Эхо зимнего сада Глава 20

Начало здесь http://proza.ru/2025/06/25/1725

- Больше всего меня должны были бы взволновать тогда, когда я приехал много лет назад на побывку из Африки, проблемы с моей сестрой Кларой, - продолжал свой рассказ Адольф. – О, моя несчастная сестрица! Каким чудесным подростком она была! Кстати, об этом вам может рассказать хотя бы тот портрет, что висит сейчас на стене перед вами. 

Алберт Эддоус перевёл глаза на картину, на которую указал ему барон. И с неё действительно смотрела на гостя весьма милая девочка-подросток, похожая на сказочную принцессу в короне из цветов, венчающей её голову. А её серьёзные, немного грустные глаза, казалось, пронзали насквозь его сердце.

- Когда писался этот портрет каким-то известным художником на заказ, Кларе было лет одиннадцать. Это случилось как раз незадолго до смерти нашего общего отца.

- То есть, как я примерно прикидываю из подсчёта известных мне дат, вы намного старше своей сестры. Так я понимаю?

- Именно так. У нас с ней разница в тринадцать лет.

- Ого! Весьма многовато. Практически вы с ней принадлежите к разным поколениям. Оттого и разность взглядов на мир.

- Получается, что так. Но дело в том, что между нами, то есть в промежуток времени между моих рождением и рождением Клары, у наших матери и отца были и другие дети. Но, к сожалению, они умерли – несчастные случаи, эпидемии – в общем, трагедии обычной жизни – такой, какой она есть со всеми её жестокостями.
 
- Весьма печально.

- Да. Я-то самый старший брат – первенец. Ну а Клара – самая младшенькая. Когда она родилась, я уже обучался в закрытом учреждении в столице и не жил с родителями. Да и позже, как вы понимаете, ввиду известных обстоятельств, почти не видел, как Клара росла.

- Так какие проблемы были у вашей сестры, которые могли начаться ещё с подросткового возраста, мне непонятно? Вы-то больше писали в своём письме о более поздних злоключениях. Простите, но мы отвлеклись немного от темы. 
 
- Какие проблемы могли быть у Клары? Моя мать называет это повышенной впечатлительностью и не видит в этом особой проблемы вообще. Но по мне, так это просто болезнь – неврастения. Да, это болезнь нервов, которую трудно вылечить, лишь только ослабить разнообразными микстурами и настоями. С настояния наших общих родственников Клару показывали самым разнообразным врачам, в том числе и очень известным. И они пытались ей помочь, но, к сожалению, больших успехов в этом вопросе так и не достигли.

- Вы говорите, что это болезнь. А в чём это выражается? Я имею ввиду симптомы.
 
- Быть может, я вас удивлю своим ответом, уважаемый Эддоус, но подобное очень трудно объяснить словами, только почувствовать. Это какое-то особенное восприятие жизни, через призму меланхолии что ли. А симптомы – утрата способности получать удовольствие от всего, пониженное настроение, тоска, уныние, оттого жажда новых впечатлений.

- Простите, барон, - засомневался в этом месте разговора детектив-консультант в словах собеседника, - а вы, часом, не преувеличиваете? Может, ваша матушка права, и ваша сестрица не больна совсем? Может, у неё просто такой характер – меланхолический. Ну и, конечно, повышенная впечатлительность. Тем более подобное, как я слышал, нередко наблюдается у подростков. А иногда сохраняется и в более поздним возрасте, ведь ваша сестра ещё очень молода.

- О, нет! – вскричал на это Адольф, - Я не преувеличивают хотя бы потому, что в четырнадцать лет Клара пыталась покончить с собой – наглоталась каких-то сильнодействующих сонных пилюль в большом количестве, и её еле откачали. Когда же сестру потом спросили о причинах почему она решила свести счёты с жизнью, она ответила, что причин у неё не было ровным счётом никаких, просто ей надоело жить. Как, по-вашему, мог нормальный, здоровый человек совершить подобное по таким вот причинам?

- Но, быть может, вы не знали просто истинной причины её самоубийства, вернее – попытки самоубийства. Очень возможно, что она всё-таки имелась, и весьма серьёзная, как вы думаете? 

- Очень может быть, - буркнул сквозь зубы Адольф. - Однако, непростительной легкомысленностью с нашей стороны, то есть моей и матери, стало то, что мы не сочли нужным в этом вопросе сильно разбираться – всё списали на нервы… Нервы-нервы, быть может и нервы. Но нервы-то лечить надо… Да и как их лечить? Однако это я вам рассказываю лишь для того, чтобы вы поняли, что Клара – весьма особенная девушка, с крайне болезненно устроенной нервной системой. Вот именно ещё и поэтому всё происходящее с ней, что я вам описал в письме, я воспринимаю с таким трагическим уклоном. Ведь если девушка с более сильным характером смогла бы стойко принять разочарования и удары судьбы, Клара, пережив в своей жизни трагедию, просто сломается, не сможет жить дальше – если не физически, то уж точно морально. А виноват-то во всём я. 
   
- Но не вините так уж себя, - утешал барона Эддоус. - Что вы в самом деле могли сделать? Перечеркнуть свою жизнь, поломать карьеру и только сидеть в ветхом старинном замке в четырёх стенах и следить за своей сестрой?

- Но на самом деле я мог сделать, - возразил барон, - и предлагал выход, но только матушка отвергла его с возмущением и самым решительным образом.

- Какой же выход вы предлагали?

- Ранее замужество, разумеется – вот единственный и самый правильный выход.

- Раннее замужество? – с удивлением переспросил детектив-консультант, - И вы действительно полагаете, что это разумный выход?

- Конечно, - ответил ему Адольф с упрямой уверенностью в голосе. – Клара, как прекрасная актинидия – вьющееся растение, листопадная лиана. Ей, чтобы цвести и давать плоды, необходимо вокруг чего-то увиваться, вернее – вокруг кого-то крепкого и надёжного. Да поймите вы! Она просто по характеру своему такова, что сама по себе выжить не может – не физически, конечно, а в психологическом плане. Она, как растение в солнце, нуждается в мощной психической энергии другого лица, а то есть – в надёжном и сильном покровителе.

- Ну, допустим. И что бы вы стали делать, будь всё иначе?

- Мне нужно самому было бы, как только сестре исполнилось шестнадцать, отыскать ей хорошего мужа – человека надёжного, внушающего мне доверие, и просто настоять на браке с ним, чтобы определить своё будущее. А уж только потом жить и работать в своей Африке. Тогда бы сестра моя жила и цвела. Да я так и собирался сделать. Но только мать моя отвергла эту идею сразу же и на корню. Если бы вы только знали, какое гневное она мне написала письмо в ответ на данное предложение! Она называла меня деспотом, тираном, обвиняла в том, что я хочу поломать жизнь сестры, как когда-то её жестокие родители-де (мои бабушка и дедушка) поломали её счастье, насильно выдав замуж в раннем возрасте. В общем, прочитав всё это от своей родной матушки, я сдался и отпустил все проблемы на произвол судьбы… Однако ведь устройство психики, характер и сущность свою никуда не денешь, потому случилось так, что Клара в семнадцать лет всё-таки нашла себе человека, вокруг которого «обвилась, как цветущая актинидия». Только выбор её оказался ужасен.

- Вы писали об этом. Но расскажите поподробнее: что это за человек?

- Да прямо монстр какой-то – обыкновенный бродяга – нищий, грязный, страшный, много старше её. И в подобного человека моя очаровательная девочка влюбилась без памяти, представьте, какой-то болезненной любовью – настолько необъяснимой и неистовой, что жизни себе теперь не представляет без этого проходимца. Как вам такое нравится? По крайней мере все её действия, слова и поступки свидетельствуют именно об этом. И Клара не хочет, в связи с этим, ни понимать, ни принимать никаких трезвых доводов. А обруби её «опору», она рухнет, как листопадная лиана. И как мне теперь действовать прикажите, чтобы дело не дошло до трагедии?

- Но могу ли я в этом месте, дорогой барон, поинтересоваться и даже немного усомниться, если позволите. И как так могло получиться, что красивая, богатая, юная девица влюбилась в страшного, оборванного негодяя, притом нищего и гораздо старше себя? Вы, часом, не преувеличиваете? Разве такое бывает? Как-то это звучит всё-таки не правдоподобно. Быть может, вы немного заблуждаетесь? Быть может, всё-таки было в этом человеке что-то такое, что показалось весьма привлекательным для юного сердечка?
 
- Да ничего удивительного нет, уважаемый Эддоус, - возразил собеседнику Адольф. – И совсем не понимаю, что вас так сильно удивляет? Ведь мало разве история знала примеров, когда прекрасные принцессы влюблялись в нищих трубадуров. Как по мне, так, наоборот – весьма типичный случай.

- «В его голосе звучала не просто музыка — это была душа, распахнутая настежь. Его лютня не знала золота, но каждую ноту он тратил щедрее любого короля. Принцесса жила в мире кружева, приличий и алебастровых улыбок — и вдруг, среди шелковых кулис своего дворца, услышала голос, в котором было больше свободы, чем в её бескрайних садах. Он пел не для толпы — он пел будто для неё одной. В каждом слове его баллад прятались её мечты, о которых она не смела говорить вслух. Он не носил короны, но был королём образов, повелителем рифм. А его глаза… в них отражалась пыль дорог, ночное небо и обещание того, что жизнь — это не только долги перед родом, но и полёт. Возможно, она влюбилась не в него, а в ту часть себя, которую он случайно разбудил — дикую, мечтательную, живую». 

- Вы сейчас мне прочли отрывок из какой-то книги, наверное? Какой? Простите уж мою необразованность.

- Да, - ответил ему детектив-консультант, - это одна средневековая поэма, только в прозе. Но не вините себя в невежестве. Это литературное произведение малоизвестно.

- Однако верно передаёт чувства, мечты и стремления юной девушки, выросшей, как в клетке, в каменных стенах огромного замка.

- Но я потому и прочёл этот отрывок. 

- Ну, вот видите, вы и сами всё понимаете. Такое случается. Девушки часто влюбляются не в реального человека, а в свои мечты. И тогда становится совсем неважно для этих чувствительных и наивных созданий: каков на самом деле предмет их обожания. Будь он хоть монстр в человеческом обличии – им всё равно. Впрочем, довольно лирики и психологии. Давайте перейдём к важным нюансам.

И после этих слов Адольф фон Штауффенберг ещё раз рассказал конфиденциальному консультанту из Лондона во всех подробностях уже известную нам историю, кою он уже описывал вкратце в своём письме, поведав всё, что ему было известно про Жуана Алвиса, который, скорее всего выдавал себя за другого человека из весьма сомнительных корыстных соображений, и про сопутствующие всему этому обстоятельства. А также показал дневник романистического путешественника, который стал «песней трубадура» для его «принцессы», разбудившей в её сердце любовь.

- Самое страшное, что Клара родила от этого мерзавца ещё и ребёнка – вот уж несчастное существо. Как подумаю о нём, так сердце сжимается. Не буду лицемерить, кроме брезгливости и гадливой жалости, как к любому неприятному для себя, но страдающему созданию, я пока ничего не чувствую к этому полузаконному, тайному моему племяннику. Но ради страдающей сестры и матери, что делают из меня жестокосердного монстра, потерянного малыша, в котором всё-таки течёт кровь фон Штауффенбергов, тоже хотелось бы мне отыскать. И в этом я тоже полагаюсь на вас, дорогой Эддоус. А если вы ещё дадите мне дельный совет – как, несмотря на все слухи, сплетни, а также мерзкое пятно на репутации в виде тайного брака с проходимцем на чести моей сестры, восстановить гордое имя нашего рода, то станете для меня кем-то вроде Господа Бога. А моя благодарность к вам будет безгранична.

Продолжение здесь http://proza.ru/2025/07/08/1779