Sangue Rosa

Хено

- Где находится улица Чудновского? - спросил молодой парень, проходя мимо меня.
- Идите прямо, а потом, не доходя до большого перекрестка перед парком, поверните направо, - сказал я и споткнулся.
- Будьте аккуратны, - закричал парень. - Вы нам еще понадобитесь сегодня.
- Зачем я ему понадоблюсь? - подумал я, вставая с колен. - Где Хено сегодня явится?
   Парень был совсем рыжий и похож на иностранца. Где-то когда-то я читал, что рыжие люди, якобы вовсе даже и не люди, а потомки неандертальцев. Так, может быть, он и есть Хено.
- Молодой человек, Вы случайно не Хено?
- Да, я - Хено. А как Вы узнали?
- У Вас колчан с громовыми стрелами за плечами и в руках особенная корзина.
- Да, все правильно Вы понимаете, - сказал молодой человек. - Но где Вы будете теперь прятаться, зная это?
- Я побегу сейчас вдоль по улице Чудновского и буду звать на помощь.

   Я бросился бежать со всех ног, оглядываясь, а Хено шагал за мной, и чем быстрее я бежал, тем выше он становился и шире делался его шаг. Скоро его огромную ногу я увидел впереди себя, она раздавила остановку со всеми находящимися под ней. Я посмотрел вверх. Хено сделался выше шестнадцатиэтажных домов. Он двигался вперед, доставая из-за спины стрелы. Он натягивал лук и пускал стрелы, которые падали рядом со мной. Одна из них ударила в автомобиль стоявший в проезде у дома. Он взорвался  и подлетел в воздух.

- Как Вас зовут? - спросил Хено, снова став ростом с человека.
- Меня зовут Кудлат. Я приехал из города Наманган.
- Очень хорошо. Пойдем в сторону гаражей.

   Огромная радуга повисла на свинцово-черном небе над парком. Мы шли, обходя и перепрыгивая лужи. Пронеслась пожарная машина, за ней вторая.

   Хено потрогал себя за рыжую бороду и сказал:
- И как сейчас живет город Наманган?
- В Намангане сейчас осень, и цветут каштаны, - отвечал я.
- Что ты врешь? В Намангане нет каштанов. А если бы и росли, то цвели бы не осенью, а весной.
- Не знаю. Так я вижу. Я закрываю вот сейчас глаза и вижу цветущие каштаны в Намангане. И потом там намного теплее, чем в Петербурге, а ведь даже здесь растут каштаны.
- Да, ты со странностями. Но расскажи еще что-нибудь про Наманган. Это большой город?
- Раз в десять меньше Петербурга. Люди и деревья покрыты белой краской снизу, там, где ноги.
- Это зачем? - спросил Хено.
- Наверное, краска отпугивает насекомых.
- Мне вообще показалось, что в городе как-то пустынно. Людей почти не видно, только какие-то женщины в красных куртках ходили вдоль проспекта.
- Может быть, ты просто оказался в нем ночью или рано утром.
- Говорят, это второй по величине город Узбекистана. Там есть река?
- Есть. Протекает через центр города, но я не знаю как она называется. Город находится на склоне гор, на краю огромной долины, в которой выращивают хлопок.
- А как его перерабатывают в ткани? - спросил Хено.
- Хлопок - это пушистое волокно, покрывающее семена хлопчатника. Сначала пушистую массу отделяют от семян и прочего мусора, а потом закручивают как-то в нити.



  Вдруг я заметил, что справа от нас по газону ползет гигантская змея. Она двигалась очень тихо, но внимательно следила за нами, приподняв голову. Она резко метнулась в сторону ко мне и разинула гигантскую пасть. Я оказался проглочен. Какое-то время с трудом продвигался я по ее желудку, занимая большую его часть. Глаза разъедала слизь, хотелось протереть их руками. Я быстро задохнулся и потерял способность ощущать какие-либо неудобства. Потом сознание медленно возвращалось. Мне казалось, что я долгие часы плыву по ночному каналу в Венеции. Пахло водорослями и гнилью. Я лежал в гондоле и находился в полусне. Я все плыл и плыл. Потом я увидел слабый свет. Мы выплыли из-под какого-то моста на ярко освещенную множеством факелов площадь, и в этот момент я очнулся. Я увидел в полумраке перед собой какую-то ржавую металлическую конструкцию. Шел дождь. Я приподнялся, оперевшись руками о мокрую траву. Я лежал где-то на заднем дворе между какими-то двумя зданиями: одно было высокое, над ним я увидел быстро двигающиеся серые облака, а другое - двухэтажное, без окон. Я встал и начал двигаться в ту сторону, где как мне казалось находился источник света. Я вышел к какому-то сараю из толстой проволоки, за ним стояли пластиковые мусорные баки. Я толкнул калитку в ограде и оказался в просторном дворе. Слева виднелся небольшой газон, на котором росли большие деревья. Из окон здания справа на асфальт двор лился яркий свет. Я стоял и дрожал. Потом присел на скамейке и уснул. Утром я начал исследовать этот мир.

  Я прохожу мимо металлических ворот в  переулок Юрия Кнорозова. Справа вижу еще одни ворота, плотно закрытые. Они установлены в середине кирпичной стены, покрытой штукатуркой и выкрашенной в желтый цвет. Поверхность переулка выложена прямоугольными обтесанными булыжниками.  Переулок Юрия Кнорозова совсем короткий, длиной примерно в 50 метров, расположен между зданиями двух музеев: Кунсткамеры и Зооологического музея. Переулок с одной стороны выходит на Университетскую набережную, а с другой стороны упирается в упомянутую выше стену с воротами.   Прямо напротив ворот двора Зоологического музея располагается вход во двор Кунсткамеры, но пройти туда невозможно, так как в прямоугольном этом дворе расположилась огромная змея. Она свернулась клубком и тело ее медленно двигалось, это я мог видеть со стороны переулка Юрия Кнорозова. Какая-то слизь обильно стекала в переулок и медленно растекалась по булыжной мостовой. Тогда я вышел на Университетскую набережную. Там тоже были змеи: большие и маленькие, разных цветов. Подойдя к парапету гранитной набережной, я увидел проплывающую в сторону Эрмитажа огромную змею. Другая голова вынырнула рядом с берегом и посмотрела на меня голубыми глазами. Небольшая рептилия загорала на длинном гранитном спуске.  Тут я услышал протяжные гудки автомобилей, послышалась даже матерная брань и императивы. Оказалось, что одной из змей захотелось проползти по Дворцовому мосту. Я вернулся в переулок и, купив стаканчик свежезаваренного кофе в уличном летнем кафе, двинулся к служебному входу Кунсткамеры. Там стоял охранник и курил. Почему-то все охранники всегда курят. Я погладил его по плешивой голове и понял, что голову он сегодня не мыл, и вчера тоже не мыл.

Матер Матута

   Иду вдоль здания Кунсткамеры. Слева по проезжей части двигается автобус под номером 7. Он приехал от Московского вокзала, где в находящемся рядом с ним торговом центре,  Коля Васин бросился вниз со второго этажа. Оставил все свои пластинки дома и в то утро в последний раз запер дверь в свою квартиру. Падать со второго этажа неприятно - можно остаться в живых, но Васин легких путей не искал. Ведь понятно, что невозможно жить в стране, где никто не поддерживает дело храма Джона Леннона. Матер Матута вернулась той осенью из Израиля, а Васин наоборот эмигрировал. Матер Матута с наслаждением вдыхала ноябрьский воздух Невского проспекта и радовалась каждой гранитной плите и обшарпанной стене.



   Автобус номер семь проехал в сторону Академии Художеств, где Кухмейстерский храм искусства великолепно массивен над рекой, в которой отражается и храм, незаметный, когда съезжаешь с моста Лейтенанта Шмидта и несешься в поворот в 1994 году.  Сворачиваю за угол в  Таможенный переулок. Там очень много народа. Огромная очередь тянется от угла здания до входа в Кунсткамеру.  В здании напротив по переулку располагается ресторан, когда-то у входа даже стоял швейцар. но теперь дела у заведения идут плохо, и он вынужден продавать через окошечко кофе для уставших туристов. Дальше за входом в Кунсткамеру начинается здание Зоологического музея, он же храм вкушения пищи, Кухмейстерская кумирня номер 1. Почему-то сейчас в ней ремонт, а ведь когда-то кумирня называлась Университетской столовой. Вот здесь на перекрестке с Биржевым проездом  Андрей Бузыкин подрался с водителем рафика. Тогда тоже была осень, но листья были желтые и красные, а не синие и белые как сегодня. Синие листья у баранца. Он сильно разросся в последние годы на газонах перед клиникой Отта. Заросли такие высокие, что студенты стали жаловаться на то, что осенью овцы, которые как раз в это время созревают на этих растениях, кусают задумчивых прохожих за руки и ноги. А одного пьяного доцента, заснувшего на газоне, обглодали до костей. Растения вырубать запретили без разрешения Комитета по благоустройству Санкт-Петербурга, и теперь сердобольные старушки приходят и кормят овечек какой-то крупой, рассыпая ее по округе, но съедают ее воробьи и голуби. Вечером приходит с Армянского кладбища одна старуха вся в черном и кормит овец сырым мясом, а сама словно все ищет кого-то. 

 

    Говорят, что профессор Воробьев, зарубивший свою невесту топором, сделал это именно по наущению овечек. Он почти каждый день ходил мимо их зарослей на факультет и вечером возвращался обратно, опять проходя рядом с их синими зарослями. Они ему всякий раз и нашептывали что-то. Потом он однажды вернулся вечером домой и зарубил молодую девушку, расчленил ее тело, а самые лучшие куски ее тела понес среди ночи овечкам. Да только не смог перейти он в ту ночь вброд реку Фонтанку и утонул, а куски мяса унесло в Финский Залив, и долго еще лакомились рыбаки жирной корюшкой и миногой.


Тайшань

   Хозяин загробного мира вышел из своей пещеры и приветствовал меня:
- Здравствуй, Кублат. Давно не виделись. Пригласил бы тебя на угощение, но видишь ли у меня теперь ремонт. Делаем его десять лет непрерывно, закончим, а потом снова начинаем. Однако все же зайдем внутрь

   Мы прошли через стеклянные двери, покрытые заляпанным краской полиэтиленом и, спустившись по крутым ступеням, оказались в царстве красного кирпича.

- Повелитель, давно ли Вы с гор? - спросил я, рассматривая фотографию на стене.
- Прилетел буквально вчера. Очень много дел среди горных жителей, всех нужно проконтролировать, иначе так и норовят отлынивать от работы и своих обязанностей, а работа  по возведению нового зиккурата в результате идет не шатко ни валко. Повелеваю подать нам чайник вина, - закричал Хозяин.

Юркий молодой человек-сороконожка метнулся куда-то в соседний зал.

- Какое будем пить? - спросил я.
- Sangue Rosa. Из моих этрусских запасов.

Человек-сороконожка прикатил небольшой столик с большим выбором вина, и криво улыбнувшись, удалился. Мы выпили и я заторопился.

- Действует ли подземный ход на Елагин остров к Храму Живоначальной Троицы? Я должен увидеться сегодня с отцом Богданом Щипко.
- Да, в нескольких местах тоннель был затоплен еще на прошлой неделе, но сейчас воду всю выпили.
- Отлично.

 Я сделал последний большой глоток тонизирующего напитка и прошел в коридор. В туалете, если встать на унитаз ногами и присесть, открывалась дверь с левой стороны. За ней начинался подземный ход. Это был широкий коридор, по которому мог бы проехать всадник. Стены были выложены красным кирпичом, как здания предприятия «Красный Треугольник». Я пошел быстрым шагом и шум шагов гулко отдавался по холодному сырому пространству. Я шел несколько часов и наконец дошел до Елагина острова, там на территории контактного зоопарка был выход на поверхность. Я пытался поднять крышку, но тщетно. После нескольких минут усилий, она все же поддалась, и я выбрался наружу. Оказалось, что на крышке стоял какой-то олень. Я отряхнул засохший кал со своей немецкой кожаной куртки и под удивленными взглядами детей и их родителей ловко перемахнул через забор, отделяющий оленей от коз и двинулся к 3-му Елагиному мосту. За ним располагался единственный в Санкт-Петербурге православный храм, где служил мой знакомый отец Богдан Щипко. Как известно, в 10 веке Древняя Русь приняла буддизм и с тех пор православных храмов на нашей земле почти не строили. Но в 1915 году по Высочайшему позволению был построен  Храм Святой Живоначальной Троицы в Старой Деревне. Долгое время это был самый большой православный храм в Европе.