Сыворотка правды Глава 22

Начало здесь http://proza.ru/2025/07/24/1735

- А сектанты-то тут причём? – задал свой очередной вопрос ничего не понимающий Адольф. 

- А вот причём, - дал ответ опять ничему не смутившийся Вирт. - Эдмунд Ванстед отдал исследовательские записи Гельмута Эздохена своему дальнему родственнику – Ричарду Минсту, который как раз отправлялся на корабле в Америку, где собирался учредить свободное общество справедливости среди туземцев.

- Зачем?

- Ну была у него такая мечта. Но туземцы не хотели никакой навязанной им цивилизованной справедливости, а хотели жить по своим диким законам, завещанным им предками, потому взбунтовались против Минста и едва не убили его. Однако путешественнику удалось спастись С группой преданных ему индейцев ему удалось бежать куда-то высоко в горы, где они основали тайное поселение в целях воплощения прежней мечты. Но опасаясь нового предательства, Минст изготовил сыворотку правды и втихаря подпаивал ей туземцев, чтобы обезопасить себя. И вот с того момента его мирок справедливости и стал идеальным. В нём он стал повелителем – почти богом. А туземцы ему прислуживали, исполняли все его поручения, работали на него, не покладая рук и никогда его не обманывали, потому что просто не могли… Зато часто умирали, скорее всего из-за сыворотки, в которой содержались опасные компоненты. Но это не очень волновало Минста, поскольку плодились индейцы его поселения с великой быстротой, а место умерших родителей занимали их подросшие дети, которые с пелёнок были послушны во всём своему «повелителю». И последний был вполне счастлив и умер в глубокой старости в почёте и уважении. 

- Да, странная история. Но причём здесь Джулиан Мортон, который жил, как я понимаю, гораздо позднее Минста?

- Да вот причём, - продолжал Вирт. – Я уже упоминал что этот самый Мортон был историком и оккультистом, а также исследователем исчезнувших алхимических школ. Потому, прочитав в дневнике Эдмунда Ванстеда про его родственника Минста, проследив судьбу последнего и узнав о его опытах с сывороткой правды, он решил во что бы то ни стало завладеть его записями. И для этого отправился даже в Америку, где занимался поисками на протяжении нескольких лет.   

- Значит, Минст вёл какие-то записи? Записывал свои эксперименты над людьми?

- Конечно, ведь он же был не просто путешественником, свихнувшимся мечтателем, но и учёным. И потому, экспериментируя с сывороткой правды, он тщательно записывал всё о своих опытах над туземцами. В его дневниках и журналах нашли и состав препарата, и дозы, необходимые для введения подопытного в состояние правдивой покорности и повышенной внушаемости, а также подробные описания проявлений данного действия. И Мортону в конце концов удалось достать записи Минста. Выкупив за большие деньги и прочитав их, он был необыкновенно вдохновлён и тут же попытался учредить общество справедливости, но уже не на дальнем континенте, а в Европе, организовав собственную секту у нас в стране – в Мерундии. И для этого почему-то выбрал местечко в окрестностях нашего небольшого городка Мюседа, отчего-то решив, что именно оно более всего подходит для его экспериментов – тихое «болотце», как он, наверное, подумал, где провинциалы, подобно туземцам, также наивны и легковерны.
Впрочем, чем это кончилось для него предугадать совсем несложно, ведь вы уже, господин барон, знаете. Если Минст для американских индейцев стал богом, то подобные же эксперименты в европейской провинциальной глубинке кончились для экспериментатора тюремной камерой. Нет, Мюсед оказался совершенно неподходящим для сомнительных экспериментов местечком. Да и как у нас можно чего-либо скрыть, тем более целую секту, когда кругом полно сплетников! И особенно чужаки под повышенным внимаем и пристальным наблюдением старожилов и местных кумушек. Они и нажаловались на Мортона. Его арестовали. Все принадлежащие ему записи при этом попали к нам в полицейский архив. А люди, над которыми он экспериментировал – в психиатрическую лечебницу.

- Там вы их и обнаружили, - заключил Адольф, - то есть я имею ввиду не людей, а архивные записи, конечно.

- Разумеется, - подтвердил Вирт, - и подумал при этом, что если опыты над невинными людьми с сывороткой правды считаются преступлением, то использовать препарат для того, чтобы добиться показаний от опасного преступника, вовсе не следует считать аморальным. И потому, если вы опробуете сыворотку на Фишере, и данный эксперимент окажется успешным, вы не только сумеете получить от него все важные сведения, но и заставите его работать на вас в дальнейшем. И тогда вы сможете провести блестящую операцию против берменгевских шпионов. Вы разоблачите их шпионскую сеть, чем реабилитируете себя в глазах столичного начальства. Только умоляю вас, барон, если вы продвинетесь в данном направлении и достигните невероятных высот, то не забудьте, пожалуйста, о тех скромных людях, кто с вами стоял у самых истоков. 

- Ну, конечно же, я не забуду о вас, драгоценной Вирт, - заверил нечуждого тщеславия, деятельного писаря барон, про себя же подумав:

«Несомненно, всё это попахивает каким-то ненаучным бредом. Однако испробовать на вероломном Вильгельме какую-то сомнительную сыворотку, как на подопытном кролике, кажется мне вполне справедливым. Если с ним произойдёт после этого что-то нехорошее, то он вполне заслужил подобное. Ну а если действительно эксперимент удастся – все лавры достанутся мне».

- Однако, куда мы едем? – поинтересовался Адольф у своих спутников, выходя из своих раздумий, поскольку обнаружил, что карета их, проехав мимо полицейского департамента, устремилась куда-то за город. 

- Мы едем в крепость, где уже более двадцати лет заточён Джулиан Мортон после того, как был арестован за свою преступную деятельность и приговорён к пожизненному заключению за противозаконные опыты над людьми, - пояснил полицмейстер.

- Зачем?

- Джулиан Мортон согласился работать на нас, но не доверяет полицейским. Мы ему обещали, что если он своими знаниями поможет нам в нашем важнейшем расследовании, то получит помилование. Но он нам не верит. А вам готов поверить, барон, поскольку вы – бывший дипломат, а не полицейский, и аристократ по рождению. А слову дворянина Мортон готов поверить, ведь сам высокородный какой-то, кажется. 

- Теперь понимаю.

Вскоре барон фон Штауффенберг воочию увидел Мортона – арестанта-отшельника среди каменных стен. Он давно уже жил среди теней, и сам был как тень, забытая временем. Старец с лицом, изрезанным морщинами, как древними рунами, что также покрывали стены его убежища, написанные именно им – оккультистом, занимающимся изучением чёрной магии. Его глаза — тусклые, но глубокие, словно два колодца, в которых отражалось, казалось, бездонное небо, полное вопросов, на которые он не получил ещё ответа. Как известно, он давно уже был заточён в каменной крепости, что представляла собой древнюю постройку, служившую теперь тюрьмой для особо опасных заключённых. И в этой тюрьме каждый камень хранил не только шёпот ушедших эпох, но и энергетику узников, опасных преступников, что были здесь заточены, отчего мысли здесь находившегося становились особенно странными. Его камера располагалась в старинной башне, где стены были обвиты мхом и тишиной. Здесь не было ни часов, ни зеркал, ни голосов. И даже ветер, что говорил на языке листьев и трещин, не проникал сюда. Этот человек не искал уединения, но ему пришлось стать отшельником, когда его заключили в камеру-одиночку. И потому ему пришлось ощутить себя не блестящим учёным, великим мира сего, как он мечтал, а философом поневоле. 

Вместо книг узник видел звёзды, что иногда заглядывали к нему через зарешёченное окно. Вместо бесед он вёл диалоги с вечностью. Когда к нему вошли посетители, Мортон сидел на холодном камне, завернувшись в грубую ткань, и размышлял над тем: что есть истина, если не тишина, в которой исчезают все имена. Узник не боялся смерти – он уже пережил её в себе, когда ему пришлось отказаться от суеты, от славы, о которой когда-то грезил, от любви и даже от собственного имени, которое ни он, ни кто-либо другой уже давно не произносил вслух. Его мысли были как дым от благовоний: медленные, витиеватые, проникающие в трещины бытия. Он искал не ответы, а саму суть вопроса, как ему казалось. Иногда в редкие часы грёз об утерянном чаще перед рассветом, он выглядывал через решётку на мир, задумываясь о том, что могло происходить теперь там – за стенами его тюрьмы, там, где люди продолжали жить, шуметь, любить, страдать. Но не находил для себя об этом ответов. Да и зачем? – так со временем стал думать он. Ведь теперь он знал, что истина живёт совсем не в толпе. Она — как свет, что пробивается сквозь щель в камне: незаметна, но вечна. Однако всё-таки безумный мир манил его. И надо сознаться, он отдал бы всё на свете, чтобы взглянуть на него хотя бы ещё разок одним глазком. И вот ему для этого предоставился нежданный шанс, чему он несказанно обрадовался. 

- А верно ли, что вы можете заставить человека сказать правду даже тогда, когда он этого очень не хочет? – вопросил у Мортона барон, представ перед ним.

- Верно, - коротко и ясно ответил тот.

- Я вам верю. Только предупреждаю, что тот человек, над которым вам придётся экспериментировать – не дикий туземец и не наивный провинциал, а очень хитрый преступник. Он необыкновенно упрям, силён духом и закоренелый лжец, которому уже ни раз удавалось нас обманывать.

- Это не имеет значения, - промолвил Мортон, качнув головой. - Не важно, кто этот человек – трус и слабак или обладает волей титана. Если он – ЧЕЛОВЕК из плоти и крови, то я заставлю его говорить, и говорить правду, - тихим, но уверенным голосом сообщил узник. - Только мне обязательно нужны мои записи, ведь какие-то вещи, касающиеся сыворотки, я уже успел забыть – тонкости изготовления, состав, дозы.

- Записи в целости и сохранности. Они обнаружены нами в полицейском архиве, - сообщил барон. 

- Тогда проблем не будет, верьте мне, - заверил его Мортон.

Продолжение здесь http://proza.ru/2025/08/21/1735