Когда закончится война. Глава 6

Начало истории по ссылке: http://proza.ru/2024/08/27/1344

Часть Вторая. Красный мир.
Глава шестая. Смотрю в тебя, как в зеркало.

    Сознание вернулось ко мне не струйкой, а густым, едким дымом, вползающим в лёгкие. Я был Ванька Орешник, он же Упырь, и меня именно что вывернуло наизнанку. Не контузило — это ласковое слово из армейского лексикона, каким командиры описывают недобитых дедовскими гранатами солдат. Нет, меня — вывернуло. Перемололо. Взрывной волной. Весь мой прежний мир, тот самый, что состоял из вонючего ТЦК, бандитских рож побратимов, жуликоватых «спонсоров», предающих союзников и приказов Белого Тигра, лопнул, как ёлочная игрушка. До последнего я знал, что мы в западне, что рассказы о «красном мире» - бред, что из того секретного бункера есть только одна дорога — та, что ведёт в ад. Я ждал, что после того, как капитан нажал на ту кнопку, если и очнусь, то только у чертей на сковороде. И вот — хруст стеклянной скорлупы… Вывернуло.
    Я был не трус, не боялся драки как таковой, меня не пугала перспектива подбитого глаза, сломанного ребра, вывернутого сустава. Обо всём этом я наслушался до икоты за те полгода, что прожил в Оболони. Я помогал Доку накладывать шины, зашивать рваные огнестрельные раны. Я бы вытерпел боль. Были же в моем опыте ножевые, ожоги, голод. Произошло другое — вывернуло пространство. Сама реальность дала мне по шее.
    Очнулся я в задымлённом помещении. Не лаборатория Тигра — это было понятно не сразу, но однозначно. Вокруг такие же компьютеры, мониторы, столешницы. Но там, в нашем мире, все было чисто, казённо, мёртво. Как в больнице или в том сервере, куда мы с Левым однажды вламывались, чтобы стырить железа. Здесь же меня не покидали ощущения, что помещение только что кишело ученым людом, ботаниками…
    В ушах выл набат, с потолка, шипя, сыпалась водяная пыль или какой-то странный порошок. Он падал на открытое пламя, которое тотчас гасло, выпуская новые порции чёрного едкого дыма. Сирена резала слух, но боль в висках шла, казалось, не от неё, а изнутри, из самого черепа, надымленного и продырявленного.
    Первая мысль — «подольские». Где их небритые рыла? Где моя «Сайга»? Но вокруг никого. Тишина, прерываемая воем и шипением, была гуще любого грома перестрелки.
    Нужно было найти своих. Левого, Анфису, Дока, который после того безумного VR-аттракциона впал в тот самый суицидальный ступор, едва не бросившись в ад следом за дедом Тарасом. Я попытался подняться и тут вдруг понял, что совершенно гол. Не просто без формы, а гол как тот таракан. Это был позор похуже любого избиения. Голый Упырь на мокром полу. Мир не просто лопнул — с меня стянули кожу.
    Рядом с опрокинутым креслом болталась вешалка, а на ней — белый халат. Не наш, не армейский, а длинный, широкий, на какого-то невиданного толстяка. К халату был пришпилен бэйдж. Я вытер глаза от порошка, воды и собственных слез, постарался прочитать. «Профессор Зигмунд Альфредович Штольц». Имя показалось мне смешным и подозрительным, как кличка стукача в детском лагере. Я закутался в халат. Ткань пахла чужим потом, химией и чем-то сладковатым, лекарственным.
    Дым, едкий и серый, медленно тянулся в одну сторону. Значит, там был выход. Я поплёлся туда, шлёпая босыми ногами по лужам, опасаясь, как бы не шендорахнуло током, чувствуя себя не Упырем, а большим ребёнком, завёрнутым в простыню.
    И вдруг — силуэт. Человек в таком же белом халате. Он метался между столами, лихорадочно роясь в бумагах, тыча пальцами в клавиатуры мертвых компьютеров. Я инстинктивно шмыгнул за ближайший стол, пригнулся. Сердце заколотилось не от страха боя, а от страха зверька, почуявшего ловушку.
    Человек приближался. Он был взволнован, что-то бормотал себе под нос. Сквозь вой сирены я начал различать слова. Русские слова.
    «…невозможно… расчёты… квантовая сцеплённость… где же…»
    Неужели я попал к «названным братьям»? К тем, кого нас так сильно учили ненавидеть всю мою сознательную жизнь? Я всегда думал, что это всего лишь пропаганда, но в ту секунду мне вдруг стало казаться, что все эти слова – чистая правда. Ужас, холодный и тошный, подкатил к горлу. Голый, в чужом халате, я был идеальной жертвой для их пыток.
    Голос незнакомца становился всё громче. Мерзкий. Словно гвоздём матовое стекло царапают. До тошноты. Я вздрогнул, представив, насколько тяжко его близким постоянно слышать этот... шум.
    Я, не выдержав, выглянул из-за стола.
    Мы встретились взглядом. Он замолк, его рот остался полуоткрытым. Мы смотрели друг на друга, два человека в белых халатах, мокрые, испуганные. И пока сирена продолжала свой погребальный вой, до нас обоих дошла простая, идиотская, невозможная мысль. Мысли, от которой мой прежний мир, и так уже треснувший, рассыпался окончательно, в пыль, в брызги, в ничто.
    Это был мой голос. Передо мной стоял я сам. Не похожий. Не двойник. Я.

    Дым в коридоре был густой, едкий, пах гарью и расплавленной пластмассой. Я снова протёр кулаком глаза — не мираж. Стоит мужик в белом, с иголочки, халате, под которым виднеется пиджак с галстуком. Лицо — моё. Точь-в-точь. Хотя не совсем. Причёска иная. Щёки. У мужика есть, а у меня нет. Я выглядел так год назад, в Лондоне. Взгляд не мой, не выживший, а какой-то... казённый. На его халате красовался бейдж: «Иван Михайлович Орешник». Прямо как меня звать.
    Шок сковал горло, но он говорил, только интонации чужие, подчёркнуто вежливые, как у робота из старых фильмов.
    — Пожалуйста, проследуйте за мной, если вы хотите жить, товарищ.
    Товарищ. Слово из давно сожжённых учебников. Я молча кивнул. Куда мне, собственно, деваться? Мы рванули по задымленному коридору, а этот Иван Михайлович всё шептал в свою рацию, спрашивая у невидимого «гида», куда свернуть. Я ждал, что он вот-вот скажет: «Так, тут у меня двойник объявился, что делать?». Но он не сказал. Совсем.
    Тщательно забаррикадировав за собой дверь, мы ворвались в комнату уборщика — настоящее царство швабр, щёток и допотопных роботов-пылесосов, каких я последний раз видел еще в Англии, до того, как попался легавым. Посередине, в полу, зиял люк.
    — Не могли бы вы помочь с крышкой? — попросил Иван. Мы с трудом отодрали тяжеленный кругляш, и нас окатило волной вони из клоаки внизу. Едва мы спустились и захлопнули крышку, как сверху, уже в коридоре, раздался топот сапог. Прибыли.
    Связь у Ивана под землёй умерла. Он метался, беззвучно шепча в рацию запросы, куда нам идти.
    — Преддагаю надево, — хрипло сказал я, зажимая нос пальцами по примеру двойника.
    — А на гагом остовании? — вежливо осведомился он.
    — На осдовании зчидалки. Выжжел медяц из думана...
    Иван на секунду задумался:
    — Лодично. Дудше, дем стоядь и ждать, когда дас найдут.
    Мы поплелись по краю подземной канавы. Вскоре свет пробился сквозь решётку другого люка. С неимоверным трудом вытолкав крышку наверх, мы вылезли на свежий пьянящий воздух, и яркое солнце ударило по глазам, словно прикладом. Когда зрение вернулось, я обомлел. Мирный двор. Высотка. Зелёные деревья. И дети — румяные, не измождённые, не ждущие продажи на органы, — в белых рубашках и красных галстуках гоняли мяч. Это был сон. Бред. Так не бывает.
    Женщина, проходившая мимо, склонная к полноте в бежевом платье в синий цветочек, с любопытством уставилась на двух чумазых мужиков в белых халатах, вылезших из канализации. Иван, не моргнув глазом, сочинил ей историю про съемки сериала.
    — Про доблестных советских врачей, — пояснил он.
    — Как здорово, товарищи! А как называется? — спросила женщина.
    — «Склифосовский», — брякнул я, пропустив мимо ушей слово «советских».
    Детишки облепили нас, требуя взять их в кино. Внезапно примчалась какая-то девчонка и крикнула: «Ребята, там куффка горит! Пожарные уже приехали! Айда смотреть!», и детвора мгновенно испарилась.
    Связь у Ивана ожила. Он подтвердил «гиду» встречу в парке в семь и повел меня к Дому Быта. В раздевалке он снял халат, костюм и швырнул их, вместе с рацией, в корзину с табличкой «дезинтегратор». Я последовал его примеру. Потом был туалет с белым чистым работающим унитазом и душ, с которого на меня хлынули потоки горячей, почти кипящей воды. Я стоял под ней, может, целую вечность, смывая с себя вонь и копоть того мира.
    Вернувшись, я увидел Ивана, уже одетого в строгий спортивный костюм. Он протянул мне полотенце и указал на стопки ящиков с одеждой.
    — Выбирайте, пожалуйста, что по размеру, товарищ.
    Я оделся. На выходе, думая, что двойник забыл расплатиться за баню и шмотки, я спросил:
    — А деньги?
    Иван посмотрел на меня с искренним удивлением.
    — Какие деньги, товарищ? Деньги же отменили в девяносто девятом. Или вы к нам из капстраны прибыли? На симпозиум к профессору Штольцу?
    Как это отменили деньги? Я не мог понять. Как без денег жить? А на что покупать дурь? Чем баб завлекать, если не хрустом зелени? Деньги отменили! Эх! Такую страну просра…
    Иван ждал от меня ответа. Что ему сказать? Импровизируй, Упырь! Живее!
    — Я из Лондона… К Антону Павловичу…
    — Доктору Белову? – двойник внезапно точно назвал фамилию Белого Тигра.
    Неужто в России есть полный тёзка и однофамилец нашего капитана? Почему нет?
    — К нему, - кивнул я.
    — Здорово, товарищ! Как удивится Антон Павлович, когда вас увидит. Мы же с вами – одно лицо. Может, даже со мной спутает…
    — А вы знакомы с Белым… то есть с Беловым?
    — Ещё бы, товарищ! Я же писал кандидатскую под его началом. Мы же вместе работали над проектом… в общем…
    Иван бросил грустный взгляд куда-то в сторону и что-то пробормотал.
    Мы вышли на широкий проспект, по которому бесшумно неслись автомобили одной модели и марки, только цвет отличался. Через проспект пожарные тушили огромное, пышущее огнём здание.
    — Это моя alma mater, — мрачно произнес Иван. — КУФФ, Киевский университет фундаментальной физики. А горит он из-за меня...
    — Как киевский? — опешил я, будучи уверен, что мы где-то в глубинах России.
    Иван обернулся ко мне, и в его глазах я прочёл неподдельное изумление и… гордость.
    — Как это где, товарищ? В столице Украинской Советской Социалистической Республики — городе-герое Киеве. На проспекте имени Владимира Ильича Ленина.
    У меня во рту пересохло. Как же так? Быть того не может! Или это меня во времени в прошлое швырануло?
    — Год? Какой сейчас год? – прохрипел я.
    — 2035-й, товарищ. С вами все в порядке?
    Нет, не всё. Хотя год такой же, но ничего не в порядке. Всё в полном беспорядке!
    Я присмотрелся к пожару и разглядел чуть в стороне от этого университета высокую статую – каких в моей выжженной огнём войны Украине совсем не осталось – статую кровавого диктатора Ленина.

Продолжение читайте по ссылке: http://proza.ru/2025/09/30/1965