Чехов. Предложение. 29. 04. 2025

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Дипломный спектакль студентов 4-го курса СГИИ, театральный факультет: «Предложение» (29.04.2025) по одноимённой пьесе А. П. Чехова.

Режиссёр-педагог – заслуженный артист Красноярского края, доцент А. М. Рудой.

Все герои феерической шутки «Предложение» — главные. У каждого своя партия, своя тема. Чеховское ружьё на стене, полагаем, в этом доме заряжено. Энергичные куплеты тореадора Ж. Бизе — музыкальный лейтмотив, охватывающий и пронизывающий событие предложения руки и сердца. В целом содержание этого прелестного спектакля можно определить как трагикомический путь Ивана Васильевича Ломова (Владислав Руковишников) на заклание браком. Или как драму Степана Степановича Чубукова (Богдан Иващенко), любящего отца дочери на выданье: «Что за комиссия, Создатель...» В то время как Наталья Степановна (Анастасия Астафьева) искренне желает семейного счастья, однако за какой-то час сватовства она успела едва не лишиться этой радости, а следом досрочно едва не «овдовела». Ведь ссора между добрыми соседями напоминает вулкан в стадии извержения: немного затишья, и он извергается снова и снова! Всё потому, что герои — неисправимые спорщики, а тут их и совсем закусило: споры-то касались самого им дорогого — земли и псовой охоты!

Парадокс ситуации в том, что взрывной темперамент дворянского трио, их совместный психологический ландшафт не только разносит героев, но и роднит. Ведь передышка, даже самая мимолётная, делает всеобщее замирение столь сладостным, что они, как околдованные, изумляются чуду, прямиком попадая из пекла в райский сад, блаженно растворяясь в его благотворных видениях!

Наталья Степановна Чубукова весьма недурна собой, коренная поместная дворянка из тех, кто и с конём, как с котёнком, управится, и с ружьём, и с вилами! Своё хозяйство она знает и любит до последнего пятачка земли (злополучных Воловьих Лужков), всякой боровой птицы, коровы, барана, гуся. И к гостю вышла она в рабочем платье и фартуке, потому как «горошек для сушки чистим». Спокойная, внимательная, радушная барышня. Отменная, расторопная хозяйка. Но стоит ей услышать нечто несовместимое с её понятиями, как Наталья Степановна превращается в одержимую валькирию! И это с её-то силой и ловкостью, с её самоуверенностью и стихийностью!

Почтенный помещик Чубуков, облачённый в стёганый длинный халат, носит домашний колпак, не менее, как корону, и сидит она на нём крепко! Бодрому патриарху свойственно поведенческое разнообразие: он может проявить надменность, а может… нежить, тешить и голубить! Нисколько не шутит, когда угрожающе хрипит: «Голубушка, я вспыльчив...» Право, скромность — его конёк, ведь Степан Степанович — сущий дьявол, если зол, потому как зол он азартно! В ярости он стряхивает с себя благородное достоинство и становится похож на бешеного пса, готового сцепиться хоть со сворой волков! Впрочем, именно с этого момента Степан Степанович начинает сыпать ругательствами, одно образнее другого: Кикимора, Куриная слепота, Чучело гороховое, Сморчок, Урод этакий… Его истинное оружие — бранные слова, извергаемые почти с остервенением! Ему и кулаки в ход пускать не надо — его слова ранят больнее, прямиком в сердце...

В целом, отец и дочь Чубуковы жизнерадостны, веселы и игривы.

А вот измождённый сомнениями Ломов — типаж неврастенический, мнительный, с ранимой душой. Однако он тоже весьма задирист «в деле», то бишь, в споре, где Ломов из салонного кавалера блестяще преображается в тореадора, если ещё не в обмороке или в кратком перемирии не исполняет чувствительный романс.

Чуточку вызывающая интонация Натальи Степановны тут же находит отклик во взрывной натуре Ивана Васильевича. Эффект искры, брошенной в бочку пороха — где-то неподалёку, потому что нет ничего дороже и важнее принципа! А что там попало под его судилище — дело, считай, десятое. Зал умирает от смеха, потому что герои идут напролом, до последней черты своей правоты! Над ними довлеет какая-то навязчивая, стихийная невозможность прийти к согласию, не испив, как минимум, «первой крови». Как тут не проникнуться буквально инфернальным страхом Ивана Васильевича перед женитьбой: «Холодно...» Лишь гений Чехова и мастерство создателей и исполнителей спектакля превращают эту трагедию человеческих отношений — трагедию характеров — в комедию, обречённую на нескончаемые приступы неудержимого смеха до слёз!

35 лет — возраст критический, необходима правильная и регулярная жизнь, ведь порок сердца, постоянные сердцебиения, дрожание губ, живчики век Ивана Васильевича… В самом деле, за что такая сердечная мука хорошему человеку?! Однако он знает, куда и зачем идёт… Печаль в его облике… Какое-то даже отчаяние... Сны совсем доконали… И всё же проникновенное исполнение цыганского романса «Милая, ты услышь меня» настраивает Ивана Васильевича на позитивный лад.

Конечно, в этом хлебосольном доме гостя ждёт самый сердечный приём: Степан Степанович соседу нескончаемо счастлив! Но в чём же дело? Перчатки, фрак… Внезапно Чубукова нехорошо осенило, он напрягся, стал глыбой льда, тревожно подумал: «Денег пришёл просить? Не дам!» Пальцы забегали, как в гитарном переборе, словно вытягивая из гостя слова… «Ах, да не размазывайте, мамочка! — сквозь сжатые зубы, с едва сдерживаемой досадой, цедит Чубуков. — Говорите сразу!» А когда прояснилась цель визита, Степан Степанович растаял, размежил веки, стал само ликование, заголосил: «Голубушка, как я рад, как я рад!» Тут же облапал, защипал, затискал, затряс обомлевшего Ломова! «Да чего ж я стою, как болван?!» — бурный прилив радости поразил всё существо отца, почти тестя…

А Ломову холодно, и холод, похоже, могильный… Однако нужно, нужно жениться… Ведь всё так удачно, по-соседски, складывается, всё совпадает: «Чего ж мне ещё?..»

Отбросив сомнения, Иван Васильевич ищет место и манеру для ритуала предложения, успел опробовать три варианта в соответствующих позах: с великосветским достоинством; страстно, несколько салонно; франтовато и даже игриво… И вдруг он с обретённого постамента решимости со стоном падает в недавний сон, который не сон, а какие-то ямы на поле, которое не перейти…

И тут явилась обрадованная нежданному гостю, очаровательная в своей простоте, Наталья Степановна! Разговор начался невинный, издалека…. От истоков родов Чубуковых и Ломовых.

Однако помянутый по ходу пятачок Воловьих Лужков оказался, не менее, бомбой! Наши! Мои! Наши! Мои! «Я вам докажу, сегодня же пошлю моих косарей на Лужки!» И тут появился Степан Степанович с елейной улыбкой: «Что такое?!» Узнав — «что», немедленно присоединился, разругался до хрипоты, до багрового лица, до бешенства и самых последних оскорблений… Достали всех скелетов, со страстью перемыли косточки родне поимённо, дошли до матери, жены, ключницы…

Мерзавца выгнали — победа! Однако когда Наталья Степановна узнала истинную цель прихода соседа, у неё подкосились ноги. Она навзничь падает на диван, взахлёб рыдая: «Вернуть! Умираю! Что мы наделали! Вернуть!» Стенает и причитает.

И тут взвыл Степан Степанович! Его лицо исказилось мукой неразрешимых вопросов «земельной» чести и горячей любви к дочери. Ей бы счастья, любви, Степан Степанович лишь о том ведь мечтает… Он злится на соседа, который его завёл, на себя — что завёлся, что, несмотря на свой «в три раза старший возраст», как юноша, поддаётся эмоциям спора. Жалеет себя, злится на свой взрывной характер, впрочем, переменчивый и на диво отходчивый. Ради дочери, ради её счастья он готов в лепёшку разбиться. Дочь умоляет вернуть соседа, он давит в себе гордость и возвращает соискателя.

Ломов вернулся незамедлительно. Волосы дыбом, но кто будет придавать значение таким мелочам? Главное, вот он, «голубушка, мамочка моя»!

И тут Степан Степанович берёт в свои руки продолжение обряда — достаёт гитару. Под его аккомпанемент Наталья Степановна со всею сердечностью выпевает модный романс Петра Булахова «И нет в мире очей»: «День и ночь я одним Любовалась бы им, Им жила, им жила». Под заключительные аккорды счастливая невеста, как пёрышко, подхватывает ненаглядного жениха и вальсирует с ним на руках… Кружится, кружится, кружится… Бережно, как дитя, опускает его на диван, он — в колыбели блаженства… Степан Степанович тоже на пике благополучия, едва сдерживает слезу умиления: Наталья Степановна пылко поклялась вечно любить: «Мне ль его разлюбить, Мне ль его позабыть — Никогда, никогда!» Теперь можно немного прийти в себя, и Чубуков удаляется.

«Мне не дорога земля, дорог принцип!» — всё никак не уймётся Иван Васильевич, даже услышав, что земля «теперь его». «Будет об этом, будет! Как скоро собираетесь на охоту?» — Наталья Степановна решительно меняет направление беседы, музыкально и сочувственно подвывает и нежно принимает ласковый порыв жениха гладить её по причёске...

Как выяснилось, Воловьи лужки были просто разминкой, страсть охоты оказалась яростнее страсти землевладения. «Откатай — лучше?!?» — рука Ломова застыла над головой Натальи Степановны… Услышав подобную крамолу, Ивану Васильевичу мгновенно стало не до ласки…

«Не замолчу, пока вы не осознаете, что ...Откатай лучше вашего дурацкого Угадая!!!» — кричит Наталья Степановна. Появившийся с любезным недоумением Степан Степанович: «Что ещё?..», аж взвился, только заслышав имя его драгоценного Откатая! Багровый Степан Степанович демонстрирует в споре последнюю степень бешенства, до трясучки сжав кулаки… Звенит разбитая посуда... Жених пал, как подкошенный. Умер!

Любезные соседи, по совместительству — невеста с будущим тестем, бросились выхаживать бедолагу. А ещё мгновение назад казалось, что они, взявшись за руки, перешагнут через труп своего врага и устроят военный танец!

Монолог-плач Степана Степановича над оживающим телом Ивана Васильевича: «Отчего я ещё живой? Дайте мне нож, дайте мне пистолет!» (чтобы покончить с жизнью паскудной) проймёт любого. Мы ему верим: так разгоняться в эмоциях — то ещё испытание… Опять же, никто не отменял подлое чувство вины… Ладно, из-за земли помещики могли разругаться, но умирать в банальном споре из-за купленной охотничьей собаки — явный перебор, просто чудовищная нелепость! Впрочем, Степан Степанович выговорился быстро и стремительно перешёл к заключительной фазе обряда: «Женитесь вы поскорей! Она согласна! Целуйтесь!»

Ломов после обморока не сразу сообразил, что происходит, но его «Я счастлив!» отмело все коллизии — решено, женимся! В объятиях Ивана Васильевича Наталья Степановна, таки, решила убедиться во вменяемости жениха: «Согласитесь хоть теперь, Откатай лучше Угадая!» И началось по нарастающей! Лучше! Хуже! Лучше! Хуже!

Пантомима — щадящее решение финального побоища. Цимбалы нежно-хрустально звенят «тореадор», Степан Степаныч вопит: «Шампанского!», в то время как милые тешатся: Наталья Степановна с тросточкой Ломова, увешенной увесистым набалдашником, Иван Васильевич — со стулом над головой настроены самым решительным образом на семейную жизнь!

«Начинается семейное счастье!! Шампанского!!!»