Ф. Ницше и Ворон

                Ч.1 Нигилизм

    «Нигилизм уже при дверях: откуда пожаловал к нам этот самый зловещий из всех гостей?».
    С этой фразы начинается первая книга последнего, незаконченного  труда Ф.Ницше «Воля к власти», в которой философ исследует сущность, проявления («симптомы») и истоки «европейского нигилизма». 
     Нигилизм, понятый как обесценивание жизни и как духовное основание существования и исторического развития Европы,  принадлежит к числу главных философских открытий Ницше.    
     Нигилизм – это болезнь Европы, её рок. Центральным событием в  истории европейского нигилизма является «смерть Бога». После утраты веры в сверхчувственное европейский человек уже не может задержаться ни на какой ценности. Чем бы он ни пытался заполнить опустевшую  область сверхчувственного  - идеей  прогресса, гуманизма и т.п, он втянут в процесс нигилистического отрицания духовных основ своего бытия как в воронку, как в чёрную дыру.   
     Когда нигилистическая пустота захватывает одну область жизни за другой, европейскому человеку остаётся только одно - двигаться по пути нигилизма осознанно,  с открытыми глазами, до самого конца, до той точки, где перед ним откроется Великое Ничто, и он останется один на один перед «лицом» пустоты. И в этот момент он должен быть достаточно сильным, мужественным, чтобы не отвернуть взгляда, т.е. не пытаться обмануть себя, но в полной мере осознать свою человеческую ситуацию.
     А суть её - в том, что у жизни нет и никогда не было цели и смысла помимо себя самой. Не существует никакого «мира иного», чтобы под ним не понималось – боги, Бог, мораль и  т.п., никаких заданных извне ценностей.   
     «Мир иной» (трансцендентный, внеположный жизни) со всеми исходящими из него ценностями на самом деле создан человеком. На протяжении всей своей истории европейский человек занимался тем, что  «творил ценности». Но как?
      Он творил их из себя, каков он есть, посредством раздваивания-удваивания самого себя.  А это значит, что человек не привносил ценности в жизнь.  Нет, он, наоборот, отнимал у жизни принадлежащее ей, присваивая отнятому статус трансцендентных высших ценностей. Так человек из самого себя, каков он есть (как вид), делал для себя же цель, идеал, замыкая на себе рост жизни, превращая себя в тупик для жизни, в причину деградации жизни.
      Эти ценности были ложными, «человеческими, слишком человеческими», и  их обесценивание, отрицание было неизбежным. Потому что задача человека – творить ценности не из себя, а «сверх себя», не обесценивать жизнь, а самому придавать ей ценности и тем самым становиться источником для дальнейшего роста жизни: с появлением человека жизнь растёт только через человека. 
    Но понимание своей истинной задачи может прийти только тогда, когда человек полностью отдаст себе отчёт в том, что нет  никаких заданных ценностей (смыслов, целей). Он должен сам творить их перед фактом существования Великого Ничто. Творить из ничего.      
       Превратить бессознательный нигилизм в сознательный значило бы, по Ницше, усилием воли превратить болезнь в здоровье,  европейский рок – в судьбу, которою можно и должно полюбить (fmor fati).  Только так можно избежать  духовной гибели  европейского человека, а , может быть, и физической - под давлением «восставших рас».
       Вот  в общих чертах то представление о нигилизме, которое развивал Ницше. За более полным и глубоким анализом лучше всего обратиться к книге Мартина Хайдеггера «Ницше и пустота».
      Можно не соглашаться с Ницше в утвердительной части его философии, с выводами, которые он делает из своего анализа европейского нигилизма. Однако что касается самого этого анализа, сомневаться в его значимости и актуальности не приходится.               
     И всё же вопрос, которым я задаюсь, лежит несколько в иной плоскости. Это вопрос,  «откуда пожаловал» нигилизм как «самый зловещий из гостей» (в других переводах «ужасный», «неприятнейший» - Е.К.) в философское творчество самого Ницше.
    Мой ответ достаточно неожиданный – из поэзии Эдгара По, из его знаменитейшего стихотворения «Ворон» (см.дневник).

                .......
               
    Но разве не у И.С.Тургенева Ницше позаимствовал «нигилизм»? Термин, да - у Тургенева.
     При обдумывании Ницше события «смерти Бога» не обошлось, конечно, и без Ф.М.Достоевского: откуда, как не из «Преступления и наказания»,  взялась у философа о том, что человек. убивший Бога («убийство» - одна из версий «смерти Бога» у Ницше), должен встать вровень со своимо? У Достоевского Раскольников испугался содеянного, его замучила совесть, и он покаялся за своё преступление.  Ницше же совершенно по-своему переиначивает поступок «бледного преступника» (упомянутого в «Заратустре»). Убийство Бога – ужасное преступление, но преступление неизбежное и даже спасительное.   Благодаря «смерти Бога» открывается истина Великого Ничто, которую до того заслонял «Бог», бывший сам порождением европейского нигилизма.
    Однако осознание сути нигилизма как явления всемирно-исторического значения, ощущение его атмосферы как атмосферы неизбежности могло прийти к Ницше благодаря стихотворению Эдгара По. Во всяком случае, это стихотворение заслуживает того, чтобы быть введённым в круг источников ницшевской философии.
    Знаком ли был Ницше с творчеством американского поэта и писателя?      
    Художественная литература давала Ницше больше материала для размышлений, чем собственно философские произведения, поэтому он, имея и без того широчайший культурный горизонт, отслеживал все новинки в этой области. Так что имя Эдгара По, пользовавшегося к тому времени широкой известностью во всем мире, никак не могло ускользнуть от его внимания.
    Сомневаться в факте знакомства Ницше с творчеством По не приходится, даже если бы этому не было никаких  свидетельств. Но они есть. Достоверно известно, что осенью 1879 года По был в числе тех авторов, которых читал Ницше. Точнее, ему читала вслух мать, поскольку у философа возникли большие проблемы со зрением, и самостоятельно читать он не мог*. В письме Францу Овербеку от 14 ноября 1879 он сообщает: «Моя мама читала мне Гоголя, Лермонтова, Брет Гарта, Марка Твена, Эдгара По».
    И, конечно, трудно представить, что среди прочитанного не было «Ворона». Ведь "философ подозрения" и сам был поэтом. А «Ворон» - одно из  самых известных стихотворений в мировой литературе, переведённое на множество языков. Только на русском языке существуют десятки переводов, и их число продолжает неуклонно расти.
     В России среди переводчиков  «Ворона» были К.Бальмонт, Дм.Мережковский, В.Брюсов. (1) Последний буквально бился над переводом, пытаясь максимально приблизиться к оригиналу, уловить тончайшие нюансы смыслов - даже если ради этого пришлось жертвовать поэтичностью.
     Созданный в русле романтического направления «Ворон»  благодаря своей особенной поэтической стилистике действует гипнотически. Использованные автором  метафоры и шифры создают впечатление «тайнописи», скрывающей истинные смыслы, а зловещая, можно сказать, готическая атмосфера, оставляет неизгладимое впечатление. Как заметил Брюсов, «в содержании поэмы нет ничего, что не могло бы быть объяснено самыми естественными причинами, и вместе с тем поэма оставляет впечатление жуткое и мучительное».  Она  воспринимается как поэма мистическая, наполненная трансцендентным, потусторонним содержанием.
      Мне уже доводилось указывать на особенности Ницше как читателя – на его необыкновенную гениальную восприимчивость-впечатлительность и на его столь же необыкновенную гениальную способность встраивать впечатления, полученные от чтения других авторов, в ход собственных размышлений,  трактуя их в своём, совершенно оригинальном духе (2). Вот и «Ворона» философ мог прочитать так, как это было свойственно только ему.
     Несмотря на то, что Ницше  заявлял о своём категорическом неприятии романтизма и всего трансцендентно-мистического, поэтическая тайнопись, использование подтекстов, намёков и т.п. ему были очень близки - они  характерны и для  его собственного творчества.  Да и атмосфера мистики неосознанно или, напротив, осознанно проникла в то, что он считал едва ли не самым главным в своей философии, - в учение о Вечном Возвращении, как оно изложено в  философской поэме «Так говорил Заратустра».
    Кстати, о «Заратустре». Свидетельство о чтении Ницше Эдгара По относится как раз к тому времени в его жизни, когда он интенсивно обдумывал  мысли, который составят содержание «Заратустры», то есть те самые мысли, которые ознаменовали новый этап в развитии его философского творчества и к которым принадлежит трактовка истории европейского человечества как истории нигилизма.         
   
                .......

    «Пройдёмся» по сюжету поэмы Эдгара По «Ворон».
    Лирический герой потерял возлюбленную Ленору и убит горем. Он надеется найти то ли забвение, то ли утешение в книжной мудрости. И вот однажды мрачной декабрьской ночью, когда он сидел за каким-то скучным фолиантом в тщетной надежде обрести желаемый душевный покой, кто-то постучал к нему в дверь. Какой-то неожиданный поздний гость пришёл к его порогу.
    Героя охватил непонятный страх. Но когда он выглянул за дверь, там никого не было - за порогом царила кромешная тьма и безмолвие. Только раздался зов «Ленора», которому ответило эхо, - скорее всего, это сам герой бессознательно выкрикнул во тьму имя любимой. Тут снова раздался стук. Герой подумал, что это ветер стучит в оконную раму. Но когда он распахнул окно, в комнату через окно важно вошёл ворон. Затем птица взлетела и села на бюст Афины Паллады, стоявший в комнате.
    Напыщенный вид ворона вызвал у лирического героя невольную улыбку. Думая, что он имеет дело просто с птицей, он затевает с ней шутливый разговор, в котором спрашивает, как её зовут. В ответ ворон настолько отчётливо прокаркал «Никогда больше» (Nevermore), что героя начинает охватывать смутная тревога.
    Сначала он успокаивает себе мыслью, что ворон посидит-посидит да и улетит, но ворон тут же развеивает это соображение, снова прокаркав «Nevermore». Герой судорожно ищет рациональное объяснение происходящему – уж как-то очень «впопад» звучит это воронье карканье: наверное, птица жила у какого-то  мрачного человека, которого постиг жестокий рок, и тот часто произносил вслух «больше никогда», вот птица и набралась от него.
    Однако поскольку горестные воспоминания о Леноре не покидали сознания героя, ему вдруг приходит в голову, что ворон с его «никогда больше» - это знак свыше,  посланный для того, чтобы он мог, наконец, позабыть о своей потере. Но не тут-то было – он вновь услышал воронье «Nevermore»: ни забвенья, ни какого "галаадского бальзама", (3) избавляющего душу от боли, нет.   
    Тогда герой спрашивает ворона, встретит ли он Ленору в раю, после смерти. Ответ всё тот же «Nevermore». Герой пытается выгнать птицу, обзывая её лживой.  Он хотел бы вернуться в своё прежнее состояние - путь и удручённое, но с надеждой на забвение или утешение. Всё тщетно – ворон не улетает.
   И вот с тех пор ворон так и сидит на бюсте Афины.  От него падает тень на ковер. И душе героя, как будто прибитой этой тенью, теперь никогда больше не подняться из-под неё.  «Nevermore» раскрыло свой смысл как «Оставь всякую надежду!»   
      
                .......

     Скульптурный бюст Афины Паллады, древнегреческой богини мудрости и  знаний, находящийся в комнате героя, - Один из самых значимых символов в поэме По. Как деталь внешней обстановки он указывает на умонастроение героя, на определённый тип его мышления, который соответствует эпохе, времени, в которое он жил.
     Этот тип мышления - рационалистический, порождённый успехами научного познания. Но и христианская вера с её представлением о загробном мире ещё теплится в душе героя.      
     Его попытка найти рациональное объяснение происходящему и его надежда на возможность встретиться с любимой после смерти принадлежат к одному роду явлений сознания: рациональный, научно-познавательный тип мышления (европейский, западный вообще) сформировался и долгое время развивался на основе платонически-аристотелевски-христианской традиции.
     Символика Афины как раз и соответствует этому типу мышления. Ведь эта богиня покровительствовала рассудительности и порядку, а, значит, символизировала разум, понятый как упорядочивающая сила, как сила, противостоящая хаосу.   
     Но если поначалу рационалистический тип мышления не вступал в противоречие с христианством (и платонизмом), то по мере его развития рационалистическая критика всё больше и больше «разъедала» веру. Вот и душевный кризис героя – прежде всего, кризис христианской веры.
     В поисках выхода из своей ситуации он уже не удовлетворяется одной традиционной верой. Ночью он корпит над «необычной и любопытной» старинной книгой  из области забытых преданий (forgotten lore). Зачем? Что он искал в ней?  Аргументы для подтверждения веры в загробный мир? Или им двигало просто желание уйти от реальности, увлёкшись интересным предметом?   
    Как бы там ни было, кризис христианской веры оказывается одновременно и кризисом рационализма. Во всяком случае, традиционного научного познания. Ведь герой обращается к дохристианским, дорационалистическим представлениям. Которые в конечном итоге одерживают верх в его сознании и над рациональным отношением к реальности, и над христианской верой.
     Как человек своего времени он вроде бы уже не верит в древние мифы и предания, хотя они и увлекают его как нечто  «необычное и любопытное».  Вступая в общение с птицей, он говорит о ночном царстве Плутона, откуда она, согласно преданиям, могла явиться, несерьёзно, иронизируя над важным видом ворона. Но чем дальше, тем больше в его сознании проявляется то, что принято называть мистикой или суевериями. Он усматривает в залетевшей к нему птице знак, что он сможет, наконец, забыть Ленору. А потом уже на полном серьёзе относится к мысли, что ворон может быть действительно посланником царства Плутона, Дьявола, «адским духом» и т.п.
    История, случившаяся с героем Эдгара По, - это история последовательного отказа от разума в том смысле, в котором он символизируется Афиной. Черный ворон, взлетевший на белый бюст Афины, чтобы остаться на нём навсегда, - образ победы тёмной дорациональной и явно разрушительной силы над несостоятельностью разума.   
    Появление чёрной птицы в комнате героя развертывается как именно роковая история, как неумолимо разрушительное действие рока в сознании героя.
    В конечном итоге он остаётся один на один со своей душевной болью, лишённый всякой надежды на избавление от неё. Он окончательно, необратимо подавлен ужасом неизбывной боли - буквально придавлен то ли действительно черной тенью, падающей от мистической птицы, то ли душевной болезнью, «черной меланхолией», при которой и обычная птица может показаться чем-то зловещим и ужасным.   
      
                .......         

      Я уже приводила здесь высказывание Брюсова, что в поэме Эдгра По нет ничего, чему нельзя было найти объяснения с точки зрения рациональности, но тем не менее она оставляет «жуткое и мучительное впечатление».
     И действительно. Поэма можем быть воспринята как мистическая.  Поэт силой своего художественного гения создал гнетущую атмосферу тёмной мистики, соответствующую древним преданиям. Тогда появление древнего вещего ворона можно трактовать как событие, которое герой вызвал  сам: чтение старинной книги, сопровождающееся глубоким раздумьем,подействовало как заклятие.      
     Однако с таким же правом поэма может быть истолкована без какого-либо привлечения мистики. Мы можем прочитывать её смыслы, не покидая почвы естественной реальности – как развитие душевной болезни героя. Его нервы и без того были расстроены потерей любимой. Его впечатлительность, восприимчивость к тёмным сторонам жизни, связанным неизбежностью, со смертью, возросла до предела. А тут ещё и книга, которую к тому же он читает глубокой ночью, в самое тёмное время года, в декабре.  Вот и начала свою работу болезненная фантазия.   
     Ну а что же Ницше? Попробуем реконстрировать его прочтение поэмы «Ворон».
     Ницше без сомнения отверг бы мистическую сторону произведения По – к мистике он был настроен категорически отрицательно. Хотя еcли говорить о его идее  Вечного Возвращения… Но об этом позже –)))
     Что же касается болезни героя, то как раз она привлекла бы его самое пристальное внимание. Ведь Ницше философствовал в терминах болезни и здоровья, которые соответственно имели у него не медицинский, не физиологический, а философский смысл.
     А это означает, в свою очередь, что в душевной болезни героя, вообще в его душевном состоянии, он мог усматривать не столько проявление сугубо личных обстоятельств и факторов, сколько действие фундаментальных структур европейского (вообще западного) сознания или роковой истории европейских ценностей. Собственно, когда я трактовала ситуацию героя поэмы как переживаемый им кризис христианской веры и рационального способа мышления (разума), я уже привнесла в эту свою трактовку представление о том, как мог бы её прочитать Ницше.
    Именно поэма По могла помочь Ницше поставить диагноз болезни, которой болеет европейское (западное) человечество, - нигилизм и вскрыть его, нигилизма, роковую динамику.               
                .......

     Но откуда взялась сама мысль о возможности влияния поэмы Эдгара По «Ворон» на формирование ницшевской конццепции европейского нигилизма? Что  заставило проводить «раскопки» в этом направлении?   Сходство главного образа поэмы По с тем образом нигилизма, к которому прибегает Ницше в своих размышлениях о судьбе европейской цивилизации.
     Это - образ зловещего гостя, приходящего к дверям дома.  Вряд ли такое поразительное сходство, учитывая, с одной стороны, смысл поэмы, а, с другой, особенности Ницше как читателя, является простым совпадением.
    Конечно, у Ницше дом – это Европа с её ценностями, со всем основанным на этих ценностях европейским образом жизни.      
    Ворон в комнате лирического героя появляется вовсе неслучайно. Его ночной визит подготовлен душевным состоянием ЛГ, его личностной историей. Семена отрицания была посеяны в его душе и давали свои всходы ещё до того, как в комнату влетела птица.
    Ворон – посланник беспросветной тьмы, пугающей пустоты и безмолвия за  дверями дома.  И если что-то и откликается герою из этой безысходной пустоты, то это – эхо его собственного зова.  Тьма, пустота ничто вовне соответствует внутреннему состоянию ЛГ. Тьма безнадёжности ещё не захватила сознание ЛГ полностью, не развернулась ещё во всём своём охвате. Но с точки зрения  интенциональности, присущей его сознанию направленности, ясно, к чему всё идёт. И зловещий ворон – лишь персонификация пустоты ничто, её отрицающей логики и силы.
    Также неслучайно «при дверях» европейской цивилизации оказывается и нигилизм у Ницше.
    Он  «шёл» сюда издалёка –  «шёл» на протяжении двух тысячелетий, от самого своего исторического начала у рационалиста (и декадента) Сократа. Чтобы предстать, наконец, «в своей полной красе» - таким, каким он есть на самом деле, а именно «волей к ничто». Без скрывающей его истинную сущность маски разума и добра.
      По Ницше, европейская рационалистическая мораль (добро разумно, а разум добр - (4) нигилистична, так как изначально зиждется на отрицании сущности жизни (имморальной и иррациональной). В основе исторически-неумолимого процесса отрицания ценностей, лишения их всякой силы и лежит это отрицание сущности жизни. Нигилизм не «успокоится» до тех пор, пока не доведёт свою работу до конца, до своего логическjго и исторического предела – полного обессмысливания жизни.
     Поэма «Так говорил Заратустра» начинается с описания образа будущего -  времени «последнего человека». Это время полной духовной деградации человека и, следовательно, жизни, сведённой лишь к физическому комфортному существованию, за чем неизбежно должна последовать и физическая гибель европейская человека. То ли под давлением «восставших рас», то ли в силу собственного окончательного вырождения.
    Исторический путь, который прошёл нигилизм, прежде чем очутиться при «дверях» европейского дома, - это путь постепенного раскрытия воли к ничто в  в качестве основания европейской истории, европейского существования вообще, как подлинной интенции  европейского сознания.
                .......
    Анализируя современность (свою современность), Ницше чётко фиксирует момент, который она занимает в истории нигилизма, или, что, с его точки зрения, то же самое, разворачивания европейского рока.
    Повторюсь – в поэме По стук в дверь своего дома ЛГ слышит во время душевного кризиса, в момент внутреннего смятения и охватившего его сомнения. Христианская вера в нём поколеблена настолько, что он фактически отворачивается от Бога. Иначе он бы читал Библию, соответствующую духовную литературу, молился. Но он обращается в поисках ответов на мучившие его вопросы к каким-то дохристианским языческим представлениям или даже к оккультизму, вобравшему в себя эти представления.
    Ворон - очень нагруженный древний символ.  Он – носитель тайных знаний и мудрости. (Так, у скандинавского верховного бога Одина было два верных спутника – два ворона,  Хугин (Мысль) и Мунин (Память), которые ежедневно облетают мир,  собирая для него информацию о происходящем). Он способен видеть прошлое, настоящее и будущее, а потому связан с пророчеством и духовным наставничеством. Он – проводник между мирами (миром живых и миром мёртвых). Он – предвестник кардинальных  перемен в жизни. Наконец, древний чёрный ворон имеет прямое отношение к первоматерии, Тьме, ещё лишённой Света.      
    Эти символические значения ворон отчасти сохраняет и в средневековой христианской традиции. Однако всё же в христианстве ворон в большей мере связывается со злом – с представлениями о силах ада, дьяволе, нечистой силе, ассоциируясь с падалью и разложением.
     У По ЛГ, в конечном итоге - когда он начинает относиться к залетевшей  нему птице на полном серьёзе, воспринимает ворона в соответствии с христианской традицией – как нечистую силу, как явление зла.
     Да, его христианское сознание уже утратило былую цельность, незамутнённость веры в Бога и, следовательно,  в добро и разум,  однако  в силе нигилистическуого отрицания, которую демонстрирует ворон, ЛГ усматривает безусловное зло.
     И то, что ворон усаживается на бюст Афины, возможно, является отсылкой к в ворону, сидящему на Древе познания.
     Так, сидящим на Древе познания, ворона иногда изображали в христианской традиции, и в этом случае он является частью символики грехопадения. У По он – символ падения человека в полную безнадёжность, парализующую его волю, т.е. в совершенный пессимизм. Он одновременно указывает и на победу бессмысленности ничто над человеческим разумом (ориентированным на поиск смысла), и на  разлагающую сущность самого человеческого познания, на ничто, изначально коренящееся  в самом познающем разуме.
     Ворон – пророческая птица. И поэма По – тоже пророческая. Во всяком случае, при сравнительном анализе её содержания с учением о нигилизме Ницше, это становится очевидным.
     Сознание ЛГ проходит путь от угасания света христианской веры до полного и бесповоротного погружения во тьму пессимизма и отчаяния. Тень сомнения превратилась в тень, которая буквально придавливает душу ЛГ.
     Ну, а что означает нигилизм «при дверях» у Ницше, какой именно исторический момент фиксируется в этом образе? Тот же самый, что и у По. Даже человеку далёкому от философии известно громкое заявление Ницше, что «Бог умер» (которое он сделал, конечно, в перекличку с с древнегреческим «Великий Пан умер»).
     Философ излагает различные версии «смерти Бога». Впрочем, убит ли Бог «самым безобразным человеком», или он одряхлел и умер сам от любви к людям, не столь важно. Главное – где-то с середины 19-го века европейский (вообще западный) человек, по Ницше, живёт в ситуации «смерти Бога». И важнейшей частью этой ситуации является то, что нигилизм, «этот самый зловещий из всех гостей», оказывается «при дверях» и, значит, вот-вот начнёт стучаться «в двери» или даже уже стучится.
               
                .......

     И что же мы имеем в итоге? Ницше перелагает поэму По на свой лад, представляя историю, случившуюся с её лирическим героем как историю европейского сознания?      
     Нет, считать, что Ницше мог ограничиться перенесением личностной ситуации героя поэмы на духовную ситуацию времени, было бы большой ошибкой. Это совсем не в его правилах. Вбирая в своё мышление тексты других авторов, он практически всегда (за очень редким исключением) делает это на противопоставлении.
     Ницше вступает в непримиримую полемику с положениями, высказываемыми авторами, в которых он видит выражение  (и одновременно формирование) самосознания эпохи,  отталкиваясь от этих положений, как будто он черпает вдохновение в самом по себе процессе отталкивания, в самом по себе акте мыслительного противостояния - противодействия. На их «нет» он говорит своё «да»,  на их «да» - своё «нет». Идеи и мнения, которые он считает необходимым опровергнуть, он зачастую  даже приписывает тем, кого делает своими оппонентами.
     Стиль мышления и выражения, присущий Нише, агонистичен. От греческого «агон» - состязание, борьба, спор.
     Агонистикой был пронизана вся древнегреческая культура - сфера профессиональной специализации Ницше, который был классическим филологом. Агоном назывался и драматический конфликт между основными персонажами древнегреческой пьесы (трагедии, сатировой драмы и в особенности комедии).
     Ницше – продолжатель традиции агонистических диалогов Сократа и Платона (при всём его демонстративно критическом отношении к этим философам), построенных как состязание и включающих в себя элементы драматизации. И надо признать, что драматический агон в философском творчестве Ницше, в его афоризмах, достигает запредельного совершенства. Почему его тексты имеют не только философскую, но и художественную ценность.
     Однако, в свою очередь, было бы ошибкой считать и то, что Ницше в своём мышлении был движим духом противоречия и отрицания. «Напротив, друзья мои, напротив!»
     Как только он осознал для себя, что все ценности современного европейского сознания являются результатом «бунта рабов в морали». результатом совершённого «рабами» (в духовном смысле) переворота ценностей, суть которого отрицание ценностей жизни, тех, кто любит жизнь («сильных», «аристократов»), он встал на путь борьбы с этими ценностями.   
     Его борьба приобрела тотальной характер: Ницше поставил под сомнение абсолютно всё, чем жил современный ему европейский человек, как происходящее из одного метафизического источника – нигилистического отрицания ценностей жизни.   
     Но вернёмся к «Ворону». Так вот «Ворон» По представляет собой концентрированное выражение мышления-настроения, противостоять которому Ницше считал чуть ли не своей духовной миссией.
     Лирический герой По заканчивает тем, что впадает в полный пессимизм – в полный ступор. Результат общения с вороном, т.е. нигилистического отрицания, - паралич воли. А такой результат Ницше принять никак не мог. Как не мог он принять философского пессимизма А.Шопенгауэра (при всём его уважении к этому философу, к его философской честности)и буддистской проповеди погружения в Ничто.

                .......
    Философскому пессимизму Шопенгауэра Ницше противопоставил философский трагический оптимизм. Это всем (философствующим) хорошо известно.
    Но не из аналогичной ли попытки преодолеть отчаянную безысходность «Ворона» Эдгара По (хотя бы отчасти) возникли учение Ницше о нигилизме как о воле к Великому Ничто и остающееся до сих пор самым непонятным, даже загадочным его учение о Вечном Возвращении?
    ЛГ Э.По поражён параличом воли – таков конечный итог нигилистического отрицания, т.е. отрицания, которому ЛГ уже не может противопоставить никакого утверждения. Ницше же как итог европейского нигилизма провозглашает  предельную (даже запредельную) активность человеческой воли и соответственно предельную-запредельную свободу человека, ничем не ограниченное творчество (5).   
    Ведь подлинно активной воля может быть только перед «лицом» Великого Ничто, т.е. перед фактом отсутствия предустановленных (Богом, Бытием) смыслов и ценностей.
    Только из признания, что жизнь сама по себе, вне человека и без человека, лишена смысла рождается человеческая воля к власти. И заключается она в привнесении человеком, «изобретении» смыслов и ценностей*.
    В логике Ницше это, казалось бы, самочинное человеческой действие на самом деле соответствует сущности воли к власти, которая (воля к власти) есть сущности жизни (6). Перефразируя популярную фразу Вольтера о Боге, мысль Ницше можно пердать так: если (коль) смысла нет, то его следует выдумать.   
    Но утверждение новых ценностей (придание нового направления и нового смысла человеческому существованию, всей истории человечества, на этот раз в соответствии с сущностью жизни и человека) – это то, что происходит, так сказать, на втором шаге. Первым  же шагом является акт утверждения полного отрицания.
    Утверждение отрицания? Это что ещё за парадокс?  А Ницше парадоксов не боялся. Впрочем, это скорее диалектика, когда утверждение рождается из отрицания отрицания. В данном случае - отрицания отрицания сущности жизни (и человека). Как-то так -))).      
    Да, дело европейского нигилизма (разложения ценностей, основанных на отрицании жизни), по Ницше, нужно довести до конца. Сознательно, намеренно. И бесстрашно.
    Если вся предшествующая европейская история (в аспекте мышления-сознания) была историей бессознательного нигилизма, то теперь её нужно превратить в историю сознательного нигилизма.   
    Бессознательный нигилизм может закончиться только апатией. Состоянием, которое описывает По в «Вороне». Со всеми вытекающими последствиями. Чёткое осознание такой возможности и двигало философскими размышлениями Ницше.

                .......
     Чтобы на смену отрицанию жизни пришло её утверждение, дело нигилизма нужно довести до логического предела, пройти путь европейского нигилизма до самого конца.  Но уже с пониманием, полностью отдавая себе отчёт в происходящем, не увиливая в сторону и не пытаясь повернуть вспять из страха перед тем, что ждёт в конце пути.
     А в конце пути обесценивания ценностей, который две тысячи лет придавали смысл существованию европейского (западного) человечества, ждёт пустота, пропасть, бездна. На месте иного мира» предвечных сущностей (Бытия или Бога) простирается Великое Ничто.
     В контексте именно таких размышлений философа следует трактовать его фразу о «всматривающемся в бездну»: «…если долго вглядываться в бездну, бездна тоже вглядывается в тебя» (Которую цитируют к месту и не к месту) (7)
     Смысл её заключается в следующем.  Даже если человеку, прошедшему путь нигилистического отрицания, хватило силы смело взглянуть в «лицо» Великому Ничто, это ещё не гарантирует того, что он станет творцом новых ценностей - ценностей жизни.
     Здесь, на пути сознательного нигилизма, вообще ничто не гарантировано. Есть только шанс, возможность, и только от самого человека (его силы) зависит, сможет ли он им воспользоваться, хватит у него на это воли к власти или нет.      
     Отсутствие смысла может так поразить смельчака, что он сам станет величайшим отрицателем жизни, способным сознательно погубить жизнь и самого себя.   «Вглядывающемся в Ничто» грозит эта опасность, может быть, величайшая опасность из всех, которые когда-либо подстерегали человечество. Вот от неё-то и предостерегает Ницше. (Разве мы сейчас не приблизились вплотную к ней?)
    Если «вглядывающийся в бездну» не выдержит встречного «взгляда» бездны, то его ждёт та же участь, что и бессознательного нигилиста-пессимиста.   
    Иными словами, Ницше предрекает человечеству (европейскому, а возможно и человечеству вообще) два исхода: падение в бездну (и это не какой-то апокалипсис, а просто деградация, превращение в "последнего человека" и вымирание или сознательное самоуничтожение, что может иметь действительно апокалиптический характер) и исход-выход - принятие иного направления пути.
    Если всю свою предшествующую историю человек двигался по горизонтали, от центра к краю (человек – «эксцентричное существо»), то теперь, оказавшись на краю, он должен принять иное направление – вертикальное, всегда ведущее  по самому краю бездны Ничто.
     Принятие такого направления означало бы и «спасение прошлого». Был бы оправдан весь предшествующий  исторический путь, когда ничто в прошлом не было напрасным и бессмысленным (8) .
     И это означало бы превратить рок, европейский рок (каковым является нигилизм) в судьбу. В то, что можно и должно любить.
               
                Ч.2 Рок или судьба
   
    Различение рока и судьбы - важный момент в философских воззрениях Ницше.
    Рок предполагает бессилие, пассивность человеческой воли перед фактом отсутствия предустановленной цели в жизни и господством в ней случайности. Жизнь лишена цели и морального измерения, она «невинна», на ней нет «греха».
    С возникновением человека она может «расти», следуя своей сущности (воли к власти) только через человека и его сознание, его волю. Но если человек не реализует это своё предназначение, превращаясь не в способ развития жизни, а в её «тупик», она, жизнь, начинает деградировать (в самом человеке), пока не погибнет.
    Так из-за человека жизнь оказывается во власти рока, влекущего её по пути самоуничтожения.   
    Понятие же судьбы , напротив, предполагает активность человеческой воли. Оно  апеллирует к сознательному человеческому усилию.
    Amor fati («люби судьбу»), этот девиз, позаимствованный Ницше у римских стоиков, - ключ к его пониманию истории нигилизма, совпадающего с историей Европы.
    Ведь задача, которую философ ставил перед собой, состояла в том, чтобы  превратить европейский рок в судьбу. В том, чтобы увидеть в нигилизме не повод к бездействию (подобно ЛГ «Ворона») или сознательному самоуничтожению, а великую возможность для человеческой деятельности и дальнейшего развития.   
   Поворотным моментом, когда перед человеком отчётливо вырисовывается шанс сменить направление, по Ницше, является «смерть Бога», утрата христианской верой своей действенной силы  - даже в том случае, когда она по видимости сохраняется.(8.)
   Особенно выпукло эта мысль Ницше просматривается в излагаемой им версии «смерти Бога» от рук человека. (По другим версиям Бог сам умирает или от дряхлости или от своего же милосердия, любви к людям)
   Рисуя картину ужасных последствий убийства Бога, потери человеком всякой ориентации в мире, Ницше тем не менее требует не пугаться содеянного, (каяться и пытаться как-то отыграть назад), а встать вровень со своим поступком.
   Слышится что-то знакомое? Ну да! Это, скорее всего, отзвуки «Преступления и наказания» Достоевского.
   Раскольников не вынес своего преступления, на которое он пошёл, поскольку «если нет Бога, то всё позволено». А, следовательно, он не вынес отсутствия Бога, что позволило Достоевскому отсюда «сделать заключение» к Богу (аналог кантовского морального доказательства существования Бога)*   
   Ницше же, как он это обычно делает, встраивает художественный образ и заключённую в нём идею в своё мышление по принципу противопоставления:  встать вровень с убийством Бога значит принять истину, что Бог должен был умереть,  что он был только мистификацией, застилающей факт существования Великого Ничто(9).   
    В основе «Ворона» - тоже духовная ситуация «смерти Бога»,  разворачивающаяся исключительно в логике неизбежно гибельного рока. ЛГ совершенно пассивен перед силой нигилистического сознания, символизируемого Вороном, перед Тьмой, захватывающей шаг за шагом его душу.   
    Но, как говорится, «почувствуйте разницу»! Время действия «Ворона» - декабрьская полночь. Время зимнего солнцестояния, самой длинной ночи в году? Очень похоже на то. И никакого Рождества для ЛГ уже не наступает.   
    А Ницше устами своего Заратустры пророчит и проповедует великий полдень.
    Именно метафору «великого полдня» он использует для описания момента, когда человек преодолеет бессознательный нигилизм и осознает свою человеческую (сверхчеловеческую) сущность как творца ценностей.
    Классический филолог по специальности, он, конечно прекрасно знал – до малейших нюансов - классические античные тексты. В платоновском диалоге «Федр» Сократ излагает своё (платоновское) понимание человеческой сущности (учение об Эросе) не абы когда, а именно в точный полдень летнего дня. Авторские намёки помогают читателю диалога догадаться, что речь идёт о дне летнего солнцестояния.
    «Смерть Бога» должна стать «Великим Полднем» в истории человечества. Хотя, опять-таки, не в платоновском, а в прямо противоположном ему, смысле. С Ницше всегда так. -)))
               
                Ч.3. Вечное Возвращение
               
 Ницше сохраняет платоновскую символику (метафору) Полдня как времени, когда исчезают все тени, и солнечный свет – свет истины, достигает полноты своего господства. Но использует её для провозглашения истины, прямо противоположной платоновской.
     У Платона Сократ в полдень летнего солнцестояния рассказывает о существовании некоей занебесной области Бытия, простирающейся за пределами земного космоса, по ту его сторону. Области, посредством созерцания которой боги (и следующие за богами человеческие души в период  своего небесного существования) «питаются», поддерживая своё существование. Созерцание Бытия («пастбища» идей, смыслов)  есть «пир богов».   
     Ницшевский же Заратустра проповедует истину, отрицающую существование чего-либо (Бытия) и кого-либо (Бога) по ту сторону жизни. Есть только жизнь с присущей ей волей к власти – стремлением к росту, и никакого «мира иного».   
     Принятие этой истины, предполагающей принятие человеком на себя  «бремени» привнесения в жизнь смысла и одновременно осознание необходимости трансформации из "просто человека" в "сверхчеловека" ("самопреодоления", "творения сверх себя") и означало бы наступление "великого полдня".            
     Таким образом, то, что приводит ЛГ «Ворона» к параличу воли (безвольному отрицанию жизни), по Ницше, наоборот, должно стать основанием активности воли.
     Однако на этом Ницше не останавливается.  В его философии жизни полуночи принадлежит не менее значимое место, чем полдню. А может быть даже и более значимое.
     Полночь имеет свой голос. И это тоже голос истины. Потому что «полночь – тот же полдень», «ночь тоже солнце».
     Причём, голос полночи – голос даже более глубокой истины, чем та, о которой знает и может поведать полдень.
     Полдень вещает истину о человеке перед фактом существования Великого Ничто. А полночь -  истину самой жизни (о том, насколько «мир глубок»). И эта истина  не ограничивается фактом существования Великого Ничто, т.е. фактом полного и абсолютного нигилизма.
     Мир глубже одного только отрицания. Он таит в себе некое утверждение как самую фундаментальною истину.   
     Что же это за истина, которую Заратустре открывает полночь?  И вот тут-то влияние «Ворона» По становится особенно заметным.
     Чёрный ворон, посланник ночи, беспросветной тьмы на все вопросы ЛГ  отвечает одним и тем же словом: «Nеvermore»!  («Никогда больше!»  «Больше ни разу!»)   
     Заратустра же от "имени" полуночи утверждает прямо противоположное: «Ещё раз!»
                .......

     «Ещё раз!» - краткая формула ницшевской концепции Вечного Возвращения.
     Философ искал научного подтверждения идеи Вечного Возвращения. И, не находя, даже на время отказался от неё и стал работать над концепцией сверхчеловека.
     Однако, несмотря на то, что идея Вечного Возвращения так и осталась не до конца прояснённой и разработанной (о концепции здесь можно говорить с большой натяжкой), всё же именно её (не концепцию сверхчеловека даже) Ницше считал самой главной в своём творчестве, своим самым важным философским открытием.
     От её более-менее вразумительного изложения Ницше отказывался ещё и намеренно. То ли не имея достаточной аргументации, то ли ради подчёркивания атмосферы ещё бОльшей таинственности, даже мистичности, присущей этой идее.   
     Несомненно одно: она восходит к традиционным древним космологическим представлениям о закольцованности времени, к так называемому Великому Году Платона.
     В диалоге «Политик» древнегреечский философ рассказывает о неизменно повторяющемся цикле с фазами зарождения и разрушения, которые снова и снова проходит космос.
     Великий Год чаще всего отождествляют с периодом прецессии оси вращения Земли (астрологической точки Овна), который составляет около 25700-25800 лет. Хотя применительно к рассказу самого Платона называют и другие цифры – 72 тысячи, а то и 180 тысяч лет.
     Но сколько бы ни насчитывалось лет в Великом Годе, основном комическом цикле, суть одна – вместе с повторением картины звёздного неба «всё опять повторится сначала». А раз так, - делает отсюда вывод Ницше,  – человек снова и снова будет проживать свою жизнь.
     "Так это была жизнь? — скажу я смерти. — Ну что ж! Еще раз!"
     Вечное Возвращение – вот подлинный  апофеоз жизни, её высшее утверждение, несокрушимое «Да жизни» во все её, жизни. целостности-полноте, со всеми её радостями и болью-страданием.
     При этом в основе Вечного Возвращения –  радость. Она-то, радость и есть фундаментальное основание Вечного Возвращения и  самой жизни.
     В «круговой песне», «песне кольца», которую поёт Заратустра в конце поэмы,  есть такие слова:

     «Мир глубок,
     «И глубже, чем знает день
     «Глубока его скорбь,
     «Радость – ещё глубже скорби:
     «Боль хочет быть такой быстротечной.
     «Но всякая радость хочет вечности,
      «- хочет глубокой, глубокой вечности!»
   
     Название «песни кольца» всё то же -  «Ещё раз!», а смысл её - «во веки веков». То есть «Ещё раз!» - это также и ницшевская формула вечности, вечной жизни.
     И это полночь, «глубокая полночь» поведала Зарутустре о том, что радость глубже скорби. Вот было бы настоящее утешение для погружённого в скорбь лирического героя «Ворона». Да только Ницше далёк от мысли о необходимости утешения. «Напротив, друзья мои! Совсем напротив!»
               
                .......               
                Об утешении и страдании.

     ЛГ «Ворона»  хочет, чтобы боль потери отпустила его, он ищет утешения. Но утешения нет – ворон выносит нигилистический приговор.
    И вот тут-то Ницше солидарен со зловещим персонажем поэмы Эдгара По. Утешения быть не может и не должно.   
     Философия Ницше как философия воли к власти противоречит самой мысли о каком-либо утешении.      
     Утешение – это всегда лукавство, обман, а воля к власти требует честности и только честности.
     Утешение есть бегство от жизни, оно – результат неспособности вместить жизнь, как она есть, во всей её полноте, со всеми её страданиями и нелепостями. Оно хочет уничтожения страдания, боли, скорби. Но уничтожь скорбь, и ты уничтожишь радость, жизнь вообще. Потребность в утешении, следовательно, свидетельством отрицания жизни, симптом нигилизма.
      Такова логика мысли Ницше, несовместимая с идеей построения человеком жизни на основе принципа избавления от страданий. Он чутко улавливает, что такая идея присуща «духу времени». И предостерегает, что её реализация приведёт к наступлению  эпохи «последнего человека», который и есть человека, максимально освобождённый от страданий.
     Чтобы избежать этой перспективы, философ утверждает ценность страдания: «да жизни», признание ценности жизни предполагает признание ценности страдания.  Но совсем не так, как это присуще христианству:  ведь христианство тоже придаёт высокую ценность страданию.
     Для Ницше идея моральной ценности страдания (и сострадания), основанная на представлении о греховности жизни, неприемлема.
     Жизнь невинна, на ней нет печати греха (христианство оклеветало  жизнь). Видеть в страдании наказание, средство очищения души, считать его залогом бессмертия души, вечной жизни, находя в этом утешение, – значит грешить против истины и против жизни. И раз так, то получается, что страдание бессмысленно.
      Достоевский тоже видел стремление человечества к избавлению о страданий и тоже оценивал его отрицательно – но как противоречащее христианству. Ницше же (пройдя школу Фейербаха) считал, что, да, это стремление, по своей сути, антихристианское, но коренится оно в самой христианской идее греховности жизни.
     Связь здесь нигилистически отрицательная: обесценивание христианской ценности страдания приводит к отрицанию страдания как такового уже не в «ином мире», а в этом  мире. Место Бога занимает «светлое будущее» - время, когда благодаря развитию науки и просвещения человечество избавится от страданий.
     В рамках ницшевской концепции европейского нигилизма и «смерти Бога» процесс разложения христианства в представление о жизни без страданий  неизбежно. Удержаться на христианских ценностях, как это пытался сделать Достоевский, для Ницше невозможно.   
     Э.По в поэме «Ворон» лишает своего ЛГ всякого религиозного утешения (дохристианского и христианского), утверждая бессмысленность и бесперспективность страдания.  «Мира иного» и вечной жизни нет.
    Ницше идёт ещё дальше. Он равным образом лишает человека и исторического утешения:  «светлое будущее» грозит человечеству деградацией, вырождением и как следствие неизбежной гибелью. Что опять-таки обессмысливает все страдания и жертвы, приносимые на алтарь истории ради будущих поколений.   
     Как же тогда придать ценность страданию, а жизни смысл? Да при этом ещё избежать ловушки утешения, коль всякое утешение, по Ницше, ослабляет человека, а через него и саму жизнь со всеми вытекающими отсюда последствиями.   

                Продолжение следует
   
               
               
1. Наиболее точным считается перевод Зенкевича. Но поэтически мне (и не только мне) больше всего нравится перевод В.Е.Жаботинского (см.дневник)
2.Елена Котелевская. Ницше как читатель. http://proza.ru/2023/01/07/1084 88
3.Скрытая цитата из Ветьхого Завета: "Разве нет бальзама в Галааде? разве нет там врача? Отчего же нет исцеления дщери народа моего?"
(Иеремия 8:22.)
Галаадский бальзам применялся в древнем Израиле для исцеления ран. Галаад - область в Израиле, где произрастало растение из которого делали этот бальзам. У Эдгара По в смысле "елей для души".             
4.Отождествление разума (практического) с моралью (и соответственно с доброй волей) - положение И.Канта, философия которого была главным объектом критики со стороны Ф.Ницше.
5.Для передачи этой мысли Ницше употребляет понятие «творение сверх себя».
  Все ценности, которыми человек  раньше придавал смысл своему существованию, и которые утверждались им как предустановленные, санкционированные извне (трансцендентные) Бытием, Богом, «миром иным» и т.п. – в них человек утверждал себя как вид, идеализировал свои видовые ценности, а, значит, ничего не привносил нового в жизнь. Наоборот, он обеднял, опустошал жизнь. Поэтому вся история европейского нигилизма как обесценивания одной ценности за другой – это история всё большего и большего опустошения, отрицания. Отрицания, прежде всего своей человеческой сущности, которая не совпадает с видовой, а тем самым и жизни вообще.
   Утверждение предустановленных, «готовых» ценностей, требующих от человека подчинения, есть отрицание свободы и творчества. И в этом отрицании даёт себя знать человеческая слабость, реактивная воля к власти.
   А вот «творение сверх себя» - это утверждение таких ценностей, в которых человек выходит за пределы видового самосохранения. Которые носят по отношению к жизни действительно творческий характер.
   Но парадоксальным образом человек может сохраниться и как вид только таким образом. В противном случае его ждёт гибель, и  не только духовная.
6. К.Ясперс «поймал» Ницше на противоречии: утверждая волю к власти, он тем самым признаёт некую предустановленность (трансцендентность).
7.Возникновение образа «вглядывающегося в бездну» я связываю с влиянием Н.В.Гоголя
(«Вий»). См. об этом незаконченную публикацию «Ницше. Кто сражается с чудовищами»
8. Познание, возникшее из страха перед жизнью (разум как реактивная воля к ничто), является в то же самое время формой и способом воспитания в европейском человеке честности и смелости, умения смотреть в лицо опасности,  настоящего духа авантюризма («мы, мореплаватели»)
9. Под именем «бледного преступника» Раскольников фигурирует в «Так говорил Заратустра».
10.Из публикации Елена Котелевская "Воля к власти. Продолжение":
    "Необходимой предпосылкой этого прорыва, по Ницше, было осознание факта, что «Бог умер», что вера человека в Бога безвозвратно утрачена, и соответственно христианской религией утрачена её былая деятельная сила.  Поэтому человек (европейский) больше не может устраивать свои дела так, как будто ничего не произошло, так, как будто он по-прежнему исполнен веры в Бога. Это – ложь. Хотя, конечно, и сам «Бог», по Ницше, – это мистификация. Она была порождена волей к власти в её самопротиворечивом  виде реактивной силы, действовавшей на протяжении всей предшествующей европейской истории. Что и привело, в конечном итоге, к "смерти Бога" - мистификация раскрыта со всеми вытекающими отсюда последствиями для веры. Как уже говорилось, вся система идей и весь  пафос ницшевской философии сконцентрирован вокруг утверждения – есть только человек, стоящий перед лицом им же самим творимого будущего. Человек, преисполненный волей к власти (сверхчеловек)."