С того самого дня

   Воздух в комнате был густым и неприятным – дышать становилось все тяжелее. От сырых каменных стен тянуло запахом плесени. Велерад распахнул окно и холодный ночной ветер начал проникать в душную комнату, донося запахи большого города – разлагающихся тел и помоев. Сквозняк зашевелил пламя свечей над столом, прошелестел бумагами – донесениями и письмами, тревожными весточками с окраин королевства.
   Велерад немного задержался у окна, вглядываясь в далекие башни, нависающие над всем городом. В одной из них спал король – спокойно, с упертой глухотой ко всему, что происходило за пределами его опочивальни и тронного зала. Король отчего-то уверен в верности своих лордов.
   Велерад обернулся. На стене играла его тень – такая огромная, будто ее отбрасывал не человек, а неведомый великан. Он вернулся за стол.
   Велерад читал письма. Одно за другим. С каждой прочитанной строчкой его все больше одолевал ужас. В приграничье лорды собирают знамена и готовы насадить королевскую голову на пику. Королевских сборщиков налогов вешают на осинах. Верные поселения – охвачены огнем. Любые попытки призвать к порядку и усмирить мятежников оборачиваются прахом. Несколько вооруженных отрядов так и не вернулись. Велерад уставился в очередное донесение. Руки его дрожали.
   Велерад услышал шаги еще до того, как отворилась дверь. Громкий стук каблуков по каменному полу вывел его из транса. Дверь отворилась. На пороге стоял юноша с факелом в руках. Лицо его было бледным как у мертвеца. Чернота под глазами была больше похожа на мазки сажи.
   – Господин, узник готов говорить.
   Велерад молча сложил бумаги в стопку. Поднялся. Накинул на плечи черный, как уголь, кожаный плащ.
   – Хорошо, не прошло и года. Веди меня в подземелье.

   Они спускались по винтовой каменной лестнице, и их тени плясали на стенах, превращаясь в причудливые и даже жуткие силуэты. Юноша шел впереди, освещая дрожащим факелом путь. Миновав всё здание, они встретили лишь нескольких служащих Инквизиции – в основном ночную стражу. Те молча расступались и замирали при виде Велерада.
   Подземелье под замком Инквизиции, по слухам, было чуть ли не больше самого замка. Здесь происходили вещи, о которых благоговейно шептались даже палачи. Любому врагу короны рано или поздно предстояло оказаться в этих залах – и встретиться с людьми, чье ремесло сочетало изобретательность и беспощадность, творчество и фантазию. Даже самые стойкие и терпеливые раскалывались за считанные часы. Палачи подходили к своему делу с должным подходом, разбирая заключенных по частям. Сейчас подземелье пусто, но скоро оно наполнится криками и стонами заключенных. Велерад хотел верить в это.
   Слух Велерада уловил в стенах знакомое шуршание. Крысы – вечные свидетели местных откровений. Иногда их возня сводила узников с ума раньше, чем начинались пытки.
   – Пришли, господин. – произнес юноша и открыл тяжелую дверь. Ржавые петли противно заскрипели. Пропустив Велерада вперед, он вошел следом.
   Палач вытянулся в полный рост, будто находился на приеме у самого короля.
   – Господин, я хорошо поработал с этим ублюдком. Он готов говорить, но только с вами. Вернее, то, что от него осталось, может говорить. Крепкий мужик…
   Велерад прервал его, подняв единственную руку.
   – Пошли. Довольно с него добрых слов. Слишком много почета для предателя.
   – Как скажите, господин. – палач поклонился и отворил следующую дверь, за которой лежал обрубок тела. Палач тихо добавил – Я поддерживал в нем сознание, сколько мог. Но это ненадолго.
   – Вижу, ты хорошо потрудился. – Велерад осматривал то, что осталось от узника.
   В камере воняло дерьмом и кровью. Юноша с факелом громко сглотнул, сдерживая рвотный позыв. Велерад бросил на него тяжелый, презрительный взгляд.
   Узник лишился нижних конечностей и правой руки. Лицо его – сплошная кровоточащая рана: распухшее, исполосованное, изувеченное до неузнаваемости. Дырявые щеки ввалились, обнажая редкие зубы. Гораздо проще было бы перечислить, что на нем еще осталось. Уцелел один глаз – и тот едва открывался. Еще и голод выел из него остатки жизни. Кожа узника свисала лоскутами – как намокшая ветошь. Ничего не осталось от жирного ублюдка, каким он был в первую встречу с Велерадом.
   – А, Вешатель, сука… – прохрипел узник и попытался подняться, опираясь на единственную руку, но упал. – Я бы послал тебя в самое пекло… но знаю – тогда ты не дашь мне умереть. Сколько я еще выдержу?
   – Очень много. – Велерад ухмылялся. – У нас работают настоящие мастера своего дела. Что-что, а продлевать страдания они умеют. Я лично позабочусь о том, чтобы ты мучился как можно дольше. Не забывай, что у тебя есть семья. Хочешь, чтобы они оказались здесь? Все зависит от тебя.
   Велерад подошел ближе и наклонился.
   – Помнится, ты любил шутить про мою руку. – тихо сказал Велерад, поднимая культю к лицу узника. – А теперь скажи мне, Лиоган… тебе все еще смешно?
   Узник усмехнулся и закашлялся – изо рта у него хлынула кровь.
   – Что ты хочешь знать, Вешатель?
   Велерад наклонился так близко, что кровь узника едва не коснулась его лица. Его шепот был похож на возню тех самых крыс в стенах.
   – Все. Я хочу услышать с самого начала. Начинай с того самого дня, когда я прибыл в ваш проклятый город.