Лесничиха

На прошлой неделе позвонил старинный друг, Димка Симаков. Мы не виделись с окончания института. А тут позвонил, что в субботу будет проездом на Казанском вокзале Москвы.
- Саня, если сможешь, приезжай. Я буду ждать с 12.30. У нас будет восемь часов, до отправления поезда. Сможем ли ещё свидеться…
- Дим, буду! А ты откуда появился? О тебе никто ничего не знает.
- В Прибалтике сидел… Потом под Вологдой лечился. Теперь в Благовещенск еду. Семья уже там.
Нечего и говорить, что уже в двенадцать я сидел в комнате ожидания вокзала. С половины первого весь извертелся, рассматривая каждого проходящего мимо. Вдруг, вижу, что стоит около входа Димка, и тоже озирается. Я кинулся к нему, а он ко мне. Обнялись.
- Саня, идём в кабак. Я там столик заказал.
- Разбогател?
- Не то чтобы очень, но на встречу друга, хватит.
- Пойдём. Только не молчи. Рассказывай, как и что…
- Не молчу. Ты проходи. Видишь, нам столик уже накрыли… Садись. Наливай за встречу.
- Ну, за встречу!
- Сань, а ты-то как? Всё на заводе?
- Как тебе сказать? Сначала на одном, потом на другом, потом частные фирмы… Сейчас устроился в одну такую. Колупаюсь потихонечку… А ты?
- А меня помотало. Сначала, как и ты, на оборонке работал. Даже рос по должности, а потом сорвал спину, да так, что врачи руками разводили. Группу оформили. Ещё тридцати не было, а уже инвалид. Работу, разумеется бросил. Какой из меня работник, если хожу как краб, боком.
- Знакомо! Тоже так ходил…
- Значит ты меня понимаешь. Была девушка, но глядя на меня такого, ушла. Да ещё после всем известных событий, да в Прибалтике… Хорошо, что сосед по комнате, я в общаге жил от одной хитрой конторы, подсказал адресок дедка лекаря. Я и поехал, аж в вологодскую область. Это было, скажу тебе, то ещё приключение. Сначала поездом, потом на автобусе, дальше на попутке… Приехал в глухую деревню, а дедок отправился в лучший мир… Как раз на поминки и попал. Не повезло, так не повезло. Мне все посочувствовали, но, говорят, что в деревне, неподалёку, всего пятнадцать километров, живёт бабка – лесничиха. Так она ещё лучше умеет лечить. Только добраться туда сейчас можно только на лошади, в санях. Если не побоюсь, то Никифорыч меня отвезёт туда. А я уже стаканчик пропустил, да не один… Мне море по колено… Ну ты понял…
- Дим, да ты охренел. Зимой, по бездорожью, с каким-то Никифорычем…
- Так я тебе и говорю, что уже пропустил не мимо рта. А сколько выпил Никифорыч не поинтересовался. А зря. Хорошо, что хотя бы тулуп в санях оказался, а то бы хана. Так – то дороги на пару часов, не больше, но гляжу, час уже едем, а Никифорыч сидит, молчит и не шевелится. Я к нему, а он, зараза, спит. Тут, такая метель началась, что не только зги, даже лошади не видно. Какая там дорога. Растолкал Никифорыча, а он и сам, теперь, не знает, где мы и куда ехать теперь. Одна надежда на лошадь. Поводья отпустили, слегка стеганули и стали ждать, куда вывезет. Часа полтора она куда-то шла, а потом остановилась и больше идти не хочет. У нас хмель моментально выветрился. Сидим, озираемся вокруг, а уже темнеть стало. Гляжу, в стороне, вроде бы огонёк мелькнул. Сказал Никифорычу. Он глядел-глядел, но ничего не увидел. Всё равно, говорит, давай туда проедем. Там должен быть лес и не так будет мести, а то в поле скоро занесёт совсем. В эту сторону лошадь пошла. Немного проехали, и правда лес показался и метель стала тише. Среди деревьев увидели огонёк. Обрадовались. Значит там люди. Не замёрзнем. Дорогу искать не было возможности, поэтому правили напрямую на огонёк. Лошадь, бедная, чуть ли не по грудь шла по снегу. Мы сзади старались толкали сани. Когда подъехали вплотную, то увидели одинокую избу. Никифорыч сказал, что это домик лесника. Только он помер лет пять или шесть назад, и теперь всем заправляет лесничиха, к которой мы и едем. Только от этой избушки до деревни, где живёт лесничиха, никак не меньше двадцати вёрст далеко в сторону. Это куда же нас занесло? И кто может быть здесь в доме? Только подошли к двери, чтобы постучать, как она отворилась и на пороге показалась женщина в телогрейке, валенках и треухе.
- Заходите, люди добрые. Обогрейтесь. Лошадь сама распрягу и в сарай поставлю.
Нас уговаривать не надо, мы прошли в дом. Самый обычный деревенский дом-пятистенка, в центре, у стены, русская печь. Разделись и разулись у порога, а вскоре и хозяйка пришла.
- Никифорыч, что же ты делаешь-то? Ладно молодой, не соображает, но ты-то. Разве можно по такой погоде выезжать, да ещё пьяным? Хорошо, что я задержалась с утра, и не вернулась в деревню. До весны бы вас искали.
- Михална, не ругайся. Бес попутал, на поминках лишку принял.
- А кто помер? И что за парнишка с тобой?
- Парня Дмитрием зовут, приехал лечиться к Серафиму. Проблемы у него со спиной.
- Ну а сюда-то ты зачем его привёз?
- Так помер же Серафим. На его поминках я и перебрал. Вот и решили отвезти парня к тебе в деревню, чтобы ты, значит, подлечила парня. А видишь, как оно получилось –то.
- Да, уж, вижу. Ты, вот, что, укладывайся спать на лавке. Подушку и одеяло сейчас дам. А ты, Дима, полезай на печь. Спал когда-нибудь на русской печи?
- Откуда? Я и видел-то её только в кино.
- Ладно, завтра тебя посмотрю. Есть хотите?
- Да, вроде бы, не успели проголодаться.
- Тогда сейчас спать.
Я залез на печь и в тепле, после того как намёрзся в санях, заснул моментально.
Утром проснулся от запаха гречневой каши с курицей. Никифорыч уже сидел за столом, а Михайловна суетилась около печи.
- Дима, проснулся? А то ещё поспи. Никифорычу путь не близкий предстоит, а тебе торопиться некуда. Но если хочешь, то присоединяйся к завтраку.
Я, конечно же, спустился с печи и сел за стол. Лесничиха внимательно следила за моими движениями и качала головой.
- Да, милок, сильно тебя скрутило. За один раз и не поправить. Но ничего, и не таких на ноги ставили.
Она поставила передо мной глиняный горшок с кашей и кусочками мяса внутри. Дала очень изящную деревянную ложку.
- Ешь, Дим. Если мало, то скажи, ещё положу.
- Спасибо, но мне хватит. Я много не ем.
- Ну, это мы ещё посмотрим…
- Скажите, как мне лучше к вам обращаться?
- Да, как все, Михайловной зови. Тут на сто вёрст никто моего имени не вспомнит, да и незачем.
Примерно, через час Никифорыч отправился в обратный путь, а Михайловна затопила баню.
- Михайловна, может помочь чего надо? Только скажите…
- Ты, Дима, об этом забудь и месяц не вспоминай, а потом я сама тебя нагружу так, что заплачешь.
- Это что, я тут на месяц?
- В лучшем случае. Если, конечно, хочешь вылечиться…
- Конечно хочу! От меня даже девушка ушла из-за болезни.
- И слава тебе Господи. Раз бросила тебя в беде, значит не нужен ты был ей. Любила бы, не ушла.
- Обидно!
- Радуйся. Не ушла бы, значит изменяла бы с другими.
- Она не такая…
- Телесная измена ничто. Куда страшнее измена духовная. Она, вроде бы, и рядом с тобой, а мыслями, совсем в другом месте и с другим. Душевные силы из тебя высасывает. Этого надо бояться…Ладно, повзрослеешь, - поймёшь.
- Да я, вроде бы уже…
- Молодой ты ещё и глупый. Сейчас подъедет моя внучка и мы тебя в бане пропарим, а потом вправлю на место позвонки.
В это время послышалось ржание лошади. Лесничиха накинула полушубок и вышла наружу. Через некоторое время она вернулась в избу, а вслед за ней вошла раскрасневшаяся от мороза девушка, почти моего роста, в тёплой шубе, шапке-ушанке, валенках. Когда она сняла шубу, я так и ахнул. Стройная красавица, в ватных штанах, в свитере крупной вязки, на высокой груди лежит русая коса толщиной почти в мою руку. С неё, наверное, рисуют русских красавиц на открытки. Ярко-синие глаза, в обрамлении пушистых ресниц, широко раскрыты и смотрят прямо на меня. Я просто онемел от восторга…
- Бабуль, тебе глухонемого привезли лечить?
- Да, только что разговаривал. Ты побольше на него своими глазищами синими смотри, так он и вправду онемеет.
Она подошла ко мне и легонько тронув за плечо сказала
- Меня Женей зовут, а тебя?
- Д-д-дима.
- Бабуль, немота прошла, осталось лёгкое заикание. Это сможешь вылечить?
- Жень, хватит над парнем издеваться. Сейчас пообедаем и лечить его будем.
- Михайловна, так я же недавно поел. Ещё не хочу.
- Дим, тебе обязательно надо поесть, и не спорь со мной. Жень, видишь, уже нормально разговаривает.
- Вижу, бабуль. Не хотелось бы быть причиной такого серьёзного расстройства.
- Жень, прекрати. Садитесь за стол. Дим, а ты, перед обедом, выпей вот эту микстуру.
Она подала мне бокал с прозрачной светло-зелёной жидкостью. На вкус и запах, очень похожа на мятное вино. Никогда не пробовал ничего подобного.
- Выпил? Вот молодец! Теперь обедай и иди в баню, одежду всю оставь на скамье и ложись на полок в парной.
В предбаннике я долго размышлял, надо ли мне снимать трусы или остаться в них, но, припомнив, что на картинах русских художников в бане все голые, я решительно снял их и шагнул в парную. Дальше почти ничего не помню. В памяти смутно отложились голоса, видения двух обнажённых женщин с вениками и как меня крутили и вертели на лавке. Проснулся я с чувством дикого голода, словно не ел, как минимум два дня. Так оно впоследствии и оказалось. После банных процедур я спал, не просыпаясь двое суток. Когда открыл глаза, то около меня сидела Женя.
- Бабуль, он проснулся! Дим, повернись на бок и осторожно опусти ноги, а теперь, отталкиваясь рукой от подушки, осторожно сядь. Молодец! Теперь только так и будешь вставать с кровати.
Она взяла подушку и подложила мне под спину, чтобы я мог откинуться к стене. Михайловна подошла ко мне, пощупала пульс, посмотрела в глаза.
- Молодец, Дим! Первый сеанс прошёл нормально. Сейчас принесу твою одежду и будем обедать. Есть-то хочешь, небось?
- Кабана съем сырого. Жарить некогда…
- Вот и отлично.
Она принесла мою одежду, уже постиранную и отглаженную.
- Одевайся и приходи за стол.
Пока одевался, поворачивался и так, и сяк, но боли, к которой привык, и которая сопровождала меня круглосуточно, так и не появилось. Вышел к столу с хорошим настроением.
- Михайловна, спасибо большое! Я как другой стал. Нигде и ничего не болит.
- Рано ты обрадовался. Через две недели мы повторим процедуру, а ещё через неделю и третью. Вот тогда, если всё обойдётся нормально, ты будешь здоров. А пока… садись-ка ты за стол.
Она достала из печи чугунок с перловой кашей и, увидев, как я сморщился при её виде, сказала
- Дим, каши для тебя сейчас лучшее лекарство. У тебя в организме скопилось много всякой дряни, которую и надо вывести, а для этого нет ничего лучше каши.
- Но не перловая же…
- И она в том числе.
Два раза в день я ел кашу, в том числе и перловую. Должен признаться, что Михайловна великолепный повар. Даже перловку, которую я ненавижу всеми фибрами души, ел с удовольствием.
Через три дня, прямо с утра, Михайловна куда-то собралась.
- Дим, мне надо на два-три отлучиться. Вы тут аккуратнее без меня. Никуда не ходите. Продуктов вам хватит, пока, а я ещё привезу. Не вздумай поднимать ничего тяжёлого. Даже воду Женя сама принесёт. Договорились?
- Договорились! Буду слушаться Женю во всём. Теперь она мой командир.
- Ты с этим осторожнее. Она любит командовать, особенно ребятами.
- Если ей нравится мной командовать, то я согласен. Когда-нибудь всё равно придётся сдаваться в плен, так уж лучше ей.
- Тихо! Пока она не услышала. Смотрите тут, чтобы всё было хорошо, и я не волновалась.
- Михайловна, со своей стороны я обещаю!
Она уехала, а мы остались. День прошёл скучно. Спать легли едва стемнело. Утром, после завтрака, побродив по комнате, спросил
- Женя, чем заниматься будем пока хозяйки нет дома?
- Кашу есть, да в окно глядеть.
- Я серьёзно, а ты…
- Дим, сидеть и ждать. Что ещё здесь делать?
- Так, скучно же.
- Было бы электричество, то телевизор бы посмотрели или радио послушали…
- А что, здесь и телевизор есть?
- Всё есть, кроме электричества. Ещё в прошлом году генератор сломался, так бабушка всё никак не отвезёт его в починку.
- А что с ним?
- Так кто ж его знает? Не заводится.
- А посмотреть можно?
- А ты умеешь генераторы ремонтировать?
- В двигателях немного разбираюсь, а в генераторе вообще ломаться нечему. Показывай, где он стоит…
В сарае, на специальной подставке, стоит армейский генератор. Надёжнейшая техника! Проверил бензин в бачке, - есть. Краник открыл, бензин потёк, только в карбюратор не попал. Ну, всё понятно, поплавок завис, потому, что игла застряла, окислилась. Быстро перебрал, почистил. Завёлся «с полпинка». Сразу в доме и свет, и радио заработало. У телевизора антенна сломана, ну и ладно, нам и радио хватит. Уже веселее. Бензина две канистры в запасе. Надолго хватит. Нам и нужно-то на три часа по вечерам. На радостях, устроили ужин как в ресторане. Сидим за столиком, играет музыка, а я периодически приглашаю Женю потанцевать…
В десять часов разошлись «по домам». Я залез на печку, а Женя ушла в комнату спать.
На следующий день Женя то и дело посматривала в окно. Я тоже начал беспокоиться. Пора бы уже Михайловне и приехать. Обед прошёл в тягостном молчании. Сразу после него, Женя достала ружьё, патроны и стала собираться.
- Жень, я тебя одну не отпущу. Пойдём вместе. Ружьё и лыжи есть?
- А ты стрелять-то умеешь? А на лыжах?
- Я не охотник, но с оружием обращаться умею и на лыжах с детства катаюсь.
- Дим, тут у бабушки есть ещё одно ружьё, но шестнадцатый калибр.
- Ничего, напугать годится. Не на медведя же мы идём. Доставай.
Она принесла ружьё, патроны к нему, патронташ и лыжи с валенками. На всякий случай, я залил полный бачок и завёл генератор. Перед уходом, мы зажгли все лампочки в доме, чтобы, если задержимся, было видно издалека.
- Жень, ты дорогу хорошо знаешь?
- Конечно! Я же не дура соваться в лес просто так. Мы пойдём по дороге. Бабушка никуда не могла свернуть. Значит, если что-то случилось, то на дороге.
Мы уже прошли километров пять, когда, выйдя из-за очередного поворота, увидели перевёрнутые сани и сидящую на них лесничиху. Женя кинулась к ней
- Бабушка, что с тобой? Что случилось?
- Женя, Дима, как вы тут оказались?
- Мы тебя пошли встречать. Тебе давно уже пора было быть дома… Что с лошадью?
- Столкнулась с лосем. Её уже не спасти. Сани жалко бросать, да и продукты...
- Михайловна, сани мы дотащим. Нас же двое. Вы-то как, не пострадали?
- Голова немного кружится, но это скоро пройдёт.
Сани были небольшие, и мы с Женей легко перевернули их обратно. Правда, для этого пришлось распрячь лежащую лошадь. Я снял с неё хомут и приладил к оглоблям, а Женя, тем временем сняла остальную сбрую с лошади, которую пришлось пристрелить, чтобы она больше не мучилась. Михайловну, как она ни сопротивлялась, уложили в сани. Я впрягся в хомут и потащил сани, а Женя толкала их сзади. И часа через полтора, мы уже походили к дому. Уже начало смеркаться и свет в окнах был хорошо виден.
- Ребята, это не огонь в доме?
- Бабуль, не волнуйся. Дима починил генератор и мы, уходя, включили свет, чтобы лучше было видно.
- Вот молодец! Теперь у нас и свет в доме, и телевизор настроим…
- Да мы радио обходились. И новости послушать, и музыку…
Подъехав к дому, мы помогли Михайловне дойти до кровати. Голова у неё продолжала кружиться и была лёгкая тошнота. Значит сильно ударилась при падении. Сани мы потом затащили в сарай. Пару дней мы заставляли Михайловну лежать и не вставать. На третий день она взбунтовалась.
- Сколько можно лежать? Я здорова! Хватит со мной нянчиться!
На следующее утро я занялся ремонтом антенны для телевизора. Она валялась в том же сарае, вся гнутая, с оторванным кабелем. Хорошо, что инструменты хранились в порядке. В ящике, в шкафу, нашлись и паяльник, и флюс, и припой. Я всё хорошо припаял, залез на крышу и закрепил антенну на старом месте. Потом сориентировал её на телевизионную вышку, как подсказала Михайловна, и вечером мы все вместе смотрели кино. Я постепенно привык к такой тихой и размеренной жизни. Мне уже никуда не хотелось уезжать оттуда. Подошёл срок второго сеанса лечения. Снова, как и в прошлый раз, мне дали выпить зелёной микстуры, накормили до отвала, и я пошёл в баню. Всё повторилось точно также. Опять я ничего не видел и ничего не запомнил. Опять в памяти остались только видения, больше похожие на галлюцинации. Только на этот раз, когда проснулся, около меня сидела Михайловна, а Женя суетилась у печи.
- Доброе утро, Дим! Как самочувствие?
- Доброе утро, Михайловна! Словно заново родился…
- Дим, так может тебе манной кашки сварить?
- Жень, было бы здорово! Очень её люблю. Почти как тебя…
- А кого больше?
- Тебя, конечно!
- Бабуль, ты ему случайно голову не повредила?
- Это я тебе, наверное, повредила, что ты парней, как комаров по избе, гоняешь.
- Ой, ой, ой… Где ты тут парней видела? Одни задохлики никчёмные…
- Это Дима что ли задохлик никчёмный?
- Михайловна, да влюбилась она. Это же и так видно.
- Уж не в тебя ли я влюбилась?
- В меня, Женечка, в меня! Как и я в тебя. Не уйду отсюда, пока не получу твоего согласия.
- Тогда ты сюда надолго.
- Надолго, - это не навсегда. Значит надежда есть!
- Бабуль, ну чего он…
- Это ты сама разбирайся. Только гляжу, что он тебя переспорил. Не бывало ещё такого. Значит свадьбе быть.
- Ты с ним сговорилась, что ли?
- Это вы тут без меня сговорились, а моё дело благословить тебя.
- Дим, ну зачем ты так?
- Женя, влюбился я в тебя. Выходи за меня замуж. Нет мне без тебя больше жизни.
- Жень, а, ведь, он правду говорит. Ты подумай…
- Бабуль, да я давно уже подумала. Он действительно правду говорит. Люблю я его! Дим, я согласна.
- Значит, как только я оклемаюсь, так поедем в ЗАГС.
- Вот только в какой, Дим? В Вологду, где я прописана, или к тебе… Откуда ты приехал? Из Раквере? Только меня там и ждут, не дождутся…
- Михайловна, вся надежда на Вас. Где нас могут расписать? Может быть в сельсовете?
- Можно и в сельсовете. В Кубенском у меня хорошие знакомые. Можно попробовать. Только, как туда добираться будем? Лошади-то нет, а на Диме далеко не уедем. Так Дим?
- Не надо на мне ездить. Сколько мне ещё лечиться?
- По-хорошему, три недели.
- Значит нам на поиск возможностей отводится три недели. Придумаем. А любовь поможет.
Вот, Сань, представляешь, что любовь с людьми делает? Неделя пролетела как один день. Когда я проснулся от очередного сеанса, Михайловна уже уехала в деревню на лыжах. Женя сказала, что обещала вернуться дня через четыре или пять.
- Это она вам решила не мешать…
- Нет, Саш. Я Жене так и сказал, что у нас ничего до свадьбы не будет. Когда она будет ещё неизвестно, а чтобы она с пузом была не хочу. Надо, чтобы всё было честно. Невеста, так невеста!
- И долго терпеть пришлось?
- Не поверишь, через два дня на вездеходе приехала Михайловна.
- Ребята, собирайтесь. В Кубенском сельсовете вас ждут до конца дня.
- Сам понимаешь, уговаривать нас не пришлось. Парень из лесхоза гнал почём зря, но успели за полчаса до закрытия. На обратном пути мы заехали в лесхоз, и Михайловна взяла себе другую лошадь, а ещё нам налили пять канистр бензина для генератора. Домой мы приехали около полуночи, нельзя же издеваться над лошадью, она и так всю дорогу за нами на привязи бежала. Водителя вездехода оставили ночевать у нас. Положили спать на лавку, а я как всегда, залез на печь. Рано утром, едва рассвело, водитель уехал домой, а Михайловна с Женей взялись готовить праздничный обед. Мне, наконец-то, разрешили поработать, наколоть дров. Это оказалось скучнейшим делом. Бери полено и ставь в дровокол… Я столько наколол, что потом два дня укладывал поленницу.
- И долго вы там прожили?
- Три года. Знаешь, Саш, я бы и сейчас там жил…
- И что мешает?
- Через год у нас родились две девчушки, маленькие копии Жени, а ещё через полтора года погибла Михайловна. Не дала «коммерсантам» пустить под топор сто гектар леса. Один из этих тварей, подстерёг её в лесу и столкнул в волчью яму. Подкупленный следователь сказал, что она сама туда упала. Мне подсказал один хороший человек, что сначала её оглушили ударом по голове. Женя к тому времени закончила ветеринарный и её пригласили работать в Благовещенск, в охотпромхоз. Она с детьми уже там.
- А ты что тут делаешь?
- Долги возвращаю.
- Вернул?
- Полностью!
- Не боишься?
- Обижаешь. Всё строго по закону. Есть ещё порядочные следователи… Сань, мне пора на поезд. Вот мой адрес, будет возможность, приезжай. Будем тебе рады. Кстати, и тебя подлечим. Моя Женечка всему у Михайловны научилась.
- Спасибо, Дим! Когда будет возможность, приеду.
И мы снова расстались, надеюсь, не навсегда…