Сыворотка правды Глава 3

Начало здесь http://proza.ru/2025/07/24/1735

Адольф фон Штауффенберг до того момента, как с ним случилась страшная трагедия, действительно был весьма успешным дипломатом и жил в столице. Сделав прекрасную карьеру, он стал ведущим работником министерства иностранных дел государства Мерундия и занял пост управляющего этого учреждения, которую со всем усердием исполнял. Он во всём походил на величественного и утончённого европейского дипломата конца XIX столетия, каковым и являлся.

Облик его для нас бы показался словно сошедшим с полотен истории – олицетворением элегантности, власти и тонкого политического чутья. Для самого же барона это был тщательно продуманный имидж, чтобы своей внешностью внушать уважение окружающим и воплощать собой истинное достоинство высокородного аристократа на государственной службе.  Да, именно таким он и был – высоким, с прямой осанкой и лёгкой, почти незаметной самоуверенностью в каждом движении, чем и производил весьма выгодное впечатление на окружающих.

Лицо его было чисто выбрито, кожа ухоженная, черты лица благородные – тонкий греческий нос и выразительный взгляд внимательных глаз, в которых таилась, казалось, наблюдательность и умение «читать» собеседника. Обычно он одевался примерно так – безупречно скроенный костюм-тройка из плотной шерсти с дополнениями из тонкого сукна, глубокого тёмно-серого, синего или коричневого цвета, а также рубашка с высокой стойкой, украшенная аккуратным шейным платком, завязанным в виде бабочкой, или дорогим галстуком. На пальце его поблёскивало золотое кольцо с гербом семьи или украшала его какая-то другая ценная для него реликвия – драгоценная деталь, полная вкуса. В жилете обычно виднелась цепочка, ведущая к карманным часам, отмеряющим ритм дипломатических интриг. Его волосы были приглаженными, с лёгким блеском от помады, усы – тонкие, они удачно подчёркивали его весьма завораживающую ироническую улыбку. Пах он дорогими духами с нотками табака, кожи и цитруса — запах, оставляющий едва заметный след на пергаменте дипломатических переговоров, что до недавнего времени он проводил очень часто и, конечно же, весьма успешно.
 
Обычными атрибутами его дипломатической деятельности стали дипломатический портфель из мягкой кожи, который он почти постоянно носил в одной руке, в другой же сжимал трость с резным набалдашником – символ статусности. Впрочем, с тех пор, как оказался уволен, барон отбросил в угол и то, и другое, как будто распрощался со своей прежней жизнью. Да, карьера его рухнула окончательно и бесповоротно. И как жаль! Ведь Адольф прекрасно говорил на нескольких языках, был весьма остроумен с собеседниками умело используя в разговоре с ними меткие афоризмы и цитаты великих людей. Он никогда не терял самообладания, даже в самый напряжённый момент. Этот дипломат стал на короткое время связующим звеном между странами, эпохами и интересами. В зале переговоров его голос звучал как музыкальный инструмент – мягко, но ясно. Барон фон Штауффенберг был не просто человеком своей эпохи, а настоящим дирижёром дипломатических интриг. Только вот теперь всё это оказалось в безвозвратном прошлом, ибо он допустил роковую ошибку и теперь должен был нести за неё ответ.

И как так вообще могло получиться? Как он столь близко умудрился подпустить к себе злейшего и коварнейшего врага своего государства, представителя вражеской разведки? Ведь барон был человеком весьма умным и проницательным. Только вот противник его оказался хитрее, вероломнее, двуличнее и изворотливее, чем он.

Да, Вальдемар Тумчинский, тайный агент по особым поручениям чрезвычайной государственный важности, уроженец, патриот и гражданин Берменгевии, известный барону только под именем Вильгельма Фишера (ведь настоящего его имени он и даже теперь не знал) оказался не просто разведчиком и вражеским лазутчиком, а мастером перевоплощения и теней, типичным представителем эпохи тайных обществ, посольских балов и дипломатических ловушек. Некогда он явился в замок баронов фон Штауффенбергов, представившись английским адвокатом. И действительно выглядел, как адвокат, вёл себя, как адвокат, показал немалые познания в юриспруденции и весьма незаурядные способности вести юридические дела, чем и подкупил совершенно, как самого барона, так и всех его родственников, вскоре став мужем Клары фон Штауффенберг под всеобщее одобрение. Потому до определённого момента происхождение шпиона даже никому не приходило в голову ставить под сомнение.

Внешность Тумчинского была тщательно продумана специально для того, чтобы сбивать с толку окружающих: густая борода, слегка с проседью, усы, подстриженные по последней моде аристократов — всё это не просто оказалось теперь маской, но щитом от любопытных взглядов. Шпион одевался исключительно по стандартам высшего света: кашемировый пиджак, жилет с позолоченными пуговицами, монокль, лежащий в кармане, и перчатки — никогда не снимаемые публично, скрывающие следы путешествий или тайных передвижений. Как оказалось после, Тумчинский носил при себе визитные карточки с вымышленными именами, и таковых было множество. И одному Богу теперь было известно, а также его дружкам – берменгевским шпионам, как он это всё мог использовать.

Да-да, как выяснилось, Вильгельм Фишер – было лишь только одним из его имён. Шпион говорил всем, что является графом по материнской линии, иногда представлялся даже членом лондонской академии искусств, что весьма располагало к нему окружающих. И, как ни странно, ему все верили. А уж как верил ему барон фон Штауффенберг – это невозможно передать словами, доверяя ему, как своему юристу, все свои дипломатические и личные тайны. И как родному зятю было не довериться, коль был он весьма незаурядным актёром?

Лицо этого человека — как картина двойного смысла: доброжелательная полуулыбка, но взгляд, который оценивал всё до мельчайших деталей. Тайный агент умел заговорить вражеского чиновника так, что тот сам выдавал секреты, поверив, будто беседует с другом детства или давно знакомым ему представителем государственных служб. Его речь — с налётом оксфордской школы, но с лёгким акцентом, позволяла ему быть своим среди представителей разных стран, с которыми он встречался в высшем обществе, ну и, конечно же, весьма доверенной фигурой в среде мерундийской знати в первую очередь.
 
Так и вёл мнимый Вильгельм Фишер свою жизнь год за годом, будто писал роман со страницами чужой биографии. Часто оставляя жену и сына в провинции, в фамильном замке баронов фон Штауффенбергов, он уезжал по юридическим якобы делам в Кеную. Здесь, в столице Мерундии, он арендовал для себя личный особняк, где свил себе уютное гнёздышко. Там он устраивал приёмы, приглашал музыкантов — и всё это с одной только целью — собирать ценные сведения между ариями и бокалами портвейна.

Нередко шпион и сам ходил в гости в богатые столичные дома, к нужным для себя людям – мужчинам с высоким положением в обществе, а также дамам. Его инструментами являлись не револьвер и кинжал, а искусство наблюдать, слушать, переписывать, и исчезать до рассвета, оставив на письменном столе лишь записку с благодарностью за прекрасный вечер. Но, как это часто бывает в шпионской жизни, неожиданно всему пришёл конец. Суперагент провалился из-за какой-то нелепой случайности. А в истории провинциального городка Мюседа, где он проводил в фамильном замке весьма много своего времени, а также жили его жена и сын, он так и остался человеком, о котором позже говорили шёпотом: «А вы знали, что тот адвокат из Лондона оказался вовсе не адвокат?..»

- А как вы думаете, господин Финшеньер, моего зятя теперь осудят и повесят за шпионаж? – вопросил полицмейстера Адольф фон Штауффенберг с жестокостью в голосе, имея ввиду своего коварного родственника, конечно же, которого ненавидел теперь всеми фибрами души.

- Не всё так просто, драгоценный наш барон, - вынужден был разочаровать собеседника, пышущего праведным мщением, полицмейстер, выговаривая слова как-то неуверенно и вяло. – По сути, против вашего зятя у нас нет особых доказательств, каких-то весомых улик, которые смогли бы разоблачить в нём шпиона.

- Как???! – с негодованием воскликнул Адольф, как будто бы окончательно очнувшись от своих кошмарных грёз, - Я считал этот вопрос уже решённым. Ведь вы же арестовали уже негодяя? А также доказано то, что адвоката-англичанина Вильгельма Фишера не существует в природе – это шпионская маска, а значит – под маской шпион. И в Лондоне про него, оказывается, никто не знает. А те люди, которым я доверял и которые мне его некогда представили, как большого специалиста в ведении судебных дел, оказались сотрудниками берменгевской разведки. Также и утечка важной государственной информации, проходящая через этого подлого шпиона, уже доказана. Меня даже ведь уже уволили за это со всех должностей! И что, вы хотите сказать, что всё это было напрасно?

- Несомненно, мы арестовали вашего зятя, - продолжал полицмейстер всё тем же вялым и нудным тоном, поскольку эмоциональность барона уже начала действовать ему на нервы. - И как его было не арестовать? Однако сделали мы это под надуманным предлогом, а вовсе не за шпионаж. По сути, всё, что мы смогли предъявить ему, так это мелкое хулиганство.

- Какое ещё хулиганство?!!! О чём вы?!!! – гневно вскричал барон, - Что вы мне голову здесь морочите!!!

- Да успокойтесь вы, господин барон. Что вы расшумелись-то? Ещё не вникли же просто совсем в суть ситуации. Я же пытался рассказать вам, как было дело. Вы же меня совсем не слушали и перебивали постоянно.

- Ну, так расскажите мне, наконец, теперь я вас слушаю, - попытался взять себя в руки и успокоиться неистовый Адольф, желая всё-таки выслушать своего облечённого властью закона собеседника, поскольку понял, что в этом наблюдалась острая необходимость.

- Так слушайте. Всё случилось две недели назад, в ночь после именин вашего малолетнего племянника – Карла-Теодора фон Штауффенберга.

- Тео? – удивился незадачливый дядя, - Он-то тут причём?

- Да как причём? Ведь так получилось, что именно ваш племянник и разоблачил шпиона – не нарочно, а случайно, конечно.

- Тео разоблачил своего приёмного отца? – с ещё большим удивлением вопросил Адольф.

- Так вы продолжаете считать, что ваш зять – всё-таки приёмный, а не родной, отец Карлу-Теодору? Мы все так думали раньше, но в свете последних обстоятельств….

- Вот я даже теперь и не знаю, - призадумался барон. – Ведь дело было так, по нашим понятиям. Моя сестра Клара в своё время прижила ребёнка от тайного своего мужа-негодяя… Прости меня, Господи, что я так говорю…

- Не знаю, как Господь, но мы вас прощаем, - заметил полицмейстер, весьма сочувствующий брату распутной девицы.
 
- Так вот, у моей сестры остался после её любовных приключений полузаконный сын Теодор. И чтобы его узаконить и покончить с сомнительным прошлым Клары, про которую в обществе уже ходили душещипательные сплетни, я и поспешил согласиться на брак моей сестры с Вильгельмом Фишером, чтобы узаконить ребёнка. И этот англичанин стал приёмным якобы отцом мальчика. А мальчика мы зарегистрировали под именем Карла-Теодора фон Штауффенберга, поскольку новый муж Клары взял фамилию своей жены, чтобы брак их пристойней выглядел в свете, ведь фамилия «Фишер» какая-то не очень аристократическая…  Только вот теперь я даже не знаю: кто настоящий отец моего племянника? Быть может сам предательский шпион? А Тео, получается, сын берменгевского шпиона? Какой комар! Впрочем, мы и раньше так считали, но только полагали, что шпионом является не то лицо, а другое… Тфу!

Короче, взволнованный барон, похоже, совсем запутался. И чтобы помочь ему выйти из неудобного положения, на помощь ему пришёл полицмейстер.

- Так вы готовы слушать меня, наконец, господин Адольф? – торжественно вопросил он.
 
- Да, расскажите мне, милейший, во всех подробностях, как это случилось – то есть как разоблачили моего зятя.

- Ну, слушайте. Произошло всё это, как я уже упоминал, две недели назад. И началось в ночь сразу после именин вашего племянника Карла-Теодора фон Штауффенберга, семилетие которого отмечалось в парковой зоне, на территории вашего фамильного особняка… 

Продолжение здесь http://proza.ru/2025/07/27/1617