Когда закончится война. Глава 9
Глава Девятая.
Апостолы майдана.
Когда я крепко, по-людоловски, привязал Ивана к батарее, часы показывали около шести утра. Мой двойник мычал в углу, старался выплюнуть кляп, когда я включил его компьютер, вышел в ихнюю, прокоммуняченную Сеть и принялся искать адреса апостолов Майдана — людей, которые в моем мире смогли вырвать Украину из орбиты Кремля и направили страну в сторону евроинтеграции и пьянящей свободы украинской нации. «Апостолов» было пятеро: Строитель, Боксер, Пастор, Кондитер и Клоун. Мне повезло найти всех пятерых, они все жили в Киеве. Я выписал их адреса на бумагу, чувствуя себя так, будто собираюсь возродить мертвецов.
Затем я вышел из квартиры, оставив двойника уныло мычать в углу, вызвал общмобиль и поехал к Белому Тигру. Антон Павлович открыл мне дверь.
- Ваня? Привет. Заходи!
Я был удивлен отсутствию на лице Белова жуткого шрама, напоминавшего русло Днепра. Передо мной был не совсем обычный человек - альбинос средних лет. Ученый. От капитана, под чьим командованием я лично поймал и отправил на фронт сорок семь уклонистов-добровольцев, оставались только офицерская выправка и властный, привыкший к повиновению голос. В квартире были разбросаны вещи — доктор только что прилетел из Пекина.
Я сказал, что зашел за документами для Воронова, но, к сожалению, вчера Кирилла Петровича арестовали агенты КГБ. Дескать, это он сжег лабораторию КУФФ. Белов пошел налить чай, а мое внимание привлекла флэшка на столе у чемодана. Она так и лежала, будто ждала меня.
Когда мы пили чай, я осторожно выспрашивал у доктора, известно ли ему, чем занимается в лаборатории профессор Зигмунд Альфредович Штольц. Доктор не знает, над чем работает коллега.
- Этот проект засекречен.
- Антон Палыч, зато я знаю точно - не спрашивайте откуда - Штольц работает над перемещением предметов и даже живых существ между двумя параллельными вселенными.
Доктор Белов восклицает, что это невозможно! Фантастика!
- Если бы человек или предмет из другой вселенной попал бы в эту, нашу вселенную, то произошел бы конфликт на атомном уровне, и вселенная бы просто была уничтожена в результате цепной реакции! — горячился он, размахивая руками.
Мы какое-то время спорили. Но я понимал, что не смогу убедить этого зашоренного красного мудреца, не признавшись в том, кто я и откуда явился. Его вселенная была для него единственной и непогрешимой, как «Моральный кодекс строителя коммунизма». Он видит во мне того ботаника – моего двойника. Я же не могу избавиться от ощущения, что передо мной лихой капитан – легендарный начальник Оболонского ТЦК, чьи подчиненные уволокли на мясо сотни украинцев, забывших о том, что жизнь патриота не стоит ни копийки, когда речь идет об интересах предприимчивых чиновников, управляющих государством или его осколками.
Я отвлек внимание хозяина, указав на якобы шум закипевшего на кухне чайника, схватил флэшку со стола и, не оглядываясь, выбежал из квартиры, пока он был на кухне. Флэшку я засунул в карман брюк и почти сразу забыл о ней.
Время подходило к десяти утра. Я метался по Киеву в общмобиле, выискивая «апостолов Майдана». Нашел всех. Каждому втюхивал одну и ту же шарманку про уникальность украинской нации, про порабощение коммуняками, про то, что украинцы должны осознать свою уникальность, гидность, объединиться, восстать и скинуть гнет большевиков.
Пастор, лысый, с щетиной на пухлых щечках и губами, как у рыбы-прилипалы, лечился в психбольнице от веры в бога — в коммунистическом обществе развит воинствующий атеизм. Сначала Пастор не хотел меня слушать, бормоча что-то о царствии небесном. Но когда я сказал ему, что в новой Украине можно будет строить церкви и храмы, какие хочешь, в его глазах загорелся тот самый фанатичный огонек. Он тут же начал настаивать, что церковь должна быть одна — украинского патриархата, и никаких москалей. Он вроде бы как вставал на мою сторону, но тут явились санитары и увели его, сопротивляющегося, на уколы.
Я нашел Боксера, но тот лежал в больнице с сотрясением мозга — пропустил удар на ринге. С ним поговорить не получилось. Он бредил какими-то джебами и апперкотами.
Я нашел Кондитера. Тот, толстый и довольный, признал, что он — украинец, но какое ему до этого дело? Он — директор кондитерской фабрики, делает шоколадки и тортики для пионеров. Выгнал меня, грозясь вызвать милицию за развращение молодежи националистической пропагандой.
Я нашел Строителя. Лысый и в очках, похожий на испуганного кролика, он выступал на собрании перед местными большевиками. Обещал построить стену в океане, оградив ею всю загнивающую Северную Америку от цивилизованного мира. Требовались ресурсы. Когда мне удалось перекинуться с ним парой фраз, я попытался его убедить начать борьбу за независимость украинского народа. Но Строитель лишь опасливо оглядывался, шепча, что за ним следят, а я — явно агент КГБ, провокатор.
Последней надеждой был Клоун. Человек иудейского происхождения, невысокого роста, хитрый. Заслуженный артист УССР. Он был немного старше меня. Похож на своего двойника из моего мира, на того, кто возглавил Украину в тяжелое время и повел страну к светлому будущему, не обращая внимания на миллионы потерянных жизней. Я пророчил Клоуну политическую карьеру. Власть, деньги, поддержку со стороны капстран. Клоун отнекивался, говорил, что он не бунтовщик, а артист.
- Только сейчас я придумал запустить новый сериал с названием «Партия, дай порулить!», где я планирую сыграть простого учителя, который стал Генеральным секретарем ЦК КПСС! — восторженно сообщил он.
Я ему посоветовал другое название — «Слуга народа».
Он задумался. Идея ему понравилась. Он предложил устроить меня автором. Но у меня были другие планы.
Перед тем как уйти, я намекнул ему, что, став президентом свободной Украины, он сможет нюхать кокаин ведрами. Клоун возмутился: «Я категорически против наркотиков!» Молодец какой! Чистюля.
Я не знал, что мне делать дальше. Апостолы не оправдали себя. В этом мире они – не герои Украины, как в моем, а всего лишь кирпичи в стене. В чудовищной красной стене. Белов не мог мне помочь вернуться – в этом мире не он работал над порталом. На профессора Штольца мне было не выйти.
Я понуро возвратился в квартиру к Ивану. Тот все еще был связан. Жестами он требовал, чтобы я его отвязал, глаза налились кровью. Я пригрозил, что вырублю его, как скотину на бойне, если не угомонится. Потом нашел, где у двойника документы — его настоящий паспорт. Фальшивый паспорт с билетом в Нью-Йорк я тоже прихватил, собираясь уже рвануть в аэропорт и улететь в вожделенные Штаты. Но в последний момент я вдруг вспомнил о Воронове.
Кирилл Петрович поддерживал капитализм, рыночную экономику, он хорошо отзывался о жизни в Майами. А сейчас он арестован едва ли не за измену родине. Свой чувак, буржуинский. Надо бы с ним переговорить. Я заехал к Варваре, взял у нее сверток с вещами для мужа, притворившись озабоченным братцем. Затем — в управление КГБ УССР. Под видом моего двойника я прошел пропускной пункт. Меня встретила майор Саманта Харрингтон — негритянка лет тридцати двух. С теми самыми тугими косичками. В безупречном костюме.
Пока мы шли по бесконечным, выкрашенным в зеленый цвет коридорам в камеру для допросов, Саманта кратко, словно рапортуя, рассказала свою историю. Родилась в США, в Детройте. Там нечего было есть. Ее отец, простой рабочий, взял семью и на последние деньги на пароходе увез всех в СССР, который в Штатах пропаганда ругала на чем свет стоит. Но тут им дали бесплатную квартиру, образование, медицину. Саманта выросла, отучилась и стала старшим следователем КГБ. Я слушал и не мог забыть, что в моем мире эта самая Саманта от безысходности пошла служить в армию НАТО, а после издевательств и изнасилований в казармах сменила пол и, став Сэмом, сама мучила новобранцев. В отместку всему миру. Единственное светлое, что было в этом мире, была эта девочка, которая сохранила свой пол. Осталась бабой, хотя и обучилась сугубо мужской, грязной профессии — следователь.
Саманта привела меня в камеру допросов. Как бы на очную ставку. Ее напарник, лейтенант Петренко, ввел в камеру Воронова и… Левого! Но это оказался не Левый из моего мира, а всего лишь его двойник из этого — Артем Андреевич Ершов, 30 лет, программист. Увидев меня, Артем улыбнулся, так как принял за Ивана. Воронов же, мрачный и решительный, заявил, что просит оформить явку с повинной. В моем присутствии. Саманта опешила, но профессионально включила запись.
И Кирилл Петрович принялся выкладывать все. Как в прошлом году ездил на симпозиум физиков в Майами, где представлял советскую физику. Его поселили в шикарном гостиничном номере. И в первую же ночь к нему пришли три девицы: черная — Воронов бросил выразительный взгляд на Саманту, — белая и азиатка. На девицах из одежды не было ничего, а в руках они принесли бутылки дорогого шампанского. На следующее же утро оказалось, что эта «чудесная ночка» была записана на камеру, а Кирилл Петрович был завербован. Наглухо.
Он вернулся в Киев с приказом найти перспективного советского физика и устроить ему побег в США. Выбор пал на меня, то есть на моего двойника - Ивана Орешника, брата его жены. Он вышел на одноклассника и друга Ивана - Артема, который неожиданно оказался… верующим. Да, верующим программистом. При том, что в моем мире Левый был ярым социалистом-атеистом. Анфиса и Артем были воспитаны не отцом-психиатром, а верующей матерью, дочерью того самого деда, который всю жизнь просидел в землянке на Западной Украине, ожидая, что совок развалится. Но совок не развалился. Тут не развалился. Мать прожужжала детям уши о том, как здорово жить при капитализме. Воронов предложил им грин-карту, дом в Майами, миллион долларов, если Артем познакомит сестру с Иваном. Так и случилось. Иван втрескался в Анфису по уши, сразу же сыграли свадьбу. И Воронов начал требовать от Анфисы, чтобы она убедила Ивана скорее закончить разработки и эмигрировать в США.
Но Иван так влюбился, что стал прогуливать работу, деградировать как ученый, забросил проект «ЧД-02». Он был счастлив и никуда не хотел уезжать. План проваливался. Тогда, после того, как у Ершовых умерла мать, ЦРУ прислало новый приказ: Анфиса сбегает в Штаты одна. Артем должен был подтолкнуть Ивана к завершению проекта «ЧД-02», пообещав ему помощь в доведении проекта «ЧД-02» до конца.
- Закончишь проект, опубликуешь видео, обретешь славу великого ученого и именно тебя, Вано, отправят в Майами на симпозиум физиков. Там и Анфису найдешь.
Иван воспрял духом. Стал работать по двадцать четыре часа в сутки. И наконец, проект был сотню раз отрепетирован на компьютерных симуляторах коллайдера. Артем по просьбе Воронова незаметно подправил коды в программе, чтобы разработки не достались совкам. Поэтому когда Иван проник в лабораторию по ключ-карте Воронова, коллайдер и взорвался. Я сглотнул, вспомнив, что именно этот взрыв и вышвырнул меня сюда – в рай коммунистов.
Саманта встала с холодной улыбкой.
- Ваше добровольное признание, Кирилл Петрович, только позволит заменить расстрел на пожизненное заключение. Вы только объясните мне, почему Иван проник в лабораторию с помощью вашего ключа. Вы же не могли не знать, что мы выйдем на вас.
Воронов вдруг рассмеялся ей в лицо.
- Товарищ майор, разумеется, я все знал. Все было рассчитано досконально, я же физик и математик. Вы мне не поверите, если я вам скажу, что в этом здании каждый третий агент КГБ завербован ЦРУ. И прямо сейчас наши спящие агенты поднимают мятеж.
Саманта не поверила, едва не рассмеялась, но в коридоре грянули первые выстрелы, потом очередь. Она потянулась за пистолетом, но ее помощник, лейтенант Петренко, выхватил его у нее из кобуры первым.
- Извини, майор, — сказал он безразлично. — Приказ.
Петренко снял браслеты с рук Воронова и Артема. Кирилл Петрович, получив пистолет, тут же навел его на Саманту. Но я вступился за негритянку. Не потому, что был рыцарем, а потому, что она не поменяла пол. А это в моих глазах дорогого стоило. Единственный лучик света в темном царстве моей хреновой жизни. Воронову же я сказал другое — что в ЦРУ наверняка заплатят солидную премию за живого майора КГБ. Тот ухмыльнулся и кивком приказал Петренко надеть наручники на Харрингтона.
Мы вывалились из кабинета в коридор, перешагивая через еще теплые трупы в серо-голубых формах. Нас было человек двадцать. Все предатели. И Саманта — наш трофей.
Воронов вел нас, приказывая, где и куда сворачивать. Когда мы пересекли улицу Щорса, на нас, с воющим ревом, стали пикировать боевые дроны с красными звездами. По асфальту защелкали пули. Мои спутники в ответ открыли яростную, беспорядочную пальбу, сбивая беспилотники. Очевидно, что патроны агентов ЦРУ были специально подобраны для поражения дронов.
- Все в метро! Быстро! – скомандовал Воронов.
Пробиваясь к станции метро, мы потеряли троих убитыми. Прохожие разбегались в ужасе. Мы ворвались в метро, ринулись вниз по эскалатору. Здесь было людно, думаю, поэтому дроны не рискнули последовать за нами.
Внизу Воронов провел нас под эскалатор, нажал потаенную кнопку в кафельной стене — и часть стены бесшумно отъехала, открывая секретный проход. Мы зашли в сырую, освещенную аварийными лампами пещеру. И я обомлел. Там, у входа в зев огромной трубы, стоял странный обтекаемый поезд из трех округлых вагонов.
- Гиперлуп! — вырвалось у меня. - Гиперлуп в Киеве!
Воронов удивленно посмотрел на меня:
- Откуда ты знаешь названия секретных американских разработок?
Я соврал, не моргнув глазом:
- Прочитал в «Юном технике».
Кирилл Петрович бросил подозрительный взгляд и вошел в первый вагон.
Люди Воронова минировали вход в пещеру. Затем мы все быстро погрузились в поезд. Я уселся рядом с Самантой, подмигнув ей, мол, все будет хорошо. Майор от меня отвернулась.
С грохотом и гулом состав рванул с места, вдавливая меня в кресло. Мы мчались в темноте трубы, в неизвестность. Едем в США. В Майами. В мой проклятый и желанный капитализм. Но я смотрел на профиль Саманты и думал, что ад, который я покинул, наверняка ждет меня впереди. Просто будет пахнуть по-другому — не гарью и кровью, а долларами и кокаином.
Продолжение читаем тут: http://proza.ru/2025/10/04/40
Свидетельство о публикации №225100301471
