Путешествие в каюте карцера. Часть 6

    (Часть 1 – http://proza.ru/2025/04/29/649 ;
     Часть 2 – http://proza.ru/2025/05/13/1626 ;
     Часть 3 – http://proza.ru/2025/05/26/1416 ;
     Часть 4 – http://proza.ru/2025/06/09/1257;
     Часть 5 – http://proza.ru/2025/06/27/1501)
 
    Ночью спал неспокойно – успел отвыкнуть в карцере от шумной ночной «дорожной» жизни хаты. Ребята дают мне отдохнуть в ночные часы, как ветерану, не привлекают к ночной жизни. Они бдят ночью, я – днём. Где-то к шести утра, как обычно, мои сокамерники заснули, а я, растянувшись на шконке, размышлял обо всём понемногу почти в тишине – в полутора метрах от меня тихо разговаривало субъективное окно в мир под названием «телевизор». Хотел его выключить, но остановился – вспомнил, что Костян не может спать в тишине, ему нужно убаюкивающее звукосвечение экрана (если телек выключить, Костя просыпается).
   В карцере, понятное дело, не стоял «телевизорный» вопрос, так как этого прибора там не было. Не было в карцере и постоянно действующей койки и общения. А как раз отсутствие названных вещей и стимулирует, на мой взгляд, творческий процесс. В каюте штрафного изолятора в сравнении с камерой следственного изолятора (СИЗО) больше времени для дум и идей. К тому же, в камере ты думаешь о том, что тебе съесть или что приготовить из продуктов, присланных в посылке друзьями; в карцере ты не отягощён такими думами, там ты не имеешь своих продуктов, можешь съесть только то, что предложит баландёрская команда, – это тоже высвобождает время…
   Пока размышлял об особенностях тюремной жизни, окно начало светлеть на фоне тёмной сетки решётки с ячейкой 15 на 15 сантиметров. В сравнении с карцером, здесь окно большое. В карцере оно, действительно, напоминает зарешёченный иллюминатор и расположено высоко – в него не заглянешь. Поэтому за таким «иллюминатором» несложно представить и изумрудный океан, и море тайги, и бескрайний космос, рассыпанный звёздами.
   Я подошёл к окну камеры, встал на старинный обогреватель, много раз крашенный масляной краской знакомого с детства мутно-красного цвета, и заглянул в открывшуюся мне часть мира.
   Внутренний двор старой трёхэтажной тюрьмы. Виден лишь верхний уровень сросшихся меж собой прямоугольником серых зданий. И такого же цвета небо в клетку… Во дворе нет ни одного дерева. Есть ли во дворе трава – не знаю. Вряд ли – скорее всего, под ногами бетон. Почему не виден весь объём этого двора? В четырёх метрах от окна пространство перекрывает одноэтажный, облупленный осыпающимся бетоном, старый недействующий переход к прогулочным боксам.
   Под окном ещё много снега. У стены перехода сидят две крысы – серо-коричневая и полностью белая. Понимаю, что они ждут: вдруг я выброшу в окно остатки съестного. Они знают, что из нашей хаты им может перепасть пища. Да и с двух верхних этажей может что-нибудь свалиться – прикормленное место…
   Похожую картину из окон разных камер СИЗО я вижу почти пять лет. Лишь на протяжении двух месяцев осени 2022 года я содержался в камере, из окна которой были видны раскрашенные осенью деревья и городские высотки, а левее – дома частного сектора с растущей вдоль заборов жёлто-зелёной травой и дымом печных труб. Остальное время – вокруг тебя ни травы, ни деревьев, много серого бетона и невесёлого лязганья камерных замков.

   Зачем нас сюда надолго заперли? Какова цель? Я не имею в виду цели Реальности – у неё цели всегда в помощь человеку, с позиции корректировки кармы. Вряд ли те властные люди, благодаря затее которых мы надолго помещены без оснований в условия, несовместимые с жизнью, заботились о нашем духовном развитии.
   Кстати, пребывание в крытой тюрьме, каковой является СИЗО, почти идентично особому режиму заключения, который считается наиболее строгим наказанием осуждённых. Только вот мы ещё не осуждённые, но уже 5 лет пребываем в крытой тюрьме, то есть под замком. Тогда как в лагере особого режима человек видит и небо без клеточки, и траву, и деревья.

   На протяжении этих долгих лет судилища нам не собирались смягчать меру пресечения; из раза в раз выдвигался мало отличающийся от предыдущего пакет «аргументов», чтобы соблюсти формальность и в очередной раз не выпустить нас из-под замков и решёток.
   Так какова цель такой формы психологического насилия, где сохранение здоровья не предусмотрено? Что-то ничего жизнеутверждающего в голову не приходит.
   Вижу лишь такой расчёт пособников демонов: чем дольше нас здесь держать, тем вероятней распад замечательной сибирской общины. А если община вдруг устоит (а она стоит и стабилизируется), то, чем дольше срок – как предполагают пособники, – тем выше вероятность, что мы  – а главное, Учитель – домой вообще не вернёмся…
   Что тут скажешь?.. Это демонам не боязно быть богопротивниками – души они не имеют, свободы выбора тоже, их энергопотребление, как способ существования, противоположно светлым началам. Но вот их пособникам из людского племени лучше бы остерегаться пребывания в рядах богопротивников – высока вероятность, что они гнобят в тюрьме носителя Света, действия которого впрямую связаны с Волей Неба. Неужели так тянет быть участниками повторения древней трагедии и встать в один строй тьмы вместе с синедрионом, Иудой и Пилатом?! А как же карма? Как же, выражаясь библейским языком, «что посеешь, то и пожнёшь»?

   Вспомнилось интересное событие из весны 1994 года, случившееся в Москве на частной квартире. Мы с Учителем встречались с раввином московской синагоги. Встреча была тайной, неофициальной, как сейчас говорят. Раввин не хотел огласки.
   К моменту встречи раввин был уже знаком с книгой «Слово Виссариона». Вначале встречи он обозначил, что книга эта, вне сомнений, боговдохновенная и он практически со всем в ней согласен; что страницы книги пропитаны истинным знанием Торы – и это, как он заметил, удивительно, так как нынешняя плоть Учителя не постигала первоисточников древнего Писания.
   – Конечно же, это суть твоя, это память твоей души, – сказал раввин.
   Он был каббалистом. Не сомневался, что Виссарион – это вновь пришедший Иисус. В отношении себя он тоже не сомневался – считал, что две тысячи лет назад был членом синедриона и симпатизировал Иисусу, как и сегодня.
   Раввин придерживался небезосновательной позиции, что после Иисуса иудеи – убеждённые последователи Торы, каковым он являлся, – пытались наводить на планете хоть какой-то порядок, устанавливать законы, а тут опять пришёл в новой плоти Иисус и снова пытается поколебать эти устои, вставлять палки в колёса…
   – Вы едете в Израиль – это хорошо. Важно напомнить евреям о вере Богу живому. У меня была мысль поехать вместе с тобой, но не сложилось, – говорил раввин. – В этой поездке есть большая опасность для тебя, хотя она есть на протяжении всего твоего воплощения… Как бы не случилось того, что было уже однажды… Иисус не стал Мессией для народа Израилева. Он допустил ошибки, проявил человеческие слабости. А ведь мог стать Машиахом. Но оторвался от корней, допустил ошибку.
   Ты сейчас в похожей ситуации. Богоизбранный народ ждёт Машиаха. Ты мог бы стать Им. Не повтори ошибок… В этой поездке – большая опасность. Не говори там о себе. Там слишком крепка традиция. Говори о себе как о Вестнике. Это мой добрый совет.
   Возникла пауза…
   – Я пришёл говорить не о себе, а о Пославшем Меня. А как будет в Израиле? И что я там скажу? На всё Воля Отца, – сказал Виссарион…

   12 марта 2025 года на заседании по мере пресечения безымянная королевская фигура чёрного цвета прошлась по нам, как было и до этого, – не обращая никакого внимания на аргументы стороны защиты.
   Я едва успевал помечать в тетради «аргументы» прокурора в пользу очередного продления нам на три месяца меры пресечения (содержания под стражей) и такого же очередного продления ареста на денежные средства садово-паркового бизнеса Дениса Сафронова.
   Прокурор зачитала справку-меморандум силовиков по результатам оперативно-розыскной деятельности. Смысл этого текста был таков.
   После пребывания в карцере Володи Ведерникова накануне прошлого продления содержания под стражей, Тороп и Редькин не вняли наказанию карцером Ведерникова и продолжают руководить «сектой», давать команды своим последователям, чтобы те оказывали давление на свидетелей обвинения и скрывали следы совершённых преступлений. Чьи следы и каких преступлений, и кто их должен скрывать – я не понял. А осуществляли мы это руководство, как сказано в этом тексте, через мобильные устройства и адвокатское бюро. А ещё Тороп и Редькин публикуют показания потерпевших и свидетелей, по указанию Торопа и Редькина публикуется информация о ходе заседаний суда. В результате всего этого свидетели отказываются от дачи показаний, потому как опасаются за свою жизнь. Странная формулировка, повторяющаяся уже не в первый раз в заседаниях по мере пресечения. От какой дачи показаний и где отказываются свидетели, если их допрос в ходе процесса уже давно закончен?
   В итоге после зачитанного прокурором текста было сообщено: раз Тороп и Редькин продолжают руководить ликвидированной церковью и оказывать давление на свидетелей (зачем оказывать давление на тех, чьи допросы на процессе уже закончены?), руководство силовиков считает необходимым продлить содержание подсудимых под стражей. Ну как, скажите, после такого «видения» руководства не продолжать держать нас за решёткой?! Какой судья осмелится возразить такой подаче?
   Был в очередной раз продлён арест и на денежные средства бизнеса Дениса Сафронова. Попробую воспроизвести эту фантастическую цепочку «аргументов», озвученную прокурором.
   Так как Сафронов был ответственным за сбор добровольных пожертвований от последователей на развитие общины (это правда) и (внимание!) последующую передачу этих средств подсудимым (!!! – эта фантазия, т.е. ложь, не звучала и не могла звучать в показаниях свидетелей обвинения), а Виссарион (Тороп) не один раз ездил на отдых со своей семьёй и семьёй Дениса Сафронова благодаря финансовой помощи последнего (это правда), то из этого прокурор делает вывод, что изъятые у Дениса средства (известного в Сибири предпринимателя, владельца садово-паркового бизнеса) являются доходом подсудимых, добытым преступным путём в результате инкриминируемых им деяний… (Денис не раз представлял суду бухгалтерию своего предприятия, безошибочно подтверждающую принадлежность этих средств его бизнесу.)
 
   Тут, уважаемый читатель, я коротко отвлекусь от хода этого заседания и приведу в максимально укороченном виде – для тех, кто не в курсе нашего обвинения, – вменяемую мне абракадабру (моим друзьям вменяется, по сути, то же самое):
    «В период с 1992 по 22.09.2020 Редькин В.В., находясь на территории Красноярского края и иных регионов РФ, с целью извлечения дохода от религиозной деятельности за счёт привлечения денежных средств граждан и их безвозмездного труда, а также из иной личной заинтересованности, выраженной в стремлении подчинить своей власти других людей, путём применения к ним психологического насилия, причинения тяжкого вреда их здоровью, в том числе здоровью малолетних..., осознавая противоправный характер своих действий, предвидя неизбежность наступления общественно опасных последствий своих действий в виде причинения тяжкого вреда здоровью своим адептам…, желая их наступления, создал и руководил совместно с Торопом С.А. и Ведерниковым В.О. Курагинской местной религиозной организацией «Церковь Последнего Завета», деятельность которой сопряжена с насилием над гражданами и иным причинением вреда их здоровью…»
   Достаточно. В полном объёме это необоснованное реальностью сочинение можно при желании найти в интернете. Возвращаюсь к заседанию.

   Когда прокурор почти скороговоркой «обосновала», что денежные средства Дениса Сафронова получены подсудимыми, то есть нами, преступным путём, я шёпотом, наклонившись к Учителю, сказал:
   – Чушь какая-то!
   Прокурор услышала мою оценку её логических сопоставлений и внятно и, как мне показалось, эмоционально произнесла:
   – Чушь или нет – увидим на приговоре!
   Я не воспринял эту фразу как угрозу, я воспринял её как констатацию того факта, что в нашем курируемом сверху деле – прокурор это вовсе не скрывала и не раз ссылалась на это обстоятельство в ходе процесса – итог заранее очерчен теми, кто обременён властью в судебно-правовом пространстве моей родины.
   Что ж, значит, будем претерпевать дальше. Значит, это ещё не кульминация. Но мы же знаем, что белый лотос – символ духовной чистоты – прорисовывает следующий шаг предначертанного пути, когда сделан предыдущий…

   На этом думал завершить описание «путешествия» в каюте карцера и его итогов. Но решил добавить следующий диалог. Это мгновения телефонного общения с моей старшей дочерью, которое состоялось на следующий день после заседания по страже.
   – Пап, вас снова продлили?
   – Да, дочь, продлили.
   – А причина – твой карцер?
   – Карцер, донь, это лишь инструмент решения задачи. А причина – это поставленная кем-то свысока задача. Как-то так.
   – Пап, вы выступали в суде?
   – Нет, не выступали. Адвокаты, как всегда, молодцы – аргументированно и понятно. Но все выступления стороны защиты вряд ли имеют какое-то значение. Процесс направляется прокуратурой. Всё как в прошлый раз на продлении: «руководим общиной из СИЗО», «воздействуем на свидетелей и потерпевших, а они боятся за свою жизнь»… А ещё и оборотные средства бизнеса Дениса к нам привязали. Оказывается, я, Учитель и Володя каким-то необъяснимым образом превратили средства Дениса в свой преступный доход… Поэтому арест на его средства тоже продлили…
   – Пап! Ну бред же какой-то… Издевательство. А где доказательства?
   – Доказательств нет. И в нашем случае, похоже, они не требуются, в нашем процессе нет принятой в правосудии состязательности: обвинение – защита. У нас только государственный обвинитель. Как он решает, как он транслирует – так и происходит… Дочь, давай гармонизируем тему. Ты же теперь кормящая мама. Если будешь переживать за нас – малышка хныкать будет.
   – Папуль, не переживай. Малышка спокойно спит рядом.
   – Она сейчас у груди?
   – Нет, пап. Просто рядом. Я уже спокойна… Папуль, а где у этих людей совесть? Они же люди – значит, и совесть у них есть.
   – Это ты точно подметила – совесть у нас у всех есть. Как далеко и во имя чего мы её прячем?.. Не знаю, дочь, что сказать… Многие участники этого процесса, возможно, искренне верят, что творят правосудие.
   – Пап, ты же знаешь, что это заказ. Это все знают.
   – Насколько человек понимает, в чём и ради чего он участвует, настолько и будет отвечать перед совестью. Если понимает, что судит невиновных, оправдывая себя тем, что выполняет распоряжение руководства или, к примеру, что семью кормить надо, – значит, и карма будет соответствующая. Какова прихоть – таков и спрос.
   – Папа! Эти суды обвиняют вас, невиновных, в насилии… Но на самом деле применяют насилие уже пять лет в отношении вас, а значит – и нас, потому что мы ваши дети и друзья… Разве не так?
   – Роднуль, это лишь подтверждает, что все мы – и ты, и друзья – в большом, очень большом событии участвуем. Его надо отстоять – претерпеть до конца… Сейчас твоё участие в этом – это твоё состояние, твоя дочь, она ведь моя внучка… Будь в настроении, в хорошем состоянии, корми её с молитвой, с красивой природой, напевай ей добрые колыбельные, как я тебе когда-то, окутывай её своим гармоничным состоянием. Переживания пусть летят мимо. Каждому событию – свой час, своё мгновение… Впереди много дел, в которых надо быть добрыми.
   – Пап, я поняла… Не переживай за нас. Мы тут справимся, мы ведь вместе… Очень ждём вас и любим. Тебе тут вся деревня приветы передаёт – у тебя столько друзей! Слышишь: внучка твоя проснулась и что-то тебе напевает?.. Она даже бровь поднимает, как ты, и хмурится, как ты…
   _______________
   
   Послесловие

   30 июня, спустя несколько дней после завершения последней части «Путешествия в каюте карцера», нежданно-негаданно в день прений нам вынесли приговор. Точнее сказать – нас оглушили приговором. Это напоминало, как в каком-то старом фильме браконьеры глушат рыбу динамитом…
   На протяжении нашего судебного процесса судья не раз говорила нам: «Всё, что считаете нужным сказать, – выскажете на прениях».
   И вот эти дни настали – наши адвокаты и мы вынесли на процесс добротные, основательные, многочасовые прения стороны защиты. В надежде, что будем наконец-то услышаны.
   Надежды оказались наивными (будьте, как дети) – в апокалиптической реальности никого в зале суда, кроме нас самих и исторической объективности, не интересовало, что будет звучать в прениях. Приговор, как и предупреждала прокурор, был уже готов, сценарий прописан.
   Судье лишь осталось, после почти трёхлетнего судебного процесса, зачем-то (непонятная норма приличия) заглянуть на 20 минут в совещательную комнату, а нам вежливо предложить спуститься в сопровождении караула на те же 20 минут «передохнуть» в бокс, для ожидания возвращения судьи из совещательной комнаты.
   Как сказал один из наших адвокатов, округлив от сильного удивления глаза, такого он никогда не видел за 20 лет практики.
   Когда через 20 минут караул вернул нас за решётку зала суда, судья уже сидела за своим столом вместе с приговором, а журналисты СМИ нашей страны выстроились в ряд так, чтобы можно было снимать и нас, и оглашение приговора. Дело сделано. Отчёт вот-вот будет готов.
   Судья не менее, как показалось, получаса зачитывала решение суда… Нам дали на троих 35 лет, забрали всё имущество, определили запредельную сумму возмещения морального вреда «потерпевшим»…
   Правосудие рубануло сплеча. И по самому себе, пожалуй, тоже. Все надежды на разумность, здравомыслие, справедливость были разрушены одним махом… Очень хотелось сесть или лечь на скамейку где-то на свежем воздухе среди деревьев и отдышаться.
   Это уже позже я нашёл оправдание происходящему: нынешняя форма правосудия, как и всё уже ненужное, отслужившее свой срок, находится в активной фазе саморазрушения, а мы, наш процесс и присутствие Учителя внутри структуры – ускорители этого эволюционного движения.
   Когда звучал приговор, прокурор с лёгкой улыбкой удовлетворения от проделанной работы снимала эту расправу на телефон, подыскивая удобный ракурс…
   Мы (Учитель) оказались виноваты, как уже было когда-то, в том, что мы есть. Из нас делают мучеников за веру…
   Что бы вы, друзья, посоветовали патриоту своей страны, когда его пытается лишить дыхания жизни твоя же страна, предъявляя придуманное обвинение, назначая огромный срок, забирая свободу, семью, детей?..
   На следующий день наше СИЗО и вся страна смотрели по центральным ТВ-каналам репортажи о нашей «преступной деятельности».
   Эти сюжеты посмотрели работники СИЗО и арестанты. И дежурный по продолу, и выводящие на прогулку пытались поддержать нас словом, чем-то помочь (вывести на звонок к родным). Кто-то невесело шутил: «Ну и срок вам дали – будто вы четвертовали кого-то, а потом ещё и съели». Кто-то грустно качал головой: мол, заказное шоу, кому-то очень влиятельному вы дорогу перешли…

   Приятели-арестанты прислали под утро поддерживающие малявы. Приведу две из них: от Ирины, организованной, ответственной, всегда готовой помочь, руководителя фирмы, занимающейся недвижимостью в Москве (у неё искренний тюремный роман, пока заочный, с моим сокамерником Костяном); и от Сафара, взрослого интеллигентного человека, обрусевшего азербайджанца, бывшего многолетнего руководителя строительной фирмы, уже осуждённого за то, что не совершал (такое здесь ныне нередко встречается).
   Письмо Ирины:
   «Вадим, приветствую! Как ты? Я очень переживала. Хорошо, что Костя (милый мой) мне писал, как и что у тебя. Не хотела тебя тревожить лишний раз после запроса – понимала, что всё равно всё это тяжело! Сегодня по многим каналам показывали кино про Вас, в виде ЧП. Ты прямо звезда теперь. =) Такой бред несут, слушать не хочется. Лучше бы рассказали, как у нас в России уголовные дела ляпаются и планы выполняются. =)
   Так что, Вадим, давай не будем расстраиваться. Приговор – ещё не окончательное решение, пока апелляшка, кассашка, время пролетит очень быстро. Главное – береги себя и нервы, это самое главное! Всё будет так, как решится на Небесах, ты сам всё знаешь!
   Твоя новая книжка – супер, мне очень понравилась, сейчас девчонки по очереди читают!
   Высыпайся, гулять ходите. Буду ждать новые увлекательные рассказы! С добром и теплом, Ирина».
   Письмо Сафара:
   «Добрый вечер, Вадим! Сегодня утром вас по Рен-ТВ показывали. Я, честно, был в недоумении и охренел от сроков, которые вам дали. Очень несправедливо. Было видно показательное шоу по ящику. Дружище, дорогой, держитесь, не падайте духом. Используйте всё, что можно. И не сдаваться. Вы меня тогда очень сильно поддержали. Увидев ваше позитивное настроение, стало немного легче на душе. Сейчас вы прошли немалый путь уже. Ваше дело – Божье. Дай Бог вам сил и терпения и, самое главное, здоровья. Быстрейшего Освобождения и возвращения к своим семьям. Вас дома ждут друзья. Может, ещё встретимся на апелляции или на ознакомке, очень надеюсь. Сафар».

   Вспомнил вот ещё о чём – для полноты картины. Перед приговором судья предложила нам – это процессуальное правило – выступить с последним словом. Я воспользовался её предложением. Моим последним словом на этом историческом процессе было стихотворение, написанное в СИЗО:

   Да, милая. Я знаю, трудно без меня.
   И ритм плывёт в непредсказуемости дней.
   И разрывается от нежности твоя душа
   И слезы ищут выход средь ночей.
   
   Я чувствую и вижу твой магнит.
   Он вкусом жизни привязал меня.
   Он нужен в приключениях моих,
   И нужен, как земле нужна весна.
   
   Но потерпи, любимая. Так нужно всем.
   У Большего свои сплетения в пути.
   Так нужно... Шанс успеть проснуться тем,
   Кто раньше не сумел сказать себе: Живи!
   
   Я рядом. Будто никуда не уезжал.
   Сильнее чувствую тебя, детей, друзей.
   И чувства эти и понятнее и глубже,
   И наполняют силой в веренице дней.
   
   Ты не грусти. Конечно, я хочу домой.
   Конечно, слезы могут тронуть и мои глаза...
   Лишь задержусь на уготованные дни
   Так начертила нам с тобой судьба.
   
   08.07.2025