Библиот 3. глава 2

Поставил чайник и прогулялся по залу с тяжёлыми стеллажами, примыкающему к читальному залу с его пустыми столами и конторкой выдачи книг; проверил мышиную нору в плинтусе - на месте. Вернулся к безымянной книге, однако не нашёл главу про маму Клару. В иных творениях легко заблудиться - ищешь имя или ситуацию – ан их нет. Развернул наугад.
   
«Прошлым летом было всего три комара. И всё же один укусил меня, напал ночью, когда я спал. Очнулся от боли и ужаса – кровища! Из порванного мяса белеет кость! Я - стакан водки с горкой! Без промедления второй стакан! Гляжу, затянулась рана. Зачем Господь сотворил эту гадость? Прислушался – вроде тихо, на всякий случай положил возле себя ружьё, на месте жены».
 
Стёпа заметил крошечные белые искры в сумраке воздуха – потряс головой. Сел за свой рабочий стол, уже накрытый к чаю. Здесь горела настольная лампа, освещая нужную полянку и предоставляя всему остальному отдыхать от яркого света.

Что там дальше происходит в словах и между слов? Подсунул книгу под лампу.
 
«В ночное время чаще вызывают медпомощь: ночью сильней боятся умереть, потому врачиха скорой помощи отправилась на вызовы. Приехала к давно знакомой пациентке да забыла ватные диски (предмазывать места уколов). Ничего, старушка была ко всему готова и поделилась ватками из домашней аптечки. Теперь спирта в чемоданчике не оказалось - больная опять выручила, подарила врачихе тройной одеколон.

«В ту же ночь забывчивая врачиха навестила ещё одну бабушку с целью поставить ей клизму с анестетиком и облепиховым маслом - однако и тут незачёт: из чемоданчика пропала клизма. Так получается, когда торопишься перед выездом. Немного подумав, она попросила у хозяйки заварочный чайник с тонким носиком. Она вправду отличалась находчивостью.

«Но не всегда находчивость выручает. Выйдя от последней пациентки, она обнаружила своего водителя в удручении – скорая помощь завелась и заглохла, потому что он забыл заправить её, потому что выехал без настроения, всё потому что врачиха его торопила и в карты он обидно проиграл санитару. Что теперь делать, самая вёрткая врачиха не найдёт у бабушек бензина.
 
«Водитель хмуро курил, она поглядывала в звёзды. Каждый думал о своём.  Водитель прикидывал, стоит ли пристать к ней и снять с неё одёжку ниже пояса… не ради чего, а чтобы утешиться, чтобы снять стресс. Врачиха заранее решила не соглашаться на такую, вполне ей понятную, задумку, ибо им ещё предстоит вместе работать. Телесная близость обременила бы их отношения лишним знанием и посторонними помыслами. Но даже не это главное, а то, что для врачихи её женское тело есть культовый объект, ручное божество; и если она кое-что от своего тела уступит мужчине, то лишь в обмен на страсть и восхищение. Крайний вариант: на готовность участвовать в её жизни в роли помощника. Но никак уж не за «просто так», не время скоротать».
   
Чайник выключился. Засыпав заварку в заварочник, Стёпа оглядел его носик – тьфу, налил кипяток, накрыл полотенцем.
 
Пока чай настаивался, он взялся читать наобум. Любой читатель вольно или невольно разгадывает автора, погружается в его характер, но сейчас у Стёпы не получалось. Ладно, посмотрим далее.
 
«Уже известную бабушку, подарившую медичке косметическую ватку и тройной одеколон, обременили кошкой – недавно дочка навязала. Нечего, мол, кошечке в городе томиться, пускай поживёт на деревенском приволье!
- К тому же она стерилизованная: безбрачная, бездетная! А какая умница! Мама, возьмёшь - не пожалеешь.
- Ох, дочка, ты кого хочешь уговоришь.

«В том селе, где проживала слабохарактерная бабушка, не было кошек, здесь хаживали одни коты. Селяне избавлялись от кошек, чтобы не попасть в обратную перспективу геометрической прогрессии. Понятно, коты оголодали по части личных отношений, им уже было наплевать на отсутствие призывного запаха - лишь бы нашлось калиброванное отверстие.

«Когда переселенка впервые вышла от бабушки на улицу, так чуть не погибла. Вернулась она домой под утро, будто шалава, - жалкая, на себя непохожая, хвост у неё волочился по полу, держась на шкурке. Прежде пышный, хвост был перекусан в основании, потому что коты разозлились. Они не поняли, почему эта дура, эта бабушкина внучка, не отворачивает хвост набок по примеру смышлёных кошек. И чтобы удалить преграду, один из напористых котов перегрыз ей хвост под корень.
 
«А бабушка давай причитать. Сначала дочке позвонила с укорами. Затем доктору Лыжину с жалобой. Доктор Лыжин сочетал в себе врача и ветеринара; так удобней в современном обществе: дикому человеку он поможет как ветеринар; а деликатному, разумному животному - как врач.

«Выслушав слёзную повесть бабули, он посоветовал ей ничего не делать. Синоптическая медицина спокон века предсказывает надвое: больной либо выживет, либо умрёт. А в данном случае: хвост или приживётся, или отвалится.
- Не суйся, чтобы не навредить!
- Все бы врачи так считали, - отозвалась она, вспомнив о своей удалённой селезёнке.
 
«И через день хвост отвалился. Кошка спрятала его под диван. Бабушка взяла его на подметальный совок, отнесла в огород и закопала на пустом пятачке. Кошка откопала и принесла бабушке на постель. Бабушка позвонила дочке и потребовала забрать кошку. Приехала дочь и воскликнула: «Я тебе не такую отдавала!» Бабушка хвать тарелкой об пол - аж помолодела».
   
Стёпа начертал фломастером на временной обложке: «Бреды. Записки неизвестного».
   
Чай пах солнцем, прогретой землёй, светлой далью и высью. И в книге возникла солнечная миниатюра.
 
«Я сидела в шезлонге, ни о чём не хотелось думать, остатки коктейля хрипели в трубочке, за моими ресницами блистало и катилось мелкими волнами море, рядом раздавались пляжные голоса. Ко мне подступила тройка парней с глупыми восклицаниями, подходящими для горожан в плавках. Самоуверенность парней смешивалась пополам с неуверенностью. А почему бы и не познакомиться, они ведь меня не знают. Я подняла ресницы, оглядела их – симпатичные, дурашливые, спортивные, полные желания. Можно покривляться, можно их приманить и заставить соревноваться в услужливости. С ними я провела около часа – поистине лечебное самоутверждение, поскольку никто из них не знал, что я доступна и подобна товару. Зато я душу отвела и всласть навыламывалась: «Отойди, от тебя тень падает на мои бёдра!» - капризничала и строила мордочки. Так провинциальная актриса в людных местах обмахивается веером и хохочет без нужды. Милые мальчики, я однажды потеряла их всех и теперь только рядом с папиком не чувствую себя гадкой. Папики не осуждают и сами не боятся греха. (Люди, что грибы, с возрастом становятся червивыми.)

«Кстати вспомнила, он скоро приедет за мной, - лучше бы им не встречаться. Мне захотелось остаться в памяти этих ребят нормальной девушкой, которая красуется перед мужчинами без денежного расчёта, а просто для того, чтобы их обожанием и вожделением подпитывать своё самодовольство.

"И я сказала им, что они очень смешные, и попросила сдать за меня шезлонг. Они мне: А завтра увидимся? А я им: Чао, мальчики, русалки не дают обещаний, - пошевелила быстро пальчиками и засмеялась, как будто от счастья».
 
Если бы Стёпа был писателем, он тоже не писал бы романов с мытарствами и несправедливостями, чтобы не уставать от напрасного сострадания. Только смыслы и образы! И пускай мощные писатели подробно описывают жизнь выдуманного человека; и пускай самые великие «подробники» именуются знатоками человеческой души, их саги – всего лишь сериалы. Так титан семейных сериалов Голсуорси в душу не верил – зачем? - ему было достаточно верить в гордыню, в половые инстинкты, в деньги, в классовые традиции, в соревнование гербов и костюмов.
   
Часы в кабинете Романовны пробили «ку-ку» - значит, полночь доползла до часов. Он вышел в читальный зал и глянул между шторами в город – в дырявой тьме там лучились фонари, и мягко светились редкие проруби окон. Проскользнула машина, колёсами пропев букву «ша»; с тихим постукиванием каблуков прошагала пара. Стёпа вернулся к настольной лампе и книге.
 
«Чиба завёл подружку, у которой хранились в буфете бабкины ювелирные цацки. Бабка в намеченное утро уковыляла в поликлинику, но вдруг вернулась, не доковыляв: что-то забыла. Увидев Чибу возле открытого буфета, всё поняла.
- Положи на место! Выметайся!
- А вот эта голубая брошь какого века? – обратился он к ней.

"Ответ не интересовал его, он спросил, чтобы обездвижить бабку. Двух секунд ему хватило для раскрытия ножа и расправы. Затем спокойно покинул квартиру, не оставив личных следов. А вечером позвонил своей Ляле как ни в чём не бывало.
- Пойдём куда-нибудь поужинаем, а на ночь я снял номер…
- Я всё знаю, - сказала и смолкла.
 
«Он пытался возобновить разговор, но вынужден был слушать живую тишину. Той же ночью Чибу скрутили. Откуда?! Как?! Там нигде не было камер слежения! Оперативник показал ему бабкину икону – на ней появились кровавые слёзы и кривая надпись: Чиба.

«Ляля чутьём угадала, кто убийца. Улику она создала акварелью – и преступник сознался. От неожиданности. Потом локти кусал, зверем ревел: отчего не дали рассмотреть, не дали подумать?! Это Ляля поймала его, а он считал её дитём».
 
Стёпа зачеркнул «Бреды» и написал «Курьёзы». Хотя не очень такое мирное название подходило для подобных миниатюр.
 
«Миша родился левшой, и это сломало ему жизнь. Миша не был виноват. Ему с первого класса учительница била линейкой по пальцам: «Пиши правой!» - и прибавляла оскорбления. Миша переучился на правую, но школу возненавидел. Детство было у него бедное, голодное, потому после девятого класса он пошёл в училище на повара, но и курс поваров не окончил, нарвавшись на грубого преподавателя. Он возненавидел всякую грубость, всякое насилие. Но ведь насилие - оно везде. Как Мише быть, куда идти?

«Мать после его ухода из училища стала попрекать его по любому случаю.
- Навязался!
- Вот навязался ты мне!
- И что - тебя кормить?! Иди куда хошь.
- Навязался, детина леворукий! И папаша твой был такой же бесполезный, да ещё пьяница!

Он ей один раз ответил:
- Если б я был на его месте, я бы насмерть упился.

«Она хлестанула его по щеке с накопленной ненавистью. Из него слёзы брызнули. Он украл у неё золотое кольцо, продал и купил билет до лесного полустанка в Ярославской области - решил там затеряться в лесу. (Он когда-то бывал в тех местах в турпоходе с восьмым «А» классом.)
 
«Сделал запас еды с расчётом пожить ещё пару недель, а затем, после отдыха, мирно умереть, угаснуть. С ним спорил некий внутренний голос: «Не отчаивайся! Жизнь это не ужас. Жизнь – это шанс! Единственный во Вселенной шанс преодолеть планетарное притяжение Эго».

«Возможно, то был голос ангела-хранителя или звучание духовного инстинкта, но человек, он же упрям, он действует назло себе и внутреннему голосу. Быть может, всё у Миши так и получилось бы по его плану, если бы не наткнулась на его шалаш травница Анна.

«У неё была другая задача – выжить. Врачи сказали, что жить ей осталось максимум год. После таких слов Анна круто переменила весь свой уклад. Она стала заниматься огородом, заготовкой грибов, ягод, лекарственных трав. Она скупала по дешёвке рыбу у местных рыбаков и солила её в бочке на зимнюю продажу. После нудной и нервной работы в районной администрации Анна сперва ожила душой, а следом и телом. Так что спустя обещанный год она не умерла, и через пять не умерла.
 
«Увидев Мишу, его лохматый шалаш, его отчаянную бледность, его безнадёжный взор, она многое поняла и забрала парня с собой. Так она и Мишу спасла от смерти. Спасибо врачам!»   

Стёпа покачал головой. Надо же, какие записки тут валялись на полу! Зачеркнул «Курьёзы», написал «Бывалки», так рука написала. Прислушался к тишине.

В тёмной библиотеке что-то происходило. Наверно, в читальном зале мышь вышла из подполья с обходом и залезла на нижнюю полку, пробежала по книгам и спрыгнула на пол. Он буквально видел её пробежку через стену. Пошёл туда проверить – ничего, никого.

Он один в царстве книг. И ведь каждая книга – отдельный мир. Интересно, спросил он себя, в каком из этих миров он хотел бы жить? Думал-гадал, и не выбрал ничего. Надо свой создавать. Записывать его приметы не обязательно: это не для печати, это для жизни. Он выключил настольную лампу, закрыл глаза. Сквозь веки увидел белый свет – открыл: из-за книжного шкафа взошла луна с печальными пятнами на лице.