Сеня- сапожник

СЕНЯ-сапожник
быль из цикла: «Мои ташкентские истории»

Вообще-то его звали Семён Семёнович. Но в нашем посёлке строителей и в узбекской махалле говорили просто: Сеня -сапожник. Откуда он родом никто не знал, да и не шибко интересовались.

На вид ему было лет 60, а может и меньше? Вот только мне он казался уж очень древним.
Плотный, сутулый, невысокого роста, с большой лысой головой. На самой макушке, непонятно каким образом, удерживалась крошечная выцветшая тюбетейка.
Лицо смуглое, грубое, с крупным мясистым носом. Губы толстые, маслянистые. Нижняя была сильно вывернута и отвисала, чуть ли не до подбородка.
Длинные бакенбарды мелко кудрявились, а роскошная борода лежала на груди.
Широкие брови зашторивали глаза, отчего взгляд был непонятен:
смотрит ли Сеня вправо-влево или вверх? А может прямо на тебя?

Он снимал угол у бездетной семьи узбеков. Но жил не вместе с хозяевами, а в отдельной пристройке.

Глинобитный домик стариков, стоял "на границе" посёлка строителей и узбекской махалли, но не был огорожен дувалом, как у остальных местных жителей. Так что с улицы хорошо просматривался весь двор…

Сзади находился загон для баранов, слева к дому прилепился курятник, справа– низенькая кибитка с распахнутой грязно-синей дверью. Здесь-то и обитал Сеня-сапожник и была его мастерская...

В глубине двора, увитые густым виноградом, виднелись два высоких топчана. А в тени раскидистого тутовника стоял неизменный тандыр, возле которого аккуратно были сложены вязанки хвороста.
По вечерам на всю улицу исходил вкуснейший запах знаменитых узбекских лепёшек.

Но иногда его перебивал горький дым жженой резины. Это Сеня в своей мастерской ремонтировал полопавшиеся галоши— повседневную обувь местных жителей.

На топчанах со множеством подушек, свёрнутых валиком, целыми днями сидели мужчины. Они пили чай да играли в нарды.
Стук костяшек и громкие восклицания выигравших были слышны до ночи.

Сеня редко появлялся во дворе и никогда не играл в нарды. Чай пил в одиночестве, не выходя из мастерской. На улице ни с кем не здоровался.

Всегда угрюм лицом, шагал сгорбившись и опустив голову. Хотя часто оглядывался, словно за ним гнались…
Так-что встретив Сеню-сапожника, точно не забудешь!


Мой муж, заядлый рыбак, обычно в конце рабочей недели уходил на берег, надеясь добыть для своей любимицы кошечки Пальмочки, свежей рыбки...
Каждый раз я канючила, слёзно выпрашивая, чтобы и меня взял с собой.
Наконец добилась, вернее – донылась! И вот я на рыбалке!!!

Пока не стемнело, бегала и пела, собирая веточки для костра...

Летняя ночь на Востоке действительно сказочная: тебя внезапно окутывает эдакая бархатистая, многозвёздная темень.

Дневная духота бесшумно отступает, сменяясь шелковистой прохладой.

Непередаваемое блаженство!


Со знанием дела, муж развёл небольшой костёр, а невдалеке тоже блеснул огонёк.
Присмотревшись, я увидела знакомую сгорбленную фигуру …
Несомненно, это рыбачил Сеня-сапожник.
Позже с его стороны стал доноситься весёлый треск спиннингов.
Было смешно видеть, как мой любимый нервно вскакивал и завистливо смотрел в сторону удачливого соседа по рыбалке.

Наши же спиннинги, будто сговорившись, злорадно молчали до самого утра. Глядя на хмурое лицо мужа, я чувствовала себя чуточку виноватой...

А уже в начале осени Сеня неожиданно пропал. Приезжали следователи из Ташкента. Но прошёл год, а сапожник так и не объявился.
Старик-узбек вскоре умер. Его жену забрали дальние родственники и увезли в кишлак…
Осиротевший тандыр покрылся трещинами. Пришлый скот да ребятишки обломали ветки красавца тутовника.
Глинобитно-саманные постройки просели, раскиснув от зарядивших дождей. Стены дома начали отваливаться, обнажая внутреннюю пустоту…

Помню это было воскресенье. Всё утро неприятно-долго тарахтел трактор. Затем побежал народ в сторону развалившегося дома. Из вечного любопытства поспешила и я.

Высокая и гибкая, легко просочилась сквозь толпу и опешила: в первую секунду показалось, будто пыльный заброшенный двор неожиданно «расцвёл» сине-голубым, красно-розовым и фиолетово-сиреневым.
Повсюду валялись разновеликие банки. Из разбитых стеклянных ртов сыпались мятые (пятирублёвые, десятирублёвые и двадцатипятирублёвые) купюры…
Ветер слабо перекатывал их по земле, а они униженно прижимались к ногам молча столпившихся людей.
Но никто даже не пытался нагнуться, чтобы взять в руки деньги, давно потерявшие власть.

Приехала милиция. На узбекском и русском языке стали задавать вопросы.
Ох, как же мне хотелось подольше посмотреть да послушать! Но тут, совсем невовремя, подошёл страшно рассерженный любимый муж!
Привычно-мягко он вытащил меня из толпы, оторвав от интересного.

Так и осталось загадкой: когда и каким образом под мастерской Сени-сапожника оказались те чудо-банки, набитые деньгами времён некогда большой страны.

КОНЕЦ