Уроки, которые мы не замечаем

Роман Андреевич оторвался от книги: потерял интерес к чтению – какой-то абсурдный современный детектив с избитым сюжетом.

Много крови, недотёпы-сыщики, не видящие и не понимающие очевидных фактов при расследовании очередного «чисто английского убийства». Хорошо, находится какая-нибудь доморощенная «миссис Марпл» ; заскучавшая пенсионерка, любительница детективов, которая раскручивает клубок интриг вместо профессиональных полицейских.

Таких детективов, с заранее известным концом, Роман Андреевич перечитал множество, чтобы убить время, которое у него появилось с выходом на пенсию. Не сказать, что написаны они «под копирку», но очень уж похожи друг на дружку. Скучно!

Роман Андреевич отложил книгу в сторону, зевнул, потянулся за пультом, не вставая с дивана, включил телевизор – на экране те же бандитские лица. Пощёлкал пультом с одного канала на другой – что новости, что политические шоу – не надо детективов!

«Жить страшно! – невесело подумал Роман Андреевич и сразу себя успокоил: ; Да что тут уже осталось…»

За окном раздалась громкая музыка: во дворе веселилась молодёжь.

– Что за молодёжь пошла! – пробурчал Роман Андреевич. – Совсем о нас, стариках… – и рассмеялся, поймав себя на мысли, что во все времена старшее поколение недовольно молодыми: «Вот в на-а-ше время!..»

Вдруг он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулся в ту сторону, откуда на него смотрели.

Тёмно-карие глаза излучали тепло. Из-под густых чёрных бровей, не мигая, почти в упор, на него смотрел отец, как бы спрашивая: «Ну как ты, сын?»

Роман Андреевич взял рамку с фотографией, снова присел на диван, включил торшер. Несколько минут вглядывался в портрет, погружаясь в воспоминания.

Вот уже двадцать пять лет, как нет отца. Теперь Роман Андреевич годами старше его. Тяжело это осознавать… «Что имеем, не храним, потерявши – плачем», – про-мелькнула мысль.

Вспомнилась армейская казарма, письмо из дома, написанное рукой отца, – такая неожиданность! До своих восемнадцати лет он как бы и не замечал присутствия отца, сутками пропадавшего на работе. На первом месте была мама, занимавшаяся их с братом воспитанием и домашними делами.

Отцовское письмо перевернуло сознание Романа: у него есть отец! – понял тогда молодой солдат. Как-то раньше не задумывался о том, что он был всегда. Виделись, правда, редко, но ведь был! А когда ненадолго появлялся дома, всегда приносил что-нибудь вкусное: «от зайчика». Братья всерьёз верили в доброго зайчика, который передавал им угощения: то молоко, то сладости, то груши. Когда подросли, поняли, что эти вкусные груши были с дерева, росшего на территории завода, а молоко отцу выдавали за работу в горячем цеху – «за вредность». Нет, не отец был вредным – производство, на котором он работал формовщиком-литейщиком.

Начало пятидесятых. Всем тогда жилось трудно. Ещё не все фронтовики возвратились с войны. Не вернулся и дед Романа, пропавший без вести. Тогда, в сорок первом, тринадцатилетний Андрей принял на себя ответственность за судьбу своих младших сестёр и брата.

Роман Андреевич знал об этом от бабушки Елизаветы Адамовны, которую, по её рассказам, в сорок втором осудили по закону «о трёх колосках». Буквально за три колоска, которые она подобрала на дороге, надеясь покормить больную Эльмирочку, младшую дочь, бабушку посадили в тюрьму на два года.

Трудно представить, как её старший сын справился с выпавшими на его долю трудностями, но он справился. Правда, уже вскоре после выхода Елизаветы Адамовны из тюрьмы Эльмирочка умерла.

Роман Андреевич понимал, что именно тогда его отец, оставшись старшим мужчиной в доме, научился заботиться о семье, думать в первую очередь о других. Это вошло в привычку на всю жизнь, стало чертой характера. Потому он, занятый делами ради благополучия семьи, не был заметным для сыновей.

«Построить дом, посадить дерево, воспитать сына…»

Вряд ли отец задумывался над этой известной, часто повторяемой многими, формулой. Он просто делал. Отец всё делал своими руками. И всё у него получалось.

Строил, например, дом. Площадкой под строительство стала свалка на окраине города, поросшая диким кустарником и деревьями. Роман Андреевич, тогда ему было лет пять-шесть, не видел, как отец выкорчёвывал деревья и кустарник, избавлялся от мусора, прежде чем приступить к строительству, но теперь с совершенной чёткостью в памяти всплыла картина детства.

Яркий солнечный летний день. Они с младшим братом весело кувыркаются в ворохе золотистой соломы; отец заканчивает крыть крышу, раскатывая рулоны кровельного толя и прибивая его гвоздями; мама мажет наружные стены влажной смесью глины с соломой. Готова мазанка-времянка – здесь они будут жить.

Ах, как запахло детством! Мелкие иголочки пошли по сердцу Романа Андреевича.

– Что это я расчувствовался на старости лет, как девчонка на выданье! – одёрнул себя Роман Андреевич. Посмотрел по сторонам, услышав собственный голос, тяжело вздохнул и добавил: – Дожил! Сам с собой разговаривать начал. Да-а-а, старикею…

А воспоминания не отпускали из далёкого детства.

В этой времянке с земляными, мазанными глиной полами, разделённой на две комнаты печкой, перезимовали. В одной половине спали, в другой – готовили и принимали пищу. Весело гудел дымоход, горячая печь, сложенная отцом, как будто улыбалась своим светлым поддувалом. Прямо на раскалённой докрасна чугунной плите пекли пышки, обжаривали ломтики хлеба, тут же кипел чайник…

Весной, с первыми тёплыми днями, началось строительство нового большого дома – метров двенадцать на пятнадцать, с фасадом в три окна, с высоким по моде па-радным и крыльцом…

Отец всё планировал и делал сам, без наёмных работников. Уже к середине лета был залит фундамент; запомнилось, как в один из его углов отец бросил несколько монет – на счастье!

А потом из глины и соломы готовили для стен саманы. Отец с матерью босыми ногами месили глину, залитую водой, добавляя в неё солому, затем этим замесом заполняли деревянные формы, плотно утрамбовывали и оттаскивали в глубину двора. Там глиняные кирпичи выкладывали рядами для просушки, а достаточно просохшие выстраивали в пирамиды для дальнейшей сушки.

Процесс был похож на игру, и маленький Ромка с удовольствием присоединялся к родителям. На нём ещё, правда, лежала забота о младшем братишке…

Осенью Ромка пошёл в первый класс. Портфель был больше ученика. А зима выдалась такая, что снег был ему по плечо; взрослые расчищали лопатами дорогу до самой школы – получился длинный снежный коридор.

«Зато с такой дороги сбиться, уж никак нельзя было», – подумал Роман Андреевич, и снова увидел отца, взирающего на него с фотографии.

Тут же вспомнился эпизод, которому Роман Андреевич в своё время не придал серьёзного значения.

В один из таких зимних вечеров отец, сидя на полу, выкраивал стельки из куска войлока для своих сапог. Ромка с интересом наблюдал, как тот поставил стопу на войлок, обвёл её химическим карандашом и ловким движением остро отточенного сапожного ножа вырезал стельку.Наступив на неё, чтобы проверить, пришлась ли стелька впору, удовлетворённо отложил в сторону. На оставшемся куске войлока как раз умещалась вторая стелька, она уже была размечена.

Ромка подошёл к готовой стельке и, подражая отцу, поставил на неё свою крохотную ножку… Заметив это, отец отложил нож, подошёл к сыну и попросил его встать на стельку обеими ступнями.

Химический карандаш за ухом был наготове: как только Ромка выполнил просьбу отца, тот быстро очертил его стопы и вырезал две маленькие стельки.

Гудела раскалённая печь, за окном пела вьюга, трещал мороз. Керосиновая лампа тускло освещала маленькую комнату. Ромка радовался: теперь и у него есть тёплые стельки, как у папы!..

Снова мелкие иголочки кольнули сердце Романа Андреевича. «Как же я тогда ничего не понял? ; подумал он. – Папа ведь остался без тёплых стелек!». Он никогда не называл отца отцом – только папой…

И ещё вдруг вспомнился случай. Это уже весной было.

В их 1-й «б» Ольга Петровна (навсегда Роман Андреевич запомнил имя своей первой учительницы) принесла билеты на спектакль в театр. Ромке тоже достался один.
«Кому ещё нужен билет? – спросила учительница. – Последний остался».

«Не пойдёт же мама в театр без папы», – решил Ромка и первым поднял руку.

Домой он спешил на всех парах, чтобы обрадовать родителей.

«Вот я вам билеты в театр принёс! – гордо возвестил он с порога и протянул маме два заветных бумаж-ных прямоугольника. – Завтра надо за них Ольге Петровне три рубля отнести».

Мама растерянно посмотрела на отца. Тот собирался на работу.

«Мы не сможем, сынок, пойти в театр. Во-первых, папа на работе, а во-вторых, до зарплаты ещё далеко»…

У Ромки перехватило дыхание. Он посмотрел на отца. Тот вынул из кошелька трёшку и протянул её Ромке со словами:

«Мы обязательно пойдём с мамой в театр, спасибо, что ты о нас позаботился, сын! Отдай деньги учительнице».

«Но это же твой обед!» – попыталась возразить ему мама. Отец только улыбнулся в ответ и, уходя, похлопал сына по плечу: «Молодец».

У Ромки горели уши! Он видел, что «трёшка» в кошельке была последней, и с ужасом понял, что оставил отца без обеда...

В театр родители пойти не смогли, и от этого у Ромки на душе было очень неуютно.

Вот и теперь, при этих воспоминаниях, ком подкатил к горлу, и кольнуло слева в груди. Роман Андреевич подошёл к холодильнику, принял капли и вернулся на диван, взял в руки портрет. Глаза отца с фотографии задавали всё тот же вопрос: «Ну как ты, сын?»

– А какое сегодня число? – спохватился Роман Андреевич, взглянув на календарь. – Третье октября… Прости, папа, с днём рождения тебя.

3.10.2019