Хозяин тьмы и света. Леонид Андреев

Стоит   на границе ковыльных степей  и   могучих дубовых лесов, в самом центре России, старинный город с гордым названием - Орел...
Издавна на Руси с этим словом связано понятие о силе, благородстве, мужестве. Присваивалось это имя и человеку силой таланта этого достойного.
    Как говорится в древней Никоновской летописи, город возник в 1556 году в царствование Ивана Грозного, как город крепость, для отражения набегов татар и других врагов на Москву.
  “Повелением Государя царя и Великого князя Ивана Васильевича, поставлен бысть город на реке Орлее”.
    По преданию, когда стали рубить гигантский дуб, росший на стрелке слияния двух рек Оки и Орлика, с вершины слетел орел... “А вот и хозяин”,- поразились люди...  И назвали город Орлом.     Кстати, до сих пор виднеются  на самом краю берега  остатки громадного пня старого дерева... не того ли дуба?  Орел славится своим знаменитым орловским хлебом, рецепт которого существует и поныне, и разошелся по всему миру. Земля орловская по плодородности такова , что “стрежень железный и тот прорастет”. 
        Это правда! Проезжая по крутым, холмистым дорогам орловского края, видно, как по  обеим сторонам, до  самого горизонта простираются   черноземные  поля необыкновенной черноты и жирности , перемежаясь с золотыми платами уже созревшего хлеба и все это венчается высокой синевой... А дорога, взлетая на крутые холмы, летит  вперед  и вперед, к самому  небу.
      Орловский край обладает необыкновенной притягательной силой. Он берет в плен крепко  на всю жизнь красотой природы, богатством ее плодов, прозрачностью рек и ароматом ветров, несущих из степей медовые запахи млеющего лета.
   Орловщина - это  сокровищница   русской литературы,   созвездие  писателей, поэтов, ученых:  Тургенева, Фета (Шеншина), Лескова, Апухтина, Бунина, Андреева, Штернберга- профессора московского университета, историка Пясецкого, философа и богослова Булгакова. ..
   Драгоценным ожерельем окружают Орел старинные усадьбы и уездные городки, овеянные обаянием  любимых имен знаменитых писателей и поэтов.. Это, например,  Спасское-Лутовиново Тургенева ( помните знаменитое тургеневское “...когда  вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу, родине моей поклонитесь, которую я, вероятно никогда не увижу...”.
     В  Орле  есть музей писателей – орловцев.  Писателями-орловцами называют здесь тех, кто родился или собственно в Орле, или в уездах  Орловской губернии: Елецком, Болховском, Мценском… Целое созвездие имен – «Плеяды», так скажет впоследствии о них  в своих стихах Бунин.
      В музее  каждая  экспозиция посвящена тому или  иному писателю или поэту-орловцу. Есть  в нем  комната Фета с вещами и семейными реликвиями поэта, есть гостиная, где, так и кажется, оживут портреты Алексея Николаевича Апухтина и Федора Ивановича Тютчева,  зазвучат старинные клавикорды;  а  в кабинете Михаила  Пришвина  уютно горит люстра, сделанная по эскизам самого писателя…Не стекло, а сплетенье  листьев и трав ярко светились по вечерам в  кабинете над письменным столом, вырезанным писателем из цельного куска липы…
   И скрипят по ночам старинные паркеты, позванивают хрустальные подвески на свечных канделябрах и собираются вместе друзья…
      А еще есть в музее кабинет человека, чья личность вызывает особые чувства. В нем витает дух хозяина,  фантастический, пророческий и мрачный… Это кабинет Леонида Андреева… «Певец ужаса», «Хозяин тьмы и света» - так называли Андреева современники. Вглядитесь в его, полные страдания, глаза и вы почувствуете, как  целый мир  андреевских ощущений нахлынет на вас… Это мир мистики, мир поиска особых путей к человеческой душе, отчаявшейся и вопиющей.
        «Интуиция Леонида Николаевича Андреева,- писал Максим Горький,- была изумительно чутка. Во всем, что касалось темных сторон жизни, противоречий в душе человека, брожений в области инстинкта, - он был жутко догадлив…Он странно и мучительно резко для себя раскалывался надвое: то  мог петь миру «Осанна!», то провозглашать ему – «Анафема!». И еще читаем у Горького: «его творчество – серия картин иллюстрирующих философию отчаяния и безнадежности…»   
       Жизнь человека – процесс, по мнению Леонида Андреева, страшный отсутствием в нем смысла, а сам человек – жертва космического пессимизма.
     Тэффи как-то сказала, что все, отмеченные  талантом люди, стоят в жизни под особым знаком... Все они  “с сумасшедшинкой”. Может быть в “сумасшедшинках” Андреева, Бунина  было предвидение грядущих “окаянных дней”... Тогда это могло показаться безумием...
     Персонаж пьесы Леонида Андрева “Жизнь человека” - “Некто в сером, впредь именуемый “ОН” - с бесстрастной жестокостью читает книгу судеб  людей, равнодушно вещая  о внезапном приходе и исчезновении счастья, славы, богатства и, наконец, самого человека...
   Некто в сером, впредь именуемый «ОН»:
 « Смотрите и слушайте, пришедшие сюда для забавы и смеха. Вот пройдет перед вами вся жизнь человека, с ее темным началом и темным концом. Доселе не бывший, таинственно схороненный в безграничности времен, не знаемый, не чувствуемый никем, - он  нарушит законы небытия и криком возвестит о начале своей короткой жизни. В ночи небытия вспыхнет светильник, зажженный неведомой рукою – это – жизнь Человека. Смотрите на пламень его – это жизнь человека».

     Есть в стороне от центра города, за рекой Орликом, в Пушкарной слободе, на 2-й Пушкарной улице обыкновенный деревянный дом. Мало чем отличается он от своих соседей, разве что чуть побогаче и повыше.  Но хранит он в себе тайну человеческой судьбы, странной и мрачной. Многое может рассказать этот дом, как и другие, подобные ему, сокрытые в глубине России, в недрах ее памяти и истории.    Старая провинциальная тихая  2-я Пушкарная улица…    Попав сюда из городской суеты, поначалу теряешься: настолько здесь тихо, по-домашнему спокойно. Лишь иногда запоет петух, да залает собака. Забредший сюда со стороны случайный прохожий выглядит чужаком. Здесь все свои - сосед знает соседа, и не только со 2-Пушкарной, но и с других, ближайших улиц.
     Впрочем, чужие не любили заходить в Пушкарную слободу… побаивались… Никого не впускала к себе, жившая  своей судорожной жизнью, придушенная грязью и темнотой, рабочая улица на городской окраине.     Но если уж кого и уважали «пушкари - проломленные головы», так это городового – «бляху № 20», а неофициально попросту – Баргамота. Уважали опять же за то, что Баргамот обладал непомерной силищей, а сила на Пушкарной улице была все!     Много хранит улица в своей памяти, но не спешит поделиться.
    И  все же  самое заветное и дорогое, что лелеют в своих сердцах старожилы 2-й Пушкарной, что с трепетом и гордостью передают своим потомкам – это рассказы о доме №41, старом деревянном доме, где прошли детские и юношеские годы писателя Леонида Андреева.
      Семья Андреевых жила в этом доме с 1874 по 1894 годы. По воспоминаниям и рассказам старожилов дом был построен, когда маленькому Леониду исполнилось три года . Начало жизни.
    Знал ли кто-нибудь, что здесь, в  семидесятых годах девятнадцатого века вспыхнет светильник новой, столь непростой и короткой человеческой жизни. Вспыхнет, да так необычно ярко, что люди вздрогнут от его мощного пламени.
Некто в сером: «Родившись, он примет образ и имя человека и во всем станет подобен другим людям, уже живущим на земле. И их жестокая судьба станет его судьбою и его жестокая судьба станет судьбой всех людей. Неудержимо влекомый временем, он непреложно пройдет все ступени человеческой жизни…ограниченный знанием, он никогда не будет знать, что принесет ему грядущий день, грядущий час, минута. И в слепом неведении  своем, томимый предчувствиями, волнуемый надеждами и страхом, он покорно совершит круг железного предначертания…
   И я, тот, кого  называют «ОН», останусь верным спутником Человека во все дни его жизни, на всех путях его… Я буду с ним… я буду с ним…»       
 
  Мать Леонида, Андреева Анастасия Пацковская,  была дочерью обедневшего помещика, почти неграмотная, но добрая и заботливая. Анастасии Ивановне выпала нелегкая доля  матери шестерых детей, оставшейся вдовой, когда старшему Леониду едва исполнилось шестнадцать лет.     Всю жизнь она была для него самым  близким и незаменимым человеком.    Именно от матери будущий писатель услыхал в детстве немало сказок и фантастических историй, таинственных и загадочных… первые рисунки Леонида, а он был  впоследствии прекрасным своеобразным художником, сделаны также с ее помощью…
     Есть в доме  Леонида Андреева несколько  его картин, смотря на которые по телу пробегает дрожь ужаса и мистического страха. К примеру, Дьявол, срезающий себе огромными ножницами  громадный кривой  коготь…     Или вереница мертвецов в   серых саванах, бредущая вдаль мимо кирпичной стены… Все они – силуэты, изображенные со спины… Но один  - оглянулся… Кстати, картина так и называется «Один оглянулся»…
Некто в сером: «Придя из ночи, он возвратиться к ночи и сгинет бесследно в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый никем…Пригибаясь к земле бессильно стелется синеющее пламя, дрожит и падает –  ибо тает воск свечи, тает воск… 
   Дом Леонида Андреева... 
   Особой притягательной силой  обладают вещи, стоящие в комнатах старого дома… Кажется, что они еще хранят тепло прикасавшихся к ним рук… аромат духов, сухих трав.
     И кто знает, может быть тихими ночами, когда лунный свет льется в низкие окна  и  ложится ровными  синеющими квадратами на крашеный пол, возникает в старом серебре зеркала силуэт матери, которая была стержнем любви и   уюта дома семьи Андреевых.
       Портрет отца Леонида Андреева, Николая Ивановича, к сожалению в архивах семьи не сохранился… Зато утверждали, что Леонид как две капли воды на него похож. И не только внешностью, но и характером.
     Николай Иванович Андреев был человеком большой физической силы, но строгий и справедливый. Не раз буйные пушкари призывали его рассудить многочисленные конфликтные уличные ситуации.
     Однако, при всей своей силушке, был Николай Иванович  для Пушкарной не только «своим мужиком», но и барином. Незаконному сыну родовитого орловского помещика, ему удалось «выбиться в люди». Он имел звание частного землемера, работал в Госбанке  Орла.В комнате отца, в доме Андреевых, который теперь стал музеем, хранится план города, составленный Николаем Ивановичем в 1887 году.
      В семье Андреевых жизнь текла неторопливо, небогатая событиями. В шесть часов утра просыпался Николай Иванович. Вместе с ним обязана была вставать вся семья – четыре сына и две дочки.
   С утра отец работал в саду, потом шел в контору. После обеда крепко спал. По вечерам в гостях или в клубе играл в карты, в бильярд. Был у него и своего рода «грех». Любил, захмелев, пошутить…
      Соседки часто делились  между собой курьезами, которые выкидывал Николай  Иванович:
-Слышь, Наталья, правда ль говорят, что вчера твой муж, выпивши, заснул у соседа нашего в гостях? Да меня смех разбирает, не потому, что заснул, а потому, что Николай Иванович его сонного к матрацу привязал, а потом как разбудит, да и давай его  с матрацем по комнатам гонять. Ну, умора!
Однако, отца своего Леонид очень любил и всегда говорил о нем с большим уважением и теплотой, отмечая его «ясный ум», сильную волю, бесстрашие, интерес к чтению, любовь  природе. Впрочем, вся семья была дружна и заботлива другу  к  другу.
     А сам Леонид? …
                Он был из тех, на ком лежит печать
                Непогасимо - яркого страданья,
                Кто должен проклинать или молчать,
                Когда звучат аккорды мирозданья…
Некто в сером: И вы, пришедшие сюда для забавы и смеха, вы, обреченные смерти, смотрите и слушайте, вот далеким призрачным эхом пройдет перед вами, с ее скорбями и радостями, быстротечная жизнь человека… 
      Старшего сына Николая Ивановича, Леньку, Пушкарная полюбила. Мудреное имя Леонид было  переиначено в Мелит…
        Ленька в зарослях лозняка на берегу Орлика играл в солдаты, в разбойников, в индейцев. Впоследствии он вспоминал: « Часто я дрался с ребятами и расшибал им носы, но также они расшибали и мне, потом мирились, и  когда  уже темнело, садились где- нибудь в уголке и рассказывали друг-другу страшные сказки».
      Брат писателя, Павел, вспоминал, как Леонид  записался в городскую библиотеку и с шести лет  зачитывался книгами, исчезая из шумных компаний своих приятелей. Жюль Верн, Фенимор Купер, Эдгар По, Чарльз Диккенс были любимыми писателями Леньки.
      Шли годы, взрослел Ленька, Леонид, будущий писатель,  который заставит своих читателей в будущем  ощущать  эмоции, от которых холодеют руки  и сжимаются  сердца… и, владея их воображением, создавать образы необыкновенные,  силой и  реальным психологическим воздействием , пожалуй, превосходящие его любимого писателя Эдгара По. Что стоит  даже один из его рассказов: «Рассказ о семи повешенных»
         А пока не в туманной дымке проспектов больших городов, а на узкой, уютной Пушкарной растворялся силуэт гимназиста Андреева, спешившего на занятия в городскую гимназию…Впрочем, иногда не очень спешившего и без особого рвения  относившегося к учебе.
     Скучные древние языки и скудные сведения по другим наукам не могли соперничать с той мощной работой, которая уже шла внутри его.
       Кто-то из гимназистов вспоминал: « Мы прозвали его за сумрачный и гордый вид «герцогом». Андреев по отношению к учителям и к гимназическому начальству ведет себя независимо: на молитву ходит один, а не в паре, носит длинные волосы, высмеивает преподавателей, донимает их злыми карикатурами».
- Страдания в мире превышают радость, стремление к счастью – иллюзия, а цель жизни человека  - смерть…
Артур Шопенгауэр и Эдуард Гартман – немецкие философы – идеалисты сильно занимали  его воображение в то время.
-Человек всегда духовно нищий, все дела его суета - сует, тлен и самообман, так говорил о героях Андреева Максим Горький.
    В зрелом творчестве, в таких произведениях как «Мысль», «Савва», «Анатэма», «Записки Сатаны» настойчиво звучит  идея космического бунта, потрясающего мироздание, взрывающее «проклятую землю».
     Уже известным писателем, Леонид Андреев, перечитывая дневники своих студенческих лет, наткнулся на, своего рода «Аннибалову клятву», - программу деятельности своей жизни. Стать писателем и разрушить и мораль, и установившиеся человеческие отношения: любовь, религию, закон…
       Поиски смысла жизни, стремление найти разгадку бытия – у Андреева с его обостренным восприятием окружающего, выливались в порывы трагического характера. В юности он трижды покушался на самоубийство, а однажды, находясь в шумной веселой компании молодежи, решил «испытать судьбу» - лег между рельсами. Поезд промчался над ним…
«Мне зашибло грудь, голову,- рассказывал писатель, расцарапало, сорвало куртку, но все же я остался невредим. Было мне тогда шестнадцать лет».
     Впоследствии Андреев говорил о себе: «Меня почему-то зачислили в кандидаты самоубийц…Неправда это…Я люблю жизнь, люблю радость…»
     А пока молодость брала свое. Родной Орел, шатанье по Болховской, церковные купола, то синие, то горящие золотом на солнце, увлечение литературой, живописью…
     И, вдруг, беда! От кровоизлияния в мозг скоропостижно скончался отец, Николай Иванович Андреев… 
    Некто в сером, именуемый «ОН». Умрет человек. Придя из ночи, он возвратится  к  ночи и сгинет бесследно в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый никем. И я, тот кого все называют «ОН», останусь верным спутником Человека во все дни его жизни, на всех путях его. 
      После смерти отца семья осталась в бедственном положении. Запасов «про черный день» не было. Распродавались вещи, комнаты дома сдавались жильцам…
      Несмотря на все трудности, Московский и петербургский университеты видели Андреева в своих стенах.
      Получив диплом, Андреев записался в помощники присяжного поверенного. «Предлагали мне место Товарища Министра юстиции, - писал Андреев в одном из шутливых писем друзьям, - но я не хочу быть «товарищем» такого господина».
       Еще в Университете нужда заставила Андреева испытать свои литературные способности. «Я написал свой первый рассказ о голодном студенте, - рассказывал он. Я плакал, когда писал, а в редакции, возвращая рукопись, смеялись…»
   В газетах «Московский вестник» и «Курьер» началась работа Андреева как профессионального литератора. Печатался он и в Петербургской газете «Весна». Заметки, фельетоны, псевдоним Джемс Линч,  и мизерные поначалу гонорары – по четыре копейки за строку.
     Но именно в «Курьере» появился рассказ Андреева «Баргамот и Гараська», подписанный его настоящим именем. «Крепким дуновением таланта повеяло от этого рассказа,- писал Максим Горький.
     Леонид Николаевич Андреев с полным правом вошел в литературную среду своего времени. Его имя стало известно не только в России.
      В 1916 году в Петербурге Сувориным была основана газета “Русская воля”. В воспоминаниях современников  эта газета  слыла как  слишком гордо-оппозиционная, слишком американская. Все в газете было немного слишком... Леонид Андреев заведовал в ней литературным отделом. Один из авторов, Георгий Иванов рассказывал: “ Знаменитого автора “Анфисы” и “Анатэмы” я увидел впервые. В его внешности, в аффектации его речи, трагических складках на лбу было что-то от монмартрских (не монпарнасских) художников. Тех, которые в бархатных куртках и беретах сидят в ночных кабачках, толкуя о своих великих замыслах. Слишком вдохновенный вид, слишком скорбные очи.
         И внешность, и имя Леонида Андреева чрезвычайно подходили ко всему “антуражу” газеты.  В огромном кабинете под огромным абажуром, меланхолически дымя папиросой, он долго и витиевато говорил со мной о современности, о вечности, о Боге. Я выждал паузы и спросил о гонораре. Он сделал широкий и презрительный жест рукой: “ Назначьте сами - это безразлично”.
     За мое недолгое сотрудничество в “Русской воле” (до революции 1917 года , когда газетам стало не до литературы),  я несколько раз виделся с Андреевым, обедал у него, вел долгие разговоры.
     Он выигрывал при знакомстве более близком. Это был затравленный робкий человек, скрывавший свою сущность за эффектной маской “великого писателя”. Он понимал свое ложное положение в “большой литературе”, понимал, кажется, и невозможность изменить его. Больше всего Андреева раздражало, что его не пускают в замкнутый круг писателей -модернистов, к которым его чрезвычайно тянуло. Он говорил, что в прозе он делал то же самое, что Брюсов с Бальмонтом в поэзии. Что можно было ему ответить!”
      А Владислав Ходасевич описывал свои встречи с Андреевым в  Московском литературно-художественном кружке так: “ С некоторых столиков доносилось : “ Лев Николаевич”, “Антон Павлович” или “Леонид”: все старались прихвастнуть  близостью к Толстому, Чехову, Леониду Андрееву. Изредка появлялся и сам Леонид Андреев - в зеленой бархатной куртке, шумный , тяжелый, с тяжелым взглядом. Перед ним заискивали - он был похож на своего “Человека”,окруженного “Гостями”:
       -Как он красив!  -Какое мужественное лицо! -Смотрите! Смотрите!
        -Он не глядит на нас! Он нас не видит! - Мы его гости!
                -Какая честь! Какая честь!”
1. Некто в сером... Пламя свечи колеблется и своим ярким желтым светом освещает Его каменное лицо . Не поднимая головы, Он медленно поворачивается и идет через всю залу спокойными  и тихими шагами, озаренный пламенем свечи, идет к тем дверям, куда ушел Человек...
  Андреев был всегда желанным гостем, например, на  известных “литературных “Средах”, которые устраивал Николай Дмитриевич Телешов.
   В своей книге “Записки писателя” Н.Д. Телешов рассказывал : “ Через наши собрания, “Среды”, проходили обычно в рукописях еще не опубликованные многие новинки писателей. В большинстве случаев читали сами авторы. Первое чтение знаменитой пьесы “На дне” происходило также на одной из “Сред”. Читал сам Горький. Он же привез к нам молодого Леонида Андреева, красивого, стеснявшегося среди признанных писателей. 
 На протяжении почти пятнадцати лет существования этого кружка в Москве, Андреев, если не мог появиться сам, всегда присылал на “суд членов литературных “Сред” свои произведения.
   О произведениях Леонида Андреева было много разноречивых мнений: его  очень ценил Иннокентий Анненский,  пьесы Андреева шли в театре Веры Комисаржевской. Сурово отзывался об Андрееве Лев Николаевич Толстой: « Он пугает, а мне не страшно.»
    Восторг, слава, успех, поклонение, обожание, все приходило и уходило, “за приливом отлив, за отливом - прибой” ...
Некто в сером: “Крепко и радостно уснул Человек, обольщенный надеждами и в сонных  таинственных грезах перед ним встает невозможное счастье. Ему кажется, что он счастлив, радость чувствует он - все чувства лгут Человеку.    
    Николай Дмитриевич Телешов, с которым Андреев просто дружил, вспоминал, как тот когда-то сказал: «Горька, очень горька участь русского писателя, но великое  счастье им быть…»   
   Прожита была уже большая половина жизни…Умерла горячо любимая жена Александра Виельгорская, дама Шура, как называли ее друзья писателя.
   Через какое-то время Андреев со своей второй женой Анной Денисевич, детьми и матерью поселяется в деревне Нейвала в Финляндии, в замке на Черной речке… как оказалось – навсегда.
    Фантастическим замком из романов Вальтера Скотта казался этот дом, стоявший среди суровой северной природы.  И внутреннее убранство дома носило на себе отпечаток вкуса его хозяина. Резкие контрасты красок, причудливые вещи и мебель, сделанная по эскизам Андреева.
     На одной из лестничных площадок висела картина, пугавшая детей, - «Некто в сером» - персонаж из пьесы Андреева «Жизнь человека» - призрак, вторивший духу самого писателя.    Бледное финское небо, дождливые, холодные весны и тоска, тяжелая тоска по Родине, по России…
     В письме к Телешову Андреев писал: «Совсем     я расхворался. Что-то с сердцем, что-то с головой. Все болит, особенно распроклятая голова.    С февраля не написал ни одной строки. Что ж поделаешь, когда голова и болит и болит, и болит… устал я…»
Тесно окружают Человека тени прошлого, льнут к нему, ласкают костлявыми руками, засматриваются в лицо и шепчут вкрадчиво, въедаясь в самую глубину сердца: 
-Ты помнишь?
Ты помнишь, как играл музыка на твоем балу?
-Он сейчас умрет…
-Кружились танцовщики, и музыка играла так нежно, так красиво…

Некто в сером:  «Быстротечная жизнь человека…»

-Посмотрите на свечу! Пламя узкое и стелется по краю!
   Уже нет воска, только фитиль догорает…
Некто в сером: «Смотрите на пламень его – это жизнь человека…»      
-Ты сейчас умрешь… а ты помнишь? Ты помнишь?
-Время идет
-Помнишь, как ты родился? Твой дом, солнечное утро и цветы, на которых еще не высохла роса…
-Он сейчас умрет…
-Время идет…
Некто в сером: «Быстротечная жизнь человека…»
       «Сгущается бездонная тьма, кромешный мрак. Ни единого огня, ни единого голоса – безмолвие и тьма. Мне страшно. Как слепой мечусь я в темноте и ищу Россию.
-Где моя Россия? Я не могу жить без России. Отдайте мне мою Россию!
Я на коленях молю вас, укравших Россию: отдайте мне мою Россию, верните, верните, верните! Ищу и  не нахожу. Кричу и плачу в темноте. И мне страшно, о, Господи! Где  моя Россия? Сердце не хочет биться, кровь не хочет течь, жизнь не хочет жить. Отдайте Россию!»
     В Россию Леонид Андреев больше не вернулся. Он умер у матери на руках в Финляндии в 1919 году. Было ему всего сорок восемь лет.
    А в России, в городе Орле, на 2-й Пушкарной улице, стоит дом…Солнце сверкает в его чисто вымытых окнах, приветливо встречает он гостей, которым несть числа, идущих к Леониду Андрееву…   


Картина Леонида Андреева "Один оглянулся"