Когда закончится война. Глава 13

Начало фантастической повести находится по ссылке: http://proza.ru/2024/08/27/1344

КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ВОЙНА.
Глава тринадцатая.
Что вы сделали с вашей мечтой?

    Машина, напомнившая Левому «Волгу» какой-то особой модификации, бесшумно скользила по проспекту Победы. За окном плыл Киев 2035 года, город-сад, город-мечта. Солнце золотило листву каштанов, играло на стеклах и полированном граните зданий. Повсюду алели строгие полотнища флагов с серпом и молотом, а на площадях, отлитые в бронзе, стояли Ленин и Сталин – не как идолы, а как ученые и стратеги, внимательно вглядывающиеся в будущее, которое они предвидели.
    Левый, положив свою могучую ладонь, похожую на откованный из стали инструмент, на подоконник, с жадностью впитывал картину. Его голубые глаза, холодные и ясные, как горные озера, смягчились.
    — Смотри, Иван, — его голос был низким и размеренным, как удар колокола. — Никаких развалин. Никаких руин и пожарищ. Никаких людоловов с автоматами. Дети смеются, а не прячутся в подвалах. Никто не похищает людей для «донорских фондов» или чтобы закинуть в окопы мясорубки. Никто не крадет ребятишек на органы для олигархов. Никакой радиации. Здесь… здесь коммунизм победил. Просто живут. Строят. Мыслят.
    Иван Михайлович Орешник, ученый с умным, одухотворенным лицом советского интеллигента, кивнул. Он был из другого СССР, того, что устоял, окреп и шагнул к звездам, пока капитализм гнил за своим железным занавесом.
    — Вижу, Артем. Вижу. Но ты так и не ответил на мой вопрос на совещании в Комитете. Ты заявил с абсолютной уверенностью, что твой бывший товарищ, мой двойник, этот… Упырь, став президентом Соединенных Штатов, неизбежно развяжет ядерную войну. Неужели он от природы негодяй? Генетический маньяк?
    Левый медленно повернул голову. Тень давно забытого ужаса легла на его черты, сделанные словно резцом скульптора для изображения идеального воина.
    — Нет, Иван. Ванька… он был неплохим парнем. В другом мире, под другим солнцем, из него мог бы выйти прекрасный инженер или ученый. Но государство, в котором он родился, проделало с ним, с миллионами таких, как он, чудовищный эксперимент.
    Он замолчал, глядя на проплывающий мимо памятник Тарасу Шевченко, у подножия которого лежали живые цветы.
    — С самого детства, с песочницы, им в сознание вбивали один и тот же тезис: всё советское, всё русское — это зло, угроза, «империя зла». Их история была переписана, их герои — заменены на палачей. Пропаганда, жесткая, тотальная, взращивала в каждом украинце лютую ненависть к коммунизму. Одновременно поощрялся дикий национализм, раболепие перед Западом. А пока народ верил в эту сказку, олигархия, как саранча, выедала всё, что можно было продать. Экономику загнали в такую трясину, что единственным источником денег для пропитания населения стали подачки западных стран.
    — И Запад платил? — уточнил Иван.
    — Платил. Но только за одну услугу — за войну с Россией. Страх перед Кремлем, перед его мощью, был так велик в Вашингтоне и Брюсселе, что они с радостью оплачивали любых наемников, готовых умирать за доллары, меняя свои жизни на жизни русских солдат. Расчет был циничным и простым: спровоцировав Россию, Украина сможет ценой миллионов своих граждан измотать ее, лишить ракет, танков, самолетов, кораблей Черноморского флота. Чтобы потом  армии НАТО смогли войти на территорию без риска ответного ядерного удара и захватить то, ради чего всё и затевалось — недра, ресурсы, пространство. Это был главный приз. Но их расчет оказался битым. Война затянулась. На тринадцать лет, Иван. На тринадцать лет ада.
    Левый сжал кулак, и костяшки побелели.
    — А Ваньке… Ваньке повезло. Его старший брат, Андрюха, вступил в националистический батальон. Он занимался грабежом жителей Донбасса под видом «антитеррористичной операции». Драгоценности, бытовую технику, даже одежду своих жертв Андрей свозил отцу, который продавал вещи в «секонд-хэнде». Такой магазин, где можно купить бывшее в употреблении имущество. Торгуя краденным, родители успели заработать большие деньги и отправить сына в Лондон, учиться. Он избежал первых, самых кровавых лет мясорубки. Но и учиться в Лондоне не стал. С его слов Ванька стал профессиональным украинцем. Он бегал по телеканалам, по митингам в испачканных красной краской трусах, плакался, что Украине нужна помощь. Собирал деньги, которые спускал на наркотики, выпивку и девочек по вызову. Пока британская полиция не арестовала его за уклонение от налогов. И предложила выбор: тюрьма или контракт с армией. Ванька выбрал армию, но не чтобы воевать. Ванька думал, что его будут обучать на пилота шесть месяцев, а война к тому времени кончится. Так он попал в казармы Вулвича. Планам Ваньки не суждено было сбыться. Из-за Харрингтон…
    — Майора КГБ Харрингтон? – удивился Иван. – Она тоже была в вашем мире?
    — Нет, не майора, а капрала, - Левый ухмыльнулся. – Но это другая история… Из Вулвича мы вместе, в одной группе с Белым Тигром, прибыли в Киев. Через Польскую зону оккупации.
    — Польскую? — переспросил Иван, пораженный. В его мире Польша сначала была верным союзником в рамках ОВД, а в середине «девяностых» вошла в состав Советского Союза.
    — Да. Когда государственность Украины рухнула, Варшава, под предлогом помощи «союзнику по договору», ввела войска на западные области. Но едва оккупировав земли, поляки принялись не за русских, а за тех, кто поддерживал движение бандеровцев. Старые счеты, знаешь ли. Историческая месть.
    Машина свернула на тихую, утопающую в зелени улицу. Левый снова посмотрел в окно, но видел уже не мирный город, а призраков прошлого.
    — Киев был руиной. Развороченный взрывами, фонящий радиацией город-призрак. И мы, я и Ванька, вместе с другими такими же бедолагами, получили приказ: отлавливать выживших украинцев и силой тащить их в армию. Чтобы самим не оказаться на их месте. Ванька… Ванька очень быстро вошел во вкус. Цинизм, особая, изощренная жестокость стали его броней. За это он и получил свое прозвище — Упырь. Он терял человеческий облик, зверел с каждым днем. Но как боевой товарищ… он был превосходен. Решителен, хитер, безжалостен к врагу.
    «Волга» плавно остановилась у подъезда одного из домов, где жил Андрей Ефимович Ершов, отец его двойника — советского программиста, завербованного ЦРУ и сбежавшего на Запад.
    — Я уверен, — тихо, но с железной убежденностью заключил Левый, — что получив высшую власть в США, мой Ванька, Упырь, увидит в твоем процветающем, сильном СССР того самого монстра, с которым его учили бороться с пеленок. И он применит все свои навыки, всю свою волю, всю накопленную за годы в аду ненависть, чтобы уничтожить вас. Не потому, что он негодяй. А потому, что его так воспитали. Он — идеальный продукт системы, обреченный на самоуничтожение и готовый утянуть за собой в могилу весь мир.
    Он распахнул дверь и вышел на улицу, под ясное, мирное небо параллельного Киева. В его осанке читалась непоколебимая готовность защитить этот мир. Любой ценой.
    Лифт плавно поднимался к верхним этажам. Левый молчал, думая, что он скажет двойнику своего отца. Еще до бегства в Англию, когда мать была при смерти, а Анфиса еще ходила в школу, Артем возненавидел отца-священника за то, что тот не поддержал сына – социалиста. Мир, в котором Левый очутился, был не просто иным — он был исправленной версией его собственной жизни, и эта исправленность причиняла острую, ноющую боль по миру, который Левый покинул.
    Андрей Ефимович, опершись на трость, первым нарушил тишину, и его голос прозвучал как голос самого Разума, стремящегося постичь законы истории.
    — Вы спрашиваете, почему наши миры так различны? Почему здесь Союз не просто устоял, а достиг расцвета, тогда как в вашем — рухнул в 1991-м? Я не физик и не фантаст, я — врач, изучающий природу мысли. И мне видится, что история, как и психика, имеет критические точки бифуркации. Моменты, когда одно решение, один поступок способны изменить всё.
    Он повернулся к Левому, и его взгляд стал острым, аналитическим.
    — В основе кризиса, постигшего ваш мир, лежал системный порок — отрыв идеологии от практики, слова от дела. Горбачёвская «перестройка», о которой вы мне поведали, вместо того чтобы укрепить организм государства, вскрыла старые, не залеченные раны, но не предложила действенного лекарства. Была объявлена «гласность», но она, без ответственной стратегии, превратилась в орудие разрушения, а не созидания. Экономика, долгое время находившаяся в состоянии стагнации, не выдержала этого удара. Падение цен на нефть, хронический товарный дефицит… Но это лишь симптомы. Главная же причина — утрата веры правящей верхушки в собственную систему. Они перестали бороться.
    — У нас же, — продолжал Ершов, и в его глазах вспыхнул огонь, — Горбачёв никогда не становился ни президентом, ни генеральным секретарем ЦК КПСС. Вы смутно припомнили некоторые фамилии вождей советского трудового народа из вашего мира…
    Андрей Ефимович Ершов медленно прошелся по кабинету, его пальцы скользнули по корешкам старых фолиантов. Он остановился у большого портрета — не парадного, а камерного, где Иосиф Виссарионович, уже седой, но с неизменной трубкой, читал рукопись, сидя в кресле. Выражение его лица было не грозным, а сосредоточенно-усталым.
    — Вы спрашиваете, в чем коренное отличие? — продолжал доктор, обращаясь больше к самому себе, чем к гостям. — Оно, как я уже говорил, — в точке бифуркации. В той развилке, где история нашего мира и вашего окончательно разошлась. У нас не было одного рокового события, которое, как первый камень лавины, повлекло за собой обвал. И имя этому событию — несостоявшаяся смерть.
    Он повернулся к Левому и Ивану, и в его глазах горел холодный огонь ученого, вскрывающего тайну.
    — В марте пятьдесят третьего года Иосиф Виссарионович не умер. Инсульт был, да, тяжелейший. Он отстранил его от активной работы на долгие месяцы. Но не убил. Говорят, что товарища Сталина вовремя нашли сотрудники охраны, а у советских медиков уже был готов лекарственный препарат, который вернул вождя к полноценной жизни. И следующие десять лет — с пятьдесят третьего по шестьдесят третий — стали для нашей страны не «застоем», а временем великого, титанического переосмысления и подготовки. Он, видевший горизонты дальше и яснее многих, понял главную ошибку, совершенную в спешке и в огне революции: он не создал надежной, легитимной системы преемственности власти, основанной не на личных амбициях, а на логике государственного развития.
    Ершов сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание слушателей.
    — Двадцатого съезда у нас не было. Никто не бросал тень на идею, ломая ее же символы. Культ личности? — Доктор усмехнулся. — Это было примитивное понятие для примитивного анализа. Вместо того чтобы хаотично рушить созданное, Сталин использовал эти годы для методичной, глубокой работы. Он не отрекся от методов, необходимых для выживания в кольце врагов, но он подготовил почву для их отмены. Он нашел, вырастил и утвердил преемника — человека не из своего ближайшего окружения, а из когорты молодых, образованных управленцев, мыслящих категориями грядущего века. Преемника, который разделял его стратегический замысел, но был свободен от груза старых обид и подозрений.
    — И когда в шестьдесят третьем году он ушел, система не дрогнула. Не было ни хаоса, ни борьбы кланов. Власть была передана четко, по разработанному им же плану. А новый лидер, опираясь на этот замысел, не стал заниматься самоедством и покаяниями. Он начал строить. И его деяния показали всему миру возросшую мощь и уверенность Союза…
    Левый замер.
    — Но как звали преемника товарища Сталина? – воскликнул он.
   Ответа на свой вопрос Левый не услышал: раздался дверной звонок. Андрей Ефимович отправился открывать дверь и вскоре вернулся с подполковником Зотовым.
    — Вы обязаны проследовать со мной, товарищи! – голос следователя был встревожен. — Майор Саманта Харрингтон вернулась в Киев. Вы обязаны с ней переговорить. Данные, которые она привезла… Они, возможно, меняют всё.
    Психиатр утвердительно кивнул, затем обвёл взглядом Левого и Ивана. В его глазах читалась странная смесь тревоги и надежды.
    — Простите, Артём, но нашу беседу придётся отложить. Я искренне хотел бы, чтобы мой сын был похож на вас.
    Левый улыбнулся. Сын доктора был его полным двойником. Внешне. Но насколько внешне они были похожи, настолько различались внутренне.

Продолжение по ссылке http://proza.ru/2025/10/06/50