История человеческой мысли знает немало парадоксов, но едва ли найдётся противоречие более глубокое и трагическое, чем то, которое лежит в основе современного атеистического мировоззрения. С одной стороны, оно с невиданной дерзостью провозглашает человека венцом эволюции, мерилом всех вещей, творцом собственных ценностей и смыслов. С другой — своими же собственными предпосылками методично уничтожает саму основу человеческого достоинства, низводя этого титана духа до уровня случайного и мимолётного сочетания материальных частиц в безразличной пустоте вселенной.
Истоки этой интеллектуальной драмы кроются в отвержении очевидного, что мир есть творение, а сложность и целесообразность его устроения недвусмысленно свидетельствуют о Разумном Творце. Однако, отринув этот краеугольный камень, человеческий разум, возомнивший себя абсолютным, был вынужден предложить иную, причудливую и внутренне разорванную картину бытия. Он объявил единственной реальностью слепую материю, движимую лишь механистическими законами, а единственным смыслом — бесцельное движение к хаосу, предсказанное вторым началом термодинамики. В этой картине грандиозный путь космической и биологической эволюции, породивший сознание, любовь и совесть, оказывается не более чем случайной и преходящей вспышкой сложности на пути к окончательной и тотальной тепловой смерти. Весь путь — к ничто. Все свершения — в никуда.
Вот где коренится главная ложь и главное самоуничтожение этого взгляда. Восхваляя мощь человеческого разума, атеизм отрицает его нематериальную, духовную природу. Прославляя личность, он объявляет её иллюзией, порождённой нейронами, обречённой на бесследное исчезновение. Проповедуя свободу, он, будучи последовательным, должен отрицать саму возможность свободной воли в детерминированной цепи физических причин и следствий. Личность, гордо назвавшая себя творцом смысла, сама оказывается лишённой всякого объективного смысла, винтиком в гигантской машине, обречённой на вечеую погибель.
Это заблуждение — трагедия души, добровольно отринувшей Источник жизни и обрекшей себя на духовную смерть ещё при жизни. Ещё ирония судьбы заключается в том, что, восставая против Бога, атеизм зачастую борется не с живым Богом Евангелия, а с собственными, примитивными представлениями о Нём — с Богом-тираном на облаке, с религиозным мракобесием и обрядоверием, которые и для истинной веры являются той же язвой идолопоклонства. Таким образом, он, желая разрушить веру, на самом деле лишь безнадёжно бьёт по её искажённой тени, не замечая, что подлинная, сыновняя весть о Любящем Отце остаётся для него сокрытой его же собственной слепотой и гордыней. Он отрицает не Того, Кто есть, а того карикатурного идола, которого сам же и создал в своём неприятии.
Это не холодное, расчётливое заблуждение рассудка. Это — духовная болезнь, страшная гангрена воли и разума. Это акт гордыни, доведённой до отчаяния. Лучше объявить мироздание бессмысленным, а себя — одиноким и трагическим властелином этой бессмыслицы, чем смириться перед необходимостью признать себя творением и, следовательно, сыном. Сыном, обязанным отвечать перед Любящим Отцом. Отказ от Бога есть, по сути, выбор сиротства, добровольный отказ от наследия и от дома в пользу холодного, открытого всем ветрам забвения поля.
И даже мужество, которым атеизм пытается прикрыть свою духовную наготу, оказывается жалкой гордыней безумца. Ибо какое может быть мужество в том, чтобы с достоинством принимать свой собственный вердикт о небытии? Это не мужество — это отчаянная бравада обречённого, который, дабы не просить о пощаде, сам себя приговаривает к казни и объявляет этот приговор актом своей высшей свободы.
Таким образом, атеизм предстаёт не просто как ошибка, а как целостная система самообмана и саморазрушения. Он обманывает человека, подменяя его сыновью славу — сиротской гордыней, объективную истину — субъективным произволом, вечную жизнь — героикой перед лицом небытия, а данную от Бога совесть — продуктом социальных договорённостей. Он приговаривает человека к одиночеству в безбожной вселенной и выдаёт этот приговор за манифест его свободы. Это не просто заблуждение ума. Это — трагедия души, добровольно отринувшей Источник жизни и обрекшей себя на духовную смерть ещё при жизни.
Самоубийство разума
© Copyright: Римма Ромашич, 2025
Свидетельство о публикации №225091900430
Свидетельство о публикации №225091900430
Рецензии
Спасибо большое за статью. Немного добавлю своих размышлений на этот счёт.
Психотип человека, поражённого «самоубийством разума», — это портрет глубокого внутреннего раскола, трагический образ существа, сознательно избравшего духовное и интеллектуальной саморазрушение. Его мировоззрение строится на фундаменте из трёх ключевых противоречий, которые он вынужден постоянно и мучительно подавлять.
1. Тиран-винтик. В основе его личности лежит неразрешённое напряжение между иллюзией собственного величия и осознанием своего ничтожества. С одной стороны, он провозглашает себя высшим арбитром истины, творцом собственных ценностей, «хозяином вселенной», не подотчётным никому, кроме себя. Эта титаническая гордыня является его главным двигателем. Но одновременно он убеждён, что является лишь случайным продуктом бездушной материи, биороботом, чьи мысли и чувства — лишь результат химических реакций. Его «я» — это иллюзия, а свобода воли — миф. Таким образом, его гордое «Эго» оказывается тираном, правящим никчёмным винтиком, и это рождает глубинное, подавляемое чувство унижения и абсурда.
2. Творец бессмыслицы. Его когнитивная жизнь — это перманентная попытка создать смысл в провозглашённой им же самим бессмысленной реальности. Его разум, этот совершенный инструмент, предназначенный по своей природе для познания объективной истины и гармонии, он принуждает служить иной цели: конструированию сложных философских и идеологических схем, призванных доказать, что истины не существует, а гармония — обман. Он вынужден использовать логику, чтобы обосновать абсурд, и искать красоту, чтобы доказать её иллюзорность. Это и есть акт самоубийства: разум, систематически уничтожающий свои собственные основания, свои первопринципы. Он похож на архитектора, который с математической точностью рассчитывает подрыв собственного собора.
3. Скептик-догматик. Внешне такой человек провозглашает тотальный скепсис, сомнение во всём, кроме «научно доказанных фактов». Однако в глубине его мировоззрения зиждется непоколебимая, почти религиозная догма: аксиоматическая вера в то, что бытие исчерпывается материей, что сверхъестественного не существует, что смерть — абсолютный конец. Любые свидетельства, аргументы или личный опыт, ставящие эти догматы под вопрос, встречаются не свободным исследованием, а яростным, почти истерическим отпором. Его скепсис избирателен и направлен вовне — на традицию, веру, трансцендентное; внутри же царит жёсткий, не допускающий сомнений диктат материалистической веры. Это делает его не свободным мыслителем, а сектантом наизнанку, догматиком, поклоняющимся пустоте.
Его эмоциональный фон — это не спокойная уверенность учёного, а фоновый трепет отчаяния, приглушённый либо интеллектуальными судорогами самооправдания, либо погружением в гедонистические или социальные проекты. Он может быть язвительным циником, ярым борцом с «религиозным мракобесьем», апологетом научного прогресса или эстетом, воспевающим красоту распада. Но за всей этой активностью скрывается экзистенциальная паника одинокого сознания, затерянного в безразличной вселенной, которое, дабы не сойти с ума от ужаса своего одиночества, вынуждено лгать самому себе, называя свой смертный приговор — свободой, а духовное самоубийство — мужеством.
С уважением, Гурий.
Гурий Тёмин 19.09.2025 17:18 • Заявить о нарушении
Психотип человека, поражённого «самоубийством разума», — это портрет глубокого внутреннего раскола, трагический образ существа, сознательно избравшего духовное и интеллектуальной саморазрушение. Его мировоззрение строится на фундаменте из трёх ключевых противоречий, которые он вынужден постоянно и мучительно подавлять.
1. Тиран-винтик. В основе его личности лежит неразрешённое напряжение между иллюзией собственного величия и осознанием своего ничтожества. С одной стороны, он провозглашает себя высшим арбитром истины, творцом собственных ценностей, «хозяином вселенной», не подотчётным никому, кроме себя. Эта титаническая гордыня является его главным двигателем. Но одновременно он убеждён, что является лишь случайным продуктом бездушной материи, биороботом, чьи мысли и чувства — лишь результат химических реакций. Его «я» — это иллюзия, а свобода воли — миф. Таким образом, его гордое «Эго» оказывается тираном, правящим никчёмным винтиком, и это рождает глубинное, подавляемое чувство унижения и абсурда.
2. Творец бессмыслицы. Его когнитивная жизнь — это перманентная попытка создать смысл в провозглашённой им же самим бессмысленной реальности. Его разум, этот совершенный инструмент, предназначенный по своей природе для познания объективной истины и гармонии, он принуждает служить иной цели: конструированию сложных философских и идеологических схем, призванных доказать, что истины не существует, а гармония — обман. Он вынужден использовать логику, чтобы обосновать абсурд, и искать красоту, чтобы доказать её иллюзорность. Это и есть акт самоубийства: разум, систематически уничтожающий свои собственные основания, свои первопринципы. Он похож на архитектора, который с математической точностью рассчитывает подрыв собственного собора.
3. Скептик-догматик. Внешне такой человек провозглашает тотальный скепсис, сомнение во всём, кроме «научно доказанных фактов». Однако в глубине его мировоззрения зиждется непоколебимая, почти религиозная догма: аксиоматическая вера в то, что бытие исчерпывается материей, что сверхъестественного не существует, что смерть — абсолютный конец. Любые свидетельства, аргументы или личный опыт, ставящие эти догматы под вопрос, встречаются не свободным исследованием, а яростным, почти истерическим отпором. Его скепсис избирателен и направлен вовне — на традицию, веру, трансцендентное; внутри же царит жёсткий, не допускающий сомнений диктат материалистической веры. Это делает его не свободным мыслителем, а сектантом наизнанку, догматиком, поклоняющимся пустоте.
Его эмоциональный фон — это не спокойная уверенность учёного, а фоновый трепет отчаяния, приглушённый либо интеллектуальными судорогами самооправдания, либо погружением в гедонистические или социальные проекты. Он может быть язвительным циником, ярым борцом с «религиозным мракобесьем», апологетом научного прогресса или эстетом, воспевающим красоту распада. Но за всей этой активностью скрывается экзистенциальная паника одинокого сознания, затерянного в безразличной вселенной, которое, дабы не сойти с ума от ужаса своего одиночества, вынуждено лгать самому себе, называя свой смертный приговор — свободой, а духовное самоубийство — мужеством.
С уважением, Гурий.
Гурий Тёмин 19.09.2025 17:18 • Заявить о нарушении
Спасибо, Гурий, за яркие образы! Красиво размышляете, целиком поддерживаю и также могу добавить отчасти.
Главное и коренное заблуждение, на котором держится весь строй этого больного сознания, есть тонкая и страшная подмена. Лукавый поймал его не на грубой насмешке, а на лести собственному уму. Он предложил человеку променять живого, любящего Отца на мёртвый, безличный закон природы, а бессмертную душу — на случайное сцепление частиц. Всё это было облечено в одежды величия и мужества, дабы скрыть свою пустоту.
Суть этой ловушки — в возведении собственного разума в абсолютный идол. Человек полагает, что единственная правда — это та, что умещается в мертвые рамки приборов и формул. Всё же необъятное, таинственное и явно превосходящее его понимание было объявлено несуществующим. Так живой, дышащий Божий мир был подменён его собственным, наскоро сколоченным чертежом. И он, этот несчастный, требует, чтобы все поклонялись этому жалкому чертежу, эту схему он и называет единственной реальностью. Это высшая степень самообмана — поклонение собственному вымыслу.
Отвергнув Отчее начало, он не обрёл вольности, а впал в худшее рабство — тиранию собственного «я». Это «я», лишённое небесного ориентира, раздулось до небес и стало его мучителем. Оно требует от него постоянных доказательств своей значимости, силы, способности выстоять один на один с бездной. Это невыносимая ноша, ведущая к надрыву и отчаянию. Лукавый предложил ему стать «как бог», но не дал для того сил, оставив его слабым человеком. В этом и есть весь расчёт — предложить непосильное, зная, что это сломает.
Самое же коварное — это подмена самых основ. Злой дух убедил его, что смирение перед Богом есть унижение, умаление его достоинства. А гордыня, напротив, была объявлена доблестью и силой. Таким образом, величайшая добродетель, открывающая человеку путь к истине о себе и к Богу, была оплёвана. А главный грех, лежащий в основе всякого зла, был возведён в главную доблесть. Человека поймали на древней приманке: «Ты никому не подчинишься! Ты сам себе господин!». И он, желая доказать свою «взрослость», отрёкся от родного дома, обрекая себя на вечное, холодное сиротство.
Потому лукавый поймал его не на безверии, а на извращённой, перевёрнутой вере. Он не уничтожил в нём жажду веры — он направил её на ложь. Этот человек не перестал верить — он начал верить в Ничто. Он не перестал поклоняться — он начал поклоняться своему «я», наряженному в одежды «Разума». Он не стал свободным — он стал рабом своего же бунта.
Его главное заблуждение в том, что он мнит себя свободным. Тогда как он находится в самой прочной и самой унизительной зависимости — от собственной гордыни, которая заставляет его до конца защищать очевидную бессмыслицу, лишь бы не сделать единственного спасительного шага — шага смирения и покаяния, шага возвращения к Отцу.
С уважением,
Римма Ромашич 19.09.2025 17:54 Заявить о нарушении
Главное и коренное заблуждение, на котором держится весь строй этого больного сознания, есть тонкая и страшная подмена. Лукавый поймал его не на грубой насмешке, а на лести собственному уму. Он предложил человеку променять живого, любящего Отца на мёртвый, безличный закон природы, а бессмертную душу — на случайное сцепление частиц. Всё это было облечено в одежды величия и мужества, дабы скрыть свою пустоту.
Суть этой ловушки — в возведении собственного разума в абсолютный идол. Человек полагает, что единственная правда — это та, что умещается в мертвые рамки приборов и формул. Всё же необъятное, таинственное и явно превосходящее его понимание было объявлено несуществующим. Так живой, дышащий Божий мир был подменён его собственным, наскоро сколоченным чертежом. И он, этот несчастный, требует, чтобы все поклонялись этому жалкому чертежу, эту схему он и называет единственной реальностью. Это высшая степень самообмана — поклонение собственному вымыслу.
Отвергнув Отчее начало, он не обрёл вольности, а впал в худшее рабство — тиранию собственного «я». Это «я», лишённое небесного ориентира, раздулось до небес и стало его мучителем. Оно требует от него постоянных доказательств своей значимости, силы, способности выстоять один на один с бездной. Это невыносимая ноша, ведущая к надрыву и отчаянию. Лукавый предложил ему стать «как бог», но не дал для того сил, оставив его слабым человеком. В этом и есть весь расчёт — предложить непосильное, зная, что это сломает.
Самое же коварное — это подмена самых основ. Злой дух убедил его, что смирение перед Богом есть унижение, умаление его достоинства. А гордыня, напротив, была объявлена доблестью и силой. Таким образом, величайшая добродетель, открывающая человеку путь к истине о себе и к Богу, была оплёвана. А главный грех, лежащий в основе всякого зла, был возведён в главную доблесть. Человека поймали на древней приманке: «Ты никому не подчинишься! Ты сам себе господин!». И он, желая доказать свою «взрослость», отрёкся от родного дома, обрекая себя на вечное, холодное сиротство.
Потому лукавый поймал его не на безверии, а на извращённой, перевёрнутой вере. Он не уничтожил в нём жажду веры — он направил её на ложь. Этот человек не перестал верить — он начал верить в Ничто. Он не перестал поклоняться — он начал поклоняться своему «я», наряженному в одежды «Разума». Он не стал свободным — он стал рабом своего же бунта.
Его главное заблуждение в том, что он мнит себя свободным. Тогда как он находится в самой прочной и самой унизительной зависимости — от собственной гордыни, которая заставляет его до конца защищать очевидную бессмыслицу, лишь бы не сделать единственного спасительного шага — шага смирения и покаяния, шага возвращения к Отцу.
С уважением,
Римма Ромашич 19.09.2025 17:54 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.