В чужой восторг переселяться. Искусство перевода

       Не знаю, как вы, уважаемые  мои читатели, но  я, когда захожу в  книжный магазин или в библиотеку, то чувствую себя как лакомка в  кондитерской лавке. Роскошь общения с человеком можно заменить только  роскошью общения с книгой.  Новая ли  книга у вас в руках с таким пленительным запахом, присущим только новым книгам,  или библиотечная,  с  пожелтевшими страницами и несколько потрепанная. Со своим особенным  запахом старины. Но главное, в данном случае- она принадлежит  авторам из сокровищницы мировой литературы и прочитать мы ее можем с помощью  людей, которые проникая в тайны  языков разных  народов, дарят нам ни с чем не сравнимое наслаждение- роскошь общения с книгой.   И профессия этих людей-  переводчик.
   Корней Иванович Чуковский в своей книге  об искусстве перевода «Высокое  искусство»  вспоминал: « Однажды Алексей Максимович Горький обратился ко мне с вопросом: «Что вы считаете хорошим переводом?».  Я стал в тупик и ответил невнятно: «Тот, который… наиболее художественный». «А какой вы считаете наиболее художественный?». «Тот, который верно передает поэтическое  своеобразие подлинника». «А что такое- верно передать? И что такое- поэтическое своеобразие подлинника»,- продолжал  допытываться Горький. Здесь я окончательно смутился. Инстинктивным литературным чутьем я мог и тогда отличить хороший перевод от плохого, но дать теоретическое обоснование не мог».
              Тогда не  было литературы , занимающейся этими вопросами. Пытаясь написать такую книгу, Чуковский чувствовал себя одиночкой, бредущим по неведомым дорогам. И писал  он ее  почти  пятьдесят лет.
    Хороший переводчик- прежде всего художник…а, я бы сказала, и немного актер. Но, конечно, прежде всего- талант.  Для того чтобы переводить, скажем, Бальзака, ему нужно  хоть отчасти перевоплотиться  в Бальзака.
    Переселиться в чужой восторг… 
    В России переводы  литературных произведений зарубежных авторов  русскими писателями появились  в   XVIII веке.  Перевод  требовал профессионального подхода, но впоследствии он  стал восприниматься как высокое искусство.  До этого  в России занимались переводами В. Тредиаковский, А. Сумароков,  который был, по сути, первым русским профессиональным литератором, драматургом и  критиком.
      Такие выдающиеся деятели как Н. Карамзин, В. Жуковский стали основателями новой школы перевода в России. Пушкинские переводы до сих пор  служат базой  для лингвистов, не говоря уже о  переводах М. Лермонтова, П.  Вяземского.
          Что касается, например,  переводов Василия Жуковского, то они воспроизводили подлинник с изумительной точностью. Его язык был  так силен и богат, что,  кажется, не было  таких трудностей, с которыми он не мог бы справиться.   Пушкин называл Жуковского «гением перевода». «В бореньях с трудностью силач необычайный!»- говорил он о Жуковском.
       Но, все – таки, и Жуковский не мог  до конца  отойти от собственного «я» .Хороший переводчик, хотя и смотрит в иностранный текст, думает все равно по- русски, как бы подменяя  героя собой.    Ничего удивительного в этом нет. Еще Василий Тредиаковский, поэт и филолог XVIII века  сказал, что переводчик от творца только именем  рознится…
         Например, в  «Одиссее» Гомера, Жуковский в качестве ее переводчика уловил свойственную ему одному меланхолию. Гомер в  русском варианте поэмы стал удивительно походить на Жуковского.  Один ученый критик  свидетельствовал, что Жуковский внес в «Одиссею» много морали и сентиментальности и некоторые почти христианские понятия, вовсе не знакомые автору языческой поэмы.
       То  же произошло со стихами великого английского лирика Перси Биши Шелли в  переводе Константина Бальмонта: личность переводчика слишком уж резко прослеживалась в текстах  английского поэта,  например, где у Шелли  просто закатный луч- у Бальмонта целое зарево: горит закат, блистает янтарями… и т.д. Шелли упомянул соловья, и вот мы читаем у Бальмонта: «Как будто он гимны слагает  луне…».
  « Это можно назвать  жестокой властью  переводчика над переводимым писателем. Каждый переводчик так или  иначе воссоздает в своем переводе себя,  то есть стиль своей собственной личности. Случается, иной из них простирает эту власть до того, что делает каждого переводимого автора как бы своим двойником».
    Интересна история перевода  романа «Адольф»  французского писателя Бенджамина Констана. Роман был написан в 1807 году и переведен в 1831 году Петром Андреевичем Вяземским. Любовная история  представляла своеобразное исследование движения души с точки зрения  метафизики.
      Вяземский в своих  «Записных книжках» вспоминал: « Пушкин досадовал, дескать, князь зарывает свой талант в землю. Пытался увлечь меня критикой, переводами. Я поддался, перевел роман Констана «Адольф», профессиональным переводчиком все же не стал. Судя по всему, мне  от природы была противопоказана жанровая зависимость и определенность…
     И скорее всего моя принципиальная «поштучность» воплотилась в дилетанство, возведенное в образ жизни».
    Пушкин  от Вяземского ожидал развития русского метафорического языка в прозе.
    «Князь Вяземский перевел и скоро напечатает  славный роман Бенджамина Констана .«Адольф» принадлежит к числу  двух ли трех романов, в которых  «отразился век/и современный человек/ изображен довольно верно/ с его безнравственной душой/ себялюбивой и сухой/ мечтаньям преданной безмерно/ с его озлобленным умом/кипящим в действии пустом».( Евгений Онегин-7 гл).
      Бенджамин Констан первый вывел на сцену  характер, позже   обнародованный  гением лорда Байрона.  С нетерпением ожидаем появления сей книги.  Любопытно видеть, каким образом  опытное и живое перо князя Вяземского победило трудность метафизического языка,   всегда стройного, светского, часто вдохновенного. В сем отношении  перевод будет истинным созданием и важным событием в истории нашей литературы».
  Нельзя не рассказать о выдающейся  личности, оставившей  яркий след в искусстве перевода, Татьяне Львовне Щепкиной-  Куперник.
         Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, актриса, писательница, поэтесса, переводчица, родилась в Москве в 1874 году, в Татьянин день. Ее отец, присяжный поверенный Лев Абрамович Куперник, был женат на Ольге Петровне Щепкиной, внучке знаменитого  русского  актера Михаила Семеновича Щепкина.
        По сей день в театрах России  идут пьесы в переводе Щепкиной-Куперник. Всего за свою жизнь Татьяна Львовна перевела 59 пьес западно-европейских драматургов, в основном в стихах. В частности, в 1898 году появилась первый  ее перевод героической комедии  Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак»: «Дорогу свободным гасконцам!                Мы южного неба сыны.                Мы все под полуденным солнцем                И с солнцем в крови рождены!» 
    Максим Горький восторженно отзывался об этой работе Щепкиной-Куперник. Татьяне Львовне он при встрече сказал : « Как вы здорово перевели «Сирано». А потом писал Чехову: «Мне страшно нравится это «солнце в крови»! Чертовски хорошо!».
   Справедливости ради, надо сказать, что  в подлиннике Ростана  этих  строчек нет, они появились в силу необходимости и благодаря талантливому замыслу переводчика. И знатоки утверждают, что сам Ростан  мог бы подписаться под ними, так они ярки и колоритны.
     В книге «Высокое искусство. Об искусстве перевода» читаем: «Поэту, работающему в области стихотворного перевода,  этого специфического искусства, не обойтись  без филологической науки- в самом широком смысле, включающем в себя лингвистику, эстетику, историю общества и литературу. Без хорошего знания языка переводимого автора, без  глубокого знания  истории обеих литератур, подлинный  творческий  перевод невозможен».
       В случае  добавления Щепкиной-Куперник  строк в пьесе Ростана  нельзя назвать отсебятиной, настолько это в духе подлинника. 
   И, как знать, может быть пьесу «Дети солнца», созданную в 1904 году, Горький написал под впечатлением образа, рожденного Щепкиной—Куперник,- в тексте он несколько раз цитировал дословно и варьировал сочетания: « с солнцем в крови», «дети рожденные солнцем» и т.д.
    Совершенно уникальным явлением в области  переводов поэзии является Самуил Яковлевич Маршак.  Поэзию, особенно народную,  английскую , шотландскую ирландскую, русскую он любил самозабвенно и жадно. Его хваткая память хранила множество лирических стихотворений,  текстов народных песен, баллад. Самуила Яковлевича больше всего привлекали сюжеты, славящие  человека, его победу над природой, болью,  страстью, над стихией. У Чуковского в книге «Высокое искусство» читаем: « Маршака  странно называть переводчиком. Он, скорее, покоритель  чужеземных поэтов, властью своего дарования  обращавшего их в  русское подданство»
   Маршак очень любил   английского поэта Блейка.  Работая над переводами его стихов он, как бы  вступал  с ним в единоборство,  в своеобразный поединок,  заставляя петь  свои песни на языке Державина и Блока.  То же самое можно сказать о его  переводах  шотландского поэта  Роберта Бернса и Шекспира.
                Пускай поэт, покинув старый дом,
                Заговорит на языке другом,
                В другие дни, в другом краю планеты.
      Превыше всего в Блейке, Бернсе и Шекспире он ценил то, что они воители, сопротивляющиеся миру зла и насилия.
                Недаром имя славное Шекспира
                По-русски значит потрясающий копьем.
     Его переводы, даже и назвать переводами нельзя.   Это итог работы с тем автором, в которого он   жарко влюблен, который близок ему по биению сердца. У Чуковского  о Маршаке можно прочитать:«Мастерство такое, что не видать мастерства».  От того-то в маршаковских переводах такая добротность фактуры, такая богатая звукопись,  такая легкая свободная дикция, какая свойственна лишь подлинным оригинальным стихам».
    Мне, почитателю творчества Маршака, влюбленного  в  его переводы сонетов Шекспира, хочется  сказать вот что: сонеты переводили многие авторы, и  такие великие, как, например,  Николай Гумилев, Владимир Набоков, Борис Пастернак, Модест Чайковский, брат Петра Ильича Чайковского. Но переводы Маршака – это   явление  исключительное. Надо сказать, что  за них  Маршак  получил в свое время Сталинскую премию в области литературы…Но, это к слову. А вообще, нельзя и  сравнивать переводы других поэтов с шедеврами Маршака, настолько они разнятся. Перевод стихов сам по себе очень трудный. Сохранить мелодику, ритм, фразеологию,  стиль… да что там говорить,  массу нюансов, которые надо соблюсти. 
   «Истинно точным  может   быть назван только тот из поэтических переводов, в котором передано помимо смысла также интонационное своеобразие подлинника»..(Корней Чуковский).
     Сонеты Шекспира в  переводах  Самуила Маршака не только точны по содержанию, но  изящны и  изысканны по словесному оформлению и мелодике, артистичны. Это  истинно  чародейство   пера мастера.   Да простят меня  критики, но, к примеру, сонеты в переводах Пастернака, Чайковского тяжелы и корявы в изложении.
 Чтобы не быть голословной, приведу пример. Сонет №56 в переводе  М. Чайковского: Любовь, воспрянь/. Пускай не говорят/, что твой клинок тупее вожделенья/, которое тупясь от пресыщенья/, назавтра вновь отточенный булат.
Сонет № 56 в переводе С. Маршака: Проснись, любовь!/ Твое ли острие тупей, чем жало голода и жажды? /Как  не обильны яства и питье/, нельзя на век насытиться однажды…
У Чайковского- тупей, тупясь, какой-то  татарский  булат…У этого слова вообще тюркские корни. Согласитесь, что  от Англии далековато до страны,  откуда произошел булат.   
 У Маршака в одной строфе весь смысл сонета.
  Кто ясно  мыслит, тот ясно излагает…
   Нельзя не  упомянуть о таком явлении в переводах, как «неточная точность». То есть об ошибках перевода, подменой одного слова другим. Лев Гинзбург сказал, что от одного слова зависит подчас судьба перевода. Естественно, что  в иностранных языках, да и в нашем, есть  слова с  разным значением в разных контекстах.  Здесь переводчику надо  очень точно отталкиваться от индивидуальности переводимого автора во всем своеобразии его стиля.
Например, в трагедии Шекспира «Гамлете» образ человеческого тела, охваченного смертельным недугом, становится символом трагической  вселенной. «Неточная точность»  в переводе отмечена была  английским текстологом  Джоном Довером Уилсоном. Он доказал, что одно слово в первом монологе Гамлета («О, если б этот плотный сгусток мяса…») следует читать не  как solid  (плотный), а как  sullied(запачканный). Гамлет испытывает мучительную ненависть к  «мерзкой плоти», своему телу. Он ощущает его как нечто нечистое, запачканное, Оно осквернено грехом матери предавшей супруга и вступившей в кровосмесительную связь.(инцест). Довер Уилсон доказывает, что в шекспировское время  брак между вдовой и  братом умершего супруга считался  инцестом. Правда, несколько ранее, английский   король Генрих VIII женился на Екатерине Арагонской, вдове его старшего брата Артура. И ничего…Но, это к слову.
  А если серьезно, в предзакатное время королевы Елизаветы Первой    атмосфера в стране  была накалена до предела. Шекспир, или те, кто за этим именем скрыты, точно  уловил нерв своей эпохи. 
  Поэма «Слово о полку Игореве»  написана на древнерусском языке.  Стиль и язык художественного перевода зависит от времени и данной эпохи.  Произведение это было переведено  на русский язык в разное время  около сорока пяти раз. В каждом их этих сорока  пяти раз отразилась личность переводчика, и та эпоха, когда создавался перевод, и каждый переводчик естественно вносил в перевод те элементы и признаки лингвистики, которые составляли особенность конкретного времени.
    Например,  в начале 19 века в эпоху  увлечения Гомером и  появлением перевода «Илиады» Н. Гнедичем, в  «Слове о полку Игореве»  Ярославна должна была плакать гекзаметром. Имеется в виду знаменитый «Плач Ярославны».
    В 1946 году появился чудесный, подлинно поэтический  перевод  «Слова о полку  Игореве»  Николая Заболоцкого. Он получился точнее всех наиболее точных подстрочников,  так  в нем передано самое главное:  своеобразие подлинника, его очарование, его прелесть.  Стих всюду кованый, крепкий:
                Уж  с утра до вечера  и снова-
                С вечера до самого утра
                Бьется войско князя удалова
                И растет  кровавых тел гора.
                День и ночь над полем незнакомым
                Стрелы половецкие свистят,
                Сабли ударяют по шеломам
                Копья харалужные трещат…
(Харалуг в  переводе с персидского означает булат или сталь.  Еще одна версия -  слово харалужный связано со словом «карлук»- названием тюркского народа. Половцы  занимались металлургией, так что слово «каралужный»-«кара»-черный. означает вороненую сталь.).Значит, копья были вороненой стали...
      Заболоцким  был найден новый и правильный путь поэтического вольного воспроизведения «Слова о полку Игореве». Поэт сам называл свою  работу в данном случае- переложением.
    В книге «Высокое  искусство» Чуковский пишет, что  художественные переводы  в 19 веке не отличались  качеством и только после революции, в ХХ веке, возникли  такие издательства как «Всемирная литература», Гослитиздат,  «Academiя»  поставившая своей задачей дать лучшие переводы лучших иностранных писателей, максимальная точность перевода стала непреложным законом.
    И в самом деле, как бы мы жили без чувства пронзительной жалости к маленькому Полю из романа Диккенса «Домби и сын» , или бесконечного сочувствия к Сомсу Форсайту из  «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси, или  к Джен Эйр, девушке, заслуживающей  безмерного уважения и любви, госпоже Бовари, героям В. Гюго, О. Бальзака, Э.Золя- потрясающих певцов ушедших лет…оставивших нам свои шедевры с помощью мастеров перевода.Тех, кто так замечательно "переселялись в чужой восторг".