Эхо зимнего сада Глава 10

Начало здесь http://proza.ru/2025/06/25/1725

- Кстати, Жуан, а ты не хотел бы побывать в Бразилии сейчас, когда в ней происходят такие прогрессивные перемены? Ты же – аболиционист, журналист, оратор, вольнодумец.

В разговоре со злополучным зятем Адольф явно разошёлся, решив прощупать вариант: а нельзя ли избавиться от нежеланного зятя как-то по-тихому, без скандала и жестокой борьбы? Не просто так, кончено – откупиться, к примеру. Да, озабоченный брат, чувствующий надвигающиеся нежелательные перемены в связи с неудачным выбором сестры и легкомыслием матери, пожалуй, сейчас был бы готов заплатить любые деньги, чтобы избавить себя и своё маленькое семейство от крупных проблем, которые наверняка ждут их в будущем. Впрочем, если дело обойдётся без взятки – тем лучше, если вообще подобное возможно. А что бывшему дипломату-миссионеру ещё оставалось делать? Вариант припугнуть негодяя уже окончательно отпал. Прежде всего, потому что он понял, что зять его – человек не из пугливых. А реально действенное средство, чтобы напугать проходимца, он так и не нашёл – ни компромата, ни даже зацепки. Именно потому Адольф и начал действовать в новом направлении.

- Так как насчёт того, чтобы превратит перо в оружие, сражаясь за прогресс, справедливость и свободу, вернувшись на свою многострадальную родину, господин журналист? – подзуживал он своего собеседника. 
 
- Но в общем-то не журналист я совсем, - начал отрицать мнимый Жуан Алвес, играя в скромность, - просто писал статьи иногда в газету, находясь в Испании. Да и оратор – это слишком громко сказано, просто говорил кое-что на митингах, а люди слушали ради скуки.

- Но, прости, Клара описывала тебя с таким восторгом, что мне показалось, что ты – не только чрезвычайно незаурядная, но и очень известная личность в определённых кругах.

- Клара смотрит на меня глазами влюблённой женщины. На это всё время нужно делать скидку, слушая её, поскольку немало в её историях и отзывах обо мне может содержаться преувеличений.

«Да уж, в одном ты прав, - думал про себя Адольф, - Клара влюблена в тебя, как кошка, причём с собачьей преданностью. И как тебе только удалось внушить ей такое чувство? Впрочем, это понятно – женская психология. Многие барышни, ввиду своей чувствительности, с трепетной нежностью относятся к гонимым, страдающим, тем более за правду, борцам с несправедливостями. Сначала они пытаются им помочь, утешить их, потом разделить их мир, судьбу. Это, видите ли, их возвышает. А если на их пути встречаются препятствия, им кажется, что они становятся буквально героинями, преодолевая их, на пару со своими «героями». Мне же в этой истории отведена роль мерзавца, препятствующего счастью влюблённых, а также торжеству всеобщей справедливость. Хороша пьеса, где я – отрицательный герой. Только вот беда, вся эта трагедия – всего лишь фарс, постановка. А жизнь другая, и в ней совсем иные роли». 

- Я много путешествовал по миру – это да, - продолжал тем временем «дорогой» гость, - много терпел лишений, познал личных разочарований и пережил печальных моментов и жизненных трагедий. Зато мир посмотрел. И очень хотел бы сделать его лучше, но не смог, оттого бесконечно страдаю.

«Ну да, да, конечно, именно этим ты и морочил голову моей сестре, - продолжал подмечать и делать выводы про себя Адольф. – Разочарованный, несчастный, остро нуждающийся в сочувствии, ради которого не жалко и жизнь свою поломать романтичной барышне».

- Всё, что ты рассказываешь, заставляет проникнуться к тебе чувством глубокого уважения. – вслух заметил он, продолжая свою лицемерную дипломатию. - Но ведь я тоже не искал в жизни лёгких путей. Работал, как вол, терпел лишения, граничащие даже с борьбой за выживание. И тоже по-своему мечтал сделать мир лучше – для этого и боролся, и жил, и работал. В некотором смысле мы с тобой – даже родственные души, не иначе. Просто даже не могу понять: почему мы не можем никак с тобой поладить?

- Но я не сделал тебе ничего плохо. Ты первый начал, - напомнил ему Жуан.

- Но я же уже извинился, признал свои ошибки, выпустил тебя из подвала…

- В который сам же и посадил.

- Но ведь выпустил же уже.

- Да, но ты не выпустил жену из своей комнаты и не отпустил её с мужем, а хочешь, чтобы я не считал тебя за врага. Как ни в чём небывало в один момент вдруг переменился, стал заигрывать со мной. При этом требуешь, чтобы я вдруг, внезапно, как по волшебству, испытал к тебе доверие, и даже предлагаешь с тобой подружится. Но как я могу?

- Ты не понял, Жуан, я ничего не требую…

- Выпусти Клару из своего заключения. А уж тогда мы и посмотрим – стоит с тобой дружить или нет? – резко перебил говорившего злополучный зять. - Если ты и правда понял нашу любовь и убедился в моей порядочности, почему препятствуешь воссоединению мужа с женой? А если ты ничего так и не понял, так о чём с тобой можно говорить?

Выслушивая подобны упрёки, Адольф внутренне буквально вскипел: каков наглец, он так и продолжает корчить из себя обиженного! Но виду не показал совсем, так как следовал принятому решению быть терпеливым.

- Нет, я не пойму никак: почему ты сам-то не хочешь признавать свои ошибки? – начал пенять он зятю, - Ты же вклинился в нашу семью, как вор, как преступник – тайно, крадучись, держа «камень за пазухой». Но почему-то, когда всё открылось, возмущаешься так, как будто бы невинен и чист, как младенец. Заявляешь о том, что я должен заслужить твоё доверие. Но прежде было бы естественно постараться заслужить моё. Ведь именно ты претендуешь на руку и сердце моей сестры, а не я предлагаю её тебе в качестве выгодной партии. Так кто кому и чего должен доказывать? Впрочем, если хочешь – можешь идти восвояси. Я не стану тебя задерживать. Но свою сестру отпустить с тобой не могу.

- Почему?

- Потому что ты не заслужил моё доверие. Если хочешь – иди в суд. Раньше я не хотел судебного разбирательства… и сейчас не хочу. Но уж если так сложатся обстоятельства – то буду биться. Без боя не отступлю. Или всё-таки будем дружить? Так заслужим доверие друг друга?

- Так ты выпустишь мою жену? – вновь перебил тираду собеседника Жуан.

- Посмотрим, - ответил ему Адольф, глядя в глаза. – Ведь для того я и пригласил тебя на встречу, чтобы познакомиться и понять: можно ли доверить тебе счастье Клары. Я просто обязан это сделать, как её законный опекун и хороший брат – то есть основательно во всём разобраться, прежде чем окончательно отдать тебе руку своей сестры. 

- Ну хорошо, - вдруг пошел на попятную Жуан, - давай продолжим нашу беседу.

- Давай продолжим, если ты решил попробовать быть друзьями.

- Что тебя обо мне интересует?
 
- Расскажи о себе подробнее. Ты сказал, что ты – не совсем журналист и не совсем оратор. Так кто же ты?

- Да, не совсем журналист и не совсем оратор, - подтвердил свои прежние заявления муж Клары. - Вот путешественником меня, пожалуй, назвать можно.

- И ты хочешь, чтобы я доверил свою сестру человеку, который никто, а просто путешественник? Пойми, Клара – девушка особенная, наивная и нежная, как цветок. Она не способна стать спутницей по жизни нищего путешественника, даже если бы очень захотела. Ты мне скажи, чем ты на жизнь собираешься зарабатывать, путешественник? Или надеешься на хорошее приданое?

- Я разве заводил разговор о приданом?

- Тогда как ты собираешься содержать мою сестру? В наше время многие женщины, чтобы помочь своим семьям, идут работать. Но Клара же не может так, не способна – ничего не умеет, да и здоровье имеет слабое. Она – дворянка из старинного знатного рода, рождена чтобы жить в богатстве и роскоши и ничего не делать. И другой жизнью она жить не сможет, как бы ни хотела. А её супруг вдруг оказался нищим путешественником. И ты хочешь, чтобы я с этим смирился? 

- Ещё меня можно назвать художником, ибо я неплохо рисую.

- Ну тогда картины пиши – раз художник, зачем скрываться по лесам? Может, даже прославишься, разбогатеешь. Напишешь портрет сестры и обессмертишь её имя в веках.

Адольф почувствовал, что теряет контроль над собой: слишком заводится, нервничает. Да, и зачем он унижает собеседника, если всё равно ни при каких обстоятельствах не собирается отдавать Клару этому проходимцу. Зачем он позвал негодяя? Для того, чтобы найти подходящие ниточки и разоблачить мнимого Жуана Алвеса или отослать его куда-нибудь подальше от своей семьи хотя бы, а вовсе не для того, чтобы подружиться и наставить его на путь истинный. А чтобы достигнуть своей цели, нужно вести себя гибче.

- Не буду отрицать, - исправился он, - ты человек способный. Да и потом, не надо совсем скромничать, что только художник. Твои статьи я не читал, конечно. Зато читал твой дневник… Ты уж прости меня за вольность. Но я был просто восхищён – какой слог, какая сила слова! Я просто уверен, что тебе в Бразилии сейчас – самое место, в пекле политических событий этой страны. Да, ты покинул родину в трудные, печальные для неё времена, поскольку тебе невыносимо было видеть кругом боль и слёзы. Но теперь-то тебе самое время вернуться. Кто же, если не такие как ты, будет бороться за права угнетённых и строить своими руками светлое будущее, где будут все равны независимо от происхождения и цвета кожи?

- Избавиться от меня хочешь? – заключил Жуан.

- Ну, зачем ты так?

- Тебе-то какое дело до прав угнетённых? – с усмешкой вновь вопросил Адольфа собеседник.

- Вот здесь ты не прав совсем. Я всегда ненавидел рабство и стремился понять людей с чёрным цветом кожи, чья культура и взгляды на жизнь очень отличны от наших. Да я же прожил в Африке много лет. Я знаю и люблю этот континент, а также людей и племена, что испокон века на нём проживали. Я глубоко уважаю народ, изучал культуру африканских этносов. Разве равнодушный человек стал бы делать это? Я говорю это здесь теперь отнюдь не для красного словца. Не веришь? Я могу это доказать прямо сейчас. Если хочешь, пойдём, я тебе покажу свою коллекцию, что я привёз из Африки. Если бы мне было не интересно, разве бы я это собирал, сам подумай? Пошли, пошли. Ты собственными глазами всё и увидишь.

Продолжение здесь http://proza.ru/2025/06/30/14