Плагиат

     Осторожно листая хрупкие, неприятно желтые страницы рукописи, Мелков поражался и завидовал.
Даже править почти нечего. Удивительно. Ну, вот тут, пожалуй, можно вычеркнуть “благоговея”. Хотя… Нет, и оно на месте.

     Рукопись состояла из тридцати небольших рассказов, а все рассказы сплетались в повесть так оригинально и гармонично, что Мелков разволновался от восторга. У него вспотели руки, и пришлось сбегать за рулоном туалетной бумаги, чтобы не оставлять следы влажных пальцев на и без того потрепанной временем бумаге.
     Он не сразу понял, что в каждом из небольших  рассказов было ключевое слово, которое ненавязчиво вплеталось в канву следующего текста, и еще больше времени потребовалось, чтобы увидеть, что из тех тридцати слов получается одна фраза - главная идея повести. Акроповесть. Такого он еще не встречал, и чутье подсказывало, что книга гениальна. Кто и когда написал эту странную повесть, неизвестно. Мелков нашел её, копаясь в древних архивах, в очередной раз пытаясь найти свой давно утерянный, написанный в юности роман. Когда-то он принес его сюда, в прежнюю редакцию, да так и не дождался ответа. Мда… Вот так находка. И что теперь с этим делать он не знал. Впрочем, нет,  знал. Вот как прочел первый рассказ, и увидел, что рукопись не подписана, так сразу и понял, что нужно делать, только себе не признался. Спрятал это знание подальше, чтобы раньше времени не обольщаться. Несколько месяцев он снова и снова перечитывал повесть, укрепляясь в своем мнении, что автор - чертов гений. Никому неизвестный гений, и скорее всего, его уже нет на этом свете. Преступлением было бы прятать такое сокровище от мира.

       Первый же текст, опубликованный в блоге Мелкова, взорвал интернет. Его комментировали, переопубликовывали, о нем говорили везде. Мелков не торопился. Он размещал по рассказу в месяц и наслаждался реакцией толпы.
        Гениально, божественно, неподражаемо, новый стиль, революционно - поначалу он сильно смущался, читая такие комментарии. Потом перестал смущаться и принимал как должное. Тексты-то и правда гениальные и революционные. Какая разница, кто их написал? Главное, что они не пропали безвестными. Так он уговаривал себя и верил своим уговорам. А самым крепким аргументом в защиту себя от себя, было то, что он не попытался пристроить повесть ни в одно издательство. Я не собираюсь наживаться за чужой счет, думал Мелков. Моя миссия - подарить великое произведение читателям.

        Друзья его не понимали. Что значит не хочешь зарабатывать литературой? Это какое-то извращение, публиковать в открытом доступе то, за что можно было получить миллионы. Миллионы - настаивал Ферзев, алчно вращая глазами и брызжа слюной. Ты идиот, Мелков! Просто идиотина. Идиот, мягко соглашался Мелков. С Ферзевым они учились в одной школе, а близко сошлись уже после института, когда по распределению попали в одну газету. Ферзев так и работает корректором в той газете, под другим названием. Была Советский Маяк, а стала Северный маяк. А Мелков уже много лет правит сладкоречивые тексты в рекламной компании, занявшей место редакции популярного некогда журнала Прожектор Слова.

      Свой роман в этот журнал Мелков принес двадцать лет назад, здесь в архиве и нашел безымянную рукопись. Судьба разбрасывает на нашем пути кусочки паззла, думал он. Наше дело - вовремя их найти, правильно сложить и не рефлексировать без нужды.

       Через тридцать месяцев Мелков испытал первый приступ паники. Публикуя последний текст рукописи, он вдруг понял, что сильно привык к восторженным отзывам. Так привык, что не представлял, как можно этого лишиться. Прошел месяц, Мелков не вылезал в интернет, по вечерам перечитывал старые отзывы и много пил. А когда по сильному подпитию вылез таки в сеть, удивился обилию настойчивых требований продолжить публиковать рассказы. Самое смешное - даже теперь, когда вся повесть была опубликована, никто не заметил ее необычность. Главное открытие было впереди, думал Мелков, и колебался - может, стоит самому раскрыть секрет акроповести?

      
       В один из дней пришел Ферзев, принес бутылку коньяка и озаботился состоянием здоровья друга: Мелков распух, посерел, взгляд его был тусклым, как у смертельно больного.
Сделай перерыв, брат, всем иногда нужно остановиться, отдышаться и набраться сил для следующего броска, - сказал Ферзев, и едва удержался от того, чтобы добавить - и сходи, что ли, к онкологу, брат.
Какой там бросок, с тоской думал Мелков. Скорее бы все это забылось, как забывается на рассвете казавшийся до жути реальным кошмарный сон. А потом появится новый идол, и все убегут писать ему дифирамбы.

    
       В субботний вечер Мелков допил коньяк принесенный другом. А потом открыл новый файл ворда и начал писать. И писал не останавливаясь до самого утра. Поток сознания, кажется так это называется? В его случае это был настоящий цунами сознания. На заре рассказ был готов. Разрезанная наполовину банка из-под колы, самодельная пепельница Мелкова была набита окурками. Сигареты закончились, и Мелков выудил бычок пожирнее и затянулся прогорклым дымом, прикрыв уставшие глаза.

       Ему не хотелось перечитывать написанное. Зачем? Обычный графоманский бред. На душе чуть полегчало, и то слава богу. Как будто поговорил с кем-то умеющим слушать и выплеснул все наболевшее. Терапевтический эффект графомании, усмехнулся он своим мыслям.
Докурил, нажал “сохранить” и завалился спать тут же, в кабинете на диване. Успел подумать, что последний раз спал здесь еще когда была жива жена, она не выносила запаха перегара и прогоняла из спальни в кабинет. Теперь он спит где захочет - вот она, свобода, ха-ха.

       Проснувшись через несколько часов, жадно выпил подряд три стакана воды, заварил чаю, бросив в чашку толстый полумесяц лимона, и открыл файл с названием “Полуденный джаз”. Поморщился претенциозности названия и прочел свой рассказ. Грустная история об одиночестве, страхе, утрате надежд заканчивалась словами “весна в этом году задерживалась, но старику было уже все равно”.

       А ведь неплохо, черт побери, подумал Мелков. Совсем неплохо, даже хорошо. Чертовски хорошо! Он разволновался, в ушах зашумела кровь, сердце билось быстро и не ритмично. Мелков прошелся по комнате, потирая грудь, пытаясь успокоиться. Или показалось? - испугался он. Присел к компьютеру, перечитал несколько абзацев. Нет, не показалось… Очень добротный текст. Едва угомонивщееся сердце снова трепыхнулось. Мелков отыскал валидол в ящичке с лекарствами и сунул таблетку под язык.

      
       Весь следующий день он правил свой рассказ. Излитые порывом души строки изобиловали опечатками и запятыми. К вечеру он знал текст наизусть. А ночью выложил его в блог. И тут же выключил компьютер, твердо решив прочитать отклики только на следующий день.

 
       В том что отклики будут он не сомневался. И они были. О, да! Еще как были. Сотни возмущенных отзывов. Многие не выбирали выражений. Даже близкие друзья не скрывали разочарования. Хоть и сдержаннее других фанатов. А общий смысл был таков: кто это написал?! Это не Мелков. Рассказ, конечно, охренительный, но ни стиль, ни жанр, вообще ничего общего с прежде написанным. Исписался, сдох? Ну так и сиди тихо. Но идти на такую низость - ведь рассказ явно ворованный! Вот уж гнусность так гнусность. Признайся хоть у кого ты это спер, сволочь? Некоторые пытались угадать. Назывались самые невероятные имена. Кто-то проверил текст на антиплагиат и сообщил, что текст оригинальный. Но это вызвало еще большую волну слухов. Вплоть до “он кому-то заплатил” - завел себе литературного негра.
Ферзев позвонил и извиняющимся тоном сказал, что их запланированная встреча переносится на неопределенный срок. Болею, сказал Ферзев, но Мелков слышал в его голосе ложь. В конце друг не удержался. Ну ты, брат, даешь. В его голосе отчетливо слышалось презрение.

      
       Мелков бросил трубку и перестал подходить к телефону. И к компьютеру тоже. А через месяц, когда все затихло, он уехал в деревню к сестре жены. Там поселился в небольшой холодной пристройке, помогал золовке по хозяйству, по вечерам крепко выпивал, но писать больше не пытался. Да и читать перестал. Новая волна славы докатилась до него, когда какой-то дотошный критик все-таки обнаружил в чем оригинальность повести. Его пытались найти, даже репортер из местной газеты приезжал, но Мелков велел золовке в дом его не пускать.
 
       Статья под названием “Плагиатор или гений?” вышла в марте.
       Мелкову было все равно - он умер в конце февраля.
       Весна в этом году слишком задержалась.