Дерзкое убийство. Эпилог

Здравствуй, прошлое, я рада нашей встрече, как хорошо, что было ты таким интересным и продолжаешь жить в воспоминаниях, помогая и радуя. Так почтительно я говорю с прошлым, и оно понимает, на краткий миг возвращая события и людей - любимых и хороших, а также плохих, не скрывая их и не щадя.
После приятной работы с «Медвежьим сердцем» мне захотелось непременно вернуться в тот город, в ту тайгу, к тем людям, вместе с которыми мы работали, переживали трудности и радости. Ну, конечно, как раз о трудностях и радостях написана моя повесть с довольно удачной судьбой. Еще без названия, она переведена была на белорусский язык и опубликована в Минске, получив имя «Апошни доказ», то есть «Последняя улика». В России она публиковалась в журнале, в сборниках, но я ни разу не редактировала и не правила ее после написания, хотя и нужно было это сделать. Но вот так вышло, времени у меня всегда было катастрофически мало.

А сейчас я просто любуюсь из окна дачи на голубую ель высотою больше дома в два этажа, ее мне когда-то подарили в горшочке, совсем крохотулечку. Время летит, пора, пора за работу.
Пока повесть читала, перечитывала, планировала и решала, я мысленно побывала на месте действия, в магазине с высоким крыльцом, постояла на Куличковой горе, встретилась с друзьями, представила ободряющую улыбку Николаева, он постоянно был рядом, еще молодой мой любимый...

В эпилоге уже можно сказать, что прототипом Николаева был мой муж Николай, он вместе со всем коллективом расследовал дело Тамары Бабкиной, и в повести «Медвежье сердце» он разыскал и задержал убийцу геологов. Думаю, что теперь понятно, почему я свою следственную работу поручила Вере Васильевне. Мне хотелось писать не очерк или репортаж о расследовании, тем более что писала я спустя несколько лет после убийства, я думала о художественном произведении, о свободе изображения, а публицистика имеет свои строгие рамки, я это знаю, писала, кое-что из опубликованного есть на моей страничке («Два часа наедине с убийцей», «Но беда вот в чем», «Детский сад особого режима».)

Гораздо проще писать о посторонних Героях, решила я, и придумала Николаеву и Вере новые семьи. Так уж вышло. Но мне кажется, иногда проглядывает необычная нежность в отношениях Веры и Николаева. Читала я и горько вздыхала. Ах, каким безжалостно правдивым бывает прошлое в наших воспоминаниях, но все же ни убавить, ни прибавить...

Но все же это не Вера, а я возвращалась из Владивостока с полной сумкой невиданной у нас красной рыбы чавычи, горбуши, сёмги, это я варила картошку и угощала друзей. И это мне начальник Тамары рассказал о подозрительной осведомленности Тамары об убийстве. Тамара попала в поле зрения милиции очень быстро, но без веских доказательств никто   предположить не мог, что такое дерзкое убийство среди белого дня совершила девочка в семнадцать лет. Помучалась я с нею предостаточно. Поначалу фантазиям предела не было, придумывала неимоверные истории, приходилось проверять, опровергать, и жалко девчонку было, но... доказательства были просто прямее некуда. Тамаре Бабкиной, это ее настоящая фамилия, было предъявлено обвинение, прокурор подписал обвинительное заключение и дело направлено в суд.

Судебное заседание Иркутский областной суд проводил в клубе нашего города, другого помещения не могли подобрать, ведь убитая и ее семья были известными и уважаемыми в городе людьми, народу собралось очень много, люди стояли даже на улице, охрану порядка обеспечивал тот же Николаев.
Поддерживать обвинение было поручено мне. Весь процесс Тамара плакала, признала себя полностью виновной, каялась, вызывая жалость у зрителей, так что все проходило спокойно, без эксцессов, а и знали люди, что несовершеннолетним не может быть назначен срок наказания больше десяти лет лишения свободы. Так и случилось, суд согласился с моим предложением и Тамаре Бабкиной назначил десять лет лишения свободы.

Закончилось судебное заседание, осужденную увезли в тюрьму, а она в нашем городе знаменитая, в ней даже сидел Япончик, в миру Слава Иваньков. За время следствия и суда я как-то уже попривыкла к Тамаре, и так резанул по сердцу ее испуганный, совсем детский взгляд, когда она на меня оглянулась у двери.
Я думала, что больше не увижу Тамару, но я ошибалась. Буквально через несколько месяцев вдруг узнаю, что приговор в отношении Тамары Бабкиной отменен в Москве, наказание сочтено слишком мягким и дело направлено на новое рассмотрение, которое опять состоится в нашем городе.

Это было удивительно и совсем непонятно. Тамаре было назначено максимальное наказание, предусмотренное законом для несовершеннолетних, самое жесткое наказание, как оно оказалось чрезмерно мягким в определении Верховного Суда России? Не встречалось такого в известной нам судебной практике. Ну, ждем приезда областного суда с делом Бабкиной, волнуемся, конечно, все, кто имел отношение к делу.

Дождались и узнали, что все сделано по закону и нам следовало только подчиниться. За несколько месяцев отсидки Тамара сильно изменилась, похудела, сникла, иссяк фонтан придумок и версий, она вяло соглашалась с обвинением, больше молчала, низко опустив голову, и  бросила на меня быстрый укоризненный взгляд, услышав, что я прошу для нее пятнадцать лет лишения свободы.
Столько и назначил суд Тамаре Бабкиной - пятнадцать лет лишения свободы, добавил еще, что это без права на условно-досрочное освобождение.  Приговор в зале встретили аплодисментами, люди приветствовали суровое наказание преступнице...
Закончилось и это судебное заседание, увели Тамару, разошлись люди, клуб опустел, и я побрела домой, чувствуя себя усталой и обессиленной. Это начинал действовать так называемый Скандинавский синдром.

Когда долго работаешь с человеком, узнаешь его жизнь, настроение, душевное состояние, его заботы, тяготы и, если они есть, радости, то начинаешь по-иному и относиться к нему. Для меня Тамара как бы раздвоилась - изворотливая жестокая убийца с одной стороны, а с другой - несчастный ребенок, росший в атмосфере жестокости и смерти, лживости и бесчестья, запутавшийся с недостачей и страхом тюрьмы, без помощи и поддержки. Мужа любила, но стыдилась просить защиты, вот глупая, он бы все решил, все ее проблемы, детей бы народили, жили бы припеваючи... Такая жалость меня грызла, а ведь пора бы и попривыкнуть за столько лет работы...

Но, кажется, это уже из другой оперы, хотя после нашего переезда в Иркутск, работая в областном суде, я узнала адрес колонии, где отбывала срок Тамара, навела о ней справки. Мне сообщили, что она режим не нарушает, вялая и апатичная, муж ее навещает, в течение месяца готовят ее к переводу в колонию для беременных осужденных. Все, больше ничего я о Тамаре не знаю. Да, суров закон, но это закон.

Заканчиваю эпилог и думаю, я ведь забыла кое-что хорошее о себе сказать. А почему нет? Не все знают, какое мне счастье привалило в ту трудную пору - за раскрытие тяжких преступлений и поддержание государственного обвинения в суде по делу Павлова и по делу Бабкиной мне была объявлена благодарность с занесением в личное дело.

Когда мне сообщили про эту высокую милость, я очень-очень обиделась, потому что кадровики в приказе дело Бабкиной сочли вторичным, а оно было трудным и важным. Первенство отдали делу Пашки Павлова, из-за которого смеху было выше крыши и раскрытие его дела - просто семечки. Конечно, никогда бы я о нем не рассказывала специально, но в эпилоге можно для сравнения коротенько обрисовать ситуацию.

А дело было так. Молодая девчонка поехала в гости к родным и накопила для этого целый капитал – четырнадцать рублей рублевыми купюрами, пришила карманчик к трусикам и все рубли там спрятала. Приехала в сумерки, пошла по пустырю, а ее приметил еще у автобуса молодой оболтус Пашка Павлов, догнал, повалил, юбочку поднял, схватился за трусики, а там карман с деньжищами - четырнадцать рублей рублями.Схватил Пашка деньги и удрал, забыв обо всем.

Плачущую гостью привели в милицию и поступил звонок начальнику - несовершеннолетнюю ограбили, пытались изнасиловать. Это значит, мой выезд и я поехала, муж остался с дочкой. В горотделе поговорила с испуганной девочкой и стала размышлять. В руки парня неожиданно попали деньги. Наверняка он был нетрезв, что он будет делать? Ну конечно, тратить деньги. На что? Нет сомнений - на спиртное. Где? У нас вечером в центре столовая работает как ресторан.
Дежурный дал мне двоих оперов, и я им дала задание - оба в этот ресторан, строго спросить у буфетчицы и официантки, кто рассчитывался сегодня вечером одними рублями? Часа не прошло, как привели мне Пашку Павлова, оболтуса, крайне удивленного, что его так быстро задержали.

Надо мной потом все друзья и товарищи подсмеивались, как я разобралась с рублями и раскрыла опасное преступление за считанные часы. Ну, какой это труд по сравнению с Бабкиной Тамарой, а кадровики не могли сообразить, обидели.
Вот такие разные были дела, а записи о них в трудовой книжке никак мне не пригодились, вот вспомнила для того, чтобы закончить эпилог на позитиве.