Эхо зимнего сада Глава 11

Начало здесь http://proza.ru/2025/06/25/1725

Помещение, в которое отвёл Адольф своего гостя более походило не на комнату дипломата-миссионера, а на кабинет учёного-этнографа, исследователя загадочной и величественной Африки. Да, это была не просто комната, а целый мир, пропитанный ароматами далеких стран, шелестом страниц дневников и дыханием древних цивилизаций. На резном деревянном столе, покрытом потертой сафьяновой кожей — свитки карт и зарисовок: рукописные карты берегов Занзибара, зарисованные от руки силуэты воинов народа масаи, схемы обрядовых кругов у банту. Рядом аккуратно выложены перья марабу, из которых мастерили ритуальные украшения, и бусы из стекла и раковин каури — предметы обмена и символы благосостояния.

На полках вдоль стен — изящно вырезанные статуэтки предков, маски с тревожно-чуткими глазами, словно продолжающими наблюдать за миром сквозь время и пространство. Некоторые покрыты алым охряным пигментом, другие — инкрустированы кусочками слоновой кости или блестящего дерева эбена. Здесь же — музыкальные инструменты: калимба, звучащая как шепот саванны, и барабаны, несущие в себе ритмы древних историй, передаваемых из уст в уста.
В центре — старинный глобус, на котором Африка обозначена белыми пятнами «неизведанных земель». Винтажный телескоп направлен в окно, как будто человек, обитающий здесь, всё ещё ищет в дальних звёздах намёки на судьбы народов, чьи предания он бережно записывал чернильным пером в толстые кожаные тетради.

- Вот это и есть моя коллекция, - пояснил гостю Адольф. – Ты можешь сам убедиться, что это не просто собрание артефактов для меня, а хроника великого уважения, искреннего интереса и попытки понять мир за пределами Европы. Разве это не говорит обо мне, как о человеке, для которого чужая культура стала не объектом для экзотического показа, а сокровищем, достойным восхищения и изучения.

На это Жуан только пожал плечами и ничего не сказал, хотя смотрел с интересом.

- Здесь есть и предметы живописи, кстати, - продолжал хозяин замка, как ни в чём небывало, делая вид, что его нисколько не задевает молчание собеседника. – Тебе, как художнику, я думаю, оценить эти полотна будет очень даже интересно. Вот, к примеру, эта картина, на которой изображена негритянка с грустными, задумчивыми глазами в белом чепце. Эту женщину, здесь изображённую, зовут Бенедита. И знаешь какова её история? Хочешь я тебе её расскажу?

- Расскажи, - согласился Жуан с лёгкой улыбкой.

- Так слушай. Где-то на юге Соединённых Штатов, среди домов в колониальном стиле с яркими ставнями и ароматами жасмина, жила Бенедита — женщина с кожей цвета шоколада и голосом, похожим на шелест пальм. Она жила в деревне, ещё помнившей пепел рабства, но уже смотревшей в сторону свободы. И вот однажды она отправилась в город на заработки и поступила на службу няней в дом одной госпожи — вдовы с добрыми глазами, но уставшей душой. В доме царила тишина, за исключением одного места – комнаты, где рос златокудрый малыш Элио. Его мать потеряла голос после смерти мужа, погибшего во время гражданской войны — не из-за болезни, а от горя, и с тех пор общалась лишь шепотом, потому воспитывать малыша самой ей было трудно.
Бенедита погладила мальчика по кудрявым волосам — и с первого же взгляда между ними установилась связь, которую словами описать трудно. Она пела ему песни на йоруба, рассказывала сказки про духов леса и луну, что охраняет сон. Элио рос, считая Бенедиту своей второй мамой. Прошли годы. Он стал учёным, разъезжал по свету. А Бенедита всё жила в том же доме, теперь полном тишины, работая там служанкой. Элио присылал письма, но однажды они прекратились. Говорили, он погиб в речной экспедиции. Госпожа не пережила известия и умерла, а Бенедита каждый вечер выходила на дорогу и звала своего мальчика по имени, будто надеясь, что её голос — всё ещё знакомый ему, как в детстве — укажет дорогу домой.
Годы проходили в полной безнадежности. И вот однажды в дверь того дома постучался незнакомый (как могло бы показаться с первого взгляда) человек. У него были глаза Элио и медальон с надписью на португальском: «Para aquela que me ensinou a sonhar» — «Тому, кто научил меня мечтать», что был подарен ему в детстве его бабушкой. Оказалось, Элио выжил, но потерял память. И только спустя годы, найдя дневник с детскими воспоминаниями о песнях и сказках своей няни, он начал искать её — ту, что стала ему второй матерью. Так голос няни помог Элио найти дорогу домой.

- Красивая история и весьма искусный портрет, - сказал Жуан, как будто даже смягчившись от напряжения, что незримо чувствовалось до этого между собеседниками.

- У меня таких историй много, - продолжал Адольф.

Он внимательно наблюдал за находящимся перед ним человеком. До этого самого момента он представлял себе Жуана, как монстра со стальными нервами и холодной жестокостью в душе. Но теперь ему показалось, что сердечные чувства далеко не совсем чужды ему, и его действительно растрогал рассказ про чёрную няню и мальчика.   

– И скажу даже больше, - продолжал далее коллекционер, не желая выдать своего открытия, - каждый предмет, что находится в этой комнате, хранит свою историю. Вот, к примеру, этот медальон…

- Тот самый, что был подарен в детстве Элио?

- Нет, совсем другой – гораздо более древний и дорогой, инкрустированный драгоценными камнями. Этот медальон — как окно в прошлое, тихо хранящее тайну королевской души. Он появился на свет в начале прошлого века, в мастерской лиссабонского ювелира, работавшего по заказу одного португальского капитана. На нём, как ты видишь, миниатюрный портрет африканской принцессы: кожа её — цвета тёплой бронзы, взгляд горделивый, мудрый, устремлён вдаль. На ней расшитое золотом платье с изумрудными нитями, а шею и лоб украшают бирюзовые и цвета молочного янтаря драгоценные камни. Образ создан по описаниям и наброскам, сделанным капитаном в далёком прибрежном царстве Ойо, где он был принят при дворе.
Принцессу звали Адешола. Её имя означало «корона, от которой исходит покой». Она славилась не только красотой, но и тем, что говорила на пяти языках и умела разгадывать смысл сновидений. Ювелир вложил в этот медальон не просто образ, а символ восхищения перед женщиной, которая умела соединить в своём характере такие несовместимые качества, как сила и мягкость, умение властвовать и горячее, доброе сердце.
Со временем медальон переходил из рук в руки: побывал в Париже на Всемирной выставке, провёл полвека в коллекции одного немецкого учёного-африканиста, был утерян в Лейпциге во время одной из разрушительных воин… и вновь всплыл в антикварной лавке на берегу Рейна, где его нашёл один молодой энтузиаст, начавший распутывать нити его судьбы согласно дневнику одного историка. Что интересно, говорят, если долго смотреть в глаза принцессы на медальоне, можно услышать шелест саванн, зов барабанов и голос женщины, чей дух до сих пор путешествует сквозь время и пространство.

- Мне кажется, это правда, - проговорил Жуан с улыбкой, держа и рассматривая медальон в руках.

«Это просто потрясающе. Похоже, мне действительно удалось тронуть его сердце», - подумал Адольф и сам себе удивился.

- А почему ты так мало рассказываешь мне об Америке? – вслух спросил он, пользуясь случаем, - Честно говоря, это выглядит немного странно. Неужели ностальгия по родине совсем не мучает тебя?

- Родина – это прекрасно, - задумчиво промолвил Жуан.

И Адольфу показалось, что даже слёзы навернулись на его глаза, поскольку он действительно расчувствовался, впрочем, в помещении царил полумрак и горело всего пару свечей, потому точно не было видно.

- Если человек покидает родину надолго, - продолжал гость, - то, как бы там ни было, в сердце всегда остаётся ностальгия – не как слабость, а как тихая сила памяти. Он живёт в новой стране, освоил язык, завёл друзей, возможно, имеет какие-то перспективы. Но каждый раз, когда пахнет свежей землёй после дождя, или когда слышит знакомую мелодию, в груди сжимается что-то тёплое и щемящее. И что самое интересное, человек скучает даже не по конкретному месту, я думаю, а по ощущению принадлежности, корням, из которых вырос. И хоть жизнь пошла другим путём, внутри всегда звучит голос родины—иногда шепотом, а иногда с такой силой, что хочется всё бросить и буквально криком кричать. В мыслях—улицы детства, запах хлеба из той пекарни на углу, рябина под окном. Вспоминаешь не только людей, но и ощущения: мороз, обжигающий щёки зимой, первый сознательный рождественский праздник, свет заката над полями. Всё это живёт в сердце, как будто бы всё ещё рядом, просто на расстоянии вытянутой руки.

Слушая это, Адольф буквально обомлел. Он не мог поверить собственным ушам. И в первую секунду настолько был шокирован, что не способен был вымолвить и слова, а молчал, как заворожённый, но потом всё-таки выдавил из себя, запинаясь:

- Мороз, обжигающий щёки? Рябина под окном? В Бразилии???

От его слов мнимый Жуан, который был окончательно разоблачён своей неосторожностью, потому что расчувствовался, расслабился и проговорился, поначалу вздрогнул, но потом, как ни в чём небывало сказал:

- Ну да, мороз, рябина – так было в одной пьесе, монолог из которой я тебе прочёл. Я ведь не только журналист и художник, а попробовал себя во многих профессиях. И к тому же одно время был актёром, но недолгое правда, потому что карьера моя оказалась неудачной.

Но Адольф не поверил ни единому его слову.

Продолжение здесь http://proza.ru/2025/06/30/2023