Ф. Ницше и Ворон 11 Вечное Возвращение

                Продолжение

     Ницше сохраняет платоновскую символику (метафору) Полдня как времени, когда исчезают все тени, и солнечный свет – свет истины, достигает полноты своего господства. Но использует её для провозглашения истины, прямо противоположной платоновской.
     У Платона Сократ в полдень летнего солнцестояния рассказывает о существовании некоей занебесной области Бытия, простирающейся за пределами земного космоса, по ту его сторону. Области, посредством созерцания которой боги (и следующие за богами человеческие души в период  своего небесного существования) «питаются», поддерживая своё существование. Созерцание Бытия («пастбища» идей, смыслов)  есть «пир богов».   
     Ницшевский же Заратустра проповедует истину, отрицающую существование чего-либо (Бытия) и кого-либо (Бога) по ту сторону жизни. Есть только жизнь с присущей ей волей к власти – стремлением к росту, и никакого «мира иного».    
     Принятие этой истины, предполагающей принятие человеком на себя  «бремени» привнесения в жизнь смысла и одновременно осознание необходимости трансформации из "просто человека" в "сверхчеловека" ("самопреодоления", "творения сверх себя") и означало бы наступление "великого полдня".            
     Таким образом, то, что приводит ЛГ «Ворона» к параличу воли (безвольному отрицанию жизни), по Ницше, наоборот, должно стать основанием активности воли.
     Однако на этом Ницше не останавливается.  В его философии жизни полуночи принадлежит не менее значимое место, чем полдню. А может быть даже и более значимое. 
     Полночь имеет свой голос. И это тоже голос истины. Потому что «полночь – тот же полдень», «ночь тоже солнце».
     Причём, голос полночи – голос даже более глубокой истины, чем та, о которой знает и может поведать полдень.
     Полдень вещает истину о человеке перед фактом существования Великого Ничто. А полночь -  истину самой жизни (о том, насколько «мир глубок»). И эта истина  не ограничивается фактом существования Великого Ничто, т.е. фактом полного и абсолютного нигилизма.
     Мир глубже одного только отрицания. Он таит в себе некое утверждение как самую фундаментальною истину.   
     Что же это за истина, которую Заратустре открывает полночь?  И вот тут-то влияние «Ворона» По становится особенно заметным.
     Чёрный ворон, посланник ночи, беспросветной тьмы на все вопросы ЛГ  отвечает одним и тем же словом: «Nеvermore»!  («Никогда больше!»  «Больше ни разу!»)    
     Заратустра же от "имени" полуночи утверждает прямо противоположное: «Ещё раз!» 

              Продолжение следует