобы согреться рванули с места в галоп. Выйдя из жилой зоны на дикий простор у подножия Святой горы, остановились отдышаться и оглядеться. Сердце моё билось смертным боем, готовое выскочить и бежать обратно домой. Андрюха выглядел не лучше, как загнанный конь с мокрой гривой, вернее, волосами. Пар из наших раскрытых, словно у рыб, ртов, застывал на усах и бровях, образуя наледь. Ну, два вылитых деда Мороза, только без Снегурочки и оленьей упряжки. Раскинувшийся посёлок перед нами лежал, молча, ощетинившись десятками вертикальных дымков из печных труб, в такое безветренное утро. Нечему шуметь. Промышленных предприятий нет никаких, а курортникам зимой тут тоска. Отдышавшись, мы повернулись спиной к посёлку и зрительно проложили дальнейший путь, который должен был привести нас к одиноко торчащей скале на склоне, обращённом к морю, - Чёртову пальцу. Загадочное сооружение природы, всегда манящее к себе. Он хорошо виден издали, с берега, тянущегося от гор аж до самого Орджоникидзе, соседнего курортного местечка, в бухте возле мыса Киик-Атлама. Чёртов палец… Семидесяти двух метровая скала, торчащая вертикально из склона горы. На вершине маленькая плоская площадка метров десять диаметром. Неприступные стены.
- Ты слыхал, Андрюха, говорили, что во время войны на Чёртов палец забрался матрос с пулемётом и целую неделю отстреливался от фашистов, пока его не сняли наши оттуда?
- Не слыхал. А наши как его сняли, снайперкой, что ли?
- Вертолётом, блин. Ну, ты думай сам, башкой поработай, кто ж в него со снайперки стрелять станет? Он же свой!
- Что-то слабо верится. Это как же он туда залез, да ещё и пулемёт затащил, патроны. На неделю знаешь, сколько их надо. Ящиков двадцать, думаю. Скорее всего, выдумки это. Хотя.… Наши ребята и не на такое способны. Будем думать, что это была правда!
- Конечно, правда. Вот только, что фашисты там делали, непонятно. Я бы на их месте просто не подходил, подождал, пока он проголодается... Кстати, ты ещё не проголодался? Я дома позавтракать не успел, боялся на автобус опоздать.
- Я тоже не ел, но пока не хочется. Давай так, до Пальца дойдём и там устроим привал.
- Согласен.

      Мы шли по заснеженной тропе через мелкий лесок, в котором почти не было деревьев, одни лишь кусты боярышника, кизила, шиповниковой розы, тёрна и ещё какой-то крымской «кустарщины». Внезапно где-то впереди по нашему курсу раздался треск и хруст, напоминающий кашель курильщика. Мы моментально присели и навострили уши. Встречаться с егерями в план не входило. Что же там?
- Андрюха, кажись, кто-то там есть, - я прошептал очень тихо и добавил: - ползём в кусты, переждать надо.
Дважды просить друга не пришлось, Андрей резво откатился в сторону от тропы. Я за ним. Пригнувшись, мы, как партизаны, полезли в самую гущу кустарника, стараясь соблюдать тишину. Вжались в снежный сугроб и замерли, не дыша. Спустя минуту, в воздухе поплыл вполне внятный аромат. Так и есть, сигарета. Курящий был не один, а, как минимум, вдвоём с кем-то ещё. Они бодро топали по тропе, не особенно обращая внимание на окружающий пейзаж, занятые беседой. По-любому егеря или браконьеры. Судя по тому, что не прячутся, идут открыто и курят, - егеря. Вот интересно, окурки они с собой заберут или тут бросят? Хорошо, что мы с Андреем не курим, а то могли бы себя вот так же выдать. Переждав несколько минут и убедившись, что опасность миновала, двинулись дальше. Чем выше взбирались мы по крутому склону к седловине между Святой горой и Карагачем, где за перевалом находится Чёртов палец, тем становилось прохладней и туманней. Мороз уже не щипал за кончик носа, а пробирал насквозь, подгоняя и потихоньку отбирая у нас запас решимости и отваги. Ещё через сотню метров мы приблизились к краю скалы, за которой должно далеко внизу плескаться море. Тут мы оказались в настоящем царстве Снежной Королевы, с удивлением взирая на острые, как пики, сосульки, пучками торчащие из земли, словно ружья, нацеленные на море. Их создал ветер. Этих сосулек было огромное множество, все вместе они грозно ощетинились, как будто боялись нападения морских пиратов. Но само море скрывал кромешный туман, словно молоко разлили сразу за кромкой скалы. Мы огляделись. Всё в тумане. Деревья и кусты в тумане, тропа еле видна сквозь мутную белую морось.
- Андрюха, блин. Похоже, наша идея со спуском в Сердоликовую бухту провалилась с треском, вернее, пропала в тумане.
- Ты прав, Женька. Вот же я дурак, неужели я сразу не понял, что это даже летом не реально, а сейчас вообще за гранью фантастики. Гляди, край горы ещё смутно можно разглядеть, а ниже вообще ничего не видно. Но ведь там ещё до моря метров пятьсот. Что мы с бельевой верёвкой тут забыли? Взяли бы ещё санки и совочек, - отталкиваться. Да и ветрюган тут не хилый.
Действительно, возле края горы, стоя над морем, которое оставалось там, далеко внизу, скрытое плотным туманом, мы оказались нос к носу с неожиданным врагом. На нас обрушился скальный ветер. Вооружённый морозом, он сёк лица безжалостными ледяными лезвиями, заставляя отворачиваться. Из глаз текли слёзы, замерзающие на ветру, эта пытка даже тут казалась нестерпимой. А что же мы бы чувствовали, спускаясь в кромешной молочной мгле по отвесным кручам?! Воистину, два недоумка. А ещё в очках! Но, романтика! Романтика момента окрыляла нас и дарила восторг. Подумать только, это зрелище видим только мы. Тысячи людей сейчас сидят в своих тёплых квартирках, жуют конфеты и пьют чай, уставив лица в телевизоры. А тут для нас двоих природа раскрыла свои дикие суровые объятия, посвятив в одну из тайн, доверительно, но жестоко. Не скалолазы мы и даже не геологи. Почему мы не подумали о том, что люди сначала учатся покорять горы, а потом уже лезут наверх? Будет нам наука!
- Ну, хорошо. Фиг с ней, с бухтой, пошли к Пальцу. Сядем, погрызём бутерброды.
Мы вернулись на тропу, ведущую к Чёртову пальцу. Вот уже столбик с табличкой, где написано название скалы, для туристов, маршрут которых проходил тут до объявления горы заповедником. Табличка на месте, столбик тоже. Слегка покосился, но вкопан намертво. Где же Палец?
- Андрюха, ты Чёртов палец видишь?
- Не вижу! Ни чёрта не вижу, ни пальца. Туман один. Скала же тут должна быть, она большая, почему не видна?
Мы недоумённо вглядывались в туман. Андрей пожал плечами.
- Я хорошо помню, что когда раньше ходили тут летом, возле таблички через несколько метров была скала.… Не могли же её унести с собой!
- Ну. Прикинь, растащили на сувениры.
Я пробежал ещё несколько метров вперёд и внезапно чуть не врезался головой в твёрдую стену.
- Тут он, ага! – закричал я, и голос мой в тумане прозвучал как-то глухо и необычно.
- Ну, теперь и я вижу, - Андрей догнал меня. Мы подошли и, словно шаман в момент камлания, возложили руки на каменный бок Чёртова пальца. Обжигающе ледяной, он уходил куда-то наверх, в туман, исчезая там, словно чайная ложка в стакане киселя.
- Дошли, Андрюха. Поздравляю! Давай уже жрать, сил нет совсем. Я замёрз, как цуцик.
У Андрюхи самого зубы стучали от холода так громко, что в тумане этот стук, должно быть, достигал соседней горы. Мы выудили из котомок свёртки с приготовленными заранее бутербродами. Стандарт. Кусок хлеба смазан маслом, сверху срез варёной колбасы и пластинка сыра. Сухомятка. Вот бы чего-то горяченького испить. Я достал флягу с водой. У Андрея имелась алюминиевая кружка, солдатская, трёхсотграммовая. Дрожащими руками, под дробное клацанье зубов, я плеснул водички в кружку и отпил. Зубы свело так, что аж спину заломило.
- Неплохо было бы разжечь костёр и в этой кружке кипяточек сделать. Туристы мы или кто? – Андрей начал деловито шарить по сторонам в поисках валежника или любого другого горючего материала, подходящего для костра. Я бросил всё на землю и пошёл на четвереньках бороздить пространство, откапывая занесённые снегом веточки и прутики. Через десять минут непрерывных поисков мы
набрали жалкую кучку тонких мокрых прутьев и попытались их разжечь. Это было не так легко сделать. Мешал ветер, стремящийся задуть слабые ростки язычков пламени. Мешала дрожь во всём теле, промёрзшем, казалось, до мозга костей. Наконец, пламя охватило всю кучку веточек, но уже через минуту огонь затух и дал понять нам ясно, что затея эта напрасна. Кружка, которую пытались поставить на костерок, стремилась опрокинуться. Без специальной подставки кипятка не будет. Мы плюнули на всё, доели бутерброды, запив ледяной водой, после чего я понял, - ещё пять минут и мне грозит обморожение ног. Надо что-то делать.
- Ты сними ботинки и носки, разотри ноги прямо снегом, должно помочь.
По совету друга я стащил ботинок, промучившись минуты три со шнурками, которые разбухли и не желали развязываться. Затем стащил с ноги все три носка. На свет явилась совершенно синяя конечность. Я принялся растирать её снегом. Боль пришла быстро, оставалось терпеть. Нога в итоге покраснела, а боль утихла, и стало легко. Ту же процедуру я совершил со второй ногой. Мы двинулись в обратном направлении. За срезом скал, ниже по тропе, ветер опять стих. Заметно потеплело и в воздухе и на душе. На пути возник огромный пологий склон горы, где не было ни кустов, ни деревьев. Летом тут наверняка буйство разнотравья, а сейчас—белая ровная поляна. На небе сияло солнце, туман совершенно рассеялся, как будто его и не было. Я окончательно согрелся и расслабился, с удовольствием оглядывая эти горы, Киммерийскую долину, небо, - всё сверкало в солнечных лучах. Снег переливался радужными красками.
- Андрюха, эту поляну ведь из посёлка должно быть видно?
- Наверняка, и не только из посёлка. Отовсюду видно. А что?
- Есть идея. Давай тут вытопчем на снегу огромную босую ступню, такую, чтобы отовсюду видна была. Как будто тут шёл снежный человек. Прикинь, посмотрят жители на гору, а тут следы. Наверняка ведь в газету напишут, начнут обсуждать, мол, снежный человек обнаружен в горах Крыма! Сенсация! Открытие века!
- А тут и мы объявимся, скажем, что видели его. Такой волосатый, огромный, вонючий и с сигаретой в зубах, да? Про нас тоже напишут. Прославимся, Женька…
      Воодушевлённые лёгкой задачей, мы с весёлым гиканьем вприпрыжку принялись вытаптывать снежную полянку, придавая ей форму босой ступни. Труднее было с пальцами. Пришлось отскакивать как можно дальше в сторону, чтобы они не соединялись со стопой там, где это не нужно. Через четверть часа, запыхавшись и взмокнув от усердия, мы остановились и окинули взглядом всю контурную картину следа. А что, весьма неплохо получилось. Гигантский йети, как называют учёные это загадочное существо, будто бы вышел из перелеска на открытое пространство, сделав шаг, а затем вернулся под кроны деревьев. Пусть народ позабавится, а то зима на курорте тянется медленно, в томительном ожидании летнего сезона, скучно же…
      И вот, наконец, гора позади, мы в посёлке на автобусной станции. Наш водитель докуривает и садится за руль. Прежде, чем занять места в салоне, тщательно вглядываемся в горизонт. Пройденный маршрут весь перед нами как на ладони.
- Андрюха, видишь что-нибудь? Где полянка?
- Полянка вон там, я вижу её. Гляди левее и выше, - он протягивает руку, указывая нужное направление.
- Точно, и я вижу её. Где же след? Какое-то месиво из снега, фиг его разберешь, что там вообще.
- Ей-богу, это наша полянка, вон и дерево большое слева от неё, дуб.
- Сам ты дуб, это была ольха. Да, неважно, главное, мартышкин труд. Всё впустую.
- Всё впустую, – подтверждает друг.
- Вот так всегда. Упираешься, трудишься, стараешься,… а потом про тебя даже в газете не напишут.
Садясь на своё место, Андрей заметил:
- Зато согрелись, а то я там, на гребне возле Чёртова пальца так задубел, что аж «бубенцы» звенеть начали. Испугался, что никогда не стану отцом…
- Не боись, прорвёмся! Вот женишься, и я тебе помогу!
- Тьфу, на тебя! Сам справлюсь!
- Гы-ы-ы, - счастливая улыбка уже не покидала моего лица.
      Автобус катил по перевалу, мимо Планерной горы, на пике которой в ослепительно белых снегах навсегда замер, венчая тонкий постамент, ширококрылый планер. Символ героизма и мужества покорителей небес.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ПЕСТРОВСКИЕ ВЫСОТЫ

      Путешествовать я люблю. Особенно теперь, когда появился Интернет. Ничего нет приятней, чем, сидя у монитора с бубликом в
одной руке и стаканом молока в другой, бродить по заснеженным просторам Аляски или продираться сквозь густые тропические леса. Сидишь, жуёшь, не опасаясь нападения грозного белого медведя или смертельного укуса симпатичной с виду австралийской тигровой змеи. А подводный мир? Это же просто невероятно, как сегодняшние дайверы умудряются погружаться на глубину десятков метров и там, в компании акул, мурен и других прелестных созданий снимать на камеру личную жизнь какого-то маленького осьминога. Смотрю часами на эти кадры, и кислород у меня не заканчивается. Заканчивается молоко в стакане, но холодильник неподалёку, да и магазин у нас рядом имеется круглосуточный.

      Где я только не побывал за последние годы. Поднимался на высочайшие горные пики в одной связке с лучшими альпинистами. Отважные ребята, надо сказать. Однажды даже сорвался в пропасть. Верёвка перетёрлась, и я уууухх… полетел вниз по вертикали с жутким ускорением. Удар почувствовал о землю, но слабенький. А на теле хоть бы синячок какой. Даже молоко в стакане не расплескалось. А цунами возле берегов Таиланда, это же ужас прямо. Огромная волна поднимается, закрывая собой половину неба. Хочется бежать, но ноги, будто к земле приварили. Вот где жуть. Волна уже близко, грохот стоит, как в цеху по заклёпыванию корпусов на морских судах. В ушах барабанные перепонки готовы лопнуть. Рук и ног не чую. Волна налетает со скоростью пингвина, преследующего рыбу. Всё летит кувырком, где что – не разобрать. Кругом сплошь вода и обломки бытия… Съёмку вела веб-камера. Ей-то досталось. А я сижу вообще сухой, хоть бы что. Слегка вспотел и зубы в бублике застряли от напряжения. Со спелеологами мы обследовали карстовые пещеры, спускаясь в недра земли в поисках неведомых тайн. Вместе с космонавтами я наблюдал закаты и восходы за пределами атмосферы. Это необычайно красивое зрелище, причём состояние невесомости на борту космической станции, как рассказывают очевидцы, очень мешает нормальному пищеварению. Моё же работает, как часы, не препятствуя созерцанию.
Покорение горных круч, лесных троп и торфяных болот, спуски на лыжах с трамплинов или отвесных склонов, контакты с хищными животными и гопниками, как правило, ведут к травмам, увечью и даже нередко заканчиваются смертельным исходом. За годы моих сидячих странствий, в которых главное участие принимали операторы многочисленных кинопутешествий, я приобрёл лишь грыжу,
одышку и более двадцати килограммов лишнего веса. И конечно изрядно подпортил зрение. Но впечатлений набралось на десятерых!
      Слава Интернету! Сегодня можно, не вставая с кресла, увидеть даже пейзажи соседей по космосу. Вот, к примеру, Марс. Когда бы я ещё на нём побывал? А камера «марсохода» любезно преподносит мне подарок в виде панорамы этой воинственной планеты. Возможно, наши потомки будут там жить. Бррр, я им не завидую. Но деваться некуда. Как только мы окончательно загадим и истощим родную планету, выход только один — покорять Марс. Или разделить участь динозавров. Но, перефразируя известную песенку, «вымирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела!»
      Пока не появился Интернет, опутавший нас своей липкой сетью, ещё четверть века назад были времена, когда мы использовали каждый выходной или отпускной день с пользой для здоровья и возможностью коллективного общения. Оставив дома ненавистный телевизор с его мутным бледноцветным и мельтешащим изображением, качество которого тогда было ещё сомнительным, мы совершали
вылазки на природу. Запоминающимися стали три дня, проведённые в компании моих коллег,— работников детской музыкальной школы на морском побережье.

      «Лисья» бухта одно из чудных местечек в курортной зоне Крыма, недалеко от Судака. Заранее собрав команду желающих разнообразить свой отпуск, с первыми днями летних каникул, когда море прогрелось достаточно, а солнце жарило уже основательно, мы погрузились в вагон. Компания собралась внушительная, считая пятерых мужчин с жёнами и детьми. Мой закадычный друг Андрей Пестров был на тот момент не женат. И я пригласил его пойти с нами, в тайной надежде на то, что две молоденькие пианистки приглядятся к достоинствам моего товарища. Одна из них была в разводе, вторая ещё не ощутила ни разу могучую хватку обручального кольца на своём пальце. Вдруг Гименей обратит внимание на этих одиноких и пошлёт Купидона выстрелить в кого-нибудь из них меткой стрелой?
      Вагончик пригородного поезда доставил нас почти к самому причалу, где уже через четверть часа мы всем составом, с котомками и палатками, рюкзаками и надувными матрацами погрузились на катер. Обычно эти катера не шли к «Лисьей» бухте, но для чего я столько лет водил знакомство с командами нашего феодосийского порта? Убедить капитана сделать после высадки пассажиров на причал Крымского приморья ещё маленький вояж в сторону на два километра, выгрузив нас на диком пляже, не составило труда. Символическая сумма скрепила договор. По рукам! Уже через час мы разбирали палатки, расположившись в живописной тутовой роще, расстояние от которой до моря не более 50 метров. «Лисья» бухта уникальна тем, что её пляж прилично удалён от поселений и, вдобавок, имеет тень в виде естественной шелковичной рощицы. Палаточный городок разбит и в ней и на берегу, кому что нравится. Тут полная свобода для дикого туризма. Народ загорает по большей части без одежды, в стиле "ню". Но мы, как представители культурной части населения, да ещё с детишками, вели себя скромно. Хоть и горланили песни под аккомпанемент моей гитары весь вечер до самых поздних звёзд. Походный атрибут использовали на полную катушку. Шашлык, игры в мяч и бадминтон. Погружение в морскую пучину, дефиле по глади морской на матрасе и без него, закапывание в песок, битва с комарами на закате и прочие прелести, включая многочисленные байки и анекдоты, плач детей, обгоревших на солнце и ожесточённую словесную пикировку с
рэкетирами, желавшими получить незаконную мзду за, якобы, использование нами моря и амортизацию песка. В битве с рэкетом мы, коренные крымчане, разумеется, одержали верх. Демонстрация острых шампуров и топорика для рубки дров дали понять бандитам, что они тут никто и звать их никак. И платить им не будут. Помявшись, для важности, наглые парни попросили не оставлять за собой мусор и после использования потушить кострище во избежание пожаров. Мы пообещали. Они исчезли. Что поделать, «лихие 90-е»…
      Три дня мы в надежде на то, что Андрей найдёт общие темы для разговора, старались оставить его наедине, то с одной, то с другой претенденткой на руку и сердце.  Как только мы видели, что рядом с Андрюхой оказалась Уля, мы затихали и старались разойтись, как бы по своим делам, подальше от них. Если Зарина по какой-то причине садилась вблизи, мы моментально рассасывались, оставляя Андрея с ней тет-а-тет. Казалось, вот ещё немножко и барышни найдут ключик к сердцу моего друга. Но каждый вечер Андрюха забирался в свою палатку в гордом одиночестве. Утром третьего дня его укусила сколопендра.

      Из интернета: «Крымская кольчатая сколопендра ведет скрытый, ночной образ жизни. Днем прячется под деревьями, старыми пнями, камнями, корчагами, в скалах. Одинаково хорошо себя чувствует в скалистой местности, на побережье. Встретить сколопендру можно по всей территории Крыма. Многоножка Крыма не из пугливых, но предпочитает прятаться от лишних глаз. Если же почувствует опасность, непременно бросится атаковать. Любое неосторожное движение со стороны человека расценивается, как агрессия».
      Вначале было слово. И слово это было: «Твою ж…!» Вслед за тем, из палатки выкатился Андрей, громко добавляя к первому слову ещё ряд эпитетов и междометий, явно указывавших на некий разлад в душевном равновесии, которое по обыкновению не покидало моего товарища. Он держался обеими руками за ногу. Лицо искривила гримаса боли. Нам тоже стало плохо. Саму виновницу происшедшего никому увидеть не удалось. Она поспешила покинуть место преступления, не дожидаясь возмездия. Укушенный стонал, ковыляя на одной ноге, приволакивая вторую. Он объяснил, что коварное кольчатое вползло ночью в палатку и затаилось в ворохе одеял. А утром, нарушив безмятежный отдых ни в чём не повинного туриста, волею случая оказавшегося рядом, произвела наглое вторжение своих челюстей в беззащитный кожный покров человека, который так любит животных. Теперь уже не так, ибо после
знакомства со сколопендрой мнение Пестрова о многоножках кардинально поменялось. С того дня он доверяет лишь кошкам и собакам.
      После покушения на Андрюху, нашу весёлую стоянку пришлось свернуть, уйдя в направлении ближайшей цивилизации в поисках медпункта, потому как необходимых лекарств у нас при себе не оказалось. Вереница опалённых солнцем туристов с затрамбованными шашлыком желудками, бодро прыгала по прибрежным камням вдоль кромки воды к посёлку, подобно морским блохам. Мужчины сосредоточенно молчали. Жёны кряхтели. Девушки пели. Дети восторженно орали. Последним брёл, мужественно терпя сильную боль, Андрюха. Он старательно обходил камни, оберегая укушенную ногу. Ожидаемые любовные связи прервались, так и не начавшись. Девушки в тот раз вернулись по домам обогащённые солнцем и морем, но обделённые мужской лаской. Впрочем, это никак не
отразилось на их музыкальных способностях и уровне преподавания фортепиано.
      Эх, Андрей, Андрей, сколько тебя знаю, постоянно попадаешь ты в передряги. И я оказываюсь этому свидетелем. Возможно потому, что с того момента, как мы впервые встретились, часто делили пополам различные приключения. Вот взять хотя бы невинную прогулку к морю воскресным вечером в тёплый сезон феодосийской осени. Мы давно не совершали променад по городу. Работа, утомительной рутиной опутавшая обоих, затрудняет встречи с другом. Но в этот раз ничто не помешало нам встретиться. Чтобы не сидеть взаперти, в душном жилище, решили пройтись. Вечерний город мягко принял нас в тёплые объятия. Безветренная тишина располагала к душевной беседе. Редкие встречные приветливо разглядывали нас, двоих очкариков с унылыми физиономиями, бесцельно шагающих по проспекту вдоль набережной. Встречались пожилые пары, совершающие оздоровительные прогулки по берегу, дыша целебным морским воздухом. Резвые молодухи, бросив краткий оценивающий взгляд, поджимали губки и томно вздыхали, прошелестев мимо, оставляя после себя ментоловый сигаретный аромат. Вальяжно дефилирующие запоздалые курортники, клиенты военных или гражданских санаториев, внимательно рассматривали окружающее пространство, включая и нас с Андреем.
      Подойдя к самому парапету набережной, мы решили спуститься вниз, на берег, покрытый толстым ковром крупного щебня, который самосвалами год за годом свозили сюда, отобрав у моря внушительный кусок. Искусственный пляж имеет тут пару десятков метров в ширину. Завозили и песок, но зимние штормы неизменно смывали его в море без остатка. Для спуска к воде в парапете каждые 50 метров есть разрывы. Это площадки, с которых налево и направо, параллельно стенке идут лестничные пролёты двухметровой высоты. Спустившись по ним, ступаешь уже на гальку или щебёнку вперемешку с остатками песка. Мы шли, активно беседуя, направляясь к такому пролёту, и уже заворачивали к лесенке, ведущей вниз. Редкие фонари слабо освещали набережную. Я сделал пару шагов по площадке, оказавшись слева напротив лесенки. Андрей шёл рядышком справа. Мою половину лестницы освещал фонарь. Его половина пряталась в тени.
- Сейчас спустимся к морю, посидим на берегу, послушаем плеск волны, да, Андрюха?
- Давай.
- Аккуратнее, тут, крутые ступени, - предупредил я.
Тишина. Я повернул голову направо. Андрюши рядом не было. Пространство между лестницей и стеной тонуло во мраке. На беду, поручней, перекрывающих край лестницы и предохраняющих людей от падения, именно на нашем пролёте не оказалось. Рабочие давно ремонтировали набережную, по обыкновению, не доводя дело до логического завершения. То плитку не доложили, то фонарь не
поставили, то лестничный пролёт забыли установить. Вот и теперь отсутствие поручней сыграло злую шутку с моим другом. Заворачивая одновременно со мной на ступеньки, он оказался перед межлестничным провалом, куда и шагнул, уверенный в том, что шагает, как и я, правильно. Темнота и близорукость подвели. Смутное подозрение заставило меня воскликнуть:
- Андрей, ты где??
Тишина и слабое попискивание где-то внизу будто толкнули меня в спину. В два прыжка преодолев лестницу, я подскочил к горке щебня, высившейся на месте провала. Её венчала тёмная фигура, скорчившаяся и слабо шевелящая конечностями. Андрей, шагнув в темноту, совершил кульбит с переворотом и приземлился спиной на кучу щебёнки. От такого грубого соприкосновения с твёрдым материалом почки, печень и другие органы поясницы пришли в состояние глубокого транса с последующим раздумьем – быть или не быть. При ударе воздух из лёгких вышел весь, в результате чего Андрей лежал, молча, ловя открытым ртом ветер. Ветра не было и первый вдох бедняга смог сделать лишь спустя минуту.
- О… о… оч…
- Что, дружище, очень больно?
- Оч… очки где? – первым делом потерпевший нашарил рукой очки, слетевшие при падении. Я помог ему водрузить их на законное место. Кряхтя и охая, кое-как, опираясь на меня, друг поднялся и заковылял к морю. Там мы присели на буртик, накатанный волнами, возле самой воды. Сидели долго. Андрей сердито сопел, потирая бока и сетуя на свою судьбу.
- Этих строителей надо привлечь к суду. Поручень, гады, не поставили. А если бы я совсем убился?
- Верно, управы на них нет. Ну как ты? Живой?
- Да, вроде бы, оклемался малость. Пошли, что ли, по домам. Я уже нагулялся…
Мы поднялись и направились подальше от ночной тьмы и плеска волны, к людям.
   
      Способность моего друга попадать в каверзные ситуации поражала. Взять хотя бы нашу с ним поездку в «Орджо». В разгар лета мы рванули за гору, к морю, попляжиться. Посёлок Орджоникидзе, который мы обычно звали коротко-сокращённо – Орджо, находится рядом с Феодосией. Их разделяют гора Тепе-Оба и Киммерийская долина. Живописное место, лежащее в уютной бухте с видом на горный массив Кара-Даг, Орджо всегда рад курортникам. Это маленький рай. Песчаный пляж сменяется галечным, в каждой бухте ландшафт чуточку разный, на любителя. Каждый тут находит место по вкусу. Нас обычно тянула к себе пятая бухта, где меньше всего народу. Добраться до неё сложнее. Но иногда, когда лень была идти по жаре, мы довольствовались третьей или второй. На этот раз жара не пустила нас дальше второй бухты. Расстелив лёгкое одеяльце, мы побросали на него свои немногочисленные вещи, штаны, футболки, сандалии, с весёлым криком ринувшись в тёплые воды. С головой. Море нежно ласкало разгорячённые тела, баюкая нас на своих волнах. Многочисленные заплывы чередовались с приёмом солнечных процедур. Мы сидели на одеяльце, рядышком, любуясь открывшимся пейзажем. В какой-то момент я услыхал мужской голос, произнёсший фразу, заставившую меня нахмурить брови и оглянуться.
      Невдалеке от нашего одеяльца на песке лежала подстилочка, которую занимала молодая пара — мужчина и женщина. Мужчина говорил не громко, но всё было слышно.
- Вот, Ларик, видишь эту гору, по-моему, это и есть Ай-Петри. Вот же, красота какая! А там под ней вроде бы городишко какой-то. Уверен, это Судак. Нам говорили про него. Давай как-нибудь на-днях съездим!
      Такое вопиющее географическое невежество возмутило меня.
- Ты слыхал, Эндрю, что этот парнишка толкует? Кара-Даг обозвал Ай-Петри, а Коктебель за Судак принимает!
- Надо ему морду набить за это, - шутливо возмутился Андрей.
   Тем временем парень заявил, что Феодосия городишко так себе, маленький, видимо, недавно построен. Это переполнило чашу моего терпения. Я повернулся к ним и сказал:
- Простите, что перебиваю вашу милую беседу, но я тут краем уха уловил некоторые неточности в фактах, касающихся Крыма. – Я старался быть вежливым и учтивым, но мужчина и не подумал обижаться.
- Молодые люди, а подходите к нам, присаживайтесь, - широким жестом он пригласил нас составить компанию. – Очень интересно, вы наверняка местные и всё тут знаете.
Мы расположились рядом, беседа началась. Оказалось, что супруги, жители Санкт-Петербурга, - «Мы ленинградцы», сообщили они, - приехали вчера и сняли комнату, собираясь вкусить прелести курорта во всей их полноте. В Крыму первый раз, поэтому абсолютно не разбираются где и что. Я самозабвенно принялся описывать красоты нашего края, оседлав своего любимого конька. География Крыма, его история и природа, были для меня желанной темой. Андрюха только поддакивал, не вмешиваясь. Константин, так звали нашего собеседника, с удовольствием слушал, кивая головой и поглядывая на Ларису, свою подругу. Внезапно, она предложила:
- Мальчики, а не раздавить ли нам бутылочку сухенького?
В ту пору мы ещё не избегали возможности побаловать себя сухеньким, да и от жиденького креплёного марочного редко отказывались. А что, лето же, мы студенты, не за рулём. Автобус доставит домой в лучшем виде и в любой момент. Главное, не опоздать на последний рейс.
      Приложившись по паре глотков к белому вину, тёплому от жары, мы обнаружили, что бутылка опустела. Константин сообщил, что они с Лариком недавно расписались. Это их медовый месяц и свадебное путешествие.
      Так вот почему они каждые две минуты целуются, сообразил я.
- Жаль, только одна бутылка была. Вторую мы выпили сразу, как пришли. Но дома тут в хозяйском холодильнике припасено виски. Не желаете ли присоединиться?
Ни разу не пробовал виски, даже не представляю себе вкус. Надо бы ознакомиться с напитком, - подумал я, а вслух сказал:
- Не знаю, не знаю. Нам домой ещё добираться. Как ты, Андрюха? Тебе решать.
- А чего тут решать, пригласили, значит пойдём.
Андрюха решительно вскочил и, пошатываясь, начал натягивать штаны на просохшие уже плавки. «Эге, брат, да ты уже чуток того», - подумал я, но промолчал и тоже начал собираться. Тут бы мне проявить благоразумие и решительно направиться домой, прихватив друга. Но тяга к приключениям и лёгкая доза алкоголя, действие которого усилила жара, возымели обратный эффект.
      Придя на съёмную квартиру к новым друзьям, мы отведали виски, оказавшийся банальным самогоном, в чём нам тут же и признались. Закуски не хватало. Решено было отправиться на пляж снова, прихватив по дороге запас веселящих напитков и еду. От принятых жидкостей меня слегка повело. Андрюха стал невероятно разговорчивым и всю дорогу сбивчиво рассказывал, как принимал роды у своей домашней кошки, сколько она принесла котят, какой они расцветки и так далее в мелких подробностях. Пока Костя не заявил, что ненавидит кошек. Тут мы достигли магазина, вошли, заняв очередь, после чего столкнулись с двумя парнями весьма
сомнительной наружности и очень вызывающего поведения. Один, коренастый, весь в наколках. На нём была рваная тельняшка, надетая наизнанку. Лицо рябое, всё в морщинах не дарило приятного впечатления, а золотая фикса во рту соседствовала с пустыми местами, сквозь которые он поминутно сплёвывал. Смачно и с оттяжкой. Второй был ещё ниже ростом. Язвительное выражение с примесью наглости придавало ему вид настоящего урки. Местные гопники.
      Рябой отодвинул нас плечом и втиснулся в очередь, окатив всех холодным взглядом. Константин попытался возразить против столь хамского поведения.
- Очередь же, куда вы вперёд нас лезете?
- Ша, дядя, ми тут живём, - нарочито мягкое «жи» намекало на Одесское происхождение. – А, шо, ви таки сильно против? – и без дальнейших колебаний продолжил: - Давай вийдем!
Он резко повернулся, ухватив Константина за рукав футболки, и потащил его за собой к выходу. Второй гопник не отставал. Мы с Андрюхой тоже вывалились из помещения на улицу. Лариса испуганно семенила рядом. Рябой отпустил Костю и, смерив противника взглядом, с ног до головы, сплюнул. Константин ответил тем же, но плевать не стал. Петербуржская интеллигентность сквозила в его глазах. Андрюха рванулся было вперёд, но дружок Рябого вцепился ему в воротник. Оба замерли. Назревала драка. Рябой потянулся рукой к карману своих штанов. Лариса взвизгнула и лягнула супостата ногой, но промахнулась.
- Ты шо, кобыла, бессмертная? – Рябой вращал глазами, но руку продолжал держать в кармане, не вынимая. «Вероятно, там нож», – подумал я и решил, что сейчас будет драка с поножовщиной. Драться я не любил. Последний раз дрался ещё в школе, года два тому назад. Ну как дрался? Меня ударили и я упал. А лежачего не бьют. На том и закончилось. Мозг мой лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. И нашёл.
- А давайте выпьем, ребята! – лихо предложил я, громко и радостно, как будто мы встретили старых добрых друзей, с которыми не виделись вечность.
      Странно, но мои слова произвели на этих парней фантастический эффект. Рябой расплылся в улыбке, протянув руку дружбы Константину.
- Да ви, ребята, я гляжу, свои. Айда бухать!
Второй бандит уже обнимался с Андреем. Наша свеже-рождённая, но уже не очень свежая компания ввалилась в соседний с магазином бар, где наливали всё, что пожелает иссушённый полуденной жарой и жаждой курортник. От пива до коньяка. Карусель этого вечера завертелась всё быстрее. Столичные гости не отставали от местных приблатнённых кадров, вливая в себя весомые порции пива, водки и вина. Андрей старался быть вежливым и на предложение «ещё по пивку» отвечал утвердительно. Это был его третий бокал. Я ограничился пепси-колой. На улице стремительно темнело, и тут мы вспомнили, что автобус ночью не ходит. Жителям Орджо всё равно, им ехать не надо, а мы рискуем опоздать на последний рейс! Нас дружно проводили к остановке и попрощались, как оказалось, навсегда. Ну и, слава Богу! С такими друзьями и до вытрезвителя не далеко.
      Я был в полном сознании. Ощущение некоторой опасности при встрече с местным населением отрезвило, после чего я спиртное не пил, заботясь об Андрюхином благополучии. Дома его ждала мама. А она очень сильно волнуется, когда с сыночком что-то не так.
      И вот теперь картинка была полной. Карусель остановилась. Андрей стоял, опершись обеими руками на белую известковую стену пятиэтажки, рядом с остановкой. Ноги у него были расставлены широко, руки тоже. Он мог сойти за букву Х или за римскую цифру «десять». Видимо, ему казалось, что пятиэтажка вот-вот упадёт, и он обязан её поддерживать, как Атлант небо. Глаза друга были
прикрыты, на мои вопросы он не отвечал и вообще никак не реагировал на окружающую действительность. Единственным для себя в жизни делом Андрей считал необходимость сохранить в целости пятиэтажку. Она могла рухнуть. Я же, следил лишь за тем, чтобы не рухнул Андрюха.
      По приходу автобуса мне с трудом удалось оторвать руки друга от стены. Он не желал бросать вверенный судьбой объект, мычал что-то, не поднимая век. Ответственный человек!
      Не стану описывать весь наш путь до дома. Но около часа ночи мать дождалась сына, хоть тот и находился в состоянии полной недвижимости. За доставку я получил свою долю благодарности и отправился к себе домой, трезвый и усталый. Андрюха, алкоголь это не твоё. И не моё. Все свои высоты ты брал на трезвую голову, как физические, так и моральные. Но об этом в следующей главе.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС

      Свояк в моём повествовании персонаж лишний и особо не значимый. Это муж двоюродной сестры. Но его присутствие обогащает
сюжетную линию. Кроме того, свояк в жизни моего друга нарисовался не так давно. И зовут его тоже Андреем. До замужества, Андрюшина двоюродная сестра, Валерия, была редким гостем в Феодосии. Проживала она с родителями где-то далеко, за семью морями, за десятью горами, но раз в два-три года появлялась у Андрюхи дома, дабы осчастливить всех своим присутствием. Мощный
темперамент и переливающая за край энергетика Леруси, как звала её тётя Адель, вдрызг разбивали флегматичность моего товарища, заставляя его выполнять все Лерусины капризы, суетливо и стремительно перемещая собственную сутулую фигуру по дому, хаотично и без особой надобности. Я бывал в эти моменты у них в гостях, мысленно отмечая аппетитные формы Валерии, её женственную натуру, но, вместе с тем, медвежачью походку, крупные, хоть и миловидные черты лица, и мощные руки волейболистки с широченными плечами, как у представителей этого вида спорта. Русые волосы девушки покрывали спину до самого пояса. Она стягивала их в большой пучок резинкой. Валерия не умела долго сидеть на одном месте без дела. Её толкало на подвиги, и она становилась инициатором походов в лес, и на пляжи, гулянок, а позже и пьянок с весёлыми игрищами, в которые втянуты бывали все домашние. Каждый раз при моём появлении Леруся заставляла нас либо пинать ракеткой бадминтонный воланчик либо резаться в карты. Любимыми играми были «Ведьма» и «Верю, не верю». Победить Валерию в «Ведьме» равнозначно покупке выигрышного лотерейного билета «Спортлото». То есть, невозможно. А в «Верю, не верю» она попросту издевалась над всеми соперниками, лишая их не только шанса на победу, но и веры в себя. После очередного блистательного кона, победный клич Леруси вполне мог подтолкнуть особо впечатлительного парня к самоубийству. Но мы держались стойко.
      В те годы я, старшеклассник, влюблялся во всё, что шевелится, носит юбку и имеет тонкие пальчики, густые реснички и пухлые губки. Первое знакомство с Валерией не произвело на меня достаточного, чтобы «запасть» на неё, впечатления. Пальчики не были такими уж тонкими, губки и реснички оставляли желать лучшего, а юбкам она предпочитала джинсы. Но при каждой новой встрече что-то неуловимо менялось. Мы взрослели. Появлялись нюансы, придающие Лерусе женское обаяние, но её бесцеремонность портила всё впечатление.
- Женька, ну ты пузень отъел! – заявляла она. – Будешь у нас в оркестре барабаном, – вот так, без тени сомнения, причём, норовила ещё и ткнуть меня в брюхо кулачищем. Я дико смущался, пытаясь отшутиться и хоть как-то сохранить достоинство мужика. Желая выглядеть суровым морским волком, я надевал тельняшку без рукавов и демонстрировал загар. Дело было летом.
- Ты весь чёрный, как Андрюхин кобель Чарик! В костёр, что ли грохнулся? Так тебя с мылом и за год не отмоешь, Женёк. – Язвительно замечала эта красотка, хлопая меня по загоревшему плечу с такой силой, что с головы моей в воздух взлетало облачко то ли пыли, то ли перхоти.
      Шутки шутками, но это именно Валерия подбила нашу немногочисленную детскую компанию на маёвке сбегать за гору в Двуякорную бухту, нарвав по пути пионы. Мы побежали, причём я был в одних плавках, как и окружающие. Все, кроме неё. Она была в штанах и футболке, ибо купальник оставила дома. В бухте Валерия закричала:
- А слабо окунуться в море?
- Покажи пример!
- Да я без купальника. Трусы вы все. – Она зашла в воду по щиколотку и вышла сразу. - Кипяток!
Я никогда не пасовал перед морской преградой. Зря, что ли, топали сюда целый час? Прозрачная вода, штиль. Ну как не искупаться? Игривое солнце призывно пускало своих зайчиков, скачущих мне в глаза с зеркальной глади.
- Эге-ей! Р-р-расступись! - Я зайчиком запрыгнул по колено в воду и, как ошпаренный, вылетел обратно. Заломило кости в ногах с такой силой, как будто мне в них шурупы отвёрткой вворачивают. Жидкий азот наверняка теплее, чем это море в день второго мая! Как мы потом узнали, в тот момент температура воды была +9 градусов по Цельсию. Мне бы угомониться. Так нет же. Плавки сухие, считай, и не купался. Сделав большой вдох, я рванул поглубже и успел их намочить прежде, чем море выстрелило меня на берег, подобно пробке от шампанского. В воде, как будто только что айсберг растаял. Попутно проскочила мысль, что можно остаться бездетным, но я от неё отмахнулся. Вокруг творилось форменное безобразие. Все пытались окунуться, но, взвизгнув, стремительно покидали ледяную купель.
      В результате, пробегав полдня по лесам и горам в мокрых плавках, я заработал сильнейшую ангину, сопровождавшуюся мононуклеозом. Это такое редкое инфекционное заболевание, спящее в носу до поры, но оправляющее человека на больничную койку при удобном случае. Благодаря этому случаю я и экзамены на аттестат зрелости за десятый класс сдал позже всех, экстерном.
Пионы мы тогда нарвали. Но они осыпались тут же, за минуту, потеряв и лепестки и листья. До чего ж нежные цветы. Я продержался гораздо дольше, загремев в больницу только через два дня.
      Ещё одна встреча с Валерией оказалась совсем мимолётной. Сидим мы с друзьями на пляже, с нами Андрей. Играем в «Кинга». Карты сданы. Поднимаю свои, и тут на них падает чья-то тень. За моей спиной громкий женский голос сообщает:
- Ха! С таким набором фиг чего ловить. Сдавайся сразу!
Леруська! В пляжном наряде.
- О, Валерик, это ты! – я рад встрече, улыбаюсь, оглядывая полноватую фигуру с большими бёдрами и внушительным бюстом. Мокрые волосы. Купалась. Во мне пытаются проснуться тёплые чувства. Так и влюбиться не долго…
- Андрейка, ребята, я бы с вами посидела, но «мамахен» ждёт, мы сейчас уезжаем. – Она наклоняется, обнимает меня, широко расставив руки. И целует в щёку. В щёку! Блин! Как маленького! Чувствую мокрое и тёплое прикосновение её груди, придавленной к моей спине, и сворачиваюсь в клубок, как ёж в момент лисьей атаки. Главное, чтобы никто ничего не заметил. А влюбляться в неё я не буду. Она не в моём вкусе.
      С того дня прошли годы. Я узнал, что Валерия вышла замуж за британского подданного, оперного певца, укатив с ним в направлении побережья речки Темзы. Ещё прошли годы. И ещё. Я узнал, что у Валерии есть дочка и косметологический бизнес, а муж уже не поёт. Теперь ему где-то на небе ангелы поют. Вдова покинула дождливый Лондон, вернувшись в Крым, где и нашла в Феодосии близкую душу. Так наш Андрей обрёл нового родственника. Свояка. Тёзку. Замечательный мужик был представлен мне в неофициальной обстановке, но об этом чуть позже.
      События, о которых я хочу рассказать, проходили совсем недавно, но без участия Валерии. Она по-прежнему искала счастье за границей, оставив нового мужа заниматься домашним хозяйством. Ну, дай ей Господь здоровья, оставим и мы её в покое.
   
      Мне пришла в голову идея обновить матушкин компьютер. Старенький, он уже совсем не справлялся с задачами, зависал, грелся и мучительно гудел, словно грузовик на подъёме. Модное словечко «апгрейд», посетив меня, уже не желало уходить, назойливо напоминая о необходимости решить мамину проблему. Первым делом необходимо было доказать эту необходимость маме. Раз за разом я озвучивал тему, наглядно и убедительно втолковывая маме, что если срочно не… то непременно очень скоро и внезапно может… и тогда уже придётся… а это будет ещё дороже. Наконец, мама согласилась и выделила необходимую сумму, поручив мне самому выполнить все остальные шаги вплоть до победного результата. У меня, о радость, есть знакомый компьютерщик, способный составить любую конфигурацию по желанию заказчика. Нужно только подождать пару дней, а затем приехать к нему на дом и забрать готовую технику. Обменяв её на банковские купюры. И весьма не дорого. В итоге, сумма в 20 тысяч рубликов обеспечивала маме новый системный блок в полном сборе, исключая монитор, который решили не менять. Прекрасное летнее утро, конец августа.
- Алло, мамуля! Это ты? – мой бодрый голос заставляет сонную мать отвечать столь же активно, хотя я прекрасно знаю, что она ещё лежит в кровати. Вот выйду на пенсию и тоже буду дрыхнуть до десяти!
- Я, Женечка, здравствуй, лапонька, что скажешь?
- Мамуль, я договорился, завтра утром компьютер будет готов, можно забирать. Я смогу привезти его к тебе и сам подключу, только деньги нужно будет уплатить на следующий день, не позже.
- Женечка, я завтра уеду к твоей сестричке в Краснодар и буду там целую неделю. Выйду рано утром. Давай договоримся так: деньги будут лежать в ящике комода. Двадцать пять тысяч. Ты возьми оттуда, сколько надо, подключи компьютер и не забудь, уезжая, запереть дверь. Ключи у тебя есть. Кушай всё, что в холодильнике найдёшь. Полей цветы.
- Жаль, что тебя не будет. Хорошо, я всё понял, так и поступлю. Удачной тебе поездки, будь осторожна в автобусе, привет Катюхе!
- Не забудь полить цветочки! – Мама умеет быть настойчивой.
- Хорошо, хорошо, не забуду! – Я умею обещать.
      Следующий, субботний день с утра решил быть спокойным, пообещав к обеду стать жарким. Встаю, чуть свет, хватаю рюкзачок с необходимым летним набором. В нём полотенце, плавки, фляга для воды, спрей от комаров, лекарства и электронная книжка. Прыгаю в своё авто и мчу к компьютерному гению на дом. Коробки с набором составляющих, мой заказ, ждут ещё с вечера. Компьютерщик, под псевдонимом Амаль, подробно объясняет, что куда подключать. Теперь мне остаётся лишь преодолеть 50 километров от нашего поселения до города. Жму на газ. На душе радость, на сердце песня. Сейчас приеду и полезу под стол, втыкать провода. Стоп. Я живо представил себе, как ползаю на четвереньках под столом, совершенно один, в душной квартире. Потом поливаю цветы. Потом открываю холодильник, а там пусто. Нет, ребята, не так я хотел провести выходной день. Торможу у обочины и достаю мобильный телефон.
- Аллё? – это Андрей. Наверняка сидит дома со своими собаками и кошками. Вот кто составит мне компанию. Да и не виделись мы уже давно, недели две.
- Привет, Андрюха! Можешь сейчас говорить?
- Да, конечно, что случилось?
- Тут такая затея… можешь сейчас, если я за тобой заеду, подмогнуть мне в одном дельце?
- Если грабить сберкассу, то я – пас! – Андрей реагирует моментально.
- Погодь, не перебивай. Я везу маме «системник». Подключим? Мне одному тяжело будет, надо стол двигать, старый блок снимать, ну и всё такое…
- Да не вопрос, Женька! Только вот одна загвоздка тут, я обещал свояку.… Ну, ты помнишь Леруськиного мужа, о котором я уже рассказывал? Нового…
- Помню, и что?
- Так вот, он звал меня на море сходить выкупаться, а потом мы хотели за столом посидеть, выпить немного. Как ты, составишь компанию?
      Обычно, дважды просить меня составить компанию не приходится. Я с радостью согласился, добавив сурово, что Андрей должен срочно натягивать штаны, так как с минуты на минуту я подъеду. Чтобы не ждать, как всегда. Ехать до города мне оставалось ещё с полчаса, но зная привычку друга, я оставил ему запас времени. И не напрасно. Дышать свежим воздухом, уже припарковав машину возле Андрюшиного дома, пришлось ещё минут двадцать. Он искал плавки. И вот, наконец, я вхожу в мамину квартиру, отперев дверь своим ключом. Сразу понимаю, что кондиционер выключен. Ну а как же иначе? Мама уже в дороге. В комнатах духота, все окна закрыты. Проходим коридор, гостиную, в кабинет, где стол с компьютером. Тут вообще жарко и пахнет пылью. Это от ковров, которые украшают стену и пол. Ну, раз такое дело, можно раздеться. Всё равно никого кроме нас с другом, не будет. Я снимаю штаны и кладу их на диван.
- Андрюха, не возражаешь, я буду в трусах. Так удобней лазить под столом.
- Ну конечно. Схожу пока в туалет, если можно, ага?
- Ни в чём себе не отказывай. Можешь на кухне чего-нибудь пошарить в холодильнике. Вдруг вода холодненькая минеральная завалялась. – Андрюха уходит из комнаты.
      Я лезу в верхний ящик комода, проверить наличие денег. Мама молодец. Прямо на виду лежит аккуратная стопочка купюр. Пять штук по пять тысяч. Ну, пятёрочку-то я маме оставлю. Одна лишняя. А за обновку двадцатка как раз. Завтра расплачусь с Амалем по приезду домой. Шум льющейся воды. Это Андрюха освежил унитаз и уже топает ко мне. Неудобно будет светить перед ним этими купюрами, решаю я. Без лишних раздумий поворачиваюсь к дивану и прячу всю пачку в кармане штанов. Так надёжней. Потом лишнюю
пятёрку верну в ящик комода.
      Повеселевший Андрей входит в кабинет. Мы сразу берём быка за рога. Я опускаюсь на четвереньки, вступая в схватку с чудом технической мысли. Помощь друга пришлась очень кстати. Вдвоём, мы быстро справляемся со всеми проводами, коннектами, штекерами и клеммами. Приведя электронного помощника в божеский вид, подключаем интернет. Всё работает. Довольные, мы можем, наконец, расслабиться и посмотреть фотографии, а то и побродить по закоулкам «Всемирной паутины». Андрей посматривает на часы.
- Куда спешим?
- Ты забыл? Мы же со свояком договорились на море идти.
- Так это после обеда, а сейчас сколько?
- Гляди сам, половина пятого!
- Батюшки, вот это засиделись, - я решительно выключаю компьютер. – Всё. Баста! Давай, одеваемся и топаем на свежий воздух. Мы тут своё дело уже выполнили на все сто. Мама будет довольна.
- Я сейчас позвоню ему, пусть выходит. Он тут живёт рядом, через квартал.
Андрей по телефону договаривается о встрече.
- Ну вот, через десять минут прямо на улице. Я тебя с ним познакомлю, мировой мужик! С ним и поговорить можно обо всём. Мы встаём и выходим. Я решаю надеть шорты, чтобы уже выглядеть настоящим пляжником. Прихватив рюкзак и убедившись, что в квартире порядок, я запираю дверь. Андрюха уже вышел из подъезда и ждёт на улице. Прогулочным шагом, не торопясь, как пенсионеры в преклонном возрасте, не убегающие от инфаркта, мы дефилируем по улице, делясь впечатлениями о прожитых днях. Внезапно наискось к нам через дорогу широким шагом направляется крупный мужчина, весь какой-то квадратный, с большой головой. Он приближается, и мне становятся видны черты лица. Крупный мясистый нос, широкие скулы, высокий лоб, глаза под кустистыми бровями, всё выдаёт в нём человека, о котором обычно говорят: «Видал виды». Не старик, но уже и не юноша. Обилие морщин на лице, крепкие мышцы рук и ног. Загар явно трудовой. Не пляжный. Поравнявшись с нами, мужчина поздоровался. Мы остановились, пожали друг другу руки. Андрей представил нас. Низкий тембр и сильная хрипота в голосе довершили составленное мной впечатление о свояке, как о человеке неординарном. Вот же везёт Андрюхе. У меня такого свояка нет…
- Ну, куда двинем, на камешки или подальше, на песочный пляж? – поинтересовался новый родич.
- Ты говорил, что наготовил закуски, это так? – поинтересовался Андрюха.
- Верно, полдня на кухне торчу. Сварганил такое чудо, пальцы оближете. Надеюсь, Женя, ты составишь нам компанию. Втроём легче будет с водкой справиться. Только я её ещё не покупал.
- Я куплю. С тебя закуска, этого уже много.
- А я тогда что-то к чаю прикуплю, - надо же было какую-то лепту внести и от себя. Неудобно «падать на хвост» пользуясь случаем.
- Не нужно, Женя, всё есть. Закуски полным-полно. Вот только хлеба купите потом. Но это всё после пляжа.
- Отлично, не будем ходить далеко, всё равно скоро стемнеет. Пошли на камешки.
      Мы не заметили, как за разговорами пришли к морю. Пляж к вечеру опустел. Лишь пожилые феодосийцы, знающие толк в вечернем купании, с превеликим удовольствием вдыхали ароматы моря. Некоторые из них выполняли нехитрые физические упражнения, стремясь держать форму даже в столь осеннем возрасте. Расположившись вблизи бабушек и дедушек, радостно рассказывающих друг другу о своих внуках и болячках, мы скинули одежды и погрузились в безмятежно штилевое море, освободившееся к вечеру от всяческих волнений. Полное безветрие и тишина сумеречного августа рождали в душе негу и сладкую истому. Сплавав к буйкам раз, затем ещё раз и ещё раз, мы вышли на берег просохнуть. Вечернее купание всегда отличается от раннего утреннего или дневного. Вечером нет сумбура и опасности обгореть, море успокаивается, народу мало. Единственная проблема, появляющаяся иногда — комары. Они любят безветренную погоду. Вот и теперь, опасаясь появления кровососов, мы не стали задерживаться. Нас ждёт ужин. Забежав в гастроном, пока Андрей зашёл домой приготовить стол, мы с Андрюхой купили недостающие продукты. Хлеб, водка и солёные огурчики, на необходимости приобретения которых настоял мой друг. Поднявшись в квартиру к свояку, мы обнаружили накрытый стол. Тут было всё, что может порадовать желудки взрослых мужчин на мальчишнике. Два или три салата, огромная сковорода-сотейник с дымящимся горячим. Печень с картошкой, судя по аромату. Трёхлитровые бутыли с морсом и соками. Оставалось нарезать хлеб и разлить по рюмкам сорокаградусную. Что мы и сделали.
      Вечер удался. Утомлённые дневными хлопотами, взъерошив души пляжным заплывом, мы с дикой скоростью поглощали напитки и закуски, подобно стае голодных львов, для которых услужливые львицы задрали крупного бизона. Да-да. У львов так, первыми едят самцы, хоть охотятся самки. Насытившись, самцы позволяют самкам продолжить трапезу. Но в нашей компании самок в тот вечер не было. Поэтому мы съели всё сами. Был уже очень поздний час. Поскольку, мамина квартира рядом, меня проводили до самого подъезда, где я и распрощался с двумя Андреями. Отперев ключом квартиру, захлопнул дверь понадёжней, затем заглянул в кабинет. Компьютер ждёт маму. Штаны ждут меня. Утром, всё утром… Я сильно перегрузился едой и напитками и желал лишь одного, спать, скорее спать!

      Первые лучики утреннего солнца скользнули по моему лицу. Я встал, вспоминая радости вчерашнего дня. Потянулся, разминая мышцы, вышел из спальни и заглянул в кабинет. Штаны лежали там же, на диване, где я их и положил, сняв вчера. «Надо бы вернуть пять тысяч в ящичек комода», - подумал я и полез в карман штанов. Денег там не было. Проверил второй карман. Тоже пусто. Что за чёрт? Я поднял штаны. Ах, да! Тут же есть задний карман, как я сразу не догадался! Улыбаясь, полез в задний карман, но улыбка сразу сошла с моего лица. Денег и там не оказалось. Повернулся и открыл ящик комода. Пусто. Да что за напасть, я ещё сплю? Я поспешил к своим вещам и методично обшарил их все. В шортах, в рюкзаке, повсюду. Денег не было нигде и никаких. Даже в туалете искал. Стоп. А под простынями и подушками? Осмотр продолжился с ещё большей тщательностью. Уже понимая, что всё напрасно, я обыскал коридор, холодильник, все шкафы и полки. И в мусорное ведро заглянул, но мама предусмотрительно очистила его ещё накануне. Денег нет.
      Спина покрылась холодным потом. Не померещились же мне вчера пять новеньких красных купюр по пять тысяч каждая! Со мной тут был лишь Андрюха. Не он же их взял! Моё сердце стало биться так часто, что мышка от компьютера начала убегать. Я её поймал. Схожу с ума? «Спокойно, Женя», - я постарался восстановить события по хронологии. Двери были заперты. Значит, ночью воры влезли сюда через балкон. Я снова пробежал по квартире. Что-то пропало ещё? Нет. Всё на местах. Балкон заперт изнутри. Ну не Андрей же взял деньги! Мысли лезли ко мне сразу большой толпой, мешая друг другу, толкаясь и споря между собой. От этого легче не становилось.
      Деньги были? Были. Сейчас их нет? Нет. Я их из дома выносил? Нет, не выносил. Меня охватило отчаяние. Завтра отдавать за компьютер. Денег нет, даже одолжить не у кого. А главное, кто и когда их украл? Я всё отчётливо помню. Помню, как взял из ящика всю пачку и сразу же положил её в карман штанов, причём, после этого штаны не трогал. Даже не прикасался к ним. Они, как лежали, так и лежат, в той же позе! Это наваждение какое-то! Ну не Андрей же... . Да, не может быть. Я Андрюху с детства знаю. Он скорее свои последние отдаст, чем чужие возьмёт. Может быть пошутил? Ну конечно! Пошутил он! Это шутка такая. Весело ведь, ха-ха-ха.
      Я ухватился за версию с шуткой, как утопающий за последнюю соломинку. Ну, Андрюха, ты и шутник. Разыграл-таки старого друга. Никогда раньше не разыгрывал, даже первого апреля. Ни разу. А тут решил отыграться за все годы. Но червь сомнения всё-таки грыз меня. Так не шутят. Это не Андрей. Тогда мне совершенно понятным стал термин «когнитивный диссонанс». Это именно тот случай. Из сети интернет: «Когнитивный диссонанс – это состояние психологического дискомфорта, вызванное столкновением в сознании человека противоречивых знаний, верований, убеждений, представлений, поведенческих установок, относительно определенного объекта или явления. Теорию когнитивного диссонанса предложил Леон Фестингер в 1957 году. Согласно ей, состояние когнитивного диссонанса не устраивает человека, поэтому в нем возникает бессознательное желание – согласовать свою систему знаний и убеждений или, выражаясь научным языком, достичь когнитивного консонанса». Повинуясь непременному желанию выйти из состояния, описанного психологами, я схватил мобильный телефон и набрал номер Андрюхи. Мои руки дрожали, сердце захлёбывалось кровью, ног я не чувствовал вообще. Ещё несколько минут неведения, и я схвачу инфаркт или попаду в психушку. Наконец, на том конце цепочки бегущих электронов отозвались голосом Андрея:
- Слушаю…
Слушает он… Голос какой-то настороженный, что ли… Странный.
- Я это, я, доброе утро… – моё хриплое профундо трудно было назвать голосом. Я замолчал. После некоторой тишины в ухе снова зазвучал Андрюшин баритон:
- Как дела? – вкрадчиво и настороженно спросил он.
- Андрей, ты это серьёзно? – я никак не мог найти подходящие слова.
- А ты о чём?
«Вот жук, знает и прикидывается» - мои мысли беспощадно колотились в затылок, вызывая явную боль. Хотелось лечь и умереть. Когнитивный диссонанс наращивал свою силу. Кроме Андрея деньги взять некому, но Андрей такого сделать не мог! Сейчас лягу и умру!
- Андрей, ты пошутил, что ли? – отчаянно заорал я в телефон.
- Да ты про что? Какие шутки?
- Н… м… - только и мог простонать я.
- Говори же, что ты хотел сказать? – Андрей настойчиво вызывал меня на откровенность.
- Деньги… ты… не брал? Двадцать пять…
- По пять тысяч, красными купюрами, пять купюр. Так это ты мне их в карман подсунул? А зачем?
И тут меня как будто окатили сразу из двух вёдер. Из одного холодной, из другого горячей водой. Вдобавок, грохнув по затылку медной тарелкой от духового оркестра. Пазл, настойчиво пытавшийся свести меня с ума, наконец, сложился. Я вспомнил то, что было вчера, что не счёл нужным зафиксировать в памяти, сосредоточившись на компьютере и деньгах. То, как снял свои штаны по причине жары, положив их на диван. И то, как Андрей, зашедший вместе со мной в кабинет, снял свои, аккуратно пристроив их рядом с моими. Такие же зелёные, с такими же карманами. Он вышел в туалет, а я полез в комод, и, вытащив оттуда деньги, автоматически сунул их в карман штанов. Андрюхиных штанов! Эти события высветила моя периферийная память, моментально возвращая меня из мрачных недр безумия на яркий свет логики и разума.
- А-а-а-а! Прости меня, Андрюха, я идиот! – заорал я в телефон и заплакал.
- Ты прикинь, просыпаюсь я утром и нахожу в кармане двадцать пять тысяч. Откуда деньги? Я же не получал никакой зарплаты, никто мне долги не возвращал, ты про деньги ничего не говорил... ума не приложу. Я в шоке. Уже полчаса пытаюсь понять, что это за подарок. Решил, что вчера на пляже какая-то сумасшедшая старуха-пенсионерка подкинула мне свои сбережения. Альтруистка в маразме. И тут твой звонок. Мне даже полегчало, - он продолжал говорить, а меня разобрал нервный смех.
- Вот видишь, Андрюха, когда снимаешь штаны в чужом доме, будь готов к любым неожиданностям. Ха-ха-ха-ха, - ржал я, вытирая свои солёные слёзы собственными зелёными штанами.

ЭПИЛОГ

      Погружаться в лабиринты памяти не трудно. Достаточно сделать небольшое усилие, сосредоточиться, и ты, как в машине времени начинаешь скользить по пескам прошлого. Вокруг будто дюны, сложенные из мириадов песчинок, каждая из которых это минута или секунда прошедшего времени. Она наполнена содержанием. Конечно, вместо песчаных дюн можно представить себе волны или, хотя бы, лёд. Это, уж у кого какие ассоциации. Память хранит всё. Звуки, цвета, формы и даже запахи. Но главное, мои ощущения. Они персонифицированы и индивидуальны. Прогулки по закоулкам собственных нейронов преподносят не только события, часть из которых очень трудно восстановить. Но и запахи, звуки, эмоции. Это импрессионизм памяти. Событий за прожитые годы было много, видишь их, словно мозаику из цветных пятен. Как будто перед внутренним взором закрутили детскую игрушку-калейдоскоп. И вот постепенно эти пятна обретают контуры, очертания, объём. Превращаются в пейзажи, смутные вначале, но проявляющиеся всё больше, как фотография в кювете с реактивом. В антураж пейзажей вписаны люди, они получают, давно забытые мною, имена. Затем появляются их голоса. Они беседуют, спорят, ругаются или милуются друг с другом, всё более явственно. Сложнее увидеть, как люди одеты, за исключением некоторых особо ярких случаев. Но при достаточной тренировке, возможно вспомнить такое количество событий и в таких ярких деталях, как будто они случились только что.

      В школьные годы я бесчисленное количество раз бегал на переменах на соседнюю со школой улицу. Буквально за углом, метрах в трёхстах от школы продавали потрясающе вкусные пирожки. Жареные, с ливером. По 4 копейки. Небольшое окошко в стене дома, оно открывалось рано утром, и оттуда шёл одуряющий запах жареной печёнки. Как только звонок выпускал нас на перемену, мы, зажав в кулаке заветные копейки, со всех ног мчались к окошку. Обычно, очередь не превышала двух-трёх человек. Пирожки разлетались моментально. Как правило, я покупал на 16 копеек четыре штуки, три из которых съедал пока длилась перемена. Горячие и ароматные, они были очень хорошим подспорьем в учёбе, тогда как питание в школьной столовой оставило в моей памяти весьма унылые и не лестные воспоминания. Давка в очереди, где дети разных возрастов пытались купить что-нибудь съедобное из скудного набора готовой продукции, привозимой в специальных контейнерах. Пыхтя и толкаясь, малыши пытались не быть затоптанными
старшеклассниками, которые бесцеремонно лезли вперёд. Счастливчикам, успевшим за короткую перемену отхватить что-нибудь у толстой тётки в грязном переднике, могли перепасть холодные макароны со шницелем, напоминавшим подмётку от сапога. Лежалые пряники курабье либо крошились прямо в руках, либо представляли угрозу для любых зубов своей каменной консистенцией. Кофе с молоком, как правило, остывший, напоминал помои. Единственным вкусным лакомством можно было считать кексик «Столичный» с изюмом, покрытый сахарной пудрой, если в печи его не пересушили. Но он один стоил 16 копеек. Теперь понимаете, как на этом фоне выглядели жареные горячие пирожки. Четвертый я обычно не съедал сразу, а разжёвывал и запихивал за щёки, распределяя равномерно по всему рту. Как хомяк. Эта процедура позволяла ещё минут десять, уже сидя в классе на уроке, смаковать ливер,
глотая по маленькой порции, выуживая языком вкусняшку из-за щек.
      В последний год моей учёбы улицу, где была эта маленькая пирожковая, начали капитально перестраивать. Разрушили все старые дома и возвели один большой новый. Никогда и нигде больше я не встречал таких пирожков. И ливер уже не тот. И цены совершенно другие. Но тот вкус и вид, а особенно аромат я отчётливо помню, и буду помнить всегда.
      Так распорядилась судьба, что мы с моим другом Андреем ровесники последних десятилетий великой страны Советов. Семидесятые и восьмидесятые годы мы прожили в тёплом житейском море, где держалась спокойная штилевая погода. Уже позже, в девяностых начался шторм, в результате которого вся налаженная и безмятежная жизнь наша погрузилась в пучину политических и экономических страстей, а страну порвали, превратив в лоскутное одеяло с бездушной аббревиатурой СНГ. Но те духовные ценности, которые мы обрели в детстве, уже невозможно заменить. Мы были воспитаны на фильмах с такими героями, как комсомолец Павка Корчагин, разведчик Штирлиц, ставившими служение своей стране выше собственных интересов и даже жизни. Для нас героические подвиги пионеров Вити Коробкова и Володи Дубинина не могли быть подвержены сомнениям. Мы выросли на песнях Дунаевского, где строки «Широка страна моя родная» или «С каждым днём всё радостнее жить» не смели вызывать скептическую улыбку или насмешку. Мы читали. Много читали. Читали постоянно и везде, дома, в парках, в автобусах и поездах, даже лёжа в больнице или на пляже.
Купить или найти в библиотеке новую хорошую книгу – вот что было постоянным стремлением. И мечты наши опирались на прочитанное. Романтика Джека Лондона, восхитительные приключения героев Жюля Верна, суровые будни геологов в экспедициях, фантастические полёты астронавтов к дальним мирам Космоса, любая литература, будоражащая воображение и позволяющая увидеть мир
чужими любопытными глазами, в далёких и неведомых краях, примерить на себя события, описанные автором, - всё манило и окрыляло.
      Нам всегда было о чём поговорить. Мы могли обмениваться впечатлениями от прочитанных книг или журналов, просмотренных фильмов или услышанных песен, захлёбываясь от восторга по поводу гениальных находок не менее гениальных авторов. А ещё нам было чем заняться в этом городе нашего детства, где, хлопнув дверью своего дома, мы, выйдя гулять на улицу, оставались свободными и самостоятельными до самого тёмного времени суток. Не опасаясь при этом, что родители вызовут милицию или спасателей потому, что их чадо не отзвонилось вовремя по мобильному телефону. Не было таких телефонов. И мы гуляли. Отвязно. Нараспашку. Забираясь на самые высокие крыши и чердаки, лазая по ветвям любимых деревьев, где сооружали «наблюдательные пункты».
      Играя в подвижные игры, пока были маленькими, мы постепенно, из года в год находили себе более интеллектуальные занятия. К ним относились и походы по лесам и горам, которые я уже описывал выше. Но иногда хотелось просто побродить по городу, поглазеть на витрины или вечерние огни реклам. Один такой променад подарил нам незабываемую прогулку к морю.
      Это был особенный вечер 31 декабря. Мы в восьмом или, возможно, уже в девятом классе. Начались каникулы, но главная радость – долгожданный Новый год. У каждого в доме стояла огромная, в потолок, наряженная ёлка. Точнее, сосна, потому, что в Крыму ёлки обычно не растут. Домашние наши уже заготовили весь необходимый традиционный набор блюд. Встречать новый и провожать уходящий год полагалось в больших компаниях, хоть это и семейный праздник, как его позиционируют теперь. Разумеется, мы ждали гостей. Будет шумно, по обыкновению, соберётся внушительная толпа родственников и друзей. Стол уже накрыт. Удивляюсь, как его тоненькие деревянные ножки не подламываются от обилия снеди, которой он завален по самые края. Напитки, покрытые инеем, давно ждут своего выхода, озябшие от прохлады под морозильной камерой в холодильнике. Яркие огни потолочной люстры в гостиной, где стоит стол, весело отражаются в хрустальных бокалах и рюмочках. Главное украшение стола – графин с шелковичной наливкой, которую бабушка изготавливает мастерски. Источая сладкий аромат шелковицы, волшебный этот нектар имеет насыщенный вишнёво-сизый цвет и разместился в центре в окружении вазочек с салатами и нарезки из сыров и колбас.
      У Андрюхи дома такая же сутолока. Все мотаются туда-сюда по углам, стараясь доделать намеченные на этот год дела. Стол в Андреевой семье не менее обилен. Запечённая индейка с яблоками и айвой, аромат которой веет из духовки, норовит выбить всех присутствующих из состояния душевного равновесия. Слюни текут, их глотают, поглядывая в сторону кухни. Уже семь часов вечера и до желанной встречи с полночью считанные часы. Но нам с Андреем не сидится дома. Мы отправляемся на прогулку по ночному городу.
- Куда двинем?
- Давай прямо по проспекту. Сегодня тут не так уж людно. Все по домам сидят, оливье рубят.
- Мы восемь баночек майонеза недавно отхватили. Очередь была, метров пятьдесят. В одни руки по две банки давали. «Провансаль» по 51 копейке. Суперский майонез. Я маме помогал салаты заправлять.
- Да уж, будет, чем полакомиться сегодня. Смотри, на часах у меня уже половина восьмого. Надо бы к одиннадцати появиться дома, чтобы ещё часок в запасе оставался.
- Не терпится тебе поздравление Леонида Ильича послушать! «Догогие товагищи! Чмок.… В этот пгаздничный… кгхм… вечег партия и весь народ в едином порыве…» - шутливо передразнил я генсека, причмокивая с характерным речевым изъяном, который так знаком всем жителям нашей страны.
- Да он мужик хороший, хоть и старый уже. – улыбнулся Андрей.
- Согласен. Другого нам и не нужно.
      Так, за шутливым и беззаботным разговором добрались мы до пляжа «Камешки». Только отсыпанный с крупным щебнем, ещё не успевшим перетереться в гальку, он одиноко темнел рядом с новым парапетом недавно возведённой набережной. Редкие фонари прицельно освещали лестничные пролёты, ведущие вниз на пляж. Море сегодня совсем не такое ласковое, как летом. Фырча и плюясь комьями пены, направляет оно метровые волны на берег, и те, докатившись, с грохотом разбиваются о бетонные волнорезы. По центру пляжа торчат ряды металлических грибков. Зонтики, на которые в летний жаркий сезон натягивают парусиновые тенты, чтобы вокруг можно было расположить деревянные топчаны для отдыха и релаксации трудящихся, не желающих получать сильный загар.
      Мы подходим к этим железным напоминаниям о лете. За осень они успели поржаветь, краска во многих местах облупилась. Я берусь за краешек «шляпки» грибка и пытаюсь повернуть его. О, радость, верхушка начинает крутиться, с громким лязгом, готовым перекрыть шум шторма. На соседнем зонте обосновался Андрюха. Конструкция не такая уж высокая, ноги ему приходится поджимать, но он висит, чуть не доставая коленями до земли. Лязг Андрюхиного грибка вторит моему, шляпки, свободно вставленные в трубу основы, крутятся без особых усилий с нашей стороны.
- Эгей, дружище, моё колесо идёт быстрей твоего! – кричу я, пытаясь перекрыть грохот прибоя.
- Шалишь, не догонишь, - кричит в ответ Андрей. Он, отталкивается ногами от земли и раскручивает свою карусель всё быстрей и быстрей. Я стараюсь не отставать. Нас охватывает одно желание: сильней раскрутить грибок и живее закружиться, крепко уцепившись за ребро этой импровизированной круговерти. Кто быстрей!
      Я поднимаю глаза к небу. Ни облачка. Чёрное полотно, усыпанное миллиардами звёзд. Это зрелище завораживает.
- Смотри на небо, Андрюха! Какое чудо!
      Спортивный азарт сменяется восторгом от грандиозной картины, развернувшейся над моей головой. Я забрасываю сначала одну ногу, а следом и вторую за ребро крутящейся железяки. Она по инерции продолжает делать оборот за оборотом. Теперь перед моими глазами бешено вращается ночное небо. Сюрреалистическая картинка возникает при вращении: звёзды, море в белых полосках водяной пены, пустынный пляж. Всё это кружится с грохотом и лязгом, как будто само Мироздание вступило со мной в праздничный хоровод. В трёх метрах рядом мой друг исступлённо кричит что-то восторженное и не поддающееся переводу. Подобно кружащимся дервишам, мы в непознаваемом шаманском одурении всё быстрее и быстрее ускоряем свой ночной полёт.
      Забыто всё. Этот вечер, этот город, эта школа, эти вечные мелкие и такие не серьёзные проблемы.
            Есть только Небо, Море, Юность наша и Я!
                Остальное всё впереди.
                Вот оно, - счастье!

                Конец.

Е.С.Аршанский
24 февраля-13 декабря 2018 г.
Оригинальный текст богато иллюстрирован. На сайте "проза.ру" такой возможности нет.