Джеф

         



                "Gef was very detrimental to my life. We were snubbed. The other children used to call me ’the spook.’ We had to leave the Isle of Man, and I hope that no one where I work now ever knows the story. Gef has even kept me from getting married. How could I ever tell a man’s family about what happened?"
                Вара Ирвинг


                В основе сюжета романа – реальные события, произошедшие в 1930-х годах на ферме Дорлиш Кэшен, принадлежавшей семье Ирвинг, неподалеку от селения Дэлби на острове Мэн.






     ДЯДЯ, КОТОРЫЙ ПРИЕХАЛ УВИДЕТЬ ДЖЕФА

   Это был не просто остров. Это было место затерянное и никому не нужное. Остров, навсегда вычеркнутый из истории человечества. Было непонятно, зачем и для чего селились люди на этом острове. Зачем эти люди жили там. А эта ферма, где всё и происходило, на таком общем фоне этого острова выглядела достаточно мрачно. В целом, эта ферма представляла собою приземистый особняк, который был расположен на вершине холма с крутыми склонами. Никакого желания не возникало, когда смотришь на такой дом. Желание войти в этот дом, познакомиться с его хозяевами. Не возникало никакого любопытства. Мимо этого дома хотелось пройти, не приближаясь к нему особо. Или проехать на машине или на велосипеде. Особняк был сложен из скреплённых цементом сланцевых плит. Выглядел он достаточно старо и достаточно просто. В страшном сне такой дом приобретал зловещие черты. В страшном сне могло присниться то, что здесь творится нечто  пугающее.



     АЛИСА

  Папа и мама приехали сюда в тот самый год, когда я появилась на свет. Папа говорил, что я появилась из маминого живота. И мама говорила, что я появилась из её живота. Папа купил эту ферму, как он говорил, почти за гроши. Наши дяди и тёти отговаривали папу. Отговаривали его покупать нашу ферму. Она тогда была не нашей. Но папа их не слушал. Он считал, что они и так загубили его жизнь. Я слышала, как папа об этом говорил. Я слышала, как он говорил тому дяде, который приехал увидеть Джефа, как говорил ему, что они вставляли палки ему в колёса. Я не поняла, о чём говорил папа, но папа сказал тому дяде, что, когда был молодым, у него были силы и были возможности организовать своё дело, свой бизнес. Нужны были деньги. Но наши дяди и тёти денег папе не дали. Они думали, что папа – мечтатель. Они говорили ему, что он не сможет организовать своё дело. Поэтому папа их не любил. Он считал, что, если бы не они, он давно стал бы преуспевающим человеком. Он говорил, что, если бы не они, у него был бы дом не в этой глуши, а в большом городе. Своя фирма была бы. И много людей было бы, которые на него работали бы. Поэтому папа не слушал наших родственников. Он говорил, что они только и хотят его кончины. Когда они не стали помогать папе, было очень трудно. Но папа работал. Потом он увидел маму. Они поженились. И мамин папа дал моему папе денег, чтобы он распорядился ими по своему усмотрению, для семьи и общего блага. Папа распорядился по своему усмотрению. Он купил эту ферму. Здесь. Где я потом родилась. Появилась на свет Божий, как говорил папа.
  Папе сначала нравилась ферма. Первым делом он начал ремонтировать дом. Он укрепил стены деревянными панелями, чтобы сильно ветер не дул. Когда наши дяди и тёти, всё-таки, решили помочь папе, они сказали, что помогут ему отремонтировать дом. Но папа отказался от их помощи. Он им сказал, чтобы ноги их не было в его доме. Папа решил порвать со всеми родственниками. Я слышала сам, как один наш дядя говорил папе, говорил ему, что папа женился на маме из-за денег маминого папы, которые тот дал моему папе на его усмотрение. Папа был радостный, когда ремонтировал дом. Он говорил, что верил тому, что что-то будет хорошее, что принесёт нам денег. Он говорил, что здесь можно держать своё хозяйство. И если его правильно вести, можно разбогатеть. Папа стал держать и разводить домашнею птицу. Маме было безразлично – разбогатеем мы или нет. Она не верила в себя. Она вообще думала, что никогда не выйдет замуж.
  Я любила трогать деревянные стены своими руками. Я ощущала, какие они не холодные и не тёплые, а просто деревянные. Я иногда прикладывала ухо к нашим новым стенам и слышала порой какие-то звуки. Потом эти звуки стали странными. Не такими, какими были обычно. Такие звуки раньше не издавались за этими стенами. Я стала слышать эти странные звуки тогда, когда появился у нас дома Джеф. Папа говорил тому дяде, который приехал увидеть Джефа, что с этих странных звуков всё и началось.
  Пока мы ещё не знали, кто издаёт эти странные звуки. Пока мы ещё не знали, что на свете есть Джеф. Пока я только успела увидеть мельком какого-то зверька с длинным пушистым хвостом. Может быть, тогда это был Джеф. Я не знаю. Но, наверное, это был он. И он тогда не умел так говорить. Он был зверьком, а не Джефом. Я увидела зверька вместе с папой. Это было утром. Мы пошли кормить кур. Я папе всегда помогала кормить кур. Мне нравилось их кормить. Папа взял ведро с кормом для кур и мы пошли к курятнику. Папа готовил курам корм на утро накануне вечером предыдущего дня. Он говорил, корм должен остыть. Он варил в ведре очистки, остатки от пищи и добавлял комбикорм. Иногда вместо ведра он брал большой ковш с зерном. Ещё папа любил кормить кур зеленью. В огороде росли сорняки, приходилось часто пропалывать, и сорняки отдавали  курам. Рано утром, когда солнце ещё только-только начинало всходить, папа брал велосипед и катил на близлежащие луга. Там он косил зелёную траву.
  Папа взял ведро и пошёл к курятнику. Я пошла вслед за ним. Курицы давно уже не спали. Они нас ждали и галдели. Они давили друг друга, прижимались к сетке курятника и истошно кудахтали. Вот тут мы увидели зверька. Папа протянул руку, чтобы открыть дверь курятника, и мы с ним вместе увидели. Существо с длинным пушистым хвостом очень быстро побежало вдоль деревянной стены сарая, где мы папа держал всякие вещи и предметы для хозяйства и для огорода. Существо очень быстро пробежало. Мы его почти толком и не рассмотрели. Очень быстро оно двигалось. Как молния. Я спросила папу. Папа, а это крыса?
  Папа ответил не сразу. Он подумал. Потом он сказал. Сомневаюсь, если крыса, то странная крыса.
  Почему, папа?
  У крысы не бывает таких хвостов.
  Пушистых?
  Пушистых.
  Потом папа открыл дверь курятника, и мы вошли. Папа стал накладывать корм в кормушку. Куры налетали, жадно клевали и мешали папе накладывать. А я думала, как хорошо было бы, если бы у меня был такой зверёк с длинным пушистым хвостом. Я бы его любила. Я бы его сама кормила и никогда бы не бросила. У меня нет друзей. А он стал бы мне другом.


     ПАПА

  Была ночь. Ночь бессмысленная, обычная и какая-то вся банальная. Я лежал на постели рядом с Мегги и в очередной раз думал, какая скучная ночь. Когда я так думал, я не мог заснуть. Да и зачем спать? Вместо снов мне снилось нечто серое, нечто непонятное, нечто какое-то безразличное ко мне. Мегги сказала:
 - Не спишь?
 - Не сплю, - ответил я.
 - Послушай, я тебе уже говорила в прошлом году…
 - Нет, Мегги, это разговор совсем не нужный.
 - Какой ты упорный, - вздохнула жена. – Зачем мы здесь живём? Ты ещё веришь в то, что ферма принесёт нам доход?
 - Но всё начинается постепенно. Деньги сразу не появляются. Нам надо ждать, работать.
 - Джон, мы уже пятнадцать лет здесь ждём и работаем…
 - Тринадцать.
 - Ну, хорошо, тринадцать. Тринадцать лет. Почти четырнадцать. Пока мой отец жив, нужно переехать к нему.
 - Мегги…
 - Почему ты не хочешь слушать меня? Можно продать эту ферму. Отдать в аренду кому-нибудь. Отец возьмёт тебя на работу. Ты понимаешь, что ты можешь упустить шанс?
 - Какой шанс?
 - Свой шанс. Пока он жив, у тебя есть этот шанс. Мы можем переехать в город. Он возьмёт тебя, в свою контору. Ты не хочешь нормальной работы?
 - Я хочу. Хочу нормальной работы.
 - Тогда почему ты отказываешься?
 - Я не отказываюсь. Я просто самостоятельный человек.
 - Ты упорный и никого не хочешь слушать.
 - Это не упорство. Я просто не должен зависеть от кого-либо.
 - Какие глупости ты говоришь. От кого ты будешь зависеть? От кого? От отца? Ты просто будешь работать с ним.
 - На него, - поправил я её.
  Мегги согласилась:
 - Ну, хорошо, на него. И что теперь? Он тебе будет платить. Потом он умрёт. Он уже стар. Он передаст тебе часть своего дела. Я же его дочь. Я – твоя жена. Если ты будешь медлить и не поедешь к нему, может случиться так, что он умрёт и весь бизнес приберёт мой старший брат. А он тебя не позовёт к себе. Я же тебе рассказывала, какие у нас с ним отношения.
 - Вот именно, Мегги, - сказал я. – Я хочу быть один. Я хочу держаться подальше от всяких подобных отношений.
  Она вздохнула так, что чуть не застонала.
 - Я не могу с тобой разговаривать, - проговорила она.
 - Хорошо, - согласился я. – Давай тогда спать.
  Она отодвинулась от меня подальше и перевернулась на другой бок.
  Я лежал неподвижно минут десять. Я лежал и думал, как, всё-таки, бывает тихо ночью. Когда я жил в доме у отца, ночью совсем не так было тихо. Мне казалось, что вокруг постоянно какое-то движение, шорохи, и происходят какие-то разные действия. У нас семья была большая, мы все жили в одном доме. Отец был добр ко всем. Нам даже ложиться спать разрешали тогда, когда мы захотим. Он верил в меня. Он усаживал меня на свои колени и говорил мне, глядя на меня, на моё лицо, глядя с улыбкой, говорил мне, что верит в меня. Что из меня выйдет толк. Он говорил, что хочет дожить до тех времён, когда я стану богатым и счастливым. А, может быть, известным. Отец меня любил больше всех. Хорошо, что он умер рано. Иначе бы ему пришлось лицезреть, как я влачу своё существование здесь. В затерянном и пустынном месте.
  Я…
  Какой-то стук.
  Странно… Что это за стук такой? Так хорошо слышно.
 - Что там? – вдруг спросила Мегги.
  Оказывается, она тоже не спит.
 - Стук, - ответил я ей.
 - Кто это может стучать? – удивилась она.
 - Не знаю… Может, мыши.
 - А откуда стук-то?
 - Мне кажется, что он доносится с чердака.
  Мы замолчали. Стук повторялся в течении нескольких минут. Не частый такой, но и не редкий.
 - Ты знаешь, - сказала Мегги, - на мышь совсем не похоже.
 - А кто это может быть ещё? Кроме мышей?
 - Ну… не знаю.
 - А помнишь, я тебе рассказывал, как увидел какую-то крысу необычную около сарая?
 - Но это сначала мне рассказал не ты. Мне это сначала рассказала Алиса.
 - Да, Алиса. Может, это та крыса?
 - Чем же это крыса может стучать?
 - Может, она не стучит. Может шуршит. А нам кажется, что стучит.
 - Кстати, а ты уверен, что это была крыса?
 - Не уверен. Какой-то зверёк. Больше похож на ласку, на хорька. Хвост у него такой длинный. Пушистый.
 - Может, это и была ласка, - предположила Мегги.
  И тут я заметил, что стук долгое время не повторяется.
 - Прекратилось, - сказал я. – Я не знаю – ласка, хорёк, крыса… Я толком не разглядел. Но мне кажется, что это совсем другое.
 - Ладно, давай спать, - прошептала Мегги. – Хватит уже.
 - Давай.
 - Слушай, а Алиса у себя в комнате?
- Что за вопрос? Где она ещё может быть? У себя в комнате.
 - Пойду-ка я проверю её.
 - Ты собираешься встать и пойти к ней?
 - Что тут такого? Я же проверю – спит она или нет
 - Конечно, спит. Ты её разбудишь.
 - Ладно, - сдалась Мегги. – Ладно. Никуда я не пойду.
  Странно…Что это за стук был на чердаке? Я завтра заберусь туда. Посмотрю, всё ли там в порядке.



     МАМА

  Не очень-то это хорошо. Джон потакает Алисе. Я понимаю. Она – дочь. Но он ей разрешает многое. Он позволяет ей многое. Девочке тринадцать лет. Совсем не развивается. Во что-то любит играть, нет друзей в школе, учителя говорят – замкнутая. Совсем плохо учится. А он ей позволяет играть в детские игры. Я не знаю. Не очень-то это хорошо. Чего только стоила эта история о какой-то крысе с пушистым длинным хвостом. Алиса стала уговаривать Джона изловить эту крысу, посадить в клетку и подарить ей. Алиса сказала, что эта крыса будет ей другом. Я была против. Какая крыса? Ребёнок не успевает в учёбе. Ребёнок совсем не общается со сверстниками. А Джон мне сказал, что я должна помнить, что я Алисе – мать. Я помню. Всегда помню. Я ей добра желаю. Но нельзя та чересчур потакать девочке. Может, с ней надо больше говорить о учёбе, о окружающем мире. Может, надо прилагать усилия, чтобы она подружилась с какими-нибудь девочками, с одноклассницами. Ходила бы к ним в гости, а они – к нам. Может, стоило бы её вообще в город отправить, к моему отцу. Он уже предлагал. Джон и слышать не хотел об этом. И не хочет. Он мне сказал: Ты что, хочешь, чтобы мы лишились единственной своей дочери? Твои родственники сделают её несчастной; Как сделали меня мои родственники; А они – тебя. Я спросила: Почему ты считаешь, что они меня сделали несчастной? Он мне сказал: Ты просто в этом признаться не хочешь; а ты зависела от своего отца настолько, что он полностью руководил тобой; решал за тебя всё; у тебя не было воли; ты постоянно была под его пристальным вниманием. Я сказала: Ты не прав; ты не прав; обо мне просто усердно заботились. Он сказал: Вот именно; усердно. Джон напрочь отказался от этой затеи – отправить девочку к моему отцу. В городе ей было бы интересней и легче. Там совсем всё другое. Здесь она растёт одна. Замыкается в себе. А он ей ещё клетку собирался смастерить. И крысу эту изловить. Кошмар какой-то. У тринадцатилетней девочке единственный друг – какая-та крыса непонятная. Я ничего не могу поделать. Джон меня не слушает. Он выдумывает всякие игры для Алисы. Он совсем не понимает, что скоро у неё наступит такой период, когда надо будет встречаться с мальчиками. А она в своём развитие напоминает семилетнего ребёнка. Я же знаю, мне рассказывали – на неё в школе все тычут пальцем, дразнят, смеются над ней… Господи! Джон меня совсем не слушает. Как-то это неправильно. Он ведь сам вырос примерно так. Нет, замкнутым он не был. И друзья были. Но он весь был какой-то мечтательный. Отец у него рано умер. Мама его попала под влияние своих старших сестёр и старших братьев. Джон был им не то что безразличен, они просто смотрели на него и им как-то было не интересно – в кого он вырастет, кем станет. Он стал мечтать стать актёром. Я даже представить себе не могу подобного. Он не пошёл учиться потому, что они не дали ему денег. Они сказали: пусть работает у нас, мы ему поможем поступить учиться. Самое лучшее, говорили они, быть экономистом, а не артистом. Если он хочет стать человеком, пусть работает. Джон ведь просил у них денег. Хотел уплыть в Америку и снимать там кино. Это вообще было какое-то безумие. Кто так делает? Так делают только авантюристы. Он всерьёз полагал, что на синематографе можно будет зарабатывать большие деньги. Что можно будет основать на этом компанию, фирму, делать бизнес. Конечно, родственники не дали ему денег. Они сказали, чтобы он не занимался ерундой. Джон должен быть благодарен моему отцу. Он заприметил его, мелкого и невзрачного клерка в одном из коммерческих агентств, что-то увидел в нём, зачем-то нас познакомил. Я не знаю, я тогда хотела выйти замуж, иметь свою семью, жить отдельно от своих. Я устала от них. Брат так мне и говорил, что отец просто избавился от меня. Увидел какого-то недотёпу, пообещал ему деньги, если тот женится на мне. Что и случилось. Брат сказал это грубо, мы тогда поссорились. Но в чём-то он, как я вижу, прав. Мне грех жаловаться на судьбу. Всё-таки, у меня есть муж, дочь. Всё-таки, у меня появилась своя семья. Но беспокоит меня Джон. Он слишком подавлен. Он не показывает этого. Но неудачи сломили его. Он очень разочаровался в жизни. И Алиса меня беспокоит. Да, кстати, как-то раз спросила Джона, в кого вырастет наша дочь, кем станет. А он так ответил: может быть, актрисой. Я с ним сразу прекратила разговаривать. Он так ответил, будто совсем без всякой иронии, совсем без всякой злобы. Ответил, совсем не желая досадить мне. Ответил, и глаза у него заблестели… Актрисой...! Боже мой! Во многом, я считаю, ответил он искренне. Может...



      ПАПА

  Я зашёл на кухню. Мегги стояла у плиты и готовила завтрак. Готовила гренки и омлет.
 - День будет не очень прохладный, - заметил я вслух.
 - Думаешь, пойдёт дождик? – спросила Мегги.
 - Может, пойдёт. Сыро просто.
 - Ты садись. Скоро уже будет всё готово. Поешь.
 - А Алиса где?
 - Наверное, у себя сидит. Или во дворе бегает.
- А почему она не в школе?
- Сегодня суббота.
 - Ах, да… Совсем забыл
 - У них по субботам нет занятий.
 - Я знаю. Помню. Просто забыл, какой сегодня день недели.
  Я приготовился выйти из кухни.
 - Ты это куда? – поинтересовалась Мегги. – Завтрак скоро будет готов.
 - Я быстро, - сказал я.
 - Куда ты собрался?
 - На чердак.
 - Зачем тебе сейчас на чердак?
 - Ты же помнишь, ночью был стук, он доносился с чердака
 - …Я совсем забыла. Ну, доносился. Ну и что?
 - Но, кто-то же стучал, всё-таки. Пойду посмотрю.
 - Так тебя эта мышь и ждать будет. Или крыса – то ли хорёк, то ли ласка.
 - Ладно, я сейчас. Я быстро.
  Я вышел из кухни.
  Около лестницы, которая вела на чердак, я заметил Алису. Она меня увидела, но сделала вид, что не заметила, и приготовилась уйти. Я её остановил:
 - Доченька, доброе утро.
 - Доброе утро.
  Я подошёл поближе к ней.
 - А ты что здесь делаешь? – спросил я.
 - Ничего.
 - Просто так ходишь?
 - Просто так.
 - Ты что хотела, на чердак пойти?
 - Нет, папа. Ты мне никогда не разрешал ходить на чердак.
 - Правильно. Там грязно, пыльно, темно. Ты можешь испугаться.
 - Да, папа. Можно я пойду?
 - Иди, доченька. А куда ты пойдёшь?
 - Во двор.
  И Алиса ушла.
  Я начал подниматься по лестнице. Ступени трещат под ногами. Какие же они, всё-таки, старые. Перед моим мысленным взором на миг предстала такая картина: Я ставлю ногу на следующую ступень. И ступень проламывается. Моя нога уходит вниз в образовавшееся отверстие. Мне адски больно. Я кричу от боли… Да, невесёлая картина. Надо будет как-то заняться этой лестницей. Не приведи Господь, эта мысленная картина окажется пророческой.
  Я взобрался на чердак. Не слишком и темно здесь. Солнечный свет проникал сквозь пыльные стёкла небольшого окошка, и более-менее было видно. На чердаке было очень пыльно. Все вещи и предметы были расставлены по углам. Я так сделал ещё тогда, когда мы ещё только вселились. За это время на чердак, кроме меня, никто не поднимался. Мегги точно не поднималась.
  А это что такое?
  Я увидел какой-то предмет на полу. Что это? Как он сюда попал?
  Я осторожно подошёл и присел. Потом взял в руки. Это маленькая статуэтка африканского божка. Совсем небольшая статуэтка. Размером с ладонь. Железная статуэтка. Она не настоящая. Я вспомнил её. Это простая безделушка. Такие изготовляют и продают, где угодно. Можно купить и поставить в гостиной на книжную полку рядом с книгами. Вроде украшений. Когда я купил эту ферму, эта статуэтка стояла на тумбочке в комнате, которая стала для нас с Мегги нашей спальней. Мегги она не понравилась. Мегги сказала, чтобы я убрал её. И я её забросил на чердак. Но я точно помнил, что не оставлял её посередине на полу чердака. Эта статуэтка должна, как и все вещи на чердаке, находиться в каком-нибудь углу. А кто-то перенёс её сюда. Может быть, это ею стучали?
  Чтобы проверить так ли это, я постучал статуэткой о пол. Звук тот же самый.
  Я ещё раз постучал.
  Нет. Никаких сомнений – тот же самый звук.



      МАМА

  Я всё приготовила и расставила на столе. Открылась дверь, и вошёл Джон. У него в руках что-то было. В левой руке он что-то держал. Я спросила: Ну как? Сходил на свой чердак? Он ответил: Сходил. Я спросила: Как там наши мыши? Он ответил: Никаких мышей я не увидел. Я спросила: А что у тебя в руке-то? Он показал мне, что у него в руке. Металлическая статуэтка африканского божка. Где-то я уже её видела. Я спросила: Это что такое? Он ответил: Это я увидел на чердаке; на полу. Я сказала; Вот бы не подумала, чтобы у нас на чердаке может такое валяться. Он сказал: Ты сама попросила отнести эту фигурку на чердак. Я спросила: Когда это я тебя просила об этом? Я попыталась вспомнить. Нет. Не вспоминается. Джон ответил: Когда мы въехали, статуэтка стояла на тумбочке в комнате, которую я переоборудовал под спальню. Точно. Теперь вспомнила. Я сказала: А…; припоминаю; но я же попросила тебя выкинуть её. Он сказал: Ну, считай, что я её выкинул. Я  спросила: На чердак? Он ответил: На чердак. Я спросила: А зачем ты её сюда принёс? Пусть бы там и валялась на полу. Джон сказал: Мегги, мне кажется, стук ночью производился именно этой статуэткой. Я удивилась. О чём это он говорит? Кто это мог стучать этой статуэткой у нас на чердаке ночью? И я его спросила: Ты полагаешь, кто-то ночью взял эту статуэтку и стучал ею о пол;  правильно понимаю? Он мне ответил: Я проверил; я постучал сам; звук такой же. Я переспросила: Такой же? Джон сказал: Приблизительно такой же; и статуэтка на чердаке находилась в районе над нашей спальней. Тогда я ему сказала: Брось, Джон, ты говоришь глупости. Он был упрям, он говорил мне: Я не знаю; но кто-то же стучал. Как я устала от него. Я так и сказала ему:  Хватит, Джон, нам пора завтракать. Я подошла к окну, чтобы открыть его и позвать Алису. Она, наверняка, гуляла во дворе. Джон заметил это и остановил меня. Он спросил меня: Подожди, ты собираешься Алису позвать? Я сказала: Да. Он мне сказал: Я сам позову её. И Джон вышел, забрав собой статуэтку.



     ПАПА

  Я вышел на крыльцо дома. Посмотрел по сторонам. Алисы нигде не видно. Я позвал её. Потом ещё раз. И увидел, как она вышла из-за угла деревянного сарая. Она подошла к крыльцу, посмотрела на меня и улыбнулась.
 - Ты меня звал, папа? – спросила она.
 - Да.
  Она поднялась по ступенькам ко мне. Она заметила в моей руке статуэтку.
 - Пора завтракать? – спросила она.
 - Пора. Что ты делала около сарая.
  Алиса не ответила.
 - Доченька, я тебе задал вопрос. И тебе надо ответить мне.
  Она подняла на меня глаза и опять улыбнулась.
 - Я там ждала.
 - Кого ждала?
 - Я подумала, что, может быть, появится тот самый зверёк. Помнишь, мы его тогда видели?
 - Ты думаешь, он может появиться опять?
 - Думаю, что может. Жалко, что мама не разрешила сделать ловушку, чтобы поймать его и клетку, чтобы потом я там держала его.
  - Дикие зверьки любят волю. Ему будет тесно в клетке. Это было бы жестоко по отношению к тому зверьку.
 - Я знаю, папа. Но я хочу, чтобы у меня кто-нибудь появился.
  Я глядел на свою дочь и думал. Плохо, что мы не смогли родить ещё одного ребёнка с Мегги. А то у Алисы был бы младший братик или сестрёнка. И ей не было бы так скучно. Это даже не скука. Это гораздо хуже, по-моему. Это самое настоящее одиночество.
 - Алиса, - сказал я. Я показал ей статуэтку. – Тебе это знакомо?
  Алиса взяла у меня статуэтку.
 - Какая она красивая, папа.
 - Красивая? – поразился я. - Никогда бы не подумал. Просто экзотическая безделушка.
 - Нет, папа, она красивая и таинственная.
 - Так она тебе знакома? Ты брала её в руки?
 - А почему ты меня об этом спрашиваешь, папа?
 - Алиса, я хочу знать, ты вчера ночью не ходила случайно на чердак?
  Алиса перестала улыбаться, но взора своего не отвела.
 - Алиса, отвечай мне. Ты ходила вчера ночью на чердак?
  Алиса молчала.
 - Я тебя спрашиваю, дочь, в последний раз. Ты была вчера ночью на чердаке? Как эта статуэтка оказалась там на полу?
 - Нет, - ответила Алиса.
 - Чего нет?
 - Нет. Я не ходила на чердак.
  Неправда. Мне не верилось, что она говорит правду. Странная девочка растёт у нас. Но хватит терзать её, хватит мучить своими вопросами.  В таком возрасте дети могут совершать разные странные поступки. Особенно, такие необычные дети, как Алиса.
  Я взял у неё статуэтку и сказал:
 - Пошли завтракать. Мама уже заждалась.



     АЛИСА

  Они никогда не поверят в то, что может случиться нечто необыкновенное. Папа и мама забыли то время, когда были детьми. Мама совсем забыла. Полностью. Она стала взрослым человеком навсегда. А папа, вроде бы, не до конца ещё забыл. Что-то в нём осталось. Но наша жизнь, наше пребывание здесь, в этом месте, где ему не хочется жить, сильно мешает ему вспоминать то время, которое было его детством. Они подумают, что это что-то сверхъестественное, что это какой-то феномен, что это вне человеческого понимания и разумения. Им теперь трудно просто принять это. И они никогда не смогут уже быть такими, как не все. Быть единственными в своём роде.
  Мы ели гренки и омлет, пили кофе и чай. Мы все обыкновенные и сильно похожи друг на друга. Мы не можем думать не так, как все думать. Поэтому папа сразу спросил меня, что я делала на чердаке. Но он сомневается, была ли я там на самом деле. Значит, с ним ещё можно поиграть. А с мамой не поиграешь. Она сразу скажет: Это Алиса стучала на чердаке.
  У них обязательно этим «кто-то» должен быть кто-то. Они не смогут представить себе, что этого «кто-то» вообще не существует. А если и существует, то никогда не узнают, кто это. У них любая разгадка любой загадки должна быть очень банальной и очень привычной. Любое объяснение должно входить в рамки доступного. Папа и мама просто обязаны немножко поиграть…



      ПАПА

  Время было обеденное. Я отдыхал после работы. Обед ещё не начался. Мегги сказала, что позовёт нас, когда всё будет готово. Алиса игралась около сарая. Что-то выкладывала на земле. Камушками и стёклами выкладывала разные фигуры. Я сидел на табурете в тени, курил сигарету и почему-то вспоминал старшего брата. Его звали Билл. Он был старше меня на четыре года. Так уж получилось, что жил он длительное время отдельно от нашей семьи. Жил у дедушки, которого я так никогда и не увидел. Мне было всего три года, когда брат переселился к деду. Дед жил очень далеко. В Америке. Нам было в то время трудновато. Папа пытался всё время заработать большие деньги, но у него этого не получалось. Дед сам предложил, чтобы Билл переехал к нему. Это для того, чтобы нам жилось полегче. Через девять лет Билл смог вернуться к нам. У папы дела наладились. Папа очень хотел, чтобы Билл вернулся. Дедушка писал в письме, что очень привык к внуку. Но папа был непреклонен. Когда Билл приехал к нам, то был мне совершенно незнаком. Мне тогда стукнуло двенадцать. А ему было – шестнадцать. К его приезду готовились. О нём только и говорили. Потом он приехал. И какое-то время мать с отцом только около него и хлопотали. Пылинки сдували. Я всё это время ревновал. Переносил болезненно. Я даже воспринял Билла, как конкурента. Я думал, что брат занял моё место в семье. Только отец уделял много времени мне, но стоило появиться Биллу - и я отошёл на некоторое время на второй план. Но ревность прошла быстро. Я полюбил Билла. Его невозможно было не полюбить. Он многое знал, был начитан, был оригинален, одевался модно. И был даже в некоторой степени гениален. Он был какой-то особенный. Он выделялся среди общей массы. С ним было интересно. Он хорошо рассказывал. Обо всём – о жизни, о времени, о пространстве, о людях. С ним я быстро взрослел. Брат мог хорошо рисовать. Его работы мама подарила нашему городскому музею. Билл играл на многих музыкальных инструментах. Он был одарённым. Его охотно слушали. Он устраивал часто небольшие концерты, гости хвалили его. И у него были свои поклонники. Благодаря Биллу саксофон стал самым вожделенным и музыкальным предметом для меня. Я пытался научиться играть на нём, как Билл. Но у меня, конечно, так не получалось. До сих пор я без ума от саксофона. Я не притрагиваюсь к нему уже больше пятнадцати лет, чтобы не расстраиваться, чтобы не впадать в депрессию. Вспоминая или слыша просто слово "саксофон", я вспоминаю, как впустую я потратил годы, которые не вернуть. Мне до Билла было очень далеко. Брат писал рассказы и стихи. Он смог бы стать отличным писателем. Он был невероятным исключением среди своих сверстников. Был редким оригиналом, человеком единственного образа. Много его мысли и рассуждения я смог понять только будучи уже взрослым. Я думаю, что брат стал бы сильной личностью. Как в жизни, так и в творчестве. Мне, например, не повезло. А ему бы повезло. Но его уже давно нет на свете. Как-то несправедливо это произошло. Сначала забрали в армию, а потом послали на войну. Он прожил всего двадцать лет. Так что…
  Тут Алиса громко воскликнула. Я встал с табурета. Что она увидела? Чему она удивилась? Или испугалась?
 - Алиса, - сказал я. – В чём дело?
  Дочь повернулась ко мне.
 - Опять увидела, - ответила она.
  Кого это она увидела, подумал я.
 - Опять увидела? – переспросил я.
 - Да. Зверька. Которого мы видели с тобой.
 - Странно… Ты точно уверена?
 - Точно, папа.
  Я медленно подошёл к ней. Алиса оставалась неподвижной до тех пор, пока я не приблизился.
 - А где ты его видела? – спросил я.
 - Он вбежал в сарай, - сказала Алиса. – Я его видела всего одну секунду. Но рассмотрела. Это он, папа.
  Так… Если Алиса не ошибается, значит, этот длиннохвостый зверёк решил обосноваться у нас. Хорёк или ласка. Что ему надо в сарае, интересно? Мы же не видим, где он шастает. Может, скоро в курятник повадится. Если он попытается туда пролезть, то его заметят собаки. Сомневаюсь, что он проскочит мимо них.
 - Папа, - спросила Алиса, - ты думаешь, я вру?
 - Нет. Я не думаю, что ты врёшь. Я думаю, что нам делать.
 - А что такое?
 - Если этот зверёк проберётся к курам, у нас начнутся проблемы.
 - Придётся его изловить, папа.
 - Да уж… Придётся.
 - Жалко, что мама против. Мы его поймали бы и держали в клетке.
 - Зато мама не будет против, если я поставлю капкан.
 - Жалко папа, если он так умрёт.
 - Ну что тут поделать можно, доченька… - я погладил Алису по голове - по волосам. – У нас нет выбора. Мы вынуждены оборонять своё хозяйство.
  В это время Мегги закричала:
 - Обед! Обед!
  Мы пошли в дом.



     МАМА

  Я сказала, что пора заканчивать постоянно говорить об этой крысе. Или как её там – ласке… Я сказала, что это отвратительно во время обеда говорить о какой-то там крысе. Джон возразил. Он мне сказал: Мегги, может, это и неприятно; может, это перебивает аппетит, но этот зверёк может причинить нам неприятности; если он вознамериться пробраться в курятник, то… И Джон не договорил. Я посоветовала ему. Я сказала ему: Тогда ставь капкан; ставь капкан. И всё. Чего тут думать? А Алиса нам говорит: Это будет жестоко по отношению к нему. Я поглядела на неё. Понятно, что у неё на уме. Я начала говорить стальным голосом. Я сказала: Так, никаких крыс, где бы они не были – на воле или в клетке – я дома не потерплю; Джон, я считаю, что тему надо закрыть. Он быстро закивал головой. Он сказал мне Всё в порядке, Мегги, капкан, так капкан, ты только не горячись. Я ему ответила: Я не горячусь, Джон, просто… И, не договорив, я покосилась на Алису. Дочь сделала невозмутимое лицо и всё так же ела суп. Джон кивнул мне.



     ПАПА

  Ночь. Я и Мегги лежим на кровати. Спокойная такая ночь.
 - Ты слышал, - сказала Мегги, – Кларенсы у себя вторую пристройку делают.
  Кларенсы – это наши соседи. В каком-то смысле, даже конкуренты. У них тоже ферма. Куриная ферма.
 - Ты считаешь, - сказал я, - у них дела пошли на лад?
 - Но если не так, откуда у них деньги, чтобы построить пристройку?
 - Ну, не обязательно деньги должны появиться в результате продажи яиц. Может, им прислали деньги. Может, они что-то продали. В конце-концов, может, наследство…
 - Что-то я не слышала, чтобы у них кто-то умер и отписал им деньги.
 - Мегги, я не понимаю, почему ты беспокоишься.
 - Я не беспокоюсь. Я просто подумала, что раз они строят пристройку, значит, увеличивают производство. А это нам может нанести значительный урон, чем та ваша неизвестная крыса.
 - Наша??
 - Ну, да. Твоя с Алисой.
  И тут раздался стук. Такой же стук. Потом ещё раз.
 - Мегги, ты слышишь?
 - Конечно.
  Опять это началось…
  - Джон, мне не по себе. Кто это у нас может на чердаке стучать?
 - Я не знаю.
 - Ты что, опять не выкинул эту фигурку?
  И тут я попытался припомнить, куда я вчера её дел. Не могу вспомнить.
 - Я… Вроде… В гостиной её оставил… - сказал я.
 - В гостиной? Но как на чердак она опять попала?
  Стук ещё раз повторился. Потом ещё раз.
 - Мегги, если бы я знал ответы на твои вопросы, я бы смог тебе ответить. Но я не знаю.
 - Тебе стоило её выбросить.
 - Потише… Слышишь?
 - Что?
  Топот. Какой-то топот.
 - Слышишь?
 - Джон, я так больше не могу. Давай зажжем лампу.
 - Давай.
  Топот стал слышен отчетливей. Это был дробный топот. Такой быстрый. На чердаке над нами что-то происходило.
 - Мегги, мне кажется, это не мышь.
  Она уже зажгла лампы, и стояла, держа её на вытянутой руке.
 - Мегги, это явно не мышь. И не крыса.



     АЛИСА

  За дверью послышались голоса, какой-то шум. Потом в мою комнату вошли папа и мама. Сначала вошёл папа. Он держал лампу в руке. За ним вошла мама. Папа сказал мне. Алиса, ты не спишь, доченька?
  Я ответила. Уже нет.
  Папа смотрел на меня напряженным взором. Он меня спросил. Алиса, ты всё время здесь была?
  Что ты имеешь ввиду, папа?
  Ты всё время находилась в комнате с того момента, когда мы отправили тебя спать?
  Папа, ты хочешь меня спросить, ходила ли я на чердак?
  Т тут мама сказала. Да, Алиса, ответь нам. Ты что, только что оттуда пришла?
  Нет, мама, я всё время была здесь.
  А папа спросил. Алиса, ты видела фигурку африканского божка, ты брала её?
  Нет, папа. Что случилось? На чердаке опять кто-то?
  Папа с мамой переглянулись. Им есть, что сказать мне, но они не могут сказать это мне.
  Папа, а, может, это тот зверёк у нас на чердаке?
  Тут раздался над нами сильный топот. Кто-то ходил или бегал на чердаке. Я посмотрела на маму. Она выглядела очень напуганной. Я почти слышала, как бьётся её сердце. А лицо папы было не так взволнованно. Потом мы услышали какие-то звуки. Они доносились то ли из гостиной, то ли с лестничной площадке на втором этаже.
  Мама громко произнесла. Это что такое?
  А папа решил так. И сказал. Надо пойти и выведать, что это у нас происходит на чердаке.
  Папа глянул на меня. Он сказал мне. Алиса, оставайся в комнате, и чужих никого не пускай.
  Я ему сказала. Папа, я боюсь. Я пойду с вами.
  Мама тоже сказала папе. Джон, пусть Алиса идёт с нами. Так безопасней. Мы её будем видеть, и не будем переживать за неё.
  Папа согласился. Он ответил маме.  Ладно, так и сделаем.



     МАМА

  Наш дом двухэтажный. И в доме две лестницы. Одна лестница соединят первый этаж со вторым. А вторая лестница ведёт на чердак. Именно к этой лестнице мы все и поспешили. Джон шёл впереди, светя лампой. За ним шла Алиса, а потом – я. И там мы замерли. Мне стало жутко. На некоторое время мне пришла в голову мысль, что я сплю. Что это просто страшный сон какой-то. Скорее всего, даже не страшный, а пугающий.
  Люк на чердак был полуоткрыт и оттуда доносились звуки. Их было очень хорошо слышно. Тот, кто их издавал, вероятно, на чердаке находился почти около самого люка. Послышались какие-то плевки, вздохи, хрипы, треск. Это было очень неестественно слышать. Я не могла вымолвить ни слова, я утратила дар речи. Казалось, кто-то там силится произнести что-то вроде слов. Старается, как будто бы, заговорить. И у него это, естественно, не получается. Алиса сказала: Папа, кто это там наверху? Джон посмотрел на неё, но не ответил. При свете лампы я видела, что он был бледным. Он побелел, как мел. Ему тоже было, наверное, очень ужасно. Но он сделал шаг, потом другой. Затем он ступил на первую ступеньку лестницы. Лампу он держал на вытянутой руке. Ступенька затрещала. И звуки смолкли – плевки, хрипы, вздохи. Джон громко спросил: Кто там? Его голос дрожал. Вместо ответа послышалось тоже самое, что мы слышали в спальне. Это был быстрый дробный топот. Тот, кто издавал эти странные и пугающие звуки на чердаке, побежал прочь. Я сказала мужу: Джон, не ходи на чердак. Он повернул ко мне голову. Он мне сказал: Мегги, мне думается, если я сейчас не узнаю, кто это, то завтра днём не узнаю и подавно. Я продолжала настаивать. Я ему сказала: Не ходи, слышишь ты меня? Не вздумай. Джон подчинился. Он отошёл от лестницы и сказал нам: Тогда – всем спать.



     ПАПА

  День прошёл тихо. Я не разговаривал почти ни с кем. Я всё ещё находился под впечатлением того, что произошло ночью. Мегги тоже молчала. Мне казалось, что она просто боится об этом говорить. Мне казалось, она хочет, чтобы это осталось в её памяти, как какой-то странный пугающий и непонятный сон.  Алисы весь день практически не было видно. То она сидела у себя в комнате, то ходила во дворе и никем не была замечена. На моё удивление, она не приставала ко мне с вопросами о своём зверьке и об этих звуках с чердака.
  День прошёл тихо, день прошёл незаметно. Мы пообедали, поужинали. Я не почувствовал, что ел. Я не заметил, что ел. Мне это было не интересно. С каждым часом я становился взволнованней и с каждым часом мне становилось страшновато. Я бы сказал, тревожно. Я был просто уверен, что последует продолжение.
  Перед тем, как лечь на кровать, Мегги выпила какие-то таблетки.
 - У тебя что, разболелась голова? – спросил я её.
 - Почему ты спросил про мою голову?
 - Таблетки разве не от головы?
 - Отчасти, - как-то неохотно пояснила жена.
 - Я тебя не понимаю, Мегги. Что это за таблетки?
 - Это лёгкое снотворное.
 - Ты думаешь, что не сможешь заснуть?
 - Да.
  Таблетки подействовали. Минут через десять Мегги спала. А я нет. Я ждал. Ждал целых два часа. И потом услышал. Я встал с постели и пошёл на звуки. Около двери я взял с тумбочки лампу, зажёг её, и вышел с нею в коридор. Я двинулся прямо к лестнице, которая вела на чердак. Я весь день боролся с искушением, чтобы не взобраться на чердак. Одновременно я боялся чего-то и одновременно я не хотел вспугнуть того, кто мог там затаиться на весь день, а потом ночью опять издавать эти звуки.
  Около лестницы звуки стали слышны отчётливей. На этот раз это было совсем другое. То ли какой-то лепет, то ли какое-то повизгивание. Я стоял неподвижно минут десять, пытаясь успокоиться и прийти в себя. Я чувствовал, как дрожал. Я понимал, как сейчас происходит что-то из ряда вон выходящее. Потом я громко произнёс:
- Кто это?
  Лепет и повизгивание стихли. Но только на несколько минут. Потом раздался голос. Это был тоненький голосок. Он звучал на две октавы выше человеческого, но иногда опускался ниже на уровень привычного диапазона. Казалось, это был голос говорящего существа, незнакомого и неизвестного ещё человеку. Казалось, это был голос какого-то животного. И это животное имитировало человеческий голос. Слишком он неестественно звучал. Мне ответили:
 - Ко то.
  Я просто остолбенел, когда услышал ответ. Я ничего не понял, но был поражён. Меня сразило наповал. Этого я никак не ожидал. Я никак не ожидал, что существо на чердаке вступит со мною в разговор. Я чувствовал, что оно мне что-то сказало. И чувствовал, что оно пока ещё плохо говорит. Но пытается делать это. Я переспросил:
 - Я вас не понял. Кто вы?
  Голос ответил:
 - Я яас не поял. Ко и.
  Что-то знакомое. Я немножко подумал и меня озарила догадка. Он просто повторял то, что я произношу. Интересно, значит, говорить он не умеет, а пытается произносить человеческим голосом слова. Я решил произносить просто слова, надеясь, что повторяя их, он станет повторять эти слова отчетливей. Я произнёс слово:
 - Я.
  Мне ответили:
 - Я.
 - Ты
 - Ты.
 - Он.
 - Уон.
 - Он.
 - Уон.
 - Он.
 - Уон.
 - Он.
 - Уон.
 - Я, ты, он.
 - Я, ты, уон.
 - Я, ты, он.
 - Я, ты, он.
 - Он.
 - Уон.
 - Он.
 - Он.
 - Они.
 - Ани.
 - Они.
 - Ани.
 - Они.
 - Аи.
 - Он и они.
 - Уон и ни.
 - Он и.
 - Уон и.
 - Он и.
 - Он и.
 - Они.
 - Ани.
 - Они.
 - Он.
 - Они.
 - Он и.
 - Они.
 - Все
 - Се.
 - В.
 - В.
 - С.
 - С.
 - Е.
 - Е.
 - В – С – Е.
 - В – С – Е.
 - Все.
 - Ве.
 - В.
 - В.
 - С.
 - С.
 - Вс.
 - Вс.
 - Все.
 - Все.
 - Лестница.
 - Лесица.
 - Лес.
 - Лес.
 - Ни.
 - Ни.
 - Лестни.
 - Леси.
 - Лестни.
 - Лесни.
 - ЛЕС – Т – НИ.
 - ЛЕС – Т – НИ.
 - Лестница.
 - Лестница.
  Я заметил, что мой собеседник выговаривает слова всё отчетливей и отчетливей.
 - Чердак, - сказал я.
 - Чедак.
 - Чер.
 - Чер.
 - Дак.
 - Дак.
 - Чердак.
 - Чедак.
 - Чердак.
 - Чер.
 - Чердак.
 - Чедак.
 - ЧЕР – ДАК.
 - ЧЕР – ДАК.
 - Чердак.
 - Чердак.
 - Лестница и чердак.
 - Лесица и чед.
 - Лестница.
 - Лестница.
 - И.
 - И.
 - Чердак.
 - Чердак.
 - Лестница и чердак.
 - Лестница и.
 - Лестница и чердак.
 - Лестница и чердак.
 - Ты на чердаке.
 - Ты н чедаке.
 - Ты.
 - Ты.
 - На.
 - На.
 - На чердаке.
 - Чердаке.
 - Ты на.
 - Ты на.
 - Чердаке.
 - Чердаке.
 - Ты на чердаке.
 - Я на чердаке.
  Вот! Он уже не просто повторяет. Он уже говорит. Он уже утверждает. Значит, он понял, что, когда я к нему обращался на "ты", это подразумевало его собственное "я". Догадавшись об этом, он, видимо, это и подтвердил.
 - Я около лестницы.
 - Оло лестницы.
 - Около.
 - Оло.
 - Около.
 - Оло.
 - Около.
 - Около.
 - Я около лестницы.
 - Нет. Я на чердаке.
 - Да. Ты на чердаке. Я около лестницы. Внизу.
 - Внизу оло лестницы.
 - Я внизу.
 - Ты внизу.
 - Около.
 - Около лестницы.
 - Около лестницы.
  На какое-то время я замолчал. Я понимал, что это происходит реально, но это мне было трудно принять. Мне это было очень трудно принять. Какая-то фантастика. Или чертовщина.
 - А кто ты? – спросил я.
 - Кто я?
 - Да. Кто ты?
 - А ты?
 - Я – Джон.
 - Джон.
 - Я – я.
 - Я – Джон. А ты?
 - Я – я.
 - Понятно. У тебя нет имени, - сказал я вслух.
 - Нет.
 - Нет имени?
 - Нет.
 - А кто ты без имени? Кто ты? Я, например, человек, а имя у меня – Джон. Но без имени я просто человек. А ты в таком случае кто? – спросил я.
  Несколько секунд мне никто не отвечал. Потом я услышал хрипы и плевки. Мой собеседник, видимо, старался сказать мне что-то. Может быть, ответ на мой вопрос. Но таких слов он ещё не научился произносить. И поэтому не мог их произнести. Поэтому вместо таких слов он издавал плевки и хрипы.
 - Хорошо. Пока можешь не отвечать на мой вопрос, - сказал я.
 - Нет.
 - Что нет?
 - Нет.
 - Ты хочешь ответить?
 - Нет.
 - Ты не можешь ответить?
 - Я… нет…
 - Ты не можешь ответить.
 - Я не ого вить.
 - Ответить.
 - Вить.
 - От.
 - От.
 - Ветить.
 - Ветить.
 - Ответить.
 - Ответить.
 - Не.
 - Не.
 - Можешь.
 - Мож.
 - Можешь.
 - Може.
 - Можешь.
 - Можешь.
 - Ты не можешь ответить.
 - Я не можешь ответить.
 - Не могу.
 - Не могу.
 - Не можешь ответить.
 - Не могу ответить.
  Я поймал себя на мысли, что мне надо кое-что проверить. Что-то важное. Я начал молчать. Прошло несколько минут. Потом сверху раздался голос.
 - Джон, - позвал меня собеседник.
  Я ему не ответил.
  Он повторил:
 - Джон.
  Я молчал.
  Мой собеседник помолчал минуты две, а потом стал фыркать, шипеть и плеваться. Видимо, он силился произнести незнакомые слова. Я же вышел с лестничной площадке в коридор и двинулся в направление комнаты Алисы. Я подошёл к её двери. Постучал и спросил:
 - Доченька, ты не спишь?
 Мне никто не ответил. Я взялся за дверную ручку и потянул дверь на себя. Я вошёл в комнату. Комната дочери была совсем небольшой. Сначала начинался короткий маленький коридорчик, потом была вторая дверь, а уже за этой второй дверью находилась непосредственно комната Алисы. Я вошёл в комнату и позвал:
 - Алиса.
  Мне никто не ответил. Я посветил лампой. В комнате никого не было. Кровать была пуста. Я почувствовал что-то вроде острого и внезапного подозрения. Я двинулся обратно. Вышел из коридора на лестничную площадку. Там стояла Алиса.
 - Ты почему не в комнате? – спросил я её. – Ты что здесь делаешь?
 - Я ходила во двор.
  Я стал смотреть прямо в её глаза. Долго. Не отрываясь.
 - Алиса, - сказал я, - есть определённые вещи. Есть определённые поступки. Когда их кто-то совершает, он должен в этом признаться, чтобы окружающие  его люди не были обмануты.
  Алиса удивилась:
 - Ты про что говоришь, папа?
 - Отвечай мне только правду. Ты спустилась с чердака?
 - Нет.
 - Значит, ты поднялась по лестнице снизу?
 - Да. Я была во дворе.
 - Что ты делала ночью во дворе?
 - Я ходила в туалет.
  Невольно я вздохнул. В самом деле, она же могла быть в туалете. А туалет у нас находится вне дома, во дворе.
  Я посмотрел на чердак, а потом перевёл взгляд на дочь.
 - Папа, а что случилась? – спросила вдруг Алиса.
 - Ничего, - ответил я. – Просто мне не спится.
 - Папа, ты не спишь из-за этих звуков?
  Я стал опять подозревать. Я стал пристально смотреть в глаза дочери.
 - Ты права, Алиса, насчёт этих звуков. Либо меня разыгрывают, либо происходит что-то странное...

  продолжение следует...