Содержим страстьми... Часть П. 5. ГКЧП. Нов. ред

            5. ГКЧП   

     *Напоминаю: в текст повествовании вплетаются страницы книги 2003 года. Для удобств восприятия они обозначены звёздочеами в начале и в конце цитируемого фрагмента*.
     (Комментарии с позиций сегодняшнего дня в скобках).

     *В Москве путч.
     Америке – сенсация. Нам – удар в пах, внезапный, предательский. И будто нарочно, сразу после невиданно красочного, торжественного и многолюдного чествования 60-летия «гуру» в Манхетен-Центре.
     Возвращались домой глубокой ночью, обессиленные и опустошенные после излитых на юбиляра сердечных сил. А, выйдя из метро на поверхность, попали в сплошную стену воды, под небывалый здесь дождь.
     Как оказалось, – предзнаменование.
     Утром, хотя по-прежнему лило, принудил себя выскочить на пробежку. Орошаемый струями сверху и брызгами из-под собственных кроссовок снизу, потрусил к ресторану, где на доске распорядок дня.
     За сотню метров до него из обогнавшей и притормозившей машины донеслось:
     - Russian? (Русский?).   
     Совершенно незнакомый господин обращался ко мне, приспустив оконное стекло.
     - Russian? – повторил. – Hi! (Привет!) – и помахал рукой. Пораженный тем, что кто-то распознал “рашена” в бегуне, на коем из платья только красные спортивные трусы –  уж не по ним  ли? – ответил  ему кивком и  улыбкой. И тут:
     - Do you know? Collaps in Moscow. Gorbachev is killed. Perestroika is stopped. There are tanks in the Red Squere.
     - Что?  Что? – по-русски крикнул вдогон уходящему автомобилю. Но тот дал газу и скрылся.
     Поверить в сказанное было невозможно. Что в Москве какой-то коллапс. Что Горбачев убит, а на Красной площади танки.
     На пределе сил вбежал в ресторан. Там толком ничего не знали. Ни радио, ни   телевизора. Из репродуктора растекалась только сладкая медитативная мелодия «Учителя». Но, оказалось, от него был звонок – в России беда. Сбор через час после окончания дождя.
    Тревожные взгляды американских дисайплов в мою сторону.  И обычные хлопоты: подошел фургон с продуктами. "Nikolai, help!" Помог разгрузить и – быстрее к своим.
    И огорошил еще сонных "рашенов" услышанным. Словно червяки, перекатываясь и потягиваясь, выползали из ночного онемения, заброшенные на другое полушарие от путча. Только Герман, измученный приступами язвы и бессонницей, бледный, красивый, статный и совершенно голый из-за жары:
     - Теперь мы невозвращенцы. Гебешные подвалы ждут нас.
     Успокоил: пока ничего не известно. Нужны достоверные сведения.
Решили тут же отправиться, стучаться в любой дом. Ведь вся Америка прильнула к телевизорам. Смотрит, что там в России?
     - В дом не пустят. – Это Леня-переводчик и знаток США. – Не принято.
     Но путч. Но Горби – их любимец – убит!  И осенило: предъявить, как пропуск, книгу «Учителя» о нем, которую с дарственной надписью он передал мне вчера вручить из рук в руки Отцу Перестройки.
     Понимая очевидную нереальность поручения – дотянуться, тем более, лично, до полубога-небожителя, даже если он Отец Перестройки, – обещал; отказывать нельзя. Поклялся сделать возможное и невозможное.
     Однажды уже пробовал*.
     Снова мысли о ней.
     Чего это он отпевает ее? Нужно помочь выбраться ей из ямы. Самому. Спасают же и наркоманов домашние, близкие. А тут вместо помощи тычки и наставления.
     Нужны рекомендации докторов, психологов. Вон их сколько сетевых советчиков! Вот целый профессор предлагает. Первое – особый подход к новичкам, вкусившим отраву впервые. Так: не позволять зависимому замкнуться в себе. Да!!  Ведь ОНА ТАМ ОДНА! А я – молчок. Сегодня же – списаться, навязать общение. Во что бы то ни стало. С кем еще, кроме как со мной ей делиться, ни языка, ни нравов тамошних не ведающая! Не с мамкой же, «назло» которой перекурочила свое имя. Да и не пробиться ей из Штатов в ее глухомань. В деревню «Простоквашино». Только ко мне.
     Ее абонент – я, других нет.
     Еще совет близким: "не винить в их беде самих себя, просто помогать". Это персонально мне.
     Спасибо!
    *Теперь, похоже, передавать ничего не придется. Горби мертв. Так пусть хоть книга о нем послужит нам. Втроем с Леней и Германом отправились по улицам Нью-Йорка.
     Переходя от особняка к особняку, ищем и жмем кнопки звонков на дверях, арках входных ворот и калиток, заглядываем из-за решетчатых палисадников в окна. Должен же где-то светиться голубой экран, вокруг которого сгрудились хозяева, ловя каждое слово из России.
     Увы!  Дома не отзываются. Окна зашторены или закрыты жалюзи. Людей не заметно, тем более сгрудившихся у экранов. Только на веранде двадцать второго или тридцать девятого по счету коттеджа увидели то, что  искали: включенный «ящик», который окуривали сигарным дымом трое темнокожих.
     - Moscow? – Леня привстал на цыпочки, пытаясь дотянуться до высокой веранды и интересуясь, не московские ли новости смотрят господа негры? Те ошалело вперили в него взгляды.
     - Скачки, – разглядел-таки Леня происходившее на экране. - Sorry, friends... (Извините).
     Через пару домов – сходная сцена. Вопрос через решетчатое окно.  Удивленное молчание в ответ.
     - Бейсбол. У этих бейсбол, – разочарован Леня. И вдруг рванул к остановившейся неподалеку машине, из которой вышла немолодая дама.  Догнали его и втроем, наперебой, протягивая ей книгу с фотоликом Горбачева, выложили просьбу.
     Подозрительно рассмотрела "рашенов", перелистала книгу. И:
     - O’key. – Кивком на Леню: войдет он; вы, двое, останетесь здесь на улице.
     Наконец-то.
     Волнуясь, ждем. Долго.
     Дождь кончился. Выплыло солнце. Обжигающие лучи подняли влажный горячий пар, загнали в тень на промытый и уже высохший тротуар. Присел на бордюр.  Герман, держась за живот, маятником – туда-сюда, взад-вперед.
     Положил пакет с книгой, словарем и очками возле себя, ослабил шнурки на промокших кроссовках – пусть посохнут...
     И тут голос Лени, выбежавшего из калитки пожилой леди:
     - Переворот! Горбачев жив. Лишен связи. В Крыму, в Форосе. Заперт.   Отстранен по болезни.
     Вскочил с бордюра. Втроем быстрее в метро, к «гуру».  Встреча "через час после дождя..."
     ...Двумя днями позже. Снова на корте. «Учитель» встревожен, скорбен. Его любимец – президент Майкл в опасности. На "фанкшен" непрерывные медитации. Сотни дисайплов вместе со своим вожаком посылают токи-сигналы поддержки опальному президенту.
     Русская делегация – тоже. Но не я, отсутствующий, убитый. У меня огромное личное горе, навалившееся вместе с ГКЧП. Потеряна книга, та самая, «гурин» дар Горбачеву. А еще словарь и очки.
     Без первой – я осрамившийся школяр. Без второго – слепой, безъязыкий болван в чужой стране.
     Потеряна банально. Возле дома почтенной дамы. Когда кинулся к вышедшему от нее Лене, захваченный оглушительными новостями о путче, все позабыв.   Опомнился и хватился пропажи лишь в метро. Потрясенный, оглушенный свалившимся несчастьем, пробовал отыскать ее. Не нашел даже дома, где были в тот тяжкий час: все коттеджи на одно лицо. Пакет с очками и книгами исчез без следа...
     Двое суток мучился ужасом предстоящего объяснения с «гуру».  Останавливало только еще большее лихо – в России. Решил: расскажу завтра, прибегнув к последнему средству – медитации на в и д е н и е.
     ...6-00 утра. Медитирую прямо в постели. Сел, принял нужную позу, замер. Товарищи "рашины" спят. Только Герман, морщась и руками массируя живот, шлепает босыми ногами по комнате; на меня косится еретически.
     Сосредоточение.
     Погружение.
     Отождествление с прозрачной безмерностью, протяженностью. В ее лоне едва уловимые блики. Вот один приблизился легким парусом, уплотнился, превратился в белый дым, а в нем штрихи, которые постепенно сложились в картинку, вначале однотонную, наполнившуюся затем цветом и объемом.
     Нет, это не место потери, не улица, не дом.
     Это круглая бумажная тарелка с каким-то текстом на ней. Вторая, третья, пятая. Висят на уличных столбах. Отчетливо видна проволочка, которой прикручены к ним. Не понимаю ничего. Хотел уже выйти из медитации, как вдруг кадр сменился. Теперь это улыбающаяся темнокожая женщина, стоит в проеме распахнутой двери – нашей двери. В ее руках мой пакет, моя пропажа. Непередаваемое чувство ликования прорывается вовне. Им выбит из грез в реальность, громким криком будя комнату:
     - Есть! Вижу пакет с книгой. И негритянку!  Здесь. У нас.
     Удивленное замешательство, недоумение заспанных лиц.
     - Сбрендил с горя, – Герман.
     Объяснил: нарисовалось в медитации. Тарелка, не иначе подсказка развесить объявление на столбах. Нашедшая – черная леди – прочтет и принесет находку прямо сюда. "Рашены" переглядываются. Шутка или серьезно? Зато Герман определился. Хохочет, пересиливая боль:
     - Давай-давай. Лепи, обклеивай весь Нью-Йорк.
     - Видел пять, пять и вывешу, – я.
     Так и сделал. Через полчаса на пяти столбах, соответственно пяти улиц  висели круглые бумажные тарелки с объявлениями, переведенными Леней, что русский ротозей, потерял  то-то  и  то-то, а нашедшего просят принести за вознаграждение туда-то. Прикрепил проволокой. Чем же еще, коли она торчала из мешков с гарбичем (хламаом), выставленных мусорщикам как раз у столбов.
     Едва успел к срочному сбору на фанкшен: у «гуру» что-то важное.
     …Корт заполнен – не встать. Является «Учитель». Торжественное взаимоприветствие соединением ладоней, и: "Горбачев свободен. ГКЧП арестовано. Демократия победила!" И далее странное – не ошибся ли переводчик? Накануне «гуру» астрально посетил Крым, проник в резиденцию Майкла в Форосе. Оповестил о завтрашнем низложении и аресте путчистов. Дал президенту силы выстоять в тяжелом испытании...
     Накануне – когда? Почему об этом – сейчас, после того как развязка известна всем?  Почему не сказал ни слова о чудо-контакте до падения ГКЧП? Это он-то, уведомляющий подробно обо всех, даже незначительных феноменах такого рода, с ним связанных. А тут спасение Майкла! Вопросы остались не заданными... Ученик-информатор же, возвестивший радостные вести, впал в мажор: именем «гуру» благодарит дисайплов за участие через медитацию в победе правого дела Перестройки.
     Оставил торжествующий корт – и домой, где Герман в одиночестве, наглотавшись противоязвенных таблеток, сидит в кресле и прислушивается к своим желудочным болям.
     - ?, – спросил его взглядом насчет негритянки.
     Вскинул и опустил плечи: немыслимо... 
     - Будет, – упорствую я. – ГКЧП пало – уйдет и беда, от него пришедшая.   Ждем.
     Ждал до глубокой ночи.   
     Никого.
     "Рашены" молчат. В комнате напряжение недоверия.
     Новое утро оглушило дверным звонком. На часах нет семи.
     Что? 0пять ЧП?
     Шлепки босых ног к двери. Голос Германа. Невнятное бормотание. Снова шлепки. И передо мной он, как всегда, в костюме Адама, удивленно протягивающий пакет с пропажей.
     - Кто?
     - Негритянка. Ушла, – поражен голый наглец.
     - Вознаграждение же!
     Вскочил, натянул брюки – и на улицу. Догнал и узнал – она.
     Остановил и, как мог, возблагодарил черную мадонну. "Как нашли?" –  спросил.   Ответила: "Дети. Узнали Горби по фото. Значит, потерял русский. Принесли ей.     А вчера прочла объявление на столбе, что напротив ее дома.  И вот пришла".
     Вручил ей тенниску из даров «гуру» детям в благодарность. И в искреннем порыве обнял.  Дама подалась объятию: ну да, все русские так сентиментальны...*
     Новое сообщение от нее, прервав беспокойный сон, прилетело под утро.
     В полутьме, очков не нашел, наспех выхватывал слипающимися глазами неразличимые буквы сообщения. И, не читая, ощутил их разящую бездну.
     Включил свет. Поднял упавшие под стол окуляры, успокоил дыхание и… Вот оно, алкай, упивайся тем, что предназначено тебе и никому другому: "Знаю, изголятса будите. А мне носрать. Тижолоя я стала, пузо три орбуза, толста как копна".
     Беглянка-изгой из уральской глубинки, на другом конце земного шарика понесла! Так и должно было быть. Никак по-другому. Таков финал.
     "Его" Анеле-Елена зачала. От кого, едва ли знает сама. От того, с кем свивалась в змеиный клубок? И "осеменитель", кто бы он ни был, уж точно ни рылом, ни чушкой не сочтет себя таковым. Клубок он и есть клубок. Поучаствовал и свободен…
     Непутевая уральская наркоманка с перевернутым именем и мозгами, беременна. В чужой стране. Без документов, средств существования, жилья.
     Будет рожать? Избавляться?
     Вляпалась ты, красавица, по самое темечко. По самое не могу.
     ………………
     (Чтобы не нарушать логику повествования, рассказ о попытке связаться с власть предержащими тех лет перенесен в ссылку - ниже).      
     *Через неделю после регистрации Центра в него прибыли два эмиссара «УЖчителя» с посланием Перестройщику Михаилу Горбачеву в поддержку и с благословением его деяний. Озадачили: нужна лазейка на самый верх.
     Объяснять заполошенным американцам, что затея эта фантастическая, бесполезно. Долго ломал голову, через кого бы дотянуться?
     Нашел!
     Зав университетской кафедрой Владимир Кондауров, пластичный и всеконтактный, как-то обронил: знаком с человеком-партией, некем Жириновским, рвущимся наверх, за покровительством, к самому Генсеку Горбачеву.
     Переговорил.
     - Может зацепить. В закордонных контактах он нуждается. Спрошу.
     И получилось! Человек-партия согласен на аудиенцию. Немедленную.
     Американцы в сдержанном экстазе: а что мы говорили! Значит, можно.  Это Гуру помогает нам...
     …Комнатка на втором этаже возле театра Ермоловой – “офис” ЛДПР. Пять приветливых лиц. И – парт босс, добродушный гостеприимный, велеречивый, щедро обещающий.
     - Лично вложу в белые руки Михал Сергеича. Завтра же. На встрече с лидерами партий. Я приглашен. Что передать на словах? Ничего? Что-нибудь скажу от себя.
     Деловые американцы вручают Жириновскому пакет-послание, снимая торжественный акт на фото: для памяти, для истории.  Дарят Владимиру Вольфовичу тенниску с портретом «гуру». И опять фотографируют.
     А ночью, факсом посланное фото уже лежит на столе «учителя» в Нью-Йорке.    И молния от него: не мешкая, отозвать пакет от Жириновского.    Предотвратить передачу его. “Мастеру Перестройки” из рук вождя ЛДПР.  По фото-ауре заокеанский провидец определил: это – черная душа.  Для Горби роковая.
     Забрать пакет и искать чистых путей доставки его Генсеку – непреклонный указ «гуру».
     С невиданным перенапряжением нервов, подставив Кондаурова, снеся бешенство лидера ЛДПР и его брань (“Я этого «гуру» в ...видел!”), забрали заветный пакет. Да так никому и не передали...*