Я рос листая Vogue

Середина августа 2025 года. Недавно мне пришлось недолго посидеть у кабинета менеджера невысокого уровня. Она видела меня сквозь стеклянную стенку и взглядом дала мне понять, что ожидание не будет долгим. Я сидел в удобном кресле, кроме меня никто не ждал встречи с ней. Но все равно чувствовалась какая-то незаполненность времени.
Между двух кресел стоял обычный журнальный столик. Прежде всего я заметил на нем две достаточно толстые книги. Одна – короткие религиозные рассказы, другая – какой-то роман, в который я тоже не собирался углубляться. И неожиданно под ними оказался апрельский выпуск известного американского журнала мод Vogue («Вог»). Я живу в Америке уже три десятилетия, но не помню, чтобы когда-либо заглядывал в Vogue. Сейчас рассматривал в высшей степени профессиональные фотографии с красивыми девушками в одежде ближайшего будущего, но одновременно вспомнилась вторая половина 1950-х, когда я познакомился с этим журналом. Я не придавал этому факту никакого значения, просто смотрел картинки, не понимая, что прикасаюсь к чему-то очень редкому и для многих, прежде всего, женщин, желанному. Кроме того, к идеологически вредному для советских граждан.


Моя мама работала в Театральной библиотеке, расположенной в центре Петербурга, тогда – Ленинграда, за Александринским (тогда – Пушкинским) театром. Она была единственным работником Постановочного отдела – это огромное число книг, в которых можно было найти изображение одежды разных эпох и стран. Живопись, графика, фотографии, этнографические описания, конечно, архитектура и внутреннее убранство дворцов и жилья людей разных сословий.
К ней регулярно приходили режиссеры, театральные художники, реже – актеры во время работы над новыми спектаклями, когда шла работа над декорациями будущей постановки и костюмами действующих лиц. Как мама ориентировалось в этом временном – социокультурном пространстве – непонятно. Безусловно, она много знала, у нее была блестящая профессиональная память, но еще важнее – особая интуиция и любовь, уважение тех, кто обращался к ней за помощью, советами.


Теперь понятно, почему в ее хозяйстве было также множество журналов, в том числе – журналов мод, был и Vogue. Поначалу я приходил с мамой в библиотеку после гриппа, ангины, чтобы не сидеть дома одному, но вскоре приезжал после школы, что помочь ей вернуть горы книг в хранилище, на места их постоянного хранения. Постановочный отдел занимал достаточно большое пространство на антресолях, на которые вела железная винтовая лестница, а многие книги постоянно находились на полках первого этажа и подвального помещения. Так что путь был немалым.
В свободное время я листал различные книги и подшивки журналов. Любил популярнейший дореволюционный журнал «Нива» - литература, политика, общественная жизнь, биографии известных людей, множество фотографий и рисунков. Масса того, чего вообще не было в советских журналах, – рекламы. Думаю, что интерес к истории американской рекламы, чем я активно занимался в начале этого века и даже опубликовал несколько книг, отчасти был продолжением чтения «Нивы».


Библиотека была доступной для всех, но в основном туда приходил «свой» читатель, люди мира театра, все знали друг друга. В Постановочном отделе, где был еще «более свой» читатель, стоял один большой круглый стол, каждый сосредоточенно делал свое дело и все же это была некая творческая общность, интеллигентная атмосфера, камерность.  За столом обычно сидело несколько человек, иногда и я там устраивался. Сидел тихо, с интересом слушал разговоры о жизни и искусстве.
Тогда я много не мог понять и не задумывался о том, что Vogue, по логике идеологии того времени, пропагандировал вредную для советского человека буржуазную моду. Я лишь видел, что мама обычно давала рассматривать его за ее небольшим столиком, немного в стороне от круглого стола. И она и просматривавшие его не были заинтересованы в увеличении читательской аудитории журнала.  Изредка, если к нам домой заходили ее приятельницы, мама приносила журнал домой. Не думаю, что в те послевоенные годы люди из нашего окружения могли активно использовать увиденное в журнале. Доходы – не те, да и общий настрой жизни – не тот. Но немного узнать, как жили там, за «железным занавесом» было интересно.


И все же кое-что просачивалось даже в мою жизнь. Три года назад я написал рассказ «Не состоявшиеся танцы у Обводного канала (http://proza.ru/2022/07/24/25) о том, как в 1959 году накануне Первомая мы с другом, выполняя задание комсомольской организации, отправились на праздничное мероприятие в Физкультурный техникум. Скорее всего, думаю, я был в легкой куртке без подкладки, с внутренней застежкой на пуговицах и разрезами на боках. Наверное, нечто подобное мама видела в одном из зарубежных модных журналов. А шил куртку муж или сожитель дворничихи, молодой деревенской женщины, Маруси, две девочки которой, постарше и помладше, ходили в одну школу со мной. Жили они в одном из соседних с нашим домом дворов в отдельном небольшом домике – дворницкой. Я туда несколько раз заходил, все прекрасно помню. В прихожей стояли лопаты, ломы, веники, ведра, все, что нужно в работе дворника. В правом углу первой комнаты, по-деревенски называвшейся «залой», у единственного небольшого окна стояла ножная швейная машинка, на которой, если был трезвым, работал Владимир Николаевич, сутуловатый, заметно старше Маруси, молчаливый и понятливый человек. Скорее всего он начинал подмастерьем у портных с дореволюционным прошлым, от них – и мастерство.


Высокая мода Vogue и пошив в дворницкой. Ну и что? Таковы реалии того времени и моей жизни.