Сорви голова среди сорви голов

Партизанская война в период Наполеоновский не была в особом почёте. Спору нет, что при удаче партизаны становились известны всей армии, ими восхищались. И всё-таки неблагородно переодеваться, обжуливать врагов. Александр Самойлович Фигнер прославился как сорвиголова среди сорвиголов. Наверное, история знает и более удачливых партизан, но таких лихих и дерзких не было. Предки Фигнера перебрались в Россию при Петре Великом. Самойла Фигнер сделал карьеру и в 1801г. получил потомственное дворянство. Александру исполнилось тогда 14 лет. Фигнер-старший был офицером, штурмовал Очаков, но успехов достиг в управлении стеклянными и фарфоровыми заводами. Тёплых отношений в семье не было, а порки хватало, поэтому в кадетском корпусе считали Александра очень умным, но мрачным и замкнутым. В раннем возрасте у него проявился талант к изучению иностранных языков. На французском говорили все, но юный Фигнер на лету схватывал нюансы. Владел французским, польским, немецким, итальянским. Имитировал диалекты так, что миланцы или парижане принимали его за земляка. В 1805 г. служил при эскадре в Средиземке, был военным губернатором о. Корфу. Затем воевал с турками, где был тяжело ранен.
В начале войны 1812г. он стал офицером артиллерии. В битве при горе Валутино
впервые показал себя опытным и дерзким офицером. Он собрал убегающих солдат и устроил засаду на французов, собирающих трофеи. Фигнер возглавил атаку, размахивая пистолетом и шпагой. Взял в плен офицера, который ‘спардонился‘, а солдаты ‘показали затылки ‘. Этим была пресечена последняя попытка Наполеона разделить русские армии и разбить поодиночке.
(До сих пор на Валутиной горе ежегодно проводится реконструкция боя при Лубино.) Пленного француза Фигнер притащил к Барклаю де Толли, который произвёл юношу в капитаны за дерзкую операцию.
При Бородине ему не удалось отличиться. Военная субординация сковывала инициативу, поэтому Фигнер возглавил партизанский отряд. В наше время их назвали бы рейдовыми частями. В отряды входили регулярные части и казаки, которыми руководили офицеры, а не атаманы и решали они задачи, поставленные командованием. Однако это требовало предприимчивости и авантюризма. От Дениса Давыдова или Сеславина отличался Фигнер по стилю руководства. Он набирал в отряд людей, которыми другие побрезговали бы: дезертиры, мародёры, перевербованные пленные. Они были готовы отдать за командира, даже бессмертную душу, не говоря о жизни. Но главной ударной силой был он сам. Казак возил за ним целый набор костюмов от французского гусара до нищего мужика. Артистичность, умение общаться, пренебрежение к социальным ограничениям, беспримерная храбрость сделали из него героя  и объекта зависти для командиров других партизанских отрядов.
После взятия Москвы Наполеоном, которого Фигнер ненавидел, нарядился он мужиком, взял палку, внутри которой было духовое ружьё, и отправился прямо к Наполеону с целью убить его. Он пытался объяснить охране, что имеет важную информацию, но французы погнали в шею русского оборванца.
Сохранились сведения, что однажды французам всё же удалось схватить Фигнера. Попался к ним в руки Александр Самуилович у Спасских ворот, переодетый нищим, был тут же схвачен и допрошен. Выручили героя высокая степень самообладания и талант перевоплощения: притворившись городским сумасшедшим, Фигнер заморочил наполеоновцам голову и был отпущен.
 Фигнер, узнав, что из Москвы выступал неприятель с шестью орудиями, скрыл отряд свой в лесах, где оставил его на два или три дня; сам же, возвратившись в Москву, втерся проводником к полковнику, шедшему с орудиями, при коих было еще несколько фур и экипажей под небольшим прикрытием. Фигнер повел их мимо леса, в котором была засада, и, подав условленный знак, поскакал к своим на французской лошади, данной ему полковником. Наша конница, признав командира, внезапно ударила по неприятельскому обоз и всех захватила в плен. Полковник сидел в то время в коляске и крайне удивился, увидев проводника своего предводителем отряда, заговорившим с ним на французском языке. Случай этот доставил первую славу Фигнеру. Сам же полковник так описал происшествие: «Утром 2 октября они продолжили свой путь и в 10 часов решили позавтракать. «Едва только мы расседлали своих лошадей, как со всех сторон раздалось «Ура!», и мы увидели гусар и казаков. Адъютант и оба капитана бросились в рощу, но я со своими больными ногами не мог бежать. Один капитан был заколот казаками недалеко от рощи, другой капитан и адъютант скрылись в ней, но были оттуда приведены. Ко мне также подъехал унтер-офицер Елизаветградского гусарского полка, и, после того, как он потребовал мою саблю и патронташ, я должен был сесть на лошадь и следовать за ним; он не взял у меня ни денег, ни часов. Некоторое время мы скакали по большой дороге, а затем свернули в лес. Можете представить себе мое изумление, когда здесь я был представлен командиру - совершенно оборванному крестьянину; сознаюсь, тут мужество совершенно покинуло меня, и я сказал себе: «Пробил твой последний час»; я уже знал из рассказов, что озлобленные крестьяне никому не дают пощады, и ожидал решения своей судьбы. Командир обратился ко мне по-французски, и спросил, кто я. Я ответил ему, что меня зовут фон Шенк, и что я являюсь подполковником в 9-м уланском полку, ранен в ногу в сражении при Бородино и теперь нахожусь на пути к своему полку. В тот самый момент к нему привели итальянского офицера, он заговорил с ним и на его языке. Затем были введены мой слуга и ординарец, к которым он обратился по-французски, но получил ответ по-немецки; тогда он заговорил по-немецки так же хорошо, как прежде говорил по-французски и по-итальянски, и я подумал про себя, что для крестьянина все же должно быть странным качеством говорить на всех языках, причем в то же самое время он отдал несколько приказов на русском языке».
Через некоторое время партизаны напали на оказавшийся поблизости отряд из 12-15 польских улан, трое из которых были убиты, двое взяты в плен, а остальные спаслись бегством. Один из казаков отобрал у Шенка деньги и часы. «Вскоре после этого, - пишет Шенк, - появился мой командир, приказал мне сесть на лошадь и следовать за ним. Некоторое время я скакал рядом с ним, когда он обратился ко мне и сказал: «Вы, видимо, удивлены, найдя командиром этих войск крестьянина; но Вы можете не волноваться, я - капитан Фигнер из русской легкой артиллерии и командую этой партией; мы находимся посреди вашей армии, и нет ничего невозможного в том, что завтра я стану вашим пленником. Кстати, вот Ваши часы и деньги, которые забрал казак.».
Примерно через полчаса мы доехали до опушки в лесу, где сделали остановку. В числе пленных находились я, два офицера итальянской артиллерии, два фельдшера, только что прибывшие из Парижа, чтобы присоединиться к армии, и около 200 рядовых, большей частью итальянских артиллеристов и ездовых; также видел я здесь шесть штук 12-фунтовых орудий с их зарядными ящиками, которые были взяты на большой дороге в то время, когда я находился в другом месте в лесу. Но поскольку дороги в лесу были отвратительно плохи и невозможно было увезти орудия и повозки, капитан Фигнер решил взорвать зарядные ящики, разломать повозки и лафеты, а орудия утопить в болоте. В течение часа это было приведено в исполнение, и весьма своевременно, ибо казаки донесли, что приближается французская пехота. Мы сели на коней и немедленно выступили, и я только слышал вдали отдельные выстрелы из ружей и пистолетов. Теперь вплоть до вечера мы все время двигались в чаще леса и пришли в довольно большую деревню. Очень трудно было уберечь нас от гнева русских крестьян, желающих нас убить, и капитан Фигнер должен был употребить все свое влияние, чтобы защитить нас от жестокого обращения. Фигнер взял офицеров с собою в свою квартиру; рядовые были заперты в сарае; по моей просьбе я получил разрешение оставить при себе моего слугу.»
Не буду приводить все воспоминания полковника Шенка о его пребывании в русском плену, но один эпизод, подтверждающий, что уже в то время распространялись слухи о преувеличении Фигнером своих подвигов, приведу.
На другое утро [6 октября] около десяти часов генерал Кикин пошел со мной к генералу фон Беннигсену, который принял меня очень вежливо и со столь свойственным ему обворожительным дружелюбием. Он много говорил со мною о ганноверцах, и после получасовой беседы сказал, что я должен сопровождать его к князю Кутузову. Мы сели в дрожки и поехали в поместье, удаленное примерно на версту, в котором жил князь и где он имел свою главную квартиру. В передней у князя я встретил капитана Фигнера. Меня позвали в комнату князя, где находился только он с генералом фон Беннигсеном. Он был очень милостлив по отношению ко мне, и, после того, как расспросил меня о многом как на немецком, так и на французском языке, он предоставил мне на выбор, в каком городе России я желал бы провести свой плен; затем он шутливо прибавил: «У нас война только лишь начинается, хотя ваш император надеется на мир, и Вы будете иметь достаточно времени, чтобы внутри России изучить русский язык». Я поблагодарил его за эту милость, заверив, что я не знаю ни одного города в России, и что только он может распорядиться послать меня, куда ему будет угодно. «Ну, хорошо, — ответил он, - я пошлю Вас в Воронеж; там все дешево, да и город не совсем плохой».
Теперь должен был войти капитан Фигнер, и князь обратился ко мне со словами: «Можете ли Вы, господин подполковник, как французский штаб-офицер, своей честью заверить, что капитан Фигнер захватил шесть французских орудий вместе с зарядными ящиками и, поскольку невозможно было увезти их по причине плохой дороги, последние вместе с лафетами орудий взорвал, сами же стволы утопил в болоте?» «Да, Ваше сиятельство, - ответил я, - это правда, и со своей стороны я могу тем беспристрастнее засвидетельствовать это, поскольку я - неприятельский офицер». Тут князь обернулся к Фигнеру и сказал: «Властью моего милостивого императора я назначаю Вас за это дело майором». От всего сердца я поздравил доброго Фигнера, выразив, однако, свое удивление тем, как он мог узнать, что орудия проследуют по дороге именно в этот день, на что он показал мне паспорт, подписанный комендантом Москвы, генералом Дюронелем, который неопровержимо доказывал мне, что Фигнер, переодетый крестьянином, в течение нескольких дней находился в Москве: рискованное предприятие, которое очень легко могло стоить ему жизни.»
Своими периодическими налётами на французов Фигнер так раздражил Наполеона, что тот за его голову даже назначил премию. Это, однако, нисколько не испугало доблестного партизана, даже наоборот, - получив от Кутузова 600 человек отборных кавалеристов и казаков, десяток блестящих офицеров, Александр Фигнер формирует новый отряд.

Действия этого отряда только усилило к Фигнеру ненависть со стороны наполеоновцев: Александр Самуилович беспрестанно тревожил неприятельские стоянки, разбивал обозы фуражиров, перехватывал курьеров с донесениями и был для французов настоящим бедствием. Об отваге Фигнера говорит такой примечательный случай: однажды, под самой Москвой, он напал на гвардейцев-кирасир Наполеона, ранил их полковника и захватил в плен его и ещё 50 солдат.

Много раз французы настигали отряд Александра Самуиловича, окружали его, и уже казалась неизбежной гибель отважных партизан, но Фигнер умудрялся хитрыми, обманными маневрами заморочить неприятеля и выйти из окружения.

Партизанская война ещё более активизировалась с началом отхода Наполеона из России, и в ней Фигнер тоже играл одну из важных ролей. Так, однажды, соединившись с отрядом Сеславина, он отбил большой транспортный обоз с драгоценностями. Позже, встретившись с отрядом неприятеля у села Каменного, разбил и его, положив на месте до 350 человек и взяв примерно такое же число нижних чинов плен. Наконец, 27 ноября, соединившись с партизанскими группами графа Орлова-Денисова, Дениса Давыдова и Сеславина, он нанёс сокрушительное поражение французскому генералу Ожеро при селе Ляхове. Сражавшийся до последнего французский генерал, тем не менее, вынужден был сдаться, сложив перед Фигнером, выступившим перед ним в качестве парламентера, значительное количество оружия. Вот что писал об этом подвиге доблестного партизана Кутузов: «победа сия тем более знаменита, что в первый раз в продолжение нынешней кампании неприятельский корпус положил перед нами оружие».
Этим подвигом Фигнера восхитился сам император Александр, наградивший Александра Самуиловича чином полковника, 7000 рублей (немалыми деньгами по тем временам) и переведший его в гвардейскую артиллерию.
Удивительные курьёзы нелёгкой партизанской жизни поджидали Фигнера и в походе русской армии заграницей. Действуя подпольно по поручению генерала Витгенштейна в осаждённом Данциге, Александр Фигнер был схвачен французами и два месяца томился за решёткой в крепости, мучимый чуть ли не ежедневно допросами. Знание иностранных языков и природная хитрость и изворотливость спасли его и на этот раз: сумев повернуть казавшееся гибельным дело на 180 градусов, Фигнер настолько вошёл в доверие к французскому военному начальству, что его отправили с важными донесениями к Наполеону. Которые он, разумеется, и доставил в русскую военную ставку, после чего вновь получил повышение, став полковником.
В дальнейшем Фигнер формирует из французских дезертиров (преимущественно испанцев, с небольшой группой немецких волонтёров) так называемый «легион смерти», и вновь наводит на французов трепет набегами и тщательно продуманными военными провокациями.

Смерть этого одного из достойнейших людей, настоящего героя Отечественной войны 1812 так же доблестна, как и вся его борьба с французскими захватчиками.
Осенью 1813 года Фигнер вместе со своим «отрядом смерти» переправился через реку Эльбу возле города Дессау. Прокрасться незаметным в город отряду, однако, не удалось, - навстречу Фигнеру попался большой отряд вражеских французских сил. Начав неравный бой, русским ничего не оставалось, как спешно ретироваться, переправляясь обратно, через реку. И уже эту переправу, под яростным артиллерийским огнём, Александр Самуилович Фигнер осилить не смог, - пытаясь спасти одного из своих гусар-подчинённых, он утонул…
И вовсе неудивительно, что именно этот человек стал прототипом одного из героев романа Л. Н Толстого – Фёдора Долохова, а замечательный русский поэт В. А. Жуковский посвятил ему следующие строки:
«…Наш Фигнер старцем в стан врагов
Идет во мраке ночи;
Как тень, прокрался вкруг шатров.
Все зрели быстры очи…
И стан еще в глубоком сне,
День светлый не проглянул
А он уж, витязь, на коне,
Уже с дружиной грянул.»

Информация из ‘ ХРОНОС’ ‘ ВОЕННОЕ ОБОЗРЕНИЕ’ ‘ ИСТОРИЯ ПСКОВА’ и др.