Может быть

Может быть...

Ей уже перевалило за пятьдесят, когда на одной из конференций, где Она оказалась совершенно случайно, к ней подошёл мужчина. Средних лет, проседь в волосах, отличный костюм явно европейского производства и сам подстать и костюму , и безупречной белизне рубашки, и галстуку, темно-синему, и глаз, спокойных, холодноватых за линзами в тонкой золотистой оправе.

- Простите, - сказал он, произнося слова с каким-то жестким акцентом, медленно выуживая слова из коробочки памяти,- я первый раз в вашем городе, у меня здесь нет знакомых. Вот. - он вынул из внутреннего кармана билеты. Нам вручили два билета в Большой, а я один. Могли бы вы составить мне компанию?
«Почему бы нет, в Большом не была черти сколько».
- Когда надо идти?- ответила официальным тоном, не пытаясь его смягчить, придать оттенок личного и доброжелательного.
- Сегодня. Сейчас.
— Да, хотелось бы, но я не при параде.
Она представила себя в Большом и подумала «комильфо ли? Правда, строгий чёрный костюм с намеком на гипюровую вставку у шеи, изящные сапожки на узких каблучках, вполне приемлемы.»
Проседь в волосах поднял брови, улыбнулся и по-старомодному предложил даме согнутый локоток.
Так все у них началось.

« Уже пять лет , - думала Она, пробираясь к своему креслу в самолете, - и кому это все нужно, зачем. Нужны друг другу? Да, она без него одинока и то, что мотается между Москвой и Мюнхеном, заполняет ее жизнь, с ним она и любовница, и мать. Но могла бы праздниками иначе распорядиться. Да, хоть куда. А Он? Пусть бы сидел за своим компом и Рождество, и Новый год. Она то тут при чем? Подавать бульон, лекарства? А чуть отпустит бежит в институт, окна напротив, одно только и светится на гигантской пластине праздничного учреждения. А она одна. Смотрит на окно, подперев щеку, и ругает себя. Зачем я здесь?
Пять лет, пять лет...»
     Началось очень романтично. Встреча в аэропорту с цветами, чистота в доме такая, будто  все только что завезли. Ужин и душ при свечах, легкий аромат постели. За неделю объездили всю Баварию, заскочили в Зальцбург, поднялись в Альпы. Да, и было произнесено заветно-дамское, и колечки обручальные в коробочке. «Почему отложила? Испугалась чужого? Своего плохого немецкого? Правильно сделала. Сидела бы круглый год клушей при стареющем муже. Без работы, без родных и знакомых. А так что? Вольная птица.»
Но почему, когда она поднимается по трапу, так щемит сердце?
C отпуска до отпуска, с Рождества до Рождества.
«Ну, что он пьёт бульон из кубиков !? Сварила бы ему настоящий.
Здесь такие куры, и бульон из них курицей пахнёт, а не специями. А на завтрак их омлет или наши сырники...
Вот выйду на пенсию, может быть тогда... Может быть...»