Ф. Ницше и Ворон

    «Нигилизм уже при дверях: откуда пожаловал к нам этот самый зловещий из всех гостей?».
    С этой фразы начинается первая книга последнего, незаконченного  труда Ф.Ницше «Воля к власти», в которой философ исследует сущность, проявления («симптомы») и истоки «европейского нигилизма». 
     Нигилизм, понятый как обесценивание жизни и как духовное основание существования и исторического развития Европы,  принадлежит к числу главных философских открытий Ницше.    
     Нигилизм – это болезнь Европы, её рок. Центральным событием в  истории европейского нигилизма является «смерть Бога». После утраты веры в сверхчувственное европейский человек уже не может задержаться ни на какой ценности. Чем бы он ни пытался заполнить опустевшую  область сверхчувственного  - идеей  прогресса, гуманизма и т.п, он втянут в процесс нигилистического отрицания духовных основ своего бытия как в воронку, как в чёрную дыру.   
     Когда нигилистическая пустота захватывает одну область жизни за другой, европейскому человеку остаётся только одно - двигаться по пути нигилизма осознанно,  с открытыми глазами, до самого конца, до той точки, где перед ним откроется Великое Ничто, и он останется один на один перед «лицом» пустоты. И в этот момент он должен быть достаточно сильным, мужественным, чтобы не отвернуть взгляда, т.е. не пытаться обмануть себя, но в полной мере осознать свою человеческую ситуацию.
     А суть её - в том, что у жизни нет и никогда не было цели и смысла помимо себя самой. Не существует никакого «мира иного», чтобы под ним не понималось – боги, Бог, мораль и  т.п., никаких заданных извне ценностей.   
     «Мир иной» (трансцендентный, внеположный жизни) со всеми исходящими из него ценностями на самом деле создан человеком. На протяжении всей своей истории европейский человек занимался тем, что  «творил ценности». Но как?
      Он творил их из себя, каков он есть, посредством раздваивания-удваивания самого себя.  А это значит, что человек не привносил ценности в жизнь.  Нет, он, наоборот, отнимал у жизни принадлежащее ей, присваивая отнятому статус трансцендентных высших ценностей. Так человек из самого себя, каков он есть (как вид), делал для себя же цель, идеал, замыкая на себе рост жизни, превращая себя в тупик для жизни, в причину деградации жизни.
      Эти ценности были ложными, «человеческими, слишком человеческими», и  их обесценивание, отрицание было неизбежным. Потому что задача человека – творить ценности не из себя, а «сверх себя», не обесценивать жизнь, а самому придавать ей ценности и тем самым становиться источником для дальнейшего роста жизни: с появлением человека жизнь растёт только через человека. 
    Но понимание своей истинной задачи может прийти только тогда, когда человек полностью отдаст себе отчёт в том, что нет  никаких заданных ценностей (смыслов, целей). Он должен сам творить их перед фактом существования Великого Ничто. Творить из ничего.      
       Превратить бессознательный нигилизм в сознательный значило бы, по Ницше, усилием воли превратить болезнь в здоровье,  европейский рок – в судьбу, которою можно и должно полюбить (fmor fati).  Только так можно избежать  духовной гибели  европейского человека, а , может быть, и физической - под давлением «восставших рас».
       Вот  в общих чертах то представление о нигилизме, которое развивал Ницше. За более полным и глубоким анализом лучше всего обратиться к книге Мартина Хайдеггера «Ницше и пустота».
      Можно не соглашаться с Ницше в утвердительной части его философии, с выводами, которые он делает из своего анализа европейского нигилизма. Однако что касается самого этого анализа, сомневаться в его значимости и актуальности не приходится.               
     И всё же вопрос, которым я задаюсь, лежит несколько в иной плоскости. Это вопрос,  «откуда пожаловал» нигилизм как «самый зловещий из гостей» (в других переводах «ужасный», «неприятнейший» - Е.К.) в философское творчество самого Ницше.
    Мой ответ достаточно неожиданный – из поэзии Эдгара По, из его знаменитейшего стихотворения «Ворон» (см.дневник).

                .......
               
    Но разве не у И.С.Тургенева Ницше позаимствовал «нигилизм»? Термин, да - у Тургенева.
     При обдумывании Ницше события «смерти Бога» не обошлось, конечно, и без Ф.М.Достоевского: откуда, как не из «Преступления и наказания»,  взялась у философа о том, что человек. убивший Бога («убийство» - одна из версий «смерти Бога» у Ницше), должен встать вровень со своимо? У Достоевского Раскольников испугался содеянного, его замучила совесть, и он покаялся за своё преступление.  Ницше же совершенно по-своему переиначивает поступок «бледного преступника» (упомянутого в «Заратустре»). Убийство Бога – ужасное преступление, но преступление неизбежное и даже спасительное.   Благодаря «смерти Бога» открывается истина Великого Ничто, которую до того заслонял «Бог», бывший сам порождением европейского нигилизма.
    Однако осознание сути нигилизма как явления всемирно-исторического значения, ощущение его атмосферы как атмосферы неизбежности могло прийти к Ницше благодаря стихотворению Эдгара По. Во всяком случае, это стихотворение заслуживает того, чтобы быть введённым в круг источников ницшевской философии.
    Знаком ли был Ницше с творчеством американского поэта и писателя?      
    Художественная литература давала Ницше больше материала для размышлений, чем собственно философские произведения, поэтому он, имея и без того широчайший культурный горизонт, отслеживал все новинки в этой области. Так что имя Эдгара По, пользовавшегося к тому времени широкой известностью во всем мире, никак не могло ускользнуть от его внимания.
    Сомневаться в факте знакомства Ницше с творчеством По не приходится, даже если бы этому не было никаких  свидетельств. Но они есть. Достоверно известно, что осенью 1879 года По был в числе тех авторов, которых читал Ницше. Точнее, ему читала вслух мать, поскольку у философа возникли большие проблемы со зрением, и самостоятельно читать он не мог*. В письме Францу Овербеку от 14 ноября 1879 он сообщает: «Моя мама читала мне Гоголя, Лермонтова, Брет Гарта, Марка Твена, Эдгара По».
    И, конечно, трудно представить, что среди прочитанного не было «Ворона». Ведь "философ подозрения" и сам был поэтом. А «Ворон» - одно из  самых известных стихотворений в мировой литературе, переведённое на множество языков. Только на русском языке существуют десятки переводов, и их число продолжает неуклонно расти.
     В России среди переводчиков  «Ворона» были К.Бальмонт, Дм.Мережковский, В.Брюсов.* Последний буквально бился над переводом, пытаясь максимально приблизиться к оригиналу, уловить тончайшие нюансы смыслов - даже если ради этого пришлось жертвовать поэтичностью.
     Созданный в русле романтического направления «Ворон»  благодаря своей особенной поэтической стилистике действует гипнотически. Использованные автором  метафоры и шифры создают впечатление «тайнописи», скрывающей истинные смыслы, а зловещая, можно сказать, готическая атмосфера, оставляет неизгладимое впечатление. Как заметил Брюсов, «в содержании поэмы нет ничего, что не могло бы быть объяснено самыми естественными причинами, и вместе с тем поэма оставляет впечатление жуткое и мучительное».  Она  воспринимается как поэма мистическая, наполненная трансцендентным, потусторонним содержанием.
      Мне уже доводилось указывать на особенности Ницше как читателя – на его необыкновенную гениальную восприимчивость-впечатлительность и на его столь же необыкновенную гениальную способность встраивать впечатления, полученные от чтения других авторов, в ход собственных размышлений,  трактуя их в своём, совершенно оригинальном духе** . Вот и «Ворона» философ мог прочитать так, как это было свойственно только ему.
     Несмотря на то, что Ницше  заявлял о своём категорическом неприятии романтизма и всего трансцендентно-мистического, поэтическая тайнопись, использование подтекстов, намёков и т.п. ему были очень близки - они  характерны и для  его собственного творчества.  Да и атмосфера мистики неосознанно или, напротив, осознанно проникла в то, что он считал едва ли не самым главным в своей философии, - в учение о Вечном Возвращении, как оно изложено в  философской поэме «Так говорил Заратустра».
    Кстати, о «Заратустре». Свидетельство о чтении Ницше Эдгара По относится как раз к тому времени в его жизни, когда он интенсивно обдумывал  мысли, который составят содержание «Заратустры», то есть те самые мысли, которые ознаменовали новый этап в развитии его философского творчества и к которым принадлежит трактовка истории европейского человечества как истории нигилизма.         
   
                .......

    «Пройдёмся» по сюжету поэмы Эдгара По «Ворон».
    Лирический герой потерял возлюбленную Ленору и убит горем. Он надеется найти то ли забвение, то ли утешение в книжной мудрости. И вот однажды мрачной декабрьской ночью, когда он сидел за каким-то скучным фолиантом в тщетной надежде обрести желаемый душевный покой, кто-то постучал к нему в дверь. Какой-то неожиданный поздний гость пришёл к его порогу.
    Героя охватил непонятный страх. Но когда он выглянул за дверь, там никого не было - за порогом царила кромешная тьма и безмолвие. Только раздался зов «Ленора», которому ответило эхо, - скорее всего, это сам герой бессознательно выкрикнул во тьму имя любимой. Тут снова раздался стук. Герой подумал, что это ветер стучит в оконную раму. Но когда он распахнул окно, в комнату через окно важно вошёл ворон. Затем птица взлетела и села на бюст Афины Паллады, стоявший в комнате.
    Напыщенный вид ворона вызвал у лирического героя невольную улыбку. Думая, что он имеет дело просто с птицей, он затевает с ней шутливый разговор, в котором спрашивает, как её зовут. В ответ ворон настолько отчётливо прокаркал «Никогда больше» (Nevermore), что героя начинает охватывать смутная тревога.
    Сначала он успокаивает себе мыслью, что ворон посидит-посидит да и улетит, но ворон тут же развеивает это соображение, снова прокаркав «Nevermore». Герой судорожно ищет рациональное объяснение происходящему – уж как-то очень «впопад» звучит это воронье карканье: наверное, птица жила у какого-то  мрачного человека, которого постиг жестокий рок, и тот часто произносил вслух «больше никогда», вот птица и набралась от него.
    Однако поскольку горестные воспоминания о Леноре не покидали сознания героя, ему вдруг приходит в голову, что ворон с его «никогда больше» - это знак свыше,  посланный для того, чтобы он мог, наконец, позабыть о своей потере. Но не тут-то было – он вновь услышал воронье «Nevermore»: ни забвенья, ни какого "галаадского бальзама,"*** избавляющего душу от боли, нет.   
    Тогда герой спрашивает ворона, встретит ли он Ленору в раю, после смерти. Ответ всё тот же «Nevermore». Герой пытается выгнать птицу, обзывая её лживой.  Он хотел бы вернуться в своё прежнее состояние - путь и удручённое, но с надеждой на забвение или утешение. Всё тщетно – ворон не улетает.
   И вот с тех пор ворон так и сидит на бюсте Афины.  От него падает тень на ковер. И душе героя, как будто прибитой этой тенью, теперь никогда больше не подняться из-под неё.  «Nevermore» раскрыло свой смысл как «Оставь всякую надежду!»   
      
                .......

     Скульптурный бюст Афины Паллады, древнегреческой богини мудрости и  знаний, находящийся в комнате героя, - Один из самых значимых символов в поэме По. Как деталь внешней обстановки он указывает на умонастроение героя, на определённый тип его мышления, который соответствует эпохе, времени, в которое он жил.
     Этот тип мышления - рационалистический, порождённый успехами научного познания. Но и христианская вера с её представлением о загробном мире ещё теплится в душе героя.      
     Его попытка найти рациональное объяснение происходящему и его надежда на возможность встретиться с любимой после смерти принадлежат к одному роду явлений сознания: рациональный, научно-познавательный тип мышления (европейский, западный вообще) сформировался и долгое время развивался на основе платонически-аристотелевски-христианской традиции.
     Символика Афины как раз и соответствует этому типу мышления. Ведь эта богиня покровительствовала рассудительности и порядку, а, значит, символизировала разум, понятый как упорядочивающая сила, как сила, противостоящая хаосу.   
     Но если поначалу рационалистический тип мышления не вступал в противоречие с христианством (и платонизмом), то по мере его развития рационалистическая критика всё больше и больше «разъедала» веру. Вот и душевный кризис героя – прежде всего, кризис христианской веры.
     В поисках выхода из своей ситуации он уже не удовлетворяется одной традиционной верой. Ночью он корпит над «необычной и любопытной» старинной книгой  из области забытых преданий (forgotten lore). Зачем? Что он искал в ней?  Аргументы для подтверждения веры в загробный мир? Или им двигало просто желание уйти от реальности, увлёкшись интересным предметом?   
    Как бы там ни было, кризис христианской веры оказывается одновременно и кризисом рационализма. Во всяком случае, традиционного научного познания. Ведь герой обращается к дохристианским, дорационалистическим представлениям. Которые в конечном итоге одерживают верх в его сознании и над рациональным отношением к реальности, и над христианской верой.
     Как человек своего времени он вроде бы уже не верит в древние мифы и предания, хотя они и увлекают его как нечто  «необычное и любопытное».  Вступая в общение с птицей, он говорит о ночном царстве Плутона, откуда она, согласно преданиям, могла явиться, несерьёзно, иронизируя над важным видом ворона. Но чем дальше, тем больше в его сознании проявляется то, что принято называть мистикой или суевериями. Он усматривает в залетевшей к нему птице знак, что он сможет, наконец, забыть Ленору. А потом уже на полном серьёзе относится к мысли, что ворон может быть действительно посланником царства Плутона, Дьявола, «адским духом» и т.п.
    История, случившаяся с героем Эдгара По, - это история последовательного отказа от разума в том смысле, в котором он символизируется Афиной. Черный ворон, взлетевший на белый бюст Афины, чтобы остаться на нём навсегда, - образ победы тёмной дорациональной и явно разрушительной силы над несостоятельностью разума.   
    Появление чёрной птицы в комнате героя развертывается как именно роковая история, как неумолимо разрушительное действие рока в сознании героя.
    В конечном итоге он остаётся один на один со своей душевной болью, лишённый всякой надежды на избавление от неё. Он окончательно, необратимо подавлен ужасом неизбывной боли - буквально придавлен то ли действительно черной тенью, падающей от мистической птицы, то ли душевной болезнью, «черной меланхолией», при которой и обычная птица может показаться чем-то зловещим и ужасным.   
               
                Продолжение следует.
               

* Наиболее точным считается перевод Зенкевича. Но поэтически мне (и не только мне) больше всего нравится перевод В.Е.Жаботинского (см.дневник)
**Елена Котелевская. Ницше как читатель. http://proza.ru/2023/01/07/1084 88
***Скрытая цитата из Ветьхого Завета: "Разве нет бальзама в Галааде? разве нет там врача? Отчего же нет исцеления дщери народа моего?"
(Иеремия 8:22.)
Галаадский бальзам применялся в древнем Израиле для исцеления ран. Галаад - область в Израиле, где произрастало растение из которого делали этот бальзам. У Эдгара По в смысле "елей для души".