Твердыня, гл. 11

       Эдик Сорокин сидел в рабочем кабинете, придавив грузными мыслями вместительное кожаное кресло. На столе перед ним, сияющим попугаем вцепившись в золотое кольцо и кутаясь в черный бархат, красовался крупный бриллиант. Слабыми наклонами головы Эдик оживлял игру его граней, будто надеясь разглядеть в них тени своего будущего. Вместо них память подсовывала удручающую летопись вчерашнего дня. 
       …Он был в полном порядке, когда приехал за ней в аэропорт. Холуи расчистили место, обеспечили букет, и он ждал ее добрых полчаса, сдабривая частой мобильной руганью слабые признаки нетерпения. Когда она вышла и стала искать его глазами, он, довольный, махнул ей рукой, чувствуя себя при виде ее хозяином роскошного автомобиля. Она выглядела, как дорогой бриллиант среди дешевой бижутерии. Да, ему есть, чем гордиться. Пусть все видят и знают - это его жена, его собственность. Сегодня он ляжет с ней и будет неутомим, и все будут ему завидовать. Он широко улыбнулся и вручил букет. Она подставила щеку. Освеженная и осветленная морем, она была бесподобна. Его жена, его покорный талисман, его сертификат на беспошлинные сношения с судьбой. В штанах его возникло непредусмотренное движение, и он, погасив улыбку, стал суетливо смотреть по сторонам, интересуясь, куда делся чертов водитель.
       Когда они поехали, он задрал руку на ее плечи, репетируя в уме сцены ночной оргии. Он изголодался, как волк. За эти две недели он не тронул ни одной овечки, разжигая ее грядущим приездом свой волчьих размеров аппетит. Ее участь быть съеденной предполагалась сама собой, а потому долгие увертюры и телячьи нежности с подходом он оставил онанистам.
       «Ну, как? Понравилось?» – спросил он, и этого было вполне достаточно.
       Она была немногословна, не мешая ему рвать на клочки эфир, где жили голоса его тупоголовых подручных.
       Доехали нормально. Она обняла сына, оживилась, пообщалась с ним, потом начались эти ее снимательства, переодевательства, потом чинно сели за стол. Все культурно, по-домашнему, даже мамашка не цеплялась. И чего ей вдруг шлея под хвост попала? Он же сидел ни гу-гу! Сначала вспоминала, что там было, потом стихи стала читать, и тут он насторожился. Конечно, она у нас девушка литературно образованная, может и стихи почитать, но в этот раз у нее вышло как-то по-особому.
       «Те-те-те-те-те-е-е!.. - прищурился он. - А с чего это мы так раскраснелись? А зачем это мы глазки прячем? Уж не завели ли мы там себе, случайно, хахаля?»
       А вслух всего-то и спросил: «Расскажи, как ты там время провела…», и тут она на него понесла: и что с бабами он путается, и что все давно об этом знают, и что у нее доказательства имеются, и что она больше не дура! Ну, вот скажи - чего она озверела? Он, конечно, плюнул и дальше ее пустой базар слушать не стал, поднялся и ушел – о чем с дурой говорить!
       Когда все угомонились, он почистил любовное ружье, нарядился в халат и пошел пригласить ее на охоту, сгорая от нетерпения разрядить набитые порохом пороховницы. Зная капризы ее настроения, он собирался, если потребуется, встать перед ней на колени (ради шутки, конечно), дать любые клятвы (ради смеху, конечно), чтобы она позволила в себя пострелять. 
       Взойдя на ее порог, он почуял запах дичи и сомлел. Внезапное чувство к ней прошибло его до слезы, до печенок, до былой бедности. Он вдруг почувствовал, что готов сделать для нее нечто вызывающе невероятное, такое, перед чем луна и звезды - дохлые светлячки!
       «Привет!» - сказал он сухими губами.
       «Привет» - безразлично ответила она, не оборачиваясь.
       «Я пришел просить прощение» - сказал он неловко.
       «За что?»
       За все. За все разом и навсегда. Он так решил, если не окончательно, то бесповоротно. Верь мне, Ольга.
       «Ты ни в чем не виноват. Ты такой, какой есть и другим уже не будешь» - отвечала она, не отрываясь от своего занятия.
       Он подумал, что пора вставать на колени и ползти к ней через всю комнату, но не встал, а сказал с кроткой собачьей интонацией:
       «Я соскучился…»
       И услышал безжалостный ответ:
       «Ничем не могу помочь, у меня месячные»
       «Ты всегда так говоришь, когда не хочешь» - возразил он, не веря, что всё так пошло может кончиться.
       «Ты что, хочешь проверить?» - насмешливо сказала она.
       Да, он хочет проверить! И не только это! Он хочет знать, жена она ему или кто, покорна она ему или где! И если нет…
       «А я не хочу!»
       …То ему плевать, что у нее!
       «А мне нет!»
       Когда глаза наливаются кровью, все вокруг становится розовым и черным.
       «Не говори так со мной, Ольга, не говори! Видишь, я прошу у тебя прощения и хочу тебя!»
       «Сначала сходи к врачу и проверься!» - услышал он неслыханные слова.
       И тут с ним что-то случилось. Он словно зверь, свободный от всех приличий, правил и тормозов, бросился на нее с одной целью – повалить и доказать свое право на случку. Он сбросил ее на пол, навалился на нее и что-то рычал, дурея от близкого торжества произвола, когда вдруг резкая боль заставила его отдернуть одну руку и ослабить другую. Он, сидя на ней, выпрямился и в этот момент удар по красной кнопке солнечного сплетения отключил ему дыхание, и он со слоновьей грацией опрокинулся набок. Она что-то кричала, потом закричал сын, потом он пришел в себя и обессиленный, согнутый пополам протиснулся мимо них и уполз в свою нору.
       Когда соображение вернулось к нему, он обнаружил, что она прокусила ему правую руку повыше кисти. Он бегал по комнате, бормотал: «Ах ты, ссука! Ах ты тварь!..», хотел бежать к ней и убить ее, но вспомнил о сыне и решил, что непременно это сделает, но позже. Сходил к машине, принес из аптечки бинт и, придерживая его зубами, замотал кровоточащую руку: «Ах ты, ссука! Ах ты тварь!..» Достал виски, налил стакан и спустил его через рычащий унитаз во внутреннюю канализацию: «Ах ты, ссука! Ах ты тварь!..» Потом сел на кровать и уставился в пол.
       Его пьяные мысли, цепляясь друг за друга, долго бродили вокруг случившегося, сужая круги, пока не уперлись в яблочко однозначного вывода – у нее кто-то есть.
       «Ах ты, ссука! Ах ты тварь!..»
       Он дернулся, чтобы бежать и вырвать правду из этой лживой сучки, но снова вспомнил о сыне и решил отложить допрос до утра. Он отправит сына с матерью на одну из квартир и останется с ней один на один. Вот тогда поглядим, как она запоет!
       Вскоре он заснул, спал недолго и нехорошо и рано проснулся. Открыв глаза, всё вспомнил и тихо выругался. Ныла рука.
       «Ну, и что теперь делать?» 
       Не желая встречаться с женой, он быстро собрался и уехал в город, где мрачной тучей спрятался в кабинете и теперь сидел и пялился на бриллиант, который купил в ее отсутствие, собираясь преподнести в благодарность за бурную ночь ценою в двадцать тысяч баксов.
       «Ну, и что теперь с ней делать? Силой брать? Силой на нее залезть – не вопрос. Но это если уж точно скурвилась. А если нет у нее никого? Если просто по-бабьи ерепенится? Чтобы предъявить - фактура нужна. Значит, пасти надо».
       Он взял трубку и набрал ее водителя, которого пригрел, когда того поперли из органов.
       - Здорово, Толян.
       - Здравия желаю, Эдуард Аркадьевич!
       - Хозяйка встала?
       - Не видел еще!
       - Значит так. Если поедете с ней в город, присмотри за ней там.
       - Да я и так всегда…
       - Не так, как всегда, Толян, не так! – внушительно перебил хозяин. - По-тихому смотреть надо, чтобы она не знала. Как в органах учили.
       - Да что вы, Эдуард Аркадьевич!..
       - Делай, что говорят! Если следы путать начнет, звони мне, помощь пришлю!
       - Понял, Эдуард Аркадьевич…
       - Давай, действуй. Потом расскажешь.
       «А тебя, мой маленький друг, я предложу ей вечером и посмотрю, как она себя поведет!»
       Бриллиант, отведав светлого утра, перекочевал в сейф, а Эдик Сорокин, нащупав брод среди неверных брачных струй, погрузился в море корыстных забот.
Около пяти позвонил водитель Толян и доложил следующее. Он отвез хозяйку на базу (главную городскую квартиру), там она покрутилась и пошла как бы по магазинам. Ему сказала за ней не ходить. На углу 7-й Советской и Суворовского встретила какого-то мужика, и они пошли в соседнее кафе. Сам он, конечно, туда зайти не мог и ждал на улице. Минут через сорок она вышла одна и пошла в сторону квартиры. Он, естественно, пошел за ней и мужика дожидаться не стал. По дороге она зашла в два бутика и вернулась на квартиру. Покрутилась там еще с полчаса, и они поехали обратно.
       «Ну вот! Это уже кое-что! Вот теперь ты у меня запоешь по-другому!» - удовлетворенно хмыкнул Эдик, не терпевший неясностей. На такой скорый результат он никак не рассчитывал.
       В следующую секунду тихая злоба завладела им, распаляя воображение и требуя от комитета общественного спасения во главе с оскорбленной гордостью немедленного выступления всех частей на поимку виновницы, заключение ее под стражу и предание суду.
       «Ах ты, ссука! Ах ты тварь!..»
       Едва дождавшись конца переговоров с китайцами, которых никак нельзя было бросить ни с того, ни с сего и чью кудрявую вежливость он вынужден был терпеть еще час, он прыгнул в машину и рявкнул водителю: «В Репино!» Пока пропадали в вечерних пробках, он весь извелся. Он проклинал ее и оправдывал, рвал на куски и умолял одуматься, говорил себе, что она не способна ему изменить, что, скорее всего, это был их знакомый и грозился оторвать ему одно место. Когда приехали – на нем лица не было. Он с ходу прорвался в дом и наткнулся на мать.
       - Ольга дома? – громыхнул он в упор.
       - Нет ее, ушла с Артемкой на залив… - почуяла грозу старуха, радуясь возможности подышать озоном невесткиного унижения.
       Эдик выругался и скрылся в кабинете, оставив дверь открытой.
       Вскоре появилась Ольга с сыном - оба оживленные, смешливые, чужие. Муж, услышав их голоса, показался на пороге кабинета и застыл там, словно кость в горле. Они вошли и столкнулись с ним взглядом. Улыбка ее погасла, но выдержка осталась при ней. Сын кинулся к отцу и повис на нем.
       - Папа, папа, а мы на заливе были! Знаешь, как там здорово!
       - Что, одни были? – спросил он хрипло, подхватив сына на руки.
       - Нет, не одни! Там много народу было!
       - Молодцы, - сказал он, спуская сына на пол и думая, как остаться с женой наедине.
       Он обошел сына и сказал, приблизившись к ней:
       - Зайди, поговорить надо.
       После чего направился в кабинет.
       - Артемушка, иди к бабушке, я скоро приду, и мы будем с тобой пить чай.
       - Хорошо, мамочка! – и сын исчез в затейливом танце с подскоками.
       Ольга помедлила, два раза глубоко вздохнула и вошла вслед за мужем в кабинет. Тот уже сидел за размашистым столом, сцепив и уложив перед собой гребенки пальцев, готовые в любой момент стать кулаками.
       - Садись, - сказал он и ткнул подбородком  в стул напротив себя. 
       Ольга села:
       - Слушаю тебя.
       Он молчал, нагнетая давление, ожидая, когда она занервничает. Делать это он умел прекрасно.
       «Господи! Не дай мне сорваться!» - взмолилась она, уперев взгляд в его свинячьи глазки.
       - С кем ты сегодня днем встречалась в городе? – пошел он в атаку, забыв про артподготовку.
       Ему следовало перед этим прокашляться, а так звук получился клокочущий и от того маловнушительный. Это его обозлило, он прокашлялся и повторил теперь уже грозно:
       - Я спрашиваю – с кем ты сегодня встречалась?
       «Ах, вот оно что! Уже доложили!» - она, как ни странно, почувствовала облегчение и внезапно успокоилась.
       - Ты бы сначала прощения попросил за вчерашнее, - сказала она ровным голосом.
        - Да?! А за это кто будет прощения просить? – с угрожающей обидой выкрикнул он, протягивая к ней руку с повязкой под рубашкой.
       - Сам виноват, нечего было приставать!
       Он хотел ей что-то возразить, но, видя, что она уходит от главного, снова прохрипел:
       - Я задал тебе вопрос!
       - Я слышала. Значит, уже доложили?
       - Значит, доложили!
       - Ну, и с кем ты думаешь, я могла встречаться?
       - Вот это я и хочу знать!
       - А разве ты мне рассказываешь, с кем ты...
       - Ольга! – стукнув кулаком по столу, рявкнул он. - Не начинай мне вчерашнее! Смотри, пожалеешь!
       - Ладно, хорошо. Я действительно встретила сегодня на Суворовском однокурсника. А, вернее, не я его встретила, а он меня увидел. Не виделись почти десять лет. Что же, я от него должна была бежать? Конечно, мы пошли в кафе и немного посидели. Ну, и что тут такого? Ты от ревности совсем уже…
       - Кто такой? Почему не знаю? – перебил он.
       - Откуда же тебе его знать, если он живет в другом городе, и мы не виделись десять лет!
       - Фамилия, имя отчество! – отчеканил он.
       - Пожалуйста – Макаров Олег. Отчество не помню. Все? Нет больше вопросов? Тогда я пошла с Артемкой пить чай.
       Он обмяк.
       - Хорошо, предположим. Но если ты мне врешь…
       - Ты бы следил за языком! – сказала она, встала и резко повернулась, чтобы уйти.
       - Стой! Погоди! – пролаял он ей в спину.
       - Что еще? – недовольно обернулась она.
       - Стой. Погоди, – мирно повторил он, и открыв верхний ящик стола, вытащил оттуда черную коробочку.
       - Это тебе, - сказал он, положил коробочку на стол и пальцами подтолкнул ее к ней.
        - Что это? – равнодушно спросила она, не двигаясь.
       - Посмотри.
       - Я догадываюсь.
       - Ну, так возьми!
       - Нет, не возьму. Ты грубиян и драчун.
       - Я хуже! – неожиданно рассмеялся он. - Ладно, извини за вчерашнее.
       - Пока не могу, - крепилась она, чтобы не швырнуть обидные слова в его самодовольную рожу. - Ты бы о ребенке сначала подумал.
       Он оживился, встал из-за стола и направился к ней:
       - Так ведь я только о вас и думаю! О ком же мне еще думать?
       - Все, все, все! Успокойся! Не так быстро! – выставила она ладони. - Не так быстро. Я тебе не кукла.
       - Ладно, хорошо, я потерплю, не вопрос, - покладисто согласился он.
       Она вышла из кабинета. Он вернулся на место, подтянул к себе коробочку, открыл, вытащил кольцо и повертел жизнерадостный камень.
       - Макаров, говоришь? Знакомая фамилия. Где-то я ее уже слышал. А! Точно! Рядом со Стечкиным.
       Он набрал номер начальника своей службы безопасности.
       - Вот что. Пробей-ка мне по-быстрому, был ли у моей жены однокурсник по фамилии Макаров Олег. Да, в институте. Да, и поживей.