Когда закончится война. Глава 17
КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ВОЙНА.
Глава Семнадцатая.
План «Б» активирован.
Сознание вернулось ко мне не резко, а как подкрадывается шакал – крадучись, исподволь. Сначала я почувствовал боль. Не острую, а старую, знакомую, въевшуюся в кость черепа, точно ржавый гвоздь. Она пульсировала в виске, на месте встречи с кулаком Левого. Это был не просто удар – это был акт мироустройства, краткое и ясное изложение всей философии этого места: не согласен – получи в висок и лежи.
Но я лежал не на холодном бетоне камеры. Мягкость под спиной, запах… не хлорки и страха, а лекарственного спирта и, чуть уловимо, её духов. Сладковатых, как разложившийся мёд. Я заставил веки разлепиться.
Свет. Яркий, дневной, немыслимо наглый, лился из большого окна. Он резал глаза, выжигал остатки тьмы, в которой я плавал. И над ним, заслоняя часть этого агрессивного света, склонилось смуглое лицо в ореоле коротких, тугих кудрей. Саманта Харрингтон. Улыбка на её лице была не просто радостной – она была торжествующей, почти экстатической, как у фанатика, узревшего чудо.
– Вы в безопасности, – сказала она, и голос её звучал густо, как сироп.
Я попытался приподняться на локтях. Тело не слушалось, было ватным, чужим. Голова закружилась, и в виске снова гулко стукнуло, отозвавшись эхом по всему черепу. Саманта, не говоря ни слова, подвинулась, её сильная рука обхватила мои плечи, помогла сесть. Она была не просто союзником – она была частью механизма, деталью, чья работа – поддерживать. Она поднесла к моим губам пластиковый стакан с водой. Вода была тёплой, отдавала пластмассой, но я пил жадно, с хрипом, как будто пытался смыть из гортани вкус тюремной баланды и лжи этого мира.
Сделав глоток, я откинулся на подушку, вытер рот тыльной стороной ладони. Взгляд мой упал на Саманту, выжидающий, как взгляд хирурга, требующего скальпель.
– План «Б»? – выдохнул я одно-единственное, что имело значение.
Её улыбка стала ещё шире, обнажив белизну ровных зубов. В глазах вспыхнул тот самый фанатичный блеск, который я видел у неё после укола. Смесь бывшей марксистки-интернационалистки и новой, стопроцентной украинской националистки, выкованной в пробирках Лэнгли.
– Активирован! – отчеканила она, и в этом слове была не просто констатация, а гимн, победная реляция.
Она снова помогла мне подняться, на этот раз до положения стоя. Ноги были ватными, подкашивались, но держали. Пол под ногами был тёплым, линолеумным. Не тюремным бетоном. Я стоял, покачиваясь, и слушал.
В Штатах, в стерильных кабинетах, куда меня доставили после того, как мы с группой Воронова, Самантой и Артемом прибыли в Майами, я им всё выложил. Как мясник выкладывает потроха на прилавок. Рассказал про другой мир. Про нашу Победу в холодной войне. Про то, как этот совдеповский монстр сдох, разодранный изнутри бациллой национализма, мелкой, но смертоносной, как чума. Они не поверили. Пока не начали ковыряться во мне. Учёные, эти жрецы в белых халатах, обследовали меня, как уникальный биологический артефакт. Искали разницу. И нашли. Нашли тот самый ген. Украинский код. Уникальную спираль ДНК, в которую была вписана не то свобода, не то ксенофобия, не то врождённое стремление к самоубийственному бунту. На его основе, как на каркасе, они и сваяли свою вакцину. Орудие возмездия. Первым подопытным кроликом стала Саманта. Убеждённая коммунистка, плоть от плоти системы, идеальный продукт красного воспитания. После укола её как будто подменили. Из неё выпали все догмы, как гнилые зубы, и осталась одна, пламенная, до идиотизма простая идея. Она поклялась служить хоть дьяволу, лишь бы Украина стала независимой. Идеальный, фанатичный солдат, не ведающий сомнений.
План, который разработали мозговики из ЦРУ, был красив, сложен и точен, как шахматная партия компьютера. Первоначально, конечно, пытались возиться с флэшкой Белова, вытащить оттуда данные, коды, пароли. Что-то, трошки, удалось выцарапать, но каши из этой горсти зёрен не сваришь. А с геном – дело пошло веселее, как по маслу. Проекты «ЧД» и «ПВ» утратили свою значимость, когда Вашингтон получил возможность одним ударом уничтожить почти неуязвимого врага.
Я, по договорённости, подстроил Саманте побег из условной тюрьмы, за что и угодил в настоящую. Камера была переоборудована под апартаменты «люкс». Спектакль для коммуняк и их шпионов. Потом мы разыграли эдакий «Марш справедливости» на Вашингтон, чтобы заставить Советы действовать.
А Саманта… она сделала то, что должна была. Используя старые связи и новую, тщательно продуманную легенду, она искусно разыграла побег, вернула к себе доверие в КГБ, убедила их, что меня еще можно переубедить, исправить, нужно только как-то привезти обратно в Совок. Затем она ждала. Как спящий агент. Ждала сигнала.
В ЦРУ, эти гении паранойи, просчитали все. Подозревали, что меня могут попробовать ликвидировать, как неудачный эксперимент. Но надеялись, что меня выкрадут и повезут в Союз. Однако, подмена на глазах у всего мира, под прицелом видеокамер, прямо во время концерта в танце, когда я не выдержал и пустился в пляс – до такого даже их изощрённые, пропитанные конспирологией умы не додумались. Те жалкие коды, что они с таким трудом извлекли, Иван, мой учёный двойник, стёр одним нажатием клавиши, как школьник стирает мелом с доски неверную формулу. А я оказался в каменном мешке Лубянки, игрушкой в руках сентиментальных призраков.
Потом я узнал, что Харрингтон подавала рапорт, просила, чтобы ее включили в группу Андрея – агента КГБ под маской скрипача. Но не вышло. Саманта ждала. И вот, получив сигнал бедствия (сработал имплант, вшитый мне под кожу ещё в Штатах), нашла меня без труда.
Я ещё там, в Лэнгли, назвал ей имена. Пятерых столпов. Апостолов новой веры. Она их отыскала, каждого в ихней нише этого прогнившего насквозь совка, и сделала своё дело. Вколола каждому вакцину. Боксёр, кумир спортсменов, чьи кулаки были известны на весь Союз. Кондитер, державший на кремовой и сахарной игле всю пищевую отрасль республики. Пастор, пасший подпольные паствы в тени огромных соборов, превращённых в склады и музеи атеизма. Строитель, чья фантазия упиралась в уродливые серые коробки, но в чьей душе тлела жажда построить нечто великое, хоть мавзолей, хоть храм. И Клоун. Божьей милостью – лицедей, чьи ужимки и шутки, пропущенные через цензурное сито, делали его любимцем тысяч. Именно Клоун, получив инъекцию, обратился к своей аудитории со словами: «Президент США украинского происхождения похищен кремлевскими шпионами. Это милитаристский шаг. Общество в советской – он выплюнул это слово – Украине против войны. Давайте поддержим мир. Пусть каждый возьмет с собой стаканчик кофе и приходит на площадь Ленина»
У каждого «апостола» была своя паства, своя аудитория, своя сила.
Меня выкрали из медчасти той же тюрьмы, где я сидел, под видом перевода в другое учреждение. Привезли сюда. В Киев. В самое сердце чуждой мне Украины, которая в этом мире была лишь одной из многих «братских республик», уютно устроившейся под крылом большого брата.
И вот я стою за кулисами импровизированной сцены на площади Ленина. Из-за тяжёлого бархатного занавеса доносится гул толпы. Тысячи голосов, слившихся в один мощный, низкочастотный гудящий поток. Этот гул – музыка. Музыка моего нового мира. Музыка, которую я сам и написал.
Я отодвигаю занавес. Выхожу на сцену. Слепящий свет софитов выжигает всё вокруг, оставляя только море лиц внизу. И этот рёв… он обрушивается на меня, как физическая волна. Я поднимаю руку. Жест триумфатора, мессии, упыря. Толпа затихает, затаив дыхание. Внизу, в толпе, незаметно, как талые воды, движутся люди Кондитера. Разносят в картонных стаканчиках кофе и чай. С особым, украинским, генным наполнителем. План «Б» – это не взрыв, не ядерный гриб, не залп «Катюш». Он тише. Он в крови. Он в сознании. Он меняет не границы, а души.
– Братья и сестры, украинцы! – мой голос, голос Упыря, усиленный динамиками, рокотом проносится над площадью, и я знаю – он войдёт в них, как вирус, прорастёт в их мозгах, изменит код их мыслей. – Они думают, что мы – маленький винтик в их большой машине! Но мы – не винтики! Мы – украинцы!
Я смотрю на эти лица, горящие новой, чужой, но такой желанной для них верой. Вижу, как люди жадно пьют предложенное угощение. И чувствую, как где-то глубоко внутри, в тёмных, не освещённых ни одним лучём совести уголках того, что когда-то было душой, шевелится холодное, упыриное удовлетворение. Совок думал, что победил навсегда. Загнал историю в тупик. Но он не знал, не учёл одного – что чума всегда найдёт лазейку. Имя ей – свобода. Та самая, что сидит в генах. И я, Ванька Орешник, по кличке Упырь, я – всего лишь курьер. Доставщик заразы. И моя работа почти сделана.
Продолжение читайте по ссылке: http://proza.ru/2025/10/09/949
Свидетельство о публикации №225100900955
