Часть 2 Пьеро

Убегаю!
Я грубиян, сексист и хам.
Пока ты злилась, в меня влюбилась.
Отель «Корона», всё очень ровно.
 Ты мною крутишь, как Орнелла Мути.

Я сейчас смешной,
 Небритый и пьяный на всех экранах.
 И целовать хочу тебя
Постоянно, спускаться плавно.
Воу-о! Воу-о! Смешной и пьяный.
Воу-о! Воу-о! Как Челентано.
Артур Пирожков


Сбежим куда-нибудь за облака,
Я покажу тебе свой мир,
И спрячемся от всех пока,
И мы будем незаметны…
Я хочу сказать тебе, что ты моя звезда,
Ты моя любовь, ты моя слеза,
Я хочу сказать тебе, что пусто без тебя,
Ты одна любовь моя…

Ты задела мое сердце, черноглазая моя,
Черноглазая моя, черноглазая моя,
Ты почувствуй мою нежность и не забывай меня,
Черноглазая моя, черноглазая моя…
Хабиб



Глава 1

16.10.2025г. –

Я тебя теперь не забуду,
И не перепутаю с кем-то,
Много симпатичных повсюду,
Но ты - что-то с чем-то…
Я хочу тобой насладиться,
Быть до неприличия смелым,
Ведь, как ты, никто не умеет
Владеть своим телом…
Ночь, полумрак, в сердце бардак…
А ты танцуешь как дым, тудым - сюдым,
И в глазах твоих светится интим,
Ты воруешь все мысли, в прямом смысле
Друг на друге зависли…
Артур Пирожков

Я не могу решиться…
Грех, сочетание всех соблазнов…
Пусть моя страсть настоится,
А тогда я испробую эту заразу…
Дым ослепляет солнце,
Настаивая в стакане рассвет,
Гиблое сердце жмётся,
Где вянет не врученный букет.
И размешает страсти
Ливневый летний дождь;
Все говорят: счастье,
А меня пробирает дрожь…
Всё исполняет время,
Зачатое во взаимной любви,
И обрушивается пламя,
Как пикантные духи…
Александра Арсентьева

А меня так и тянет туда,
Где гиблое сердце вянет,
Где живет суета и всё не так,
Где дыхание в омут затянет.
В адском круге мании величия,
Обнажая душевное расстройство,
Совершенно не симпатичен,
Да еще выявляю геройство.
Но меня опять тянет туда,
Где слабое сердце вянет,
Где живет голубая вода,
Где душевное слово обманет.
Серебрит накалённый огонь
Сладость твоих волос…
Прочти, это же просто я,
Твой самый преданный пёс…
Александра Арсентьева

Пока Серафима крутилась перед зеркалом, примеряя белое, газовое платье, левый лиф которого украшала растущая, серая, с кратерами, луна с жёлтым ободом, Пьер принял мужественное решение стонать и испытывать лишения. И сидел на старинной табуретке, зарыв руки в вечно, а тем более сейчас, нечёсаные кудри и не двигался.
 - А ты почему не собираешься на день рождения Серафимы? – удивилась вдруг мама, рассматривая испытывающее затруднения, напряжённое, потемневшее лицо сына.
- А что я там забыл? Или нет, правильнее выразиться, кого потерял? – не меняя положения, еле слышно пробурчал Пьер.
Впрочем, голос его через минуту начал ломаться, было видно, как ему тяжело и  неприятно произносить хоть слово, из уважения к бдительной родственнице.
- Сынок, ты не заболел? Серафима – дочь моей лучшей подруги, твоя невеста как-никак; я так на это надеюсь...
- На розовой планете, где все твои тревоги унесут единороги! В гробу я видел таких невест! Есть у неё женихи, аж два штуки... Вдобавок, одному она спела нежную арию, а со вторым, чьи недостатки Вы так и не сумели отыскать, по-прежнему встречается, а он даже спас её от злого и страшного серого волка, за что она угостила его ароматными пирожками и даже не поинтересовалась, почему у него такие большие глаза и чуткие уши! И я что тебе, Тахир, ждать наречённую, пока не исчезнут следы поцелуев на её губах после многочисленных проб и ошибок?
- Сын мой, ты бы измерил температуру, что ли… - мать потрогала лоб Пьера.
- Я не ребёнок, мама! – вскочил он на ноги, яростно отталкивая руку матери, - Мне 18 лет, я - девственник, и им, судя по всему, и помру! 
Джджи Розетт знала, как умная женщина и тонко чувствующая француженка, что далее злить парня не следует, поэтому просто вышла из комнаты сына и плотно притворила за собой дверь.
 Есть особенное, мстительное, но трогательное переживание и драма, когда человек терпит, мыкает горе, но продолжает находиться там, где ему плохо, испытывая злорадство, рисуя в воображении картины, что и порочную изменщицу тоже грызут муки совести. Не станем разочаровывать героя, и всех его предшественников и последователей, что героини в таких сценах плевать на бывших хотели, а Пьер даже бывшим не был, так, недоразумение в мятом пиджаке, с торчащей из-под него рубашкой в пёстрые крапины. Он намеренно выискал на блошином рынке это винтажное бедствие, чтобы Серафима вновь упомянула его, как дрозда и даже заклевала на публику.
Антуан явился первым и выбрал настолько тёмно-голубой костюм, что Серафима изумилась тому, отчего раньше этот цвет считала не заслуживающим интереса.
- Добрый день, Антуан! Ты сегодня очень красивый! – Серафима тепло пожала руку своего молодого человека и приняла взволнованный поцелуй в щёку.
Джджи шепнула сыну, что Серафима нечего такого к парню не испытывает, переживания неуместны и смешны. Будь он её возлюбленным, а она – его стыдливой занозой - он бы поцеловал её краше и чувственнее, чем сухо предложила она.
- Плохо ты знаешь современных девиц, - плюнул, утираясь рукавом дорогого пиджака, Пьер Пьяшик, горькой отравой глянув на переменчивую невесту.
- В этом помпезном зале я рада только тебе, да и паре – тройке человек, а остальные приглашены мной ради соблюдений приличий.
- Пара – тройка – это я, единственный в своём роде Арлекин и бесчеловечный палач и изувер Пьер Бароль? – рассмеялся Антуан, прикасаясь к длинным пальчикам девушки.
Серафима улыбнулась, но строго и слегка порицающе. Она не разделяла юмора молодого человека. Зато к ним игриво и беззастенчиво подошёл претендент на третье место.
- Эксплуататора забыл. Я хозяин фазенды с плёткой в левой руке.
- Почему в левой? – поинтересовался Антуан, не отпуская пальчиков Серафимы.
Непокорная девчонка даже попытки не сделала их отнять, вместо этого нежно и мягко кивнула Антуану.
- Удобнее хлестать себя по бедру, когда тебе больно, – признался Пьер, и в глазах его действительно плескалось ожидание казни.
Знал бы он, как фантастически привлекателен со стороны, воодушевился бы и передумал рыдать, во всяком случае, отложил бы это мероприятие до конца вечера, а, может, и навсегда забыл о нём.
Серафима взглянула на неясного претендента как-то по-новому, пытливо, детально рассматривая его глаза цвета ржавчины и не глаженный, но пронизывающе темпераментный костюм, что соответствовало нраву этого грозного, социально опасного медведя. И чем же она решила его отблагодарить за участие к ней и спутнику? Предсказуемо, но она приняла приглашение на танец с Антуаном.
Эти двое танцевали, как Эльф и Дюймовочка. Он точно также картинно ахал и грозился упасть в комический, деланный обморок от её красоты и чувственности, а она подыгрывала ему, не взглянув на Пьера ни разу, а любому ясно, что её так и тянуло этим воспользоваться.
В это самое время Пьер потащился к бару и заказал стакан коньяка. Бармен неодобрительно взглянул на клиента, но заказ исполнил. Свободно и привычно опрокинув сразу весь стакан в горло, Пьер стал озираться по залу, выискивая жертву своего безумного обаяния. Им оказался – кто бы мог подумать! – Бартоломео Манфреди Каппо.
- Ооо, любезный, как спалось после вчерашнего-то?
- Что случилось вчера? – спокойно спросил Бартоломью.
Элегантный, вежливый и безоговорочно цивилизованный, просвещённый и начитанный, он и не мог вести себя иначе, реагировать, как лесной разбойник, бирюк, койот, стоявший напротив него со вновь испрошенным стаканом коньяка.
- Серафима сделала тебе предложение. Совести у тебя нет?
Этот вопрос был даже значительнее и солиднее, чем риторический.
- Женщины не делают мужчинам предложения, мистер Бароль.
- Но… - растерялся Пьер, выпивая и этот стакан без промедления.
- Не делают. Никогда. Если бы некая юная особа предложила бы Вам нечто невиданное, будьте уверены: она влюблена в другого, и хочет вызвать его ревность, подтолкнуть к решительным действиям, расшевелить… Вы читали роман «Унесённые ветром», Пьер Бароль?
- Ну, типа да, как все.
- Там есть очень подходящие к нам обоим слова о грядущем замужестве Скарлетт О,Хара: «Жабу готов проглотить, лишь бы другим насолить». Нет, не я не хочу опорочить имя Серафимы, скорее, своё… Я не мужчина, Пьер, я всего лишь черновик, манускрипт до настоящего чувства. Я – Эшли Уилкс, который знает, как творить картины, стихи, признаваться в любви, но не умеет любить сам… Если бы любил я, меня бы выбрала прекраснейшая девушка на земле, но, ожидаемо, закономерно, что Серафима выберет именно Вас… Пьер, она влюблена в Вас по уши, просто пока об этом не знает… Женщины влюбляются в страстных, ненормальных, пьяных искренностью и совершенно бесподобных личностей. Женщины любят Ретта Батлера. С ним никогда не бывает скучно. Вы дерётесь, ревнуете, обижаетесь, проживаете эмоции, а мы… молчим и подтираем ластиком то, что хотелось сотворить первоначально…
- Я ничего, если честно, не понял…
- Когда Серафима сообразит, что Вы дико бесите её, захочет Вас отмутузить, хватайте её и делайте предложение, соблазняйте… Не повторите моих ошибок: не рождайтесь творческой личностью, они заинтересовывают только в искусстве, и то кратковременно, а на смену им идут яркие и дерзкие.
- Потанцуем? – Серафима, не дожидаясь утвердительного ответа, взяла Бартоломью за руку и вытолкала на середину зала.
Пьер потащился за ними следом, то ли вспомнив советы Бартоломью, то ли сообразив, что и сам весьма недурён. В глазах его плескался дорогой коньяк, но этого было недостаточно, чтобы сбить с пути, подчинить девушку, поэтому он потихоньку, с каждым шагом собирал на всех столах остатки шампанского, виски, коньяка, вина, опрокидывая внутрь, где мешалось всё сразу и глаза его становились тяжелее, мутнее, гибельнее и пожароопаснее, но и желаннее; щегольскими какими-то, как у молодого пана, получившего наследство и кутившего направо и налево.
- Что тут у нас? Ммм, «Бетономешалка?» В самый раз! «Тётя Роберта?» Великолепно! И «Сазерак» тоже улёт!
- Ах, какие у нас лебединые щёчки! – и он дотянулся до лица Бартоломью, и потрепал его за левую щёку.
Преподаватель литературы отшатнулся, а Серафима сочувственно обняла его и попыталась увести. Это ей не удалось, Пьер продолжил своё представление.
- Танцуй со мной. Бросай Эшли Уилкса, он же неживой, инертный. Тебе нужен Ретт Батлер – прямой, честный, упрямый, чтобы горели оба на пороховой бочке!
Серафима разглядывала Пьера, как ядовитого паука. Увидев то, как смоляной житель гор пытается выставить себя на посмешище, была сначала изумлена, потом раздосадована, а потом что-то прикинула в голове, а Пьер не сводил глаз с неё, ради неё ведь этот концерт и затевался!
- Ну, не хотите, как хотите! Думаете, уговаривать буду? Вообще, ты теряешь хватку, ненаглядная!
Решившийся помешать коммуникации Пьера с народом Антуан заговорил терпеливо:
- Мистер Пьяшик, Вы пьяны. Не могли бы Вы покинуть праздничную программу?
- Это моя невеста, мне её руку сегодня у бара торжественно обещали! – серьёзным тоном признался Пьер.
- И я хочу танцевать! А вы скучные, зажравшиеся баре!
Пьер отпихнул гостей, галантно обойдя и не задев именинницу, и пошёл, как в простонародье выражались, в пляс.
Это было нечто! Танцевал он, как бурый медведь – шатун, вытащенный из берлоги в феврале. Совершенно отсутствующий, стеклянный взгляд и мокрые, повисшие прямыми сосульками волосы дополняли выставочный образец.
На Антуана напал ступор, Арлекин не шевелился и не смотрел по сторонам. В зале шушукались и сплетничали. Оценила хореографию, фламенко и танго в одном лице одна Серафима. Она таинственно улыбалась, даже не пытаясь прикрыть лицо или хотя бы рот. Наконец, настроение Серафимы передалось её родителям, а потом и залу, и гости начали хлопать и веселиться вместе с танцором. Только тогда девушка поправила луну на платье, оглянулась на присутствующих и грамотно вписалась в чарльстон Пьера Пьяшика.
Когда гости разбрелись и снова заинтересованно взглянули за напитки и закуски, в противовес зрелищу выбирая хлеб, Серафима спросила Пьера:
- Много выпил?
- Это значения не имеет. Меня пригласили, я пришёл…
- Увидел и победил… Отчаянный шаг! А на очередной безрассудный ход пойдёшь? Давай поженимся.
Пьер в мгновение ока протрезвел, если это вообще было возможно. И коряво спросил:
- З - з –зачем?
- Чтобы все обалдели! Я знаю, что моё предложение странно, но всё же сделаю его: давай поженимся, конечно, фиктивно. Ты только что, здесь, при полном зале дорогих – и по кошельку, и по внутренним качествам – гостей меня скомпрометировал, опозорил на весь ресторан. Предлагаю реабилитироваться.
- Согласен, пора и пожениться, - даже не сопротивляясь, поддакнул живо Пьер, но спохватился:
- Почему?
- Ну, как? Единственный мужчина, в которого я никогда не влюблюсь, ибо ты меня дико раздражаешь – ты, а я для тебя – точно такая же женщина. Будь мы оба на необитаемом острове – никогда нас любовь не накроет. Идеально, да? – улыбалась Серафима.
- Точно, бесишь! – включился в игру Пьер.
- Но тогда у тебя нет веской причины, выгоды, чтобы сказать мне «Да», принять моё предложение, - усмехнулась Серафима злорадно.
- Есть, - помотал кудрявой головой, с высыхающими уже волосами Пьер.
- Какая? – стало любопытно девушке.
- Ну, как же? Ругаться и драться – значит, всё время быть в тонусе, стройными и красивыми останемся.
- Ну, ты и сволочь!
- Ага, - рассмеялся Пьер.
Ни у Пьера, ни у Серафимы влечения не наметилось друг к другу. Просто оповестили родителей об изменении в личной жизни. Антуан, узнавший об этом из газет, окончательно перестал верить в любовь, а Бартоломью Каппо убедился, что где тень, там и яма. Яма его безответной любви, оплаченная счастьем Пьера Пьяшика.