Сыворотка правды Глава 17

Начало здесь http://proza.ru/2025/07/24/1735

- Да и откуда мы можем знать про Вильгельма хоть что-то?! – всплеснул руками Адольф, - Он всегда жил под глухой маской и никому не открывал то, что у него на душе, как выясняется.

После любопытного разговора с писарем, что врезался ему в память, барон тоже начал выписывать и читать журналы по криминалистике, а также накупил книг по психологии, засев за труды Джона Боулби и Фрейда, найдя там для себя много чего любопытного. Да, австрийский психоаналитик Зигмунд Фрейд действительно уделял немалое внимание теме сокрытия истинной личности, как выяснилось, хотя он не использовал данный термин буквально. Однако его теория личности и психоанализа глубоко касалась этого явления. И не столько в преступном ключе, ведь любой человек, по его мнению, в большей или меньшей степени, не является тем, кем кажется. 

Фрейд считал, что человеческая психика сама по себе состоит из трёх компонентов. Первый из них – некое ОНО, включавшее в себя бессознательные желания, инстинкты, влечения, сокрытые глубоко внутри его личности, часто тайные не только для всех, но и для себя самого. Второе ЭГО – сознательная часть, которая принимает решения и взаимодействует с реальностью. Третье из них СУПЕРЭГО – внутренний цензор, мораль, нормы общества – некие ограничители, не дающие ему переступить черту. Когда желания «Оно» противоречат требованиям «Суперэго», возникает внутренний конфликт, и человек может начать подавлять или скрывать свои истинные импульсы, чтобы соответствовать ожиданиям общества. Это и есть форма сокрытия подлинной личности – не как у шпиона, конечно, а просто в рамках самосохранения. Но именно поэтому тот человек, каким он видится окружающим, чаще всего не соответствует тому внутреннему человеку, каким он является на самом деле.

Согласно Фрейду, люди часто игнорируют или даже забывают непозволительные мысли и желания, идущие вразрез с внутренним засилием эго и суперэго. Объясняют своё поведения ложными, но логичными причинами, скрывая даже для самих себя свои истинные, неблаговидные мотивы. И тем соблюдают определённый психологический баланс. Таким образом и тайные желания реализовывают, но под благовидным предлогом, чтобы не нарваться на осуждение общества и внутреннего цензора, следящего за исполнением моральных норм. Часто подражают другим, чтобы скрыть собственную уязвимость, чтобы никто не понял и не увидел болезненно слабых мест, нереализованных желаний, сильнейших чувств, бушующих в подсознании. Так маскируют свою подлинную сущность, чтобы избежать осуждения, тревоги или внутреннего конфликта.

Фрейд описывал и конкретные случаи, касающиеся тайных сторон души, глубоко запрятанных и тщательно скрываемых в её глубинах. К примеру, некоего человека, который пережил травматические события в детстве, но полностью забыл их, потому что воспоминания причиняли боль. Однако трагические картины, находясь глубоко в подсознании, продолжали влиять на его поведение, проявляясь в снах, оговорках и чувстве тревоги, засевшем внутри, как заноза. А неприятные мысли и желания вытеснялись из сознания, чтобы сохранить внутреннюю стабильность. Но пробивались наружу в виде внезапных вспышек агрессии, тайной радости по поводу чужих страданий и непредвиденных поступков, кои он сам себе не мог объяснить, совершенно от себя не ожидая.

Фрейд упоминал и проекцию, как способ переноса собственных неприемлемых желаний на других. К примеру, люди, склонные к агрессии, нередко обвиняют других в агрессивности, тем самым скрывая свою собственную аналогичную черту. Это позволяет им избежать признания собственных импульсов и сохранить социальную маску. В данном случае их непримиримость ко злу, как раз и является выражением их агрессивности. Тоже касается и сокрытия сексуальных желаний, когда напоказ те, кто испытывают сильное физическое влечение или имеют тайные нереализованные сексуальные потребности, демонстрируют чрезмерную строгость и неукоснительное соблюдение моральных норм. И это позволяет им скрыться, замаскировать свои желания и даже отчасти их реализовать. Ведь обсуждая других с болезненной тягой к подробностям, таковые как бы сами переживают внутри себя всё это. И данных механизм – не просто психологический трюк, какая-то простенькая хитрость, сама по себе случайно придуманная, а глубинный процесс, который, согласно учению Фрейда, формируют и личность, и поведение человека.

Но Адольфа более всего интересовала не обывательская психология, а примеры из жизни преступного мира, кои он кропотливо выискивал в журналах и книгах по психологии. И, в связи с этим, нашёл немало сведений, касающихся дел о мошенничестве с подделкой документов, намеренном изменении внешности и создании для себя фиктивных биографий. По понятным причинам немало его интересовали и брачные аферисты, кто годами изображал «идеального партнёра», скрывая свои истинные мотивы.

Что удивительно, таковые преступники, как правило, вели себя чрезмерно доброжелательно и подчёркнуто скромно, как раз для того, чтобы не вызвать подозрений. Подобное также касалось и виновных в серийных преступлениях, где внешне «обычные» люди оказывались на поверку повинными в тяжких деяниях такого масштаба, что волосы вставали дыбом. И что особенно удивительно, в огромном числе случаев указанная маскировка была бы совершенно невозможна без помощи каких-либо других лиц, совершенно ни в чём неповинных, но по разным причинам сочувствующих преступнику. Они, зная всё или почти всё и становясь сообщниками, помогали лицемерам скрывать истинную личность, уничтожали улики и давали ложные показания. И все это живо интересовало Адольфа, пережившего нечто подобное. Ведь не будь Клары, а, возможно, и матери, что покрывала её почти во всём, Фишеру не удалось бы так долго морочить окружающим голову. Две этих женщины вместе с преступником сами лгали, изворачивались, претворялись, ради чужого человека пойдя против своей семьи. И у каждой из них оказывались на то свои резоны и мотивы. Однако главным для Адольфа теперь было всё-таки понять и раскусить самого Вильгельма Фишера, своего преступного зятя.    

- Да, мы не знаем точно, какова именно мотивация у нашего преступника. Но можем сказать точно – она есть, и она как раз того рода что намекает на какие-то ранние душевные травмы, а вовсе не на стремление нажиться, сделать себе карьеру шпионскими интригами, удовлетворить собственные амбиции или действовать в погоне за острыми ощущениями. Вот почему, ведя свою разведывательную деятельность против нашего государства, Вильгельм Фишер (точнее тот, кто выдавал себя за такового) так бескомпромиссен, жесток, принципиален, коварен и хитёр, как дьявол. И именно поэтому под пытками он нам ничего не рассказал и не расскажет, хоть мы режь его по мелким кровавым кусочкам. А также угрозами мы не добьёмся от него совершенно ничего, - развивал свои теории писарь Вирт, продолжая начатый несколько ранее разговор, касаемый пресловутого шпиона, коей и у него не выходил совершенно из мыслей.

-  И что теперь? Выхода нет? Ведь мы как-то должны решить дело с теми украденными документами высокой важности, ведь невозможно совершенно допустить, чтобы они попали к руки берменгевской разведки и политических интриганов, - поинтересовался у него Адольф, скорчив гримасу.

- Конечно выход существует. И я уже думал об этом. Только нам нужно кардинально сменить нашу тактику, действовать с Фишером по-другому, используя его же слабости. 

- А они у него есть? Мне иногда кажется, что он выточен из кремня и стали, – без особого энтузиазма поинтересовался Адольф, поскольку не очень-то верил в успех этой самой очередной новой тактики.

- Разумеется есть слабости и у нашего Фишера, - возразил ему писарь. - И одна из его слабостей – его сын. Это я ещё по портрету мальчика понял, который рассматривал в тех развалинах.

- Вы говорите о Тео? А он-то тут причём? – барон пожал плечами.

- Вот вы, Адольф, как будто прямо никак не спуститесь с небес на землю. Ну приходите же в себя, в конце концов, и начинайте соображать головой, - вставил тут своё слово полицмейстер, который тоже присутствовал при данном разговоре.

Господина Финшеньера весьма раздражала растерянность барона. Ведь вроде же умный, волевой, целеустремлённый, деятельный человек, а под влиянием семейных и личных трагедий так сломался и совершенно распустил себя так, что напоминал местами глупого, обиженного ребёнка, совершенно беспомощного чем-либо себе помочь.

- И конечно же сын – слабое место нашего шпиона, - продолжал полицмейстер, соглашаясь со своим подчинённым. - Как вы думаете, почему он не сбежал после того, как обнаружен был его тайник в развалинах? А ведь времени у него имелось предостаточно пока мы с Виртом в похмельном доме связанные лежали. Ведь видел же уже явно, что разоблачили его. Запросто мог смыться. Тем более, что карты маршрутов, пароли для перехода границы и фальшивые документы были у него наготове для подобных случаев. Да и компроматы свои мог бы прихватить, чтобы передать своим, а не прятал бы их по тайникам. И зачем ему, по-вашему, было сидеть, дожидаясь ареста? Всё вроде бы логично.

- Быть может, надеялся, что не опознали вы его? – предположил барон.

- И это тоже. Но скорее всего из-за сына он остался. Не захотел оставлять собственного ребёнка в руках своих врагов. Ведь это про нас считает, что мы чужой крови. А в собственном отпрыске чувствует свою кровь, хоть его сын и на половину мерундийец. А с ним сбежать, наверное, не сумел. Не так-то легко в такой короткий срок броситься с семилетним мальчиков в бега скрываться от правосудия. Потому решил Фишер рискнуть, но окончательно провалился.

- Так значит всё-таки маленький Теодор – его родной сын, а не приёмный? Хотя, что тут гадать, Клара ведь уже созналась, что да, - хмуро сообщил Адольф. – Когда сестра после похорон матери рассказала мне обо всём, то сообщила также, что Фишер и её тайный муж Жуан Алвес – одно и то же лицо. А ведь мы именно его считали отцом мальчика. И как негодяй сумел настолько запорошить мне мозги и так перевоплотиться? Ведь я лично знал и того, и другого. Однако какое-либо сходство мне совершенно не бросилось в глаза. Прямо дьявол, оборотень какой-то этот наш шпион! Чрезвычайно хитёр!

- Да, опасный, опытный и очень коварный тип, - закивал головой с чувством полицмейстер.

- Постойте, но ведь моя сестра может дать против него показания. Как же мы забыли про это, - было предложил Адольф.

- Ваша сестра? Пациентка психлечебницы? – покачал головой полицмейстер, - Исключено! Суд ей не поверит! Да ведь мы же уже решили сами, что засадить в тюрьму этого человека – для нас не самое главное. Главное сломать его волю, заставить работать на нас. Разве вы не понимаете, Адольф, что весь смысл разоблачения вражеского агента состоит вовсе не в его наказании, а в тех возможностях, которые мы получаем при этом для контрразведки. Но как заставить идейного врага работать на нас – только через его слабости. И именно потому маленький Тео и есть наш ключ к успеху.

Продолжение здесь http://proza.ru/2025/08/13/1065